От идеи до формулы. Технология литературы

Общая формула

Теперь, обобщая вышеизложенное, перейдем к самой сложной и практической части этой книги. Попробуем, отталкиваясь от сформулированного выше понятия констатирующей идеи (на основе положений Эгри и Фрея), вывести формулу создания драматического произведения (ДП).

Правда, сам Фрей оговаривается, что специальной формулы для создания идеи не существует. А значит, не должно быть и формулы драматического произведения. Но почему бы и не попробовать поверить гармонию алгеброй, если сильно хочется, и лавры Сальери спать не дают?

Однако и я сразу оговорюсь. Не надо воспринимать термин «формула» слишком буквально или формально, как математическую или физическую формулу. Речь идет о законах (принципах) творчества, а они не поддаются полной формализации. Примерно с таким же основанием можно было бы употребить термин «схема» или «структура». Но я употребил термин «формула», потому что он мне показался более точным и обобщающим. Но это – не математика, не физика и, тем более, не химия. Упаси бог!

В общем виде формула драматического произведения (ДП) может выглядеть так:

ДП = Т (тема) + КИ (констатирующая идея)

Знак «равно» в данном случае означает, что содержание драматического произведения раскрывается через содержание темы и констатирующей идеи и задается их параметрами – приблизительно так же, как состав и вкус кулинарного блюда соответствуют основным параметрам рецепта. Просто и доходчиво, не правда ли?

А теперь подробнее.

С темой все более или менее понятно. Собственно, тему даже можно ввести в состав константы, и тогда драматическое произведение в нашей формуле получится равно КИ (как это случается в примитивных остросюжетниках). Но я полагаю такой подход нецелесообразным. Особенно с точки зрения технологии. Поэтому выведем тему за рамки константы, определив тему как отдельный компонент формулы. Хотя бы потому, что с темы может начинаться замысел, и только потом возникает констатирующая идея.

При этом отметим, что тема и константа вещи тесно взаимосвязанные. И тема всегда входит в состав константы через мотивацию героя. В драматическом произведении.

Возьмем, для примера, уже упоминавшуюся драму «Ромео и Джульетта». Ее константу, в частности, можно выразить следующим образом: «Герои (юноша и девушка) страстно полюбили друг друга, и эта великая любовь привела их к смерти». Нетрудно заметить, что если обозначить тему произведения как «великая любовь-страсть», она органично войдет в состав константы, совпадая с мотивацией главных героев.

Но тема может быть и шире мотивации главных действующих лиц, особенно в романах, исследующих социальные конфликты. К примеру, Фрей считает, что константа «Крестного отца» – верность семье приводит к преступлениям. Можно согласиться (пусть и с оговорками) с тем, что доминирующая мотивация главных героев романа (отца и сына) заключается в служении семье, защите ее интересов. Но тема этой гангстерской эпопеи, конечно же, гораздо шире. Её можно сформулировать, в частности, следующим образом: «Фактор семьи в развитии организованной этнической преступности». И тогда тема романа (семья и организованная преступность) органично соединится с его константой через мотивацию героев (верность семье и защита ее интересов).

В то же время, исходя из свободы творческого выбора, никто не запретит вам сформулировать тему «Крестного отца» как «верное служение семье», сузив тему до размеров мотивации главных героев, а тему «Ромео и Джульетты» обозначить как «влияние любви на взаимоотношения враждующих кланов», выйдя за границы мотивации главных героев.

Представьте, что вы хотите написать историю о средневековом рыцаре, который, влюбившись в жену своего сюзерена, сбежал с ней и перешел на сторону врага. Константа этой истории может выглядеть так – запретная любовь приводит к измене. Тема же может быть сформулирована по-разному, в зависимости от смыслового содержания всего произведения. И как «запретная любовь», и как «любовь и служебный долг», и даже как «влияние адюльтера на развитие товарно-денежных отношений в эпоху Средневековья».

В общем, не будем педантами и крючкотворами – литература не математика. Тема пусть остается темой, а идея – идеей, несмотря на то, что в отдельных случаях они могут совпадать (тем более с учетом индивидуального взгляда на содержание той или иной истории). Договоримся, что в нашей формуле драматического произведения у темы и константы своя роль и свои задачи. Тему можно сравнить с общим вектором направления движения – на восток через тайгу и болота, а константа выполняет роль маршрута на карте, задавая конкретные ориентиры (структуру литературной истории).

Кроме того, с моей точки зрения, при создании произведения содержание темы вообще не важно – за исключением случаев работы по конкретному заказу. Автору стоит подумать о теме на заключительной стадии работы – хотя бы для того, чтобы четче прояснить основные смыслы своей истории. И если вы правильно определились с доминирующими мотивациями главных действующих лиц (ГДЛ) и сумели раскрыть их характеры, то тема «нарастет» на скелет сюжетной конструкции сама собой. В том смысле, что персонажи сами своими действиями сформируют основное тематическое содержание, расставив необходимые акценты.

А вот если автор затрудняется определить главную тему собственной истории, то это тревожный симптом. Потому что тема всегда находится во взаимосвязи с формой. И если тема не формулируется, то и с формой что-то не так – она либо расплывается и расползается, как перезревшее дрожжевое тесто, либо невнятна по вкусовым смыслам, словно нынешняя докторская колбаса.

Итак, понятие и содержание темы (применительно к нашей формуле) в отдельной детализации не нуждается, ибо является неделимым элементом. Подчеркнем лишь, что тема часто (не всегда) является отправной точкой, с которой начинается разработка сюжета драматического произведения, и всегда взаимосвязана с константой.

А вот структуру и содержание констатирующей идеи, как основной части формулы, мы, безусловно, детализируем и раскроем.

Помня завет Фрея о трех столпах идеи: персонаже, конфликте и результате, я предлагаю следующую формулу констатирующей идеи:

КИ = ГГ + КК + ИР

Описать и расшифровать эту формулу можно следующим образом: констатирующая идея раскрывается и доказывается через главного героя (ГГ), вступающего в ключевой конфликт (КК) и приходящего к итоговому результату (ИР).

Главный герой

Выведем отдельную формулу для главного героя (ГГ).

Главный герой должен быть сложным и многомерным – это аксиома. Эгри называет такие персонажи «трехгранными» и выделяет физиологическую, социологическую и психологическую грани. Не буду расшифровывать данные понятия, потому что это выходит за рамки монографии. А соответствующий материал можно найти у Эгри или того же Фрея. Обобщу (для формулы) перечисленные грани одним емким термином – характеристика (Х).

Понятно, что герой драматического произведения должен действовать. Для того чтобы эти действия выглядели цельными и оправданными в глазах читателя, герой должен обладать доминирующей мотивацией (ДМ). Замечу, что Фрей прибегает к определению «страсть», но для формулы, на мой взгляд, более уместно определение «мотивация». Оно шире и глубже, и при этом нейтральное, а экзальтированное определение «страсть» фонтанирует мелодрамой в духе разбитного цыганского романса «Очи черные».

Как утверждает американский драматург, автор пособия «История на миллион долларов. Мастер-класс для сценаристов, писателей и не только» Роберт Макки, главный герой литературной истории, это персонаж, имеющий осознанное желание-цель, обладающий силой воли и другими качествами-характеристиками, необходимыми для достижения цели.

Распространенной ошибкой начинающих авторов является создание пассивного главного героя.

История не может рассказывать о главном герое, который ничего не хочет, не способен принимать решения и чьи действия не приводят к каким бы то ни было изменениям.

Начинающие авторы должны высечь на своих скрижалях: желание героя (оно же – мотивация) всегда ключ к сюжетному действию. Если ваш ГГ ленив, как кастрированный кот, утопите его в канализации. Его, это героя, а не кота. Кот пусть живет и радуется вашим литературным гонорарам.

Из вышесказанного не следует, что героем литературной истории не может стать «простой человек», какой-нибудь пьющий и ленивый слесарь-сантехник Вася Пупкин. О «простых» людях писать можно, более того, нужно. Но даже самый простой персонаж должен – в драматическом произведении – отличаться от обычного человека, которого мы каждый день видим в жизни: в семье, на работе, на улице… Просто так описывать жизнь рядового человека можно, но зачем? Уверяю вас – получится очень скучно.

Вспомните «Шинель» Гоголя. Его Акакий Башмачкин вроде бы обычный чиновник низшей категории, «маленький человек», не герой, а канцелярская крыса. Но Гоголь наделил Башмачкина доминирующей мотивацией, настоящей страстью – мечтой о новой шинели, и создал гениального персонажа, потрясшего воображения читателя. Вот это качество – страсть – и отличает героя драматического произведения от «обычного» человека.

Задумайтесь над таким вопросом: часто ли мы встречаем в жизни людей, способных на реализацию мечты? В единичных случаях. А вот обычные, скучные и нудные обыватели, включая, пардон, нас самих, попадаются на каждом шагу. Потому и скучны простые люди для описания, потому что у них нет ярких, выразительных черт в ХАРАКТЕРЕ. Но если человек способен на страсть – это готовый персонаж для драматического произведения. Пример на все времена – летчик Алексей Маресьев, ставший героем «Повести о настоящем человеке».

Чтобы не возвращаться к данной теме, специально для любителей разводить мерехлюндию и копаться в тончайших нюансах человеческой души, уточню и заострю вопрос: может ли в центре литературной истории находиться вялый (слабый, лишенный мотивации) герой? Вообще, в принципе?

В центре драматической истории – нет, подобный герой находиться не может, это исключено. С ним драматической коллизии не получится по определению. В психологической истории такое гипотетически возможно. Но практически я не могу представить себе персонажа, полностью лишенного мотивации. Персонаж, лишенный желаний, это труп. Так что, хотя бы какие-то чувства и устремления у вашего героя все равно должны присутствовать – будь вы хоть Вирджиния Вулф и Марсель Пруст вместе взятые. Чувства и желания – это струны, играя на которых писатель создает симфонию характера. И если уж вы собрались, образно говоря, играть на одной струне человеческой души, эта струна должна звучать выразительно.

Вспомним героиню рассказа А. Солженицына «Матрёнин двор». Казалось бы, простая обычная русская крестьянка – проще и обычней не бывает. Неразвитая (если не сказать – глупая), забитая, некрасивая, невезучая, проведшая всю жизнь в деревне в бесконечных тяготах и трудах – ну буквально взглядом зацепиться не за что. И желаний, на первый взгляд, вроде бы нет никаких – не столько живет, сколько мучается в приближении смерти. Но писатель, выделив в Матрёне лишь две черты – бескорыстие и ЗАПРЕДЕЛЬНОЕ долготерпение, создает НАСТОЯЩИЙ ХАРАКТЕР. Из него к концу рассказа вырастает эпический образ русской женщины-праведницы, без которой, говоря словами Солженицына, не стоит ни село, ни город, ни вся земля наша.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.