Книга Седьмой от Адама - читать онлайн бесплатно, автор Владимир Резник. Cтраница 6
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Седьмой от Адама
Седьмой от Адама
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Седьмой от Адама

В помещении студии было темно, но она, не зажигая свет, прошла её насквозь и, спокойно ориентируясь во тьме, едва подсвеченной газовым фонарём с улицы, поднялась по неосвещённой узкой лестнице на второй этаж. Здесь она наконец включила электрическое освещение, сбросив у входа туфли, босиком прошла в комнату и, не раздеваясь, легла на диван.

Ей было о чём подумать. Двенадцать лет тому назад он – на тот момент сорокалетний состоятельный антиквар из парижского предместья – был на вершине блаженства. Его новая возлюбленная – семнадцатилетняя русская красавица из знатной, но совершенно обнищавшей фамилии, едва успевшая убежать от большевиков, – оказалась лучшим из всего того, что он успел испробовать за свою такую долгую жизнь. Она была умна, поразительно красива, воспитана и, самое важное, что его поразило, необычайно чувственна. Не наигранно, не притворно – он знал толк в симуляции, – а искренней страстью. Она занималась любовью так яростно и с таким удовольствием, что в какой-то момент ему захотелось почувствовать, понять, что она испытывает в его объятиях… и он это сделал. Сфотографировать её было несложно – она всегда была рада попозировать, а дальше всё было делом уже хорошо отработанной процедуры. Он хоть и с трудом, но избавился от своего не такого ещё старого прежнего тела, и довольно скоро в парижском полусвете появилась новая звезда. Молодая русская красавица, мадемуазель Е – так её сразу прозвали, оттолкнувшись от фамилии Елагина, открыла свой салон художественной фотосъёмки на рю Марбюф в тысяча девятьсот двадцать шестом году. Ни сама фотосъёмка, ни её художественное направление не были чем-то новым для этого города и не привлекли бы богемную и пресыщенную парижскую публику années folles («ревущих двадцатых»), если бы не хозяйка. Её красота и эротизм атмосферы её салона были чем-то выдающимся даже для столицы не сдерживаемых никакими рамками удовольствий. На какое-то, впрочем, недолгое время её фотосалон стал самым модным салоном Парижа, затмив салоны светских львиц, русских княгинь и модных литераторов. Круг её знакомств был огромен. В её салоне перебывали все непризнанные гении, ставшие впоследствии знаменитостями мирового уровня: от Хемингуэя и Джойса до Пикассо и Шагала. С некоторыми из них она была знакома и близко. Потом всё пришло в равновесие в этом быстро меняющемся мире славы, но имя мадемуазель Е по-прежнему волновало сердца как знатоков фотографии, так и понимающих толк в иных удовольствиях.

Тем сложнее была задача. Просто уехать незаметно она не могла – слишком заметной фигурой стала она в парижском бомонде, чтобы вот так, никому ничего не сказав, исчезнуть. Да и не в этих пресыщенных болванах дело – искать-то будут не они. Они только похлопают крыльями, поудивляются и посплетничают. А разыскивать станут другие, профессионалы: во-первых полицейские – а их её поклонник и настойчивый жених, начальник одного из парижских полицейских округов, сошедший с ума от неразделённой любви, поставит под ружьё всех – в этом можно было не сомневаться. И, во-вторых, что гораздо хуже, искать станут эти страшные русские, которые заявились к ней неделю назад в салон и стали шантажировать какими-то заявлениями с её подписями и фотографиями, сделанными до выезда их семьи из России.

Да откуда же он мог знать об этом? Ему и в голову не могло прийти, что его возлюбленная ещё в свои шестнадцать была завербована ГПУ, да и не завербована даже, а сама радостно предложила своё тело и юную душу мировой революции. Всё это было так некстати… Теперь мадемуазель Е предстояло исчезнуть, а вот как это обставить и в кого переселиться дальше – нужно было тщательно обдумать.

7.2

Выбор был велик – в её салон по-прежнему захаживали многие знаменитости, художники, поэты. Бывали и представители политической элиты и солидные, состоятельные банкиры – любой из них с удовольствием согласился бы на фотосессию, но ему очень не хотелось влезать в шкуру кого-либо из известных, бывших на виду персон. Хотелось отсидеться в тишине и спокойно передохнуть от суеты и нервотрёпки последних лет. После долгих переборов всех имеющихся под рукой вариантов она остановилась на молодом одиноком французе-механике, которого вызывала время от времени для починки чего-нибудь из фотооборудования или освещения.

Следующий день почти целиком ушёл на подготовку. Она перевела в наличные всё, что было под рукой стоящего, заложила в ломбард все драгоценности и несколько картин, сняла всё, что было на банковском счёте, но закрывать его не стала, чтобы не вызывать ненужных расспросов. Бросить придётся всё: такую уютную и со вкусом обставленную квартиру, столько милых её сердцу мелочей, собираемых долгие годы, подарки великих художников, рукописи знаменитых поэтов с автографами, а какой гардероб – и всё это бросить из-за такой ерунды!

«Стоп, – одёрнул он себя. – Стоп! Что это со мной? Уж слишком я вжился в это тело и в этот женский образ. Хватит! Нельзя так втягиваться. Бежать, срочно бежать».

Твёрдое правило – не брать с собой в новую жизнь ничего из прежней, ни одной зацепки, по которой можно было бы его связать с прошлым, – выполнялось им неукоснительно. Когда всё было готово, чемодан собран и билеты на утренний поезд лежали в кармане купленного, естественно, без примерки, на глаз мужского костюма, она позвонила французу и попросила его срочно зайти, чтобы кое-что подремонтировать. Он не отказался, несмотря на то что был уже вечер, – он всегда прибегал по первому её зову. Во-первых, она хорошо платила, а во-вторых, отказать такой женщине он был просто не в силах, как бы ни был занят. Поломка оказалась пустяковой и была устранена за десять минут, а потом это было решено обмыть по-русски, а потом хозяйке страшно захотелось сделать несколько художественных фотографий такого красавца. А потом они выпили ещё, и, раз уж фотографии были отсняты, она позвала его в специальную тёмную комнату – помочь их проявить. Небольшой заряженный пистолет с глушителем лежал под перевёрнутой кюветой, и нужно было только дождаться, пока на бумаге, опущенной в проявитель, появится изображение мужественного молодого человека.

Ещё час у него ушёл на то, чтобы вклеить фотографии в чистые бланки документов и проставить нужные печати, ещё полтора часа на то, чтобы сжечь ненужное в камине и уничтожить всё, что могло навести полицию на малейший след.

Её тело обнаружили на третий день, когда несостоявшийся жених – шеф полиции округа, не дозвонившись до возлюбленной, взломал с отрядом ажанов дверь её студии. Париж был потрясён убийством молодой женщины. Подняты на ноги были все, включая жандармерию, перетрясли всё парижское дно, но безрезультатно. А когда выяснилось, что убитая сняла в этот день большую сумму и заложила драгоценности, то следствие закономерно пришло к версии убийства с целью ограбления, на которой так и осталось.

А ещё через месяц, покружив предварительно по Европе и отдохнув в Бадене на водах, чтобы привыкнуть, приспособиться к новому телу, молодой француз открыл в Лозанне небольшую мастерскую по ремонту часов и фотоаппаратов.

Глава 8

8.1

– Меня зовут Максимилиан Карл Турн-унд-Таксис. Вы можете звать меня просто Макс. Я один из многочисленных потомков древнейшего княжеского рода Таксисов. Нет, у меня нет княжеского титула – вопросы династического наследования очень сложны, титул достался моему двоюродному дядюшке, но мне зато досталось приличное состояние и часть родового поместья. Кстати, все говорят, что я как две капли воды похож на одного из своих предков, которого звали точно так же – ну, или меня назвали как его – и жившего в середине девятнадцатого века в нашем фамильном замке в Регенсбурге. Нет, это я не хвастаюсь, это имеет отношение к моему рассказу. Так что, Михаил Александрович, наберитесь терпения.

Мазин, поёрзав, устроился поудобнее на жёстком стульчике кафе и своим видом выразил готовность терпеть.

– Я получил очень хорошее образование. Я пишу, читаю и свободно говорю на шести языках, включая латынь, русский, а теперь вот ещё и иврит. Но об этом позже. Моя основная специальность – психиатрия, вернее психоаналитика. А моё хобби – фотография и коллекционирование фотоаппаратуры. Кстати, у меня очень хорошая коллекция в нашем фамильном замке Санкт-Эммерам. Так что, если будете проездом в Регенсбурге, заезжайте, с удовольствием похвастаюсь.

Мазин кивнул головой в знак благодарности за приглашение и криво усмехнулся, представив, как он получает в профкоме характеристику для получения разрешения на поездку за границу, в капиталистическую страну, для осмотра коллекции фотоаппаратов.

– Мой предок и тёзка тоже собирал всё имеющее отношение к фотографии, и начало коллекции было положено им, так что можете себе представить, какие экземпляры там были, – Макс увлёкся и закатил глаза. Мазин непроизвольно облизнулся. – Говорю «были», потому что, увы, не всё сохранилось. Наследники за эти сто с лишним лет, прошедшие со смерти князя Максимилиана в 1861 году, были разные, но вот коллекционеров фотоаппаратуры среди них не оказалось. К коллекции относились из рук вон плохо и при случае норовили что-нибудь продать. Но кое-что всё же осталось. Так вот к чему я… С полгода тому назад я искал какую-то книгу в семейной библиотеке и в одном из старых фолиантов, не снимавшихся с полки сотню лет, обнаружил вложенную тонкую тетрадку в чёрном бумажном переплёте, написанную от руки на иврите и с рисунками студийных фотокамер. Я страшно заинтересовался. Сначала я хотел отдать её в перевод, но потом решил, что ещё один язык мне не помешает, и выучил иврит.

– Вот так просто. Взяли – раз – и выучили, – саркастически заметил Мазин, насторожившийся при упоминании чёрной тетрадки.

– Ну да, – не понял юмора Макс. – Ну, не так чтобы раз, и всё, но выучил. Это не так сложно, как кажется. Да и вообще, языки – полезное и увлекательное занятие.

Мазин, с трудом продравшийся через это «увлекательное занятие» к тройке в школьном аттестате, а после сражавшийся с немецким языком и в институте, и на дополнительных курсах, куда регулярно выпрашивал направления в своём НИИ, и лишь в результате этих многолетних адских усилий вполне сносно для непрофессионала выучивший язык, недоверчиво хмыкнул. Но развивать тему дальше не стал, поскольку упоминание о тетрадке в чёрной обложке сразу придало рассказу иностранца дополнительный интерес и какое-то правдоподобие.

– Так вот тетрадь эта оказалась дневником, вернее, первой частью дневника некоего Еноха, – продолжил Макс, – еврея, изготовителя фотокамер из моего родного Регенсбурга, жившего там с 1823 по 1843 год, – это я уже потом проверил по налоговым записям в ратуше. Действительно, был такой. Откуда пришёл – неизвестно, и куда исчез – тоже. Так вот, судя по дневнику, этот Енох был, во-первых, в приятельских отношениях с моим предком Максимилианом, а во-вторых, был не просто мастером по изготовлению фотокамер, а ещё каббалистом, мистиком, алхимиком, и ещё бог знает какими магическими практиками увлекался. И всё это он пытался применить при создании своих фотокамер. Он сделал немало обычных фотоаппаратов, но в дневнике он подробно описывает свои опыты и изготовление только нескольких камер, которые должны были обладать специальными, очень специальными свойствами. Он давал им номера в соответствии с буквами еврейского алфавита – и не по порядку изготовления, а по сути, по смыслу. Вы же знаете, что в Каббале у каждой из букв есть свой особый смысл и цифровое значение?

Мазин, слышавший о Каббале второй раз в жизни, и оба из них сегодня, важно кивнул. Официантка принесла заказанный кофе и тут же хмуро сообщила, что они скоро закрываются. Мазин понял намёк и рассчитался за обоих – Макс посмотрел удивлённо, но промолчал, подвинул к себе мутную бурду, понюхал и жалобно сказал, что коньяк, даже тот плохо перегнанный бренди, который в этой стране называют коньяком, был бы лучше, чем это… Мазин предпочёл промолчать и сделать вид, что не расслышал, – ему пока не хотелось вести незнакомца к себе в квартиру и отпаивать его коньяком, прибережённым для другого случая. Макс обречённо глотнул из чашки, сморщился и продолжил:

– Единственная его камера из тех, что нашлись в коллекции моего предка – вернее, в том, что от неё осталось, – была камера под буквой «Далет» и номером четыре, это четвёртая буква алфавита. Судя по описанию в тетради, она должна была что-то излечивать. Енох применил там все известные ему магические ухищрения и плюс к этому сделал корпус камеры из индийского дерева ним, которому и в народных суевериях, и в магических практиках придавались всяческие целебные свойства. Кстати, многие так до сих пор и считают. И вот эта камера оказалась в моих руках – вы можете представить себе моё состояние, Михаил Александрович?

Мазин снова промолчал и только невразумительно пожал плечами, так, чтобы это движение в случае чего можно было бы истолковать двояко. У него у самого, похоже, были уже две таких камеры, и пока что никакого радостного возбуждения по этому поводу он не испытывал.

– И я, конечно, проверил. У моей племянницы было какое-то редкое кожное заболевание, и я с трудом уговорил её сфотографироваться. А через несколько дней у неё всё прошло. Вы представляете, Михаил Александрович? Её сыпь прошла и перешла на фотографию! Фотография потемнела, пошла какими-то пятнами, и я её сжёг, как и было указано в тетрадке. А девочка жива и совершенно здорова!

Подойдя к их столику снова, официантка уже молча забрала чашки с недопитым кофе и, показав на часы, удалилась.

– Я уже месяц тут у вас в СССР и всё не могу к этому привыкнуть, – тоскливо сказал Макс.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги