Футураструктурология (Новый Вавилон). Часть 2
Э. Н. Сокол-Номоконов
Во второй части автор исследует, мощный поток событий, объективно трансформирующий экономические отношения в направлении глобальной интеграции регуляционных механизмов экономики. Это отчетливо наблюдаемое временное сжатие технологических волн и предвестники технологической сингулярности. Исследование этой новой реальности на основе методологического подхода футураструктурологии, является беспрецедентным.
Футураструктурология (Новый Вавилон). Часть 2
Э. Н. Сокол-Номоконов
© Э. Н. Сокол-Номоконов, 2024
ISBN 978-5-0064-1476-1 (т. 2)
ISBN 978-5-0062-7791-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть 2. Эволюция и революция экономики
Было года мне четыре,
Как отец сказал:
«Вздор, дитя мое, всё в мире!
Дело – капитал!»
И совет его премудрый
Не остался так:
У родителя наутро
Я украл пятак.
Н. А. Некрасов[1 - Николай Алексеевич Некрасов (28 ноября [10 декабря] 1821, Немиров, Винницкий уезд, Подольская губерния – 27 декабря 1877 [8 января 1878], Санкт-Петербург) – русский поэт, прозаик и публицист. Является классиком русской литературы. По взглядам его причисляют к «революционным демократам».]
Введение. Экономическая парадигма будущего
Представим себе такой платоновский диалог [147]:
Сократ. Как ты полагаешь Менон, игра – это обман?
Менон. Да, Сократ, ведь выигрывает всегда тот, кому удалось обхитрить соперников, исключая невозможное безграничное везение.
Сократ. Ответь на другой вопрос. Согласен ли ты, Менон, что первоначальная идея торговли – равноценный обмен?
Менон. Да, Сократ, но если состоявшийся обмен не является равноценным, одна из сторон получает выгоду, другая – убыток. В сделке всегда выигрывает сторона, получившая выгоду.
Сократ. Если следовать твоим ответам, Менон, то торговля – это игра, в которой всегда выигрывает обманщик.
Кто-то заявит, что это лишь изощренный софизм. Но, может быть, простая по представлениям древних персонажей гипотетического диалога парадигма экономики [148] только кажется нашим современникам дьявольски сложной и наш вымышленный Сократ прав в своем умозаключении?
Мы играем в экономические игры не одну тысячу лет, и они превратились в необходимый и центральный элемент нашей жизни. Мы приручили обман и сделали его одним из смыслов бытия. При этом мы часто высказывали сомнения по поводу личной либо общественной ценности тех или иных экономических отношений. Иногда мыслители пытаются создать парадигму социальной экономики, как им кажется, не основанную на обмане, но у них это получается не очень удачно. Несмотря на исторический опыт, мы не можем изменить правила игры и продолжаем бороться с демонами внутри себя, осознавая неэтичность обмана и его неизбежность. Миллион терзаний и миллион внутренних оправданий с надеждой на выигрыш.
Движущей силой экономики и причиной постоянной угрозы кризиса экономических отношений являются неустранимые противоречия между нашими желаниями и нашими возможностями. Система наших личных ценностей до настоящего времени несоизмерима с их воплощением. Общество не располагает возможностями для удовлетворения желаний каждого его члена. Однако мы признаем, что общественное развитие существенным образом продвинуло нас в направлении расширения наших общественных и личных возможностей. Мы уверенно воплощаем в реальность то, что несколько столетий назад воспринималось бы как результат магического действия. Мы превращаем в реальность очень многие вымыслы и, главное, делаем их доступными. Это дает надежду на то, что «справедливое и рациональное» удовлетворение человеческих потребностей не так уж невозможно, что многое может быть достигнуто без невероятных усилий и всеобщее экономическое процветание не будет столь недостижимым, как это представляется даже нашим современникам.
Если будущее человечества так многообещающе, то не означает ли это, что на каком-то этапе экономические отношения, основанные на обмане, исчезнут? Исчезнет ли следом ложная ценность достижения богатства? Очевидно, что мы стоим сегодня перед открытой дверью в новую экономическую реальность. О ее наступлении говорит то, что нас буквально раздирают противоречия между созданным миром глобальной рыночной экономики и национальными, региональными и даже территориальными экономическими интересами. Понимая и принимая важность глобальной экономики, многие страны сохраняют приверженность своим геополитическим интересам и прибегают к строительству региональных экономических блоков, по существу антиглобалистских. Идея экономического господства для избранных, являвшаяся движущей силой экономической конкуренции государств по крайней мере в течение последних 300 лет, не увядает. Вместе с тем человечество неустанно преследует шлейф социально-экономических проблем беднейших стран, которые в условиях глобальной коммуникации порождают реальные проблемы для стран – экономических лидеров. Это становится основой постоянно нарастающего экспертного и публичного общественного дискурса о социализации экономических отношений и «справедливом и рациональном» распределении богатства. Человечество вновь находится в состоянии поиска такой модели экономики, которая в очередной раз гармонизировала бы преимущества и нивелировала недостатки социальной и рыночной экономик.
Есть мощный поток событий, объективно трансформирующий экономические отношения в направлении глобальной интеграции регуляционных механизмов экономики. Это отчетливо наблюдаемое временное сжатие технологических волн и предвестники технологической сингулярности. Западный и восточный миры быстрыми шагами приближаются к новой экономической реальности, в которой смена технологических укладов происходит быстрее, чем завоевание рынка новыми массовыми продуктами. При этом по экспоненте возрастает доля безлюдных технологий, которые снижают до мизерных значений себестоимость высокотехнологичных продуктов при неуклонном повышении их потребительских качеств и сроков службы. Грандиозным потрясением привычного для нас мира рыночной экономики становится перспектива появления новых типов долгоживущих слаботочных источников энергии и локальных источников «неограниченной» энергии, основанной на расщеплении и синтезе микрочастиц. Третьим не столь отдаленным технологическим прорывом является соединение и одновременно неограниченное ветвление мира синтетических материалов и наноустройств.
Сочетание этих факторов порождает новую реальность, в которой сектор господства высокотехнологичных транснациональных корпораций сужается, но интенсивно растет сектор малых и средних производителей уникальной продукции, а также сектор индивидуального творчества. В этих условиях обостряется глобальная конкуренция крупных экономических субъектов и связанных с ними государственных и региональных интересов. Конкуренция за массовые рынки постепенно трансформируется в инновационную конкуренцию с абсолютной индивидуализацией продуктов с программируемым набором потребительских качеств (своеобразный индивидуальный пошив одежды). Остается значимым мир моды (потребительских предпочтений), но он испытывает колоссальное давление со стороны неограниченного по уникальности предложения.
Меняется характер и содержание человеческого труда. Вытесненный машинами из рутинных трудовых процессов человек, не способный к конкуренции с машиной, обладает только одним преимуществом – творческим потребительским воображением, которое в перспективе и порождает исключительно человеческие виды деятельности. Стоимость труда, таким образом, становится эквивалентом результативности творческого процесса и индивидуальных достижений человека. Именно в области индивидуального творчества начинается развитие нового типа конкуренции или соревновательности. Существенное влияние на характер продвижения индивидуальных достижений оказывает глобальная коммуникация (не исключительно вербальная). Все это не имеет пределов даже при условии появления искусственного интеллекта.
Будет ли новая экономика иметь основания называться рыночной или плановой (или даже планово-рыночной) – неважно. Важно то, что в обозримой перспективе сохранится сама основа экономических отношений – глобальная игра творцов, достигающих победы путем обмана желающих обманываться потребителей, не уничтожающая конкурентов, а стимулирующая их к новым творческим успехам. Эта экономика в лучших и худших своих проявлениях уже рождается в некоторых секторах общественной жизни: спорте, массовой культуре, информационных продуктах, производстве товаров с уникальными свойствами. Исследование будущего экономики на основе методологического подхода футураструктурологии (нормативного метода), которое мы предпримем в этой части книги, является беспрецедентным, хотя современная экономика широко использует родственные методы экономического моделирования и прогнозирования. Оно имеет и большой прагматический [149] смысл, ибо позволяет скорректировать надстроечные процессы, которые направлены сегодня в сторону от объективных трендов социально-экономического развития человечества и не готовят его к будущим экономическим потрясениям. В этой части мы займемся профилактикой таких потрясений и постараемся убедить читателя в необходимости и целесообразности наших футураструктурологических построений.
Глава 7. Экономические блоки и геополитика, или «Друзья и враги» в зеркале новейшей истории экономики
Лет до ста расти
нам без старости.
Год от года расти
нашей бодрости.
Славьте, молот и стих,
землю молодости
В. В. Маяковский[2 - Владимир Владимирович Маяковский (7 [19] июля 1893, Багдади, Кутаисская губерния, Российская империя – 14 апреля 1930, Москва, СССР) – русский и советский поэт, драматург, киносценарист, кинорежиссер, киноактер, художник. Один из наиболее значимых русских поэтов XX века, классик советской литературы. К сожалению, оптимизм поэта не оправдался, и до своего столетия СССР не дотянул.]
Новейшая история экономики – это период между серединой XX века и настоящим временем. Несмотря на то что основными причинами двух мировых войн были в большей степени экономические противоречия, мы сознательно исключаем эти периоды из нашего рассмотрения потому, что экономика предвоенного и военного периодов радикально отличается от мирной экономики. Военная (мобилизационная [150]) экономика воюющих стран рациональна потому, что служит единственной цели – достижению военного превосходства и победы любой ценой. В такой экономике рыночный спрос на получение удовольствий резко сокращается, в связи с этим происходит ее быстрая и глубокая структурная перестройка. Кроме того, колоссально возрастают риски физического разрушения объектов и гибели субъектов экономики, что также влечет за собой структурные деформации. Вместе с тем растет общественный спрос на удовлетворение ценности достижения покоя и личную и общественную безопасность. Мирная экономика начинается с все еще мобилизационной экономики восстановительного периода, когда спрос на удовольствия относительно низок, ибо высок спрос на восстановление инфраструктуры и жилищ. Эта экономика в значительной степени социализирована, и в ней приглушены рыночные процессы, которые бурно расцветают в невоюющих странах и странах, на территориях которых не было военных действий. В частности, этим можно объяснить успешность послевоенной экономики новейшего периода в таких западных странах, как США, Канада, Швейцария, и в части скандинавских государств.
Вместе с тем в мобилизационной экономике восстановительного периода есть свои положительные стороны. Относительно низкая потребительская активность здесь компенсируется перераспределением общественных ресурсов в пользу развития инфраструктуры и нового городского строительства. При этом происходит не только восстановление ранее разрушенных, но и создание новых градостроительных объектов, основанных на новых технологиях. Как ни ужасно это звучит, в этом проявляется великая созидательная сила послевоенной мобилизационной экономики. Элементы такой экономики характерны не только для военных и послевоенных периодов, в значительной степени успехи преодоления Великой Депрессии связаны с мобилизационными явлениями в экономической практике США и некоторых стран Европы. Гипертрофированные формы мобилизационной экономики выводят Советский Союз из постреволюционного кризиса и обеспечивают индустриализацию и научно-техническое развитие в период между Первой и Второй мировыми войнами. Более того, холодная либо санкционная гибридная война также порождает рационализированные мобилизационные процессы в экономике, направленные на национальное развитие (не обязательно сопровождающееся бурным ростом макроэкономических показателей).
Однако вернемся к периоду, начавшемуся в 50-х годах прошлого века. Возникло два не только военно-политических, но прежде всего два экономических блока стран мира, которые были условно поделены по принципу справедливости распределения общественного богатства между различными участниками экономического процесса. В одном блоке предполагался примат регулируемого сверху принципа распределения национальных богатств, в другом предполагалось, что основой распределения долей в общественном продукте является договор между сторонами экономического процесса, без какого-либо давления извне.
С высоты времен нам видно, что ни в одном из блоков эти декларируемые подходы не соблюдались всеми субъектами экономики. В социалистическом [151] лагере это выражалось в несоблюдении принципов справедливости распределения богатства между властью и народом, между творческим и рутинным видами деятельности, в межнациональных экономических отношениях и диспропорциях в пространственном развитии. В капиталистическом [152] лагере наблюдалась растущая дифференциация богатства и бедности, стимулируемое потребительское поведение у большей части общества при существенной дифференциации потребительских возможностей, постепенное снижение доли социальных общественных гарантий (образования, здравоохранения, пенсионного обеспечения) и их вытеснение в область специфических рыночных ниш. Отметим, что здесь и далее мы будем использовать понятия «социалистический» и «капиталистический» как традиционные представления экономики, не исследуя их содержания и их трансформации в различные исторические периоды. Нас пока также не будет интересовать дискурс о том, сколько в современном капитализме собственно капиталистического, а сколько социалистического, а также будет капитализм жить или умрет (а может быть, уже умирает).
Заметим, что в конкурентном блоковом периоде присутствовал социально-политический заказ на идеологическую конкуренцию и безудержную пропаганду преимуществ того или иного образа жизни.
Этот конкурентный блоковый период продолжался приблизительно до начала пятого технологического уклада, который мы можем условно назвать укладом микроэлектроники и информатики. На самом деле это был революционный прорыв в организации производственных процессов, связанный с полной или частичной автоматизацией производств, что позволило перейти к новому этапу массового производства дешевых потребительских товаров. Использование машинных малолюдных технологий привело к массовому вытеснению трудовых ресурсов, которые могли найти себя только в сфере оказания индивидуальных услуг, в том числе связанных с творческими процессами.
В условиях «бесчеловечной» капиталистической экономики это происходило естественным путем – широким распространением малого бизнеса и индивидуального творчества (в какой-то мере подобно НЭПу в Советской России и лучшим проявлениям доиндустриальной капиталистической экономики). В социалистической регулируемой экономике это компенсировалось созданием системы избыточной гарантируемой занятости в традиционных видах деятельности и расширения мобилизационных механизмов в экономике. Эти явления объективно демонстрировали различия в структуре занятости в 60-х годах прошлого века в социалистическом и капиталистическом блоках.
В капиталистическом блоке нарастало потребительское многообразие, обусловленное, с одной стороны, гибкостью массового машинного производства товаров, с другой – массовым предложением многообразных индивидуальных услуг и результатов индивидуальных творческих процессов, а также открытостью глобального рынка. Быстро росло многообразие форм доступных удовольствий.
В социалистическом блоке примат рационального потребления приводил к регулированию номенклатуры потребительских товаров и фиксации сверху рациональных объемов индивидуального потребления удовольствий. Кроме того, социалистический потребительский рынок оставался частично закрытым.
