Сорока и Чайник

Глава 7

Борей захлопнул крышку фонаря, и снова стало темно. Фёдор вглядывался вперед. Ни черта не видно. Шум моря и шелест деревьев за спиной. Рядом чиркнула спичка, на секунду озарив лицо старшего из братьев Зюйд.

– Борей, ну что там? Ничего?

– Нет. Тихо. Сигарету прикрой, чтобы с моря огня видно не было.

Снова только темнота и плеск волн. Фёдор сел на прохладный песок и прислонился спиной к колесу грузовика. От котла шло тепло.

– Испачкаешься, – прошептал один из Зюйдов.

– Всё равно, – тихо ответил Фёдор.

– Слушай, здорово ты тогда Наковальню отделал. Ты вообще бешеный. Я бы побоялся вот так…

– А я бы нет, – влез второй брат.

– Ой, не брехал бы. Драпанул бы с ринга, как только бы такого увидал.

– А вот и не драпанул бы!

– Тихо! – рыкнул Борей.

Через пару минут младший Зюйд прошептал:

– А чего тихо-то?

Ему никто не ответил.

– Долго чё-то они. Может слетела сделка? Сто лет назад должны были появится. Сколько тут сидеть-то?

– Если я скажу, – ответил Борей, – будешь сидеть всю ночь.

Он снова достал фонарь и три раза дернул заслонкой. Внезапно в ночной тьме моря ему ответили две вспышки.

– Есть, – сказал Борей. – Соберитесь, господа. Встречаем.

Старший Зюйд отвесил подзатыльник младшему.

– Трепло.

Борей прошел вперед на небольшой самодельный пирс и повесил горящий фонарь на специальный шест. Через несколько минут Фёдор услышал шипение паровой машины и шлепанье корабельных колес по воде.

– Борей, а как они в такой темноте хоть что-то видят? Тут же в какую-нибудь скалу врезаться – даже стараться не нужно.

– Зюйд, тебе не всё равно?

– Не, ну просто интересно.

– Глянь на свои пальцы, – тихо сказал ему Фёдор.

– А чего такое? – сказал младший Зюйд и тут же удивленно воскликнул.

Его пальцы излучали слабое темно-синее свечение.

– А теперь вокруг присмотрись.

Море, пирс, четверо мужчин, что стояли на нем, все слабо светились синим.

– Странное ощущение, – прошептал Зюйд. – Вроде стало темнее, но я теперь всё вижу.

– Черный свет. Моряки иногда пользуются.

Спустя буквально минуту к пирсу приблизился небольшой паровой баркас. Синее свечение усилилось. На причал спрыгнул сухонький мужичок в кепке.

– Борей, – заявил он скрипучим голосом, – а где Корявый?

– Привет, Хмарь.

На пирс спрыгнули еще два матроса и стали умело швартоваться и вытаскивать трап. Мужичок посмотрел вокруг, заглянул за спины встречающих.

– Я договаривался с Корявым, – проскрипел он.

– Корявый пьяный в стельку, мы его не взяли.

Мужичок пожевал губами и вдруг ловко, как обезьяна, прыгнул к трапу.

– Стой, Хмарь. Ты чего? – спросил Борей и шагнул за ним.

Раздался щелчок взведенного курка.

– А ты меня останови.

Двое моряков выхватили револьверы и навели их на Фёдора и остальных.

– Спокойно. Спокойно, Хмарь. Меня-то ты знаешь.

Ствол одного из матросов смотрел прямо в лицо Фёдора. Очень неприятное чувство. Фёдор гордился своей реакцией, но такого поворота он совсем не ожидал. Револьвер лежал в нагрудном кармане куртки, и попытайся Фёдор достать оружие – его десять раз застрелят.

– Хмарь. Вот деньги.

Борей медленно, двумя пальцами, из нагрудного кармана плаща достал пачку ассигнаций.

– Всё как договаривались. Нам нет смысла тебя обманывать. Сколько лет вместе работаем.

Мужичок напряжённо смотрел на деньги, потом на Борея. Облизнул губы, переступил с ноги на ногу. Потом судорожно заглянул за спины братьев Зюйд. Жадность боролась с осторожностью.

– Ладно, давай сюда, – сказала жадность, хватая купюры. – Разгружаем.

Оружие было убрано. Моряки закрепили трап и, по указанию Хмари, вернулись в рубку, чтобы, если что, сразу дать задний ход и отчалить. Тяжело ступая, на палубу баркаса вышли две большие темные фигуры. На голову выше самого высокого человека и раза в два шире Фёдора в плечах, они медленно и с какой-то жуткой неотвратимостью двинулись вперед. Големы. Младший из Зюйдов присвистнул. Фёдор и сам раньше не видел вблизи эти механизмы, поэтому с интересом наблюдал, как те, легко подняв сразу несколько ящиков, спускаются по трапу и идут к грузовику. Пирс ожесточенно скрипел под их широкими ногами.

– Ересь, – презрительно произнес старший Зюйд и сплюнул в воду. – Не люблю я эти колдовские штуки.

– Это не колдовство, балда, – сказал ему младший. – Это глиняные автоматоны просто.

– Керамические, – поправил его Борей, не оборачиваясь следя за разгрузкой. – Зюйд, помоги грузить ящики в кузов.

– Угу, – недовольно пробурчал старший.

Хмарь закончил пересчитывать банкноты под фонарем, а потом встал рядом с Бореем, нервно вглядываясь то в черные волны моря, то на темный пляж. Борей с монтировкой подходил к каждому ящику, вскрывал крышку, светил внутрь фонарем.

– Как договаривались, – проскрипел Хмарь, когда големы отнесли последние ящики. – Все в порядке?

– Двенадцать ящиков “солнечного”, десять с “сундуком”, два ящика с кронфилдского арсенала, – перечислял Борей. – Все правильно. Лео спрашивал, когда сможешь винтовки привезти?

Хмарь ничего не ответил, развернулся и, не прощаясь, быстро пошел к баркасу.

– Отчаливаем! – негромко крикнул он.

Фёдор забрался с младшим Зюйдом в кузов и помог расставить ящики. Старший Зюйд и Борей забрались в кабину. Котел грозно забулькал, грузовик чихнул и медленно двинулся прочь с пляжа. Младший Зюйд затянул крепче полог и, раскачиваясь на ухабах, с третьей попытки зажег фонарь. Потом с интересом полез по ящикам.

– Ух ты! Сорока, гляди, пушки! – Зюйд достал из продолговатого синего ящика с надписью “Southfield Arsenal” длинный револьвер, завернутый в промасленную бумагу. – Шикарно!

Фёдор держался за борт и не проявлял особого интереса. Он узнал армейские ящики еще тогда, когда големы проносили их мимо.

– Так! А тут у нас что? – Зюйд полез в другой ящик. А потом воскликнул: – Ух ты, ягер!

Он достал из ящика тряпицу и развернул ее. В его руках был сгусток теплого оранжевого света.

– Сорока, гляди, тут ягер.

Фёдор отрицательно покачал головой. Это название ни о чем ему не говорило.

– Ну ягер. Солнечный. Желтун. Не слышал?

– Желтун слышал, жуткая дрянь, от которой плавятся мозги и светятся глаза.

– Сам ты дрянь, – обиделся Зюйд. – Ягер это вещь. Черт, я бы себе забрал, но Лео мне голову оторвет. Жаль-то как.

Он расстроенно завернул всё в тряпку. Грустно вздохнул и сделал вид, что кладет сверток назад в ящик, сунув руку в карман. Потом осторожно глянул на Фёдора. Но тот отвернулся и как будто не обратил внимания.

– Тэ-экс, а тут что у нас? – полез Зюйд в другой ящик. Потом скривился: – Тут хун. Вот это точно дрянь. Только психи и кальмары его и пользуют. Сорока, слышал про хун? Ну или “сундук”? Говорят, его пчелы из трупов делают.

– Пчелы? – слегка удивился Фёдор.

– Ну, не наши пчёлы, а кто там у них в Каганате водятся?

– Понятия не имею.

– Брешут, наверное. Но я бы не стал такое принимать. Гадость.

Зюйд кинул конвертик Фёдору. В бумаге оказалась тёмно-зелёная масса, похожая на тесто. Она пахла так же, как пирожки, которые Фёдор покупал в Восточном квартале у торговцев из Жиньшэ.

– Его едят?

– Кого? – не понял Зюйд.

– Ну, хун. “Сундук”.

– А-а. Нет. Ты что. Курят, и понемногу. Едят только те, у кого совсем с головой непорядок. Это и не дурь вовсе. Скорее экспресс-паровоз в психушку. Причем без удовольствия. Бессмысленная и дорогая ерунда.

Фёдор кивнул и перекинул конвертик назад Зюйду.

– Положи на место.

Наконец Зюйд угомонился и сел на скамейку. Грузовик мерно пыхал паром, ямы кончились, и дальше ехали по ровной дороге.

Фёдор начал засыпать. Ночь, мерная работа двигателя, легкое покачивание паромобиля.

– Сорока, а Сорока? – снова оживился Зюйд.

Фёдор решил не отвечать. Он уже почти заснул.

– Сорока, эй. Не спи на посту.

– Ну, что тебе? – устало ответил ему Фёдор.

– Не, ну ты видел големов? Вот ведь звери! Жуткая вещь.

– Автоматоны и автоматоны. Только из керамики.

– Ну, не скажи. Железки как-то попривычнее. Я слышал, големов часто на кораблях используют.

– Они воды не боятся, – ответил Фёдор, закрывая глаза и пытаясь поймать дремоту.

– А! Ну да! Логично.

– И огня тоже. Поэтому их кочегарами ставят.

– А ты откуда всё знаешь? А, Сорока?

Ответить Фёдор не успел. Раздался полицейский свисток, и грузовик, заскрипев тормозами, начал останавливаться. Сон мгновенно отступил. Фёдор привстал, не понимая, что делать. Бежать? Прятаться?

– Тихо, тихо, не суетись, – прошептал младший Зюйд, ловко вытаскивая револьвер, а потом гася фонарь. В темноте раздался звук взводимого курка. Фёдор судорожно полез во внутренний карман куртки, доставая оружие. С первого раза это не получилось, сначала рука не попадала в карман, потом она не могла правильно ухватиться за рукоятку. Наконец, справившись со своим револьвером, Фёдор замер. Рука подрагивала.

– Тихо, Сорока, – раздался рядом шепот. – Не шевелись.

Снаружи раздавались голоса, что-то басил незнакомый голос, что-то отвечал Борей. Из-за гудения двигателя слов было не разобрать. Рядом с кузовом тяжело топали сапоги. Фёдор сжал зубы, в груди появился комок. Вот сейчас распахнется полог и… И что? Он будет стрелять? В полицейского? Фёдор, конечно, готовился стать военным. И да, там бы пришлось стрелять. Но вот так? В полицейского? Из грузовика, полного наркотиками? Шаги остановились напротив двери. Вот сейчас откинут полог. Фёдор взвел курок. Звук был оглушающим. Фёдору показалось, что его услышали все на сотню шагов вокруг. Секунды тянулись мучительно долго. Вот сейчас. Стук сердца оглушал, дыхание перехватывало. Вот сейчас точно!

Снаружи кто-то рассмеялся и раздался крик:

– Проезжайте!

Грузовик заскрипел, а потом дернулся, начав движение. Спустя минуту Зюйд зажег фонарь. Фёдор сидел, опустив голову, так и не убрав револьвер назад. Рука всё еще подрагивала.

– Что, Сорока, бодрит? – радостно заявил младший. Он улыбался.

Фёдор медленно снял со взвода курок и кое-как запихал оружие в карман.

– Не знаю как ты, а я вмажу, – заявил Зюйд, потом достал из ящика мешочек с ягером, стал с ним возиться. Лицо его осветилось желтым.

Через несколько секунд, блаженно улыбаясь, он откинулся на спину и закрыл глаза.

– Солнечный – это вещь, – пробормотал он. – Будешь?

Фёдор отрицательно покачал головой.

– Знаешь, Сорока, – на лице Зюйда играла улыбка, – это все хрень. Я сюда пошел не грузчиком работать. Здесь всё по уму надо обстряпать. Вот поглядишь, через несколько лет будешь на меня работать. Ящики таскать.

Младший хохотнул, а Фёдор открыл крышку у контейнера с хуном, достал оттуда кусочек темно-зеленого теста. Проглотил. На вкус он был как жареный зеленый лук, смешанный с сеном. Вкус был резкий и не очень приятный. В виде пирожка он явно был получше.

Через несколько минут на душе стало спокойнее. В кузове стало как-то светлее и снова появились краски. От болтающегося на крючке фонаря на младшего Зюйда сползали золотистые змеи. Тот расслабленно улыбался и не обращал на них внимания.

– “Ты знал, что именно так все и будет, – заявил мягкий голос в голове у Фёдора. – Если ты связываешься с бандитами, то ничего удивительного, что рано или поздно за тобой придет полиция".

– “Убегай отсюда”, – заявил второй, грубый, голос.

– “Иначе рано или поздно всё это плохо кончится”, – поддакнул первый.

– Мне нужны деньги, – сказал им Фёдор. – Бокс вам не нравится. Долги выбивать тоже. А ничего другого вы не предлагаете.

– “Пфф, деньги”, – фыркнул грубый.

– А нечего тут тогда разводить. Мне себя кормить надо. И вас, кстати, тоже.

Против этого аргумента голоса ничего не ответили.

– Сорока, что ты там бурчишь? – спросил Зюйд, облепленный золотыми змеями.

Фёдор ничего не ответил.

***

Девушка шла по дорожке мимо черных кривых деревьев. Каблуки ботинок глубоко уходили в размокшую землю и опавшие листья. Она вглядывалась в ряды могил, чтобы не пропустить нужный ряд. Было очень тихо, только вдалеке отрывисто каркали вороны. Вот нужный ряд. Недалеко от поворота стояла массивная фигура в черной кожаной куртке и кепке. Девушка, аккуратно ступая, подошла и встала рядом.

– Привет, Федь, – тихо сказала она.

– Лиззи, – не поворачивая головы, кивнул Фёдор.

– Так и знала, что встречу тебя здесь.

Они стояли молча, девушка куталась в платок. Потом обняла Фёдора за руку. Тот тяжело вздохнул.

– Пять лет прошло, – тихо произнес он, разглядывая надгробье.

– До сих пор не могу поверить… – начала девушка, но потом замолчала.

На могиле было написано: Елена Вальтеровна Сорока. Жена и мать.

– Пойдем? – через пару минут спросил Фёдор.

Лиззи кивнула. Они прошли по молчаливым рядам, вышли с кладбища.

– Ты голодная, сестренка? Поехали перекусим, – Фёдор свистнул одного из извозчиков, которые стояли под широким навесом.

По случаю раннего часа в кафе почти никого не было. Брат с сестрой заняли столик у окна. Сонный официант принес им чай и взял заказ. Лиззи смотрела на улицу и грела замерзшие пальцы о дымящуюся кружку.

– Ты всё еще живешь дома? – спросил Фёдор.

– А куда мне деваться, братик?

– Не знаю, Лиз. Подальше.

– Тебе легко говорить. Мне не на что жить.

– А найти работу? Наконец-то выйти замуж за своего… как там его…

– Александр.

– Вот, выйти замуж за Александра и свалить из этого гадюшника.

– У него сейчас сложный период. Его картины никто не покупает…

– А пусть рисует не картины, а вывески для лавочников, портреты престарелых ловеласов, не знаю, наверняка есть что-нибудь такое, куда художник может приткнуться? Ну или брось его, найди себе какого-нибудь банкира там или промышленника. Да хотя бы инженера.

Лицо Лизаветы вытянулось, она вся сжалась, вскочила и прошипела:

– В таком тоне я не собираюсь продолжать разговор!

Фёдор закрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Ладно, – сказал он после короткой паузы. – Извини. Я больше не буду.

Девушка немного подумала, но потом снова села. Глаза ее метали молнии.

– Прости. Но ничем хорошим наш отец и брат не закончат. И когда они будут падать, тебе тоже достанется.

– У отца снова появились деньги, – после минутного молчания сказала Лиз.

– Удивительно! И откуда же? Опять занял у кого-нибудь?

– Не надо иронии. Деньги появились, и довольно много. Отец и брат просто расцвели, мотаются по приемам, смотрят на всех свысока.

– Да опять просадит в карты или на бегах. Так же, как и всё состояние матери. В первый раз что ли?

– В доме появились какие-то очень мрачные личности. Отец постоянно с ними шепчется. Отдал им гостевой дом. Там постоянно что-то происходит, приходят какие-то жуткие незнакомцы. И мне туда входить нельзя. Страшно, Федь. Это что-то очень нехорошее.

– Убегай оттуда, Лиз. К своему художнику, в деревню, куда угодно. Ну поживешь на супе и каше, зато…

– Что зато?

– Зато он тебя не выдаст замуж за какого-нибудь толстосума, которому ты нужна будешь только для галочки. Мол, у него жена из обнищавшего дворянского рода.

– Нет. Ну, такого точно не будет!

– Да? Ты уверена? Ладно, не отвечай. На, возьми денег, – Фёдор достал кошелек и вынул оттуда пачку ассигнаций. – И ради Хранителя, подумай над моими словами.

– Не надо, – девушка закусила губу. – Не надо, Федь. Еще с прошлого раза осталось. И да. Я тебя хотела спросить. Ты тогда выглядел очень плохо, я подумала, что ты заболел, сейчас всё нормально?

Точно! Фёдор вспомнил. Вот куда он потратил все деньги, что накопил на боях. Наелся хуна, забрал заначку и отдал сестре. Черт! Хотя… Сейчас с деньгами стало даже лучше, чем было. Ладно. Отдал и отдал. Так будет лучше.

– Да. Всё в порядке. Простыл тогда. Температура была.

– О! Еду принесли! – воскликнула Лиз. – Я голодная как волк.

***

Ребята после тренировки поехали в бани, но Фёдор отказался, поймал кэб и снова отправился в кабаре. Лошадь бодро бежала по влажной мостовой. Копыта мерно цокали по камням, иногда сбиваясь с ритма. Животное было резкое и нервное. Прямо как ее хозяин.

– Маме своей побибикай! – кричал он водителю паромобиля, который пытался его обогнать.

Кучер матерился, размахивал кнутом и вступал в перепалки с окружающими, доходчиво объясняя другим, кем был их отец и чем он занимался. Фёдора эти вопли отчаянно утомили. Это отвлекало его от очень важного дела. Самоуничижения, замешанного на жалости к себе. Парень решил раз и навсегда решить ситуасьон с Ингой. Да, та была эмоциональная. И занудная. Но и дня не проходило, чтобы Фёдор не вспоминал о ней. Так глупо всё вышло. “Вот сейчас приду, – решил он, – всё ей расскажу, а дальше будь что будет. Да – значит да. Нет – значит нет".

– Глаза себе купи! – кричал кучер какому-то особо нерасторопному коллеге.

Когда наконец они добрались до ярко освещенного заведения, Фёдор расплатился с извозчиком и решительно пошел ко входу. Тот находился между двумя огромными витринами, на которых были нарисованы полураздетые девицы. Фёдор молча подошел и встал перед подпирающим стену Густавом.

– Вернулся, – только и сказал тот, лениво стряхивая пепел с длинной коричневой папиросы.

– Мне просто надо с ней поговорить.

– Это вряд ли.

– Ты уверен? – спросил Фёдор.

– Уверен. Но давай развлечемся. А то что-то сегодня скучно, – сказал Густав, щелчком запустив окурок прямо на мостовую. После чего покрутил шеей и поднял кулаки. – Давай.

Фёдор хмыкнул и двинулся вперед.

Глава 8

– Густав, ты там живой? – наклонился Фёдор. Потом протянул руку и помог вышибале подняться из лужи.

Густав с кряхтением оперся руками на колени, пытаясь отдышаться.

– Ну у тебя и хук парень. Как кувалдой прилетело.

Фёдор хмыкнул. Он тоже имел помятый вид, а под глазом у него начинал проявляться фингал.

– Чего столпились?! – крикнул Густав собравшимся зевакам. – Расходимся. Представление окончено.

Люди все равно стояли, разглядывая опрокинутого Густава. На шум подошел полицейский в синей форме. Внимательно посмотрел на Фёдора, потом на вышибалу.

– Так! Что тут происходит?! – заявил он, раздвигая публику и подходя ближе.

– Привет, сержант, – сдавленно ответил Густав. – Да вот, учу молодежь правильный прямой правый делать.

– И как успехи?

– Отлично, как видишь. Хороший ученик.

Окружающие поняли, что шоу больше не будет, и начали расходиться.

– Густав. Я это, в общем, пойду поговорю с Ингой, – влез Фёдор.

– Не получится, – ответил вышибала. – Уволилась она. И девочки рассказывали, что с комнаты съехала. Я думал, она к тебе вернулась.

Фёдор оперся на стену. Из всех запланированных вариантов развития беседы такого не было. Густав встал рядом и закурил. Через пару минут Фёдор принял решение, попрощался с Густавом и пошел на знакомый ему восточный рынок. К той самой лавке с золотыми змеями. Продавец Хуань Гэ был очень рад его видеть. Ведь так важно иметь место, где тебя всегда рады видеть. Правда же?

***

– “Я считаю, что это глупость и непростительная беспечность, – несколько высокомерно заявил мягкий голос в голове Фёдора. – Это моветон – ехать к другой девушке после того, как она дала понять, что ты ей более не интересен. Тем более сразу после того, как не смог встретить первую”.

“Эти голоса, это от пирожков этих или я действительно с ума схожу?” – думал Фёдор.

Он тяжело вздохнул, глядя на мокрые после дождя улицы, по которым вяло скользили золотые змеи.

– Не вздыхайте так тяжело, барин, – заявил извозчик, слегка обернувшись.

Фёдор ничего не ответил.

– “Рыжая симпотная, – заявил грубый голос. – Талия прям есть. Надо нам с ней того”.

– “Не слушай этого змея, – парировал мягкий голос в голове. – Ему, если юбка надета, то сразу уже симпатичная”.

“Ладно, это от дури. Ты не сходишь с ума. Просто после пирожков у тебя в голове разговаривает одна из этих змей, – подумал Фёдор. – Буду этот голос “Змеем” называть”.

– “Зме-е-ей”, – довольно протянул грубый.

– “Я тоже хочу имя, – возмутился мягкий голос. – Каждая сущность должна обладать названием. Если есть субъективизм, то пусть это название будет именем. Называй меня Церебриарх!”

“Этот будет Умник”, – решил Фёдор.

– “Ха! Умник!” – хохотнул Змей.

– “Зря", – сказал Фёдору медный чайник, который стоял рядом с его ногой.

– Что зря?

Но чайник хранил молчание.

– Что-то сказали, барин? – снова обернулся кучер.

Фёдор лишь покачал головой.

– А мы уже приехали. Тридцать копеек с вас. Ну и на чай, если оставите, буду всенепременно благодарен.

Сэм действительно сидела в кофейне “Черное и белое”, как и сказала Фёдору горничная. Он зашел внутрь, сразу подошел и сел за ее столик. Девушка удивленно подняла глаза, потом, увидев, кто оказался напротив, резко произнесла:

– Какого черта?!

– Сэм, надо поговорить.

Девушка испуганно оглянулась, но, не увидев никого из знакомых, немного успокоилась.

– Не надо. Уходи.

– Сэм, прости меня.

– Повторять не буду, – высокомерно сказала она.

– “Ты сказал, что у нее задница как корма крейсера", – напомнил Фёдору Умник.

– “Не, ну реально же, – заметил Змей. – Это как там его… Комплимент".

– Ну! – перебила этот внутренний диалог девушка.

– Ладно, – Фёдор вздохнул. – Извини меня, что назвал твою задницу – кормой крейсера.

– Ты совсем идиот? При чем тут это? Нельзя чтобы нас видели вместе, – прошипела она.

Фёдор удивленно уставился на Сэм. Краем глаза он заметил, как в ее кружку забирались маленькие золотые змейки.

– Сорока, заканчивай из себя недоразвитого изображать. Ты вломился пьяный к Леонарду и начал рассуждать про жизнь, женщин и про меня, как яркого представителя этого “злого племени”. Я чуть не умерла. Боялась, ты сейчас всё Лео расскажешь. Благо тебя быстро утащили спать. Всё, Фёдор. Я решила, что хватит. Это слишком рискованно. Перелистнули страницу и забыли. Ты забавный, но это не повод… И последнее. Зачем тебе это? – Сэм указала на чайник, который Фёдор поставил на столик рядом с собой.

– Что будете заказывать? – спросил внезапно появившийся официант. – У нас есть кофе всех стран мира. Конечно там, где его выращивают.

– Он ничего не будет заказывать, он уже уходит, – отрезала Сэм.

Фёдор пару раз моргнул, думая, что сказать или сделать.

– “М-м-м, как от нее приятно пахнет", – прокомментировал Змей.

– “Уходи отсюда, болезный", – сказал чайник.

Фёдор встал и пошел к выходу из кофейни. Потом вернулся, указал носиком чайника на Сэм и открыл рот, чтобы заявить, что они не договорили и еще увидятся. Но промолчал, развернулся и вышел.

“Главное, не подавать виду, что у меня внутри голоса, – думал парень. – Чтобы это ни было, это нехороший знак”.

Когда Фёдор уехал, из переулка вышел Берёза, который старательно прикрывал лицо шарфом. Он еще раз глянул сквозь большое стекло кофейни на Серафиму, хмыкнул. Свистом позвал извозчика и сказал тому следовать за повозкой.

***

Дверь в один из апартаментов пансиона “Афина” распахнулась от легкого удара. В комнату вошли Фёдор и ухмыляющийся младший Зюйд. Последний с интересом разглядывал высокие потолки и широкие окна, через которые пробивались лучи зимнего солнца. Хозяин комнаты дернулся от резкого звука, но потом попытался взять себя в руки и снова принял расслабленную позу, только поплотнее запахнул шикарный восточный халат.

– Ну здравствуй, еще раз, Клаус, – произнес Фёдор и подошел к дивану, на котором развалился владелец апартаментов.