Путешествие в Пандору

…Подъезд, где мы жили с родителями оказался открытым и я решила войти, поднялась на второй этаж… Вот та дверь, а этажом выше жила соседка Женька, а в квартире напротив пожилая интеллигентная пара… Воспоминания проявлялись все четче и вдруг дверь в нашу старую квартиру открылась. На пороге стояла взрослая женщина, с голубыми глазами и белыми кудрявыми волосами. Ее волосы не доходили и до плеч, а мелкие кудри были чуть растрепаны. Женщина довольно высокая, чуть полноватая. Ее взгляд был теплым и каким-то добрым, а открытая улыбка несколько озадачила меня.

– Катя, ну наконец-то! Заходи давай! – она пошире раскрыла дверь, чтобы дать мне войти, а я отметила ее ласковый и спокойный голос, который будто окутывал меня.

– А Вы кто? – только и сумела выдавить из себя я.

Женщина, тем временем, вышла из квартиры на этаж, взяла меня за руку и восхищенно осматривала.

– Ну ты повзрослела, конечно! – она улыбнулась. – Хорошо выглядишь, сейчас даже не подумать, что ты жила здесь. – она обняла меня, – Ну пойдем, чего тут стоять!

Я, вспомнив про свои доспехи, натянула дружелюбную мину, хотя внутри сгорала от любопытства и страха, но все же зашла в квартиру.

В квартире все изменилось и из бывшей коммуналки она превратилась в уютную жилую квартиру. На стенах я увидела картины маслом, на потолке современные люстры, а кухня была соединена с бывшей соседской комнатой и стала современным вариантом гостиной. В гостиной, кстати, тоже была приятная обстановка – живые цветы повсюду, все очень аккуратно и ухожено, а на диване лежал счастливый шпиц.

– Ты можешь называть меня Лена, – она произнесла это тихо и как-то очень мягко, так, что мне пришлось прикладывать усилия, чтобы слышать ее, но делала я это с удовольствием, мне приятно было наблюдать за этой интеллигентной дамой.

– Лена – это имя моей любимой тети, – я несколько расслабилась и улыбнулась, не зная, как поддержать разговор.

– Да, Катюш, я знаю, – она улыбнулась немного грустно и села рядом с собакой на диван, указывая мне в светлое кресло. – Она ведь из тех немногих людей, кто позволяет тебе чувствовать себя живой, правда?

Мое лицо вытянулось от удивления, но я продолжала сохранять видимость спокойствия и уверенности. Тем временем, Лена вошла на кухню, поставила на деревянный поднос чашки, чайник с изумительно пахнущим чаем и вернулась на диван. Я же разглядывала розетки с вареньем и вспомнила, как много лет назад точно такие же, такой же вытянутой формы розетки были в доме моей подруги Оксаны и горло стиснула клешня ужаса, а в глазах собирались слезы. Я собрала волю в кулак, чтобы не расплакаться перед этой женщиной и даже не заметила, как ко мне подошла другая, азиатской внешности женщина и сказала, указывая на кожаную куртку на мне:

– Позволь, я заберу твои доспехи! – она улыбалась, а ее взгляд будто прожигал меня.

Что-то сильно резануло слух, а я рассматривала женщину.

Достаточно взрослая, но помоложе Лены, стройная, миниатюрная, стрижка каре и чуть осветленные волосы с теплым оттенком придавали ухоженности и задора всему строгому образу. Я сняла куртку и снова посмотрела на Лену. Странно, подумала я, эта азиатка не похожа на домработницу, но выполняет странную задачу.

– Это Гульнара – Лена по-дружески обняла ее. – мы соседи, дружим, в гости друг к другу заглядываем… Иногда я сижу с ее детьми – она многодетная мать, представляешь! – они обе рассмеялись, а я с удивлением рассматривала этих женщин, глупо улыбаясь.

Внезапно за спиной я услышала шаги и обернулась. Прямо на нас шел высокий, худой мужчина лет сорока в очках и с короткой бородкой, в которую хитро, но как-то по-доброму улыбался. Его походка была бодрой, в глазах задор, а в руках чемонданчик с инструментами.

– О, Лёша пришел! Привет, родной! – Лена протянула к нему руки и Алексей послушно направился к ней, чтобы обнять.

Пока они обнимались и Лена пошла показывать Алексею течь, Гульнара рассказала, что Лёша тоже дружит со всеми соседями, помогает по хозяйству, что у него золотые руки и качественнее, чем он – никто не сделает домашнюю работу.

– Вообще, все мы работаем с людьми. Только методы чуть отличаются. Лёша через дело, через действие и реальный труд руками, – она улыбнулась, рассматривая меня.

– А Лена? – мне стало интересно.

– Лена спасатель. Она бывший медицинский работник и выхаживает самых безнадежных через добро, внимание, она всех пожалеет, все для нее будто ее собственные дети.

– А ты? – я уже с трудом скрывала любопытство

– А я… А у меня другие методы, потом расскажу. Но еще у нас есть Катя – она пробуждает сознание, Аня – она всегда и всем расскажет про твое дело, научит, так, чтоб ты сама могла рассказывать… С тех пор, как ты уехала – многое изменилось. – Гульнара присела рядом с собакой и погладила шпица по шерстке. Она присела так, чтобы Лена смогла занять свое место.

Тем временем из кухни вернулась Лена и сообщила, что течь устранили, она села рядом с собакой и пес абсолютно счастливый, завилял хвостом при виде любимой хозяйки.

– Вообще, я хотела просто посмотреть на квартиру, где прошло мое детство… – начала я. – Здесь слишком много воспоминаний, – я замолчала и буквально физически почувствовала, как невидимые доспехи начинают давить и переливаться, не давая прорваться эмоциям.

– Тяжело? – вопрос Гульнары пронзил тишину.

– Да, – я опустила голову.

– Вот поэтому ты здесь! – присоединилась Лена. – Мы хотим помочь тебе исцелить дыру в твоем сердце, которая разделяет тебя с нами. В дыру вместо любви, принятия и веры, ты складываешь страхи, обиды и оценки.

– Я не против ее исцеления, но каким образом вы собираетесь это делать?

– Дорогая, ну не бывает простого и прямого пути, иначе ты не была бы здесь. Мы перепробовали много всего и, как бы то ни было, все требует некоторого времени и даже взаимоотношений, правда? – с этими словами Лена посмотрела на меня, а я вдруг увидела многие картинки из прошлого, которые позволили накопить обиды, в том числе и последнее предательство друзей, когда они все вместе отвернулись от меня и я осталась совсем одна, хотя уже поверила, что они со мной навсегда.

– Вы ведь знали, что я приеду? – доспехи стали трещать по швам.

– А как это знание поможет тебе? И что это меняет, Катюш? – голубые глаза Лены стали какими-то синими и обволакивали меня добротой…

– То есть у меня был вариант не приехать? – продолжала приставать я.

– Катя, ты вольна уехать! Ты веришь в это? – жесткий вопрос Гульнары прижал меня к стенке.

– Да, могу, – растерянно ответила я и посмотрела ей в глаза. Жесткость и необыкновенная чувствительность удивительным образом перемешались в этих карих глазах, которые продолжали внимательно изучать меня.

– Конечно! Нам не нужны пленники! Мы не станем удерживать тебя страхом, как это делал твой отец или запирать тебя под замок.

– Катюш, – заговорила Лена, – если ты хочешь продвинуться хотя бы на сантиметр в освобождении от твоей роли, то мы можем поговорить о счастье, о его природе.  – Счастливо жить ведь нужно еще и уметь. Означает ли счастье, что ты можешь делать все, что захочется или накладывает обязательства по знанию законов жизни? – она потянулась за чайником и налила в чашки чай для меня и Гульнары, затем вышла на кухню за чашкой для себя и вернулась.

– А семья? Семья, Катя, смогла бы сделать тебя счастливой? Имеешь ли ты право затыкать свою дыру семьей? Другими людьми, мужем, ребенком?

Я сидела, словно оглушенная, а что-то внутри шевелилось в попытках защищаться.

– Только Бог может тебя освободить. Но свободу и счастье нельзя навязать…

Мои глаза метали молнии и сдерживать негодование было почти невозможно:

– Какой Бог? Вы о чем? Сколько раз я к нему обращалась, а он не дал мне ни семью, ни освобождение, ни счастье…. Теперь вот отобрал друзей.

Гульнара сидела вытянутая, как струна, а Лена потянулась к кофейному столику, на котором стоял чай, поставила чашку, потом неожиданно взяла меня за руку и тихо сказала:

– Катя, счастье – это процесс, впрочем, как и свобода.

А процессы требуют взаимоотношений – с собой, с другими людьми и только тогда, когда ты начнешь принимать все, как оно есть, всех – какие они есть – ты сможешь быть счастливой и свободной. – Ее глаза излучали доброту, а голос был таким тихим и твердым, что гул мыслей мне пришлось заглушить, чтобы послушать и понять о чем мне толкует эта женщина. – А все, что подавлено и бурлит у тебя внутри – начнет выходить, – она еще понизила голос и я поняла, что она завершила свою мысль.

– Откуда ты знаешь, что у меня внутри? – я выпалила этот вопрос и осеклась. Похоже эти люди слишком много обо мне знают. А может это просто компания сумасшедших? Я рассматривала этих двух женщин на предмет сумасшествия, как услышала:

– Мы не то, что ты думаешь! – промолвила Гульнара и вышла.

Я встала и под взглядом Лены подошла к окну. Когда-то из окна кухни на улицу выходил уличный холодильник и зимой там можно было хранить разные мелочи, а на ту часть, которая торчала на улицу раньше прилетали голуби.

Однажды я прикормила голубей крошками на этом холодильнике, а голуби обгадили холодильник и мне чуть не досталось от папы. Тогда я, из страха перед наказанием, хотела свалить вину на соседского мальчика – его не стали бы наказывать, но мама посоветовала признаться, ведь папа обещал, что не накажет меня. Я призналась тогда и навсегда запомнила это чувство облегчения, когда признаешься в чем-то, говоришь правду и знаешь, что не попадет за правду.

Я смотрела в это окно, которое имело не столь плачевный вид, как раньше и вдруг на металлический подоконник окна прилетел воробей. Он с интересом разглядывал меня, а я его и тогда подошла Лена.

– Катя, твоя оборона все равно, что птица без крыла, понимаешь? – она тихонько пальцем стукнула по стеклу и воробей улетел. – Ты не можешь быть счастливой, обвиняя всех вокруг в том, что они не соответсвуют твоим представлениям о дружбе, любви, партнерстве.

Лена положила руку мне на плечо и подождав несколько секунд, чтобы слова достигли глубины сознания продолжила:

– Понятно, что иногда бывают ситуации, когда хочется побыть в своей ракушке, только вот если засидеться в ней, если надеть на себя доспехи, как ты тогда, на куче щебенки – ты забудешь как это – быть счастливой.

Я молчала. Говорить не хотелось.

– Видишь ли, Катя, – к нам вернулась Гульнара, – когда ты осознаешь, что нет никакой обороны, потому что не нужны границы – ты начинаешь жить ровно так, как было задумано жить каждому человеку, а когда ты строишь стены, ты становишься птицей, которая перестает летать.  – она прислонилась к стене кухни, рассматривая нас с Леной. – Хотя, конечно, сидя в своей башне в доспехах, ты не перестаешь быть человеком, но качество жизни, ее восприятие – становятся иными!

Мой мозг закиипал.

– Катерина, Бог может все! Помнишь про чудеса исцеления? – голос Алексея доносился из прихожей. – Это случилось потому что обычные люди из плоти и крови поверили в Бога и его всемогущество. Они всегда на связи с Богом вне зависимости от обстоятельств! – Алексей скинул ботинки и бодро зашел на кухню. – Всемогущество! – он сделал особый акцент на этом слове.

– Лёша это прошел на своем опыте! – голос Гульнары прозвучал убедительно и мягко. – Сейчас вон ходит, – она шутливо ткнула его в бок, а раньше….

– Так хватит! – Лёша взял большую кружку и налил в нее воды, отпил несколько глотков, посмотрел на меня удивительно ясным взглядом голубых глаз и проговорил:

– Люди определяются не по наложенным ограничениям, а по умению и способности их преодолевать, уверовать в то, что любые ограничения Бог может снять!

Мы все вместе помолчали, а потом я не нашла ничего лучше, чем спросить:

– А почему в квартире, где так много говорят о Боге я не вижу икон, крестов?

Все трое расхохотались.

– Катя, ну право слово, Бог – это не Иисус, не Будда и не Аллах. Это все его доверенные лица, которые поверили, отдались его воле и сотворили чудеса. А разнообразие религий существует лишь для наведения порядка и соответствия укладам жизни населения, где преобладает та или иная религия. – Алексей, прохохотавшись, утирал слезы.

Гульнара, предложив отужинать всем у нее, отправилась домой, а Лена и Алексей остались, мы еще немного говорили о животных, играли с собакой Лены, а потом, когда Алексей отправился в магазин за материалами для ремонта в квартире, Лена вдруг сказала мне:

– Я знаю, что твоя душа полна боли, злости. Катя, работаем! Вместе, пока ты работаешь и я работаю, мы сможем хоть как-то уменьшить толщину стен твоей башни. Постарайся сохранить хоть каплю, хоть крошку веры в людей и в Бога, которые в тебе остались, хорошо?

Я молча кивнула.

Ужин у Гульнары удался на славу. Я познакомилась с ее тремя детьми, а кроме Алексея, Лены и самой хозяйки, была еще Катя и Аня.

Аня все время сидела в телефоне, периодически журила всех за отсутствие контента, успевая с удовольствием уплетать невероятной вкусноты овощи.  Катя говорила мало, но ее постоянно хотелось слушать, внимание постоянно уходило на эту красивую женщину с невиданной красоты шевелюрой кудрявых волос. Под ее взглядом почему-то было сложно формулировать мысль, все казалось каким-то не столь уж важным. Мои новые знакомые спрашивали у меня про моих друзей, про планы, про работу… Позже я пересела на удобный диван, засмотрелась на младшенького Гульнары, который спокойно играл с машинкой и незаметно для себя – уснула.

Проснулась я глубокой ночью от движения и увидела Катю, которая только что укрыла меня пледом.

– Раз ты не спишь, пойдем гулять!

Я поежилась под пледом, потом сладко потянулась и проговорила:

– Пойдем!

Мы вышли на школьный двор. В этой школе я училась, здесь прошло мое детство и я знала каждый сантиметр этих дворов. Мы улеглись на спортивной площадке, прямо на скамейках для болельщиков и стали смотреть на звезды. Я поразилась, что сквозь смог промышленного города звезды можно увидеть так ясно и на мгновение даже показалось, что мы падаем в это звездное осеннее небо.

– Ух ты! – прошептала я.

– Наслаждайся, пока ты в человеческом теле и на этой материальной планете. Там, куда ты отправишься после смерти – такого нет. Как и чувств. Принимай все чувства, которые приходят к тебе, не блокируй и не подавляй, ведь это счастье – чувствовать.

Мы снова замолчали.

– Такое ощущение, что я знаю тебя давно и мне комфортно молчать с тобой. – мне впервые за долгое время захотелось проговорить то, что я чувствовала в тот момент.

– Остальных ты тоже знаешь. – ее голос прозвучал и затих.

– Мне бы хотелось быть с вами со всеми, – я шепотом проговорила и подперла голову рукой.

– Ситуация, Катя, довольно необычная. Ты действительно влипла. Твои друзья захотели помочь тебе избавиться от боли и ушли. Но не надо думать, что их отсутствие в твоей физической реальности оставляют ваши отношения в прошлом. Возможно, именно сейчас они и становятся более настоящими.

– Но как такое может быть? Отношений-то нет! – я развела руки в стороны.

– Прикольно, да? Отношения становятся настоящими, когда вы готовы друг друга отпустить, но выбираете быть вместе. И это не только дружбы касается. – она перевернулась на другой бок.

– Я ничего не понимаю, Кать. Но подумаю.

– Ой, только не надо думать! – она тихонько засмеялась.

К моему удивлению, я тоже обнаружила себя смеющейся, причем, как-то душевно, как давно не смеялась, возможно, даже ни разу в этой жизни.

– Катя! – шепнула я. – Я  чувствую себя потерянной и безнадежной. Я без них никто, хотя раньше так не думала.

– Знаю, но я с тобой. Все мы с тобой. И они – твои друзья – тоже с тобой. Ты под защитой.

– Верю тебе. – я краешком сознания зацепила трепет в теле и усилием воли удержала его еще на несколько секунд, чтобы зафиксировать и не забыть, как в теле выглядит вера.

– Идем домой, – мы стали подниматься, – переночуешь у Гульнары, раз уж оттуда все началось. Она обняла меня за плечи и мы отправились домой по ночным дворам.

Утром я проснулась в чужой квартире, которая расположена в подъезде дома, где прошло мое детство, где было пережито и перечувствовано столько, что некоторым хватило бы и на всю жизнь. Обрывки вчерашнего дня пытался проанализировать ум.

Что я делаю в чужой квартире? Почему осталась ночевать? Могу ли доверять всем этим людям? Кто они вообще такие? Почему ночью соседи оказываются в квартирах друг друга? Надо ли мне тихонечко отсюда свалить и обходить десятой дорогой это место, которое похоже превращается в аномальную зону?

По привычке мысли несли меня по закоулкам памяти, идей, вероятностей и вдруг я обнаружила себя в некой А-реальности, где нет ничего общего с тем, что происходит прямо сейчас. А сейчас, между прочим, из кухни Гульнары доносился аромат кофе и я слышала детский смех и мужской голос. Я выбралась из объятий дивана в гостиной, на котором так и уснула под пледом, наступила на какую-то резиновую игрушку, которая издала неожиданный звук и вышла на кухню. Кухня оказалась небольшой, было заметно, что хозяйка проводит здесь немало времени и вся утварь используется по назначению и постоянно: чайник, мультиварка, микроволновка, ложки и вилки расположены так, чтобы всегда оказались под рукой, когда потребуется. Обеденный стол, после вчерашнего ужина, сложен и приставлен к стене, а на столе уже стояла тарелка со стопкой свежих блинчиков. В детском кресле сидел довольный малыш, по уши измазанный в твороге, но абсолютно счастливый.

– Кать, у нас перепланировка намечается, потому раздрай. Леша помог составить план и сказал все осуществит сам, чтоб мы не нанимали никого. Ты присаживайся. Кофе? – она подняла свою чашку чуть вверх, будто показывая мне, какой именно кофе.

– Да, с удовольствием! – я потерла глаза, еще раз взглянув на малыша. Интересно, Гульнара видела, что его отмывать придется?

– Гульнара, а ты сердишься на своих детей иногда? – мне было интересно, как она управляется с тремя.

– А кто ж не сердится? Бывает выхожу из себя, когда вижу, что они исполняют, – она обернулась на меня и улыбнулась, наливая кофе. – Но я даже в моменты, когда сержусь, все равно их люблю, ничуть не меньше, чем когда не сержусь. – с этими словами она поставила передо мной чашку с кофе.

В этот момент в квартиру вошли Лена и Алексей, следом семенила Аня, записывая видео о том, что пришла завтракать с друзьями и что завтра у нее марафон по продвижению в соцсетях. Едва они вошли в кухню, Аня запретила всем прикасаться к еде, пока она все не отфоткает и всех не отметит, после чего все послушно убрали руки от блинов.

Алексей показывал Гульнаре какие-то чертежи, планы и списки стройматериалов, Лена складывала блины для Кати, чтобы отнести ей, а Аня принялась с интересом рассматривать меня.

Ее карие глаза посветлели в лучах утреннего солнца, и стали золотистыми, в них были какие-то неуловимые искорки, будто пузырьки лимонада. Длинные темные волосы раскидались по плечам, а она напустила на себя деловой вид и задала мне вопрос:

– Почему ты не пишешь про свой опыт в соцсетях? – она ткнула пальцем в экран своего телефона и продолжила, – я не понимаю, чем ты занимаешься?

– По-твоему обязательно вести соцсети и рассказывать на каждом углу про свою деятельность? – я почувствовала раздражение, решив, что у нее профдеформация и в каждом человеке  она видит героя соцсетей.

– Конечно! Ну хорошо, я пока молчу о твоем опыте-опыте, ну а о том, что ты любишь делать? То, что ты любишь делать может быть полезно другим!

– Я ничего такого не делаю, что было бы полезно другим, – я начала смотреть в окно, потихоньку закипая от того, что она задела что-то важное внутри меня.

– Значит все еще впереди! – она подпрыгнула от восторга на стуле и с аппетитом откусила блин. – Гульнара, это лучшие блины в моей жизни! – простонала она, пережевывая еду и прикрывая глаза от восторга.

– Мне так нравится, как вы общаетесь и дружите! – я решила сменить тему, – И что у вас совсем нет субординации? Иерархии? Вы вот так и живете? – я подождала пока она дожует и приготовилась послушать.

– Звучит мерзко. – она вскользь взглянула на меня и схватила в руки телефон, начала что-то в нем делать. – Как-то несвободно, ты знаешь, – последнюю фразу она проговорила и подняла на меня глаза. – Суу-бооор-ррррди-нация, – она говорила это слово, будто пробуя его на вкус. – Ну и ну! Просто гадость!

На помощь мне пришла Лена:

– У нас союз, Катя. У нас взаимоотношения, а не структура с правилами, властью, иерархией.

– Но как может быть какая-то система без правил? Ведь везде – от детского сада и до дома престарелых есть правила, структура, ответственные, точки контроля… – я вспомнила свой опыт управленца и начала загибать пальцы.

Лена чуть поморщилась, будто услышала что-то неприятное и проговорила:

– Все, что ты перечислила – именно то, что мешает создавать настоящие взаимоотношения. Иерархия, правила, приказы, что там еще… – она задумчиво посмотрела на меня и тепло улыбнулась, – Катюш, это имеет отношение к независимости, а не к взаимоотношениям.

– А что плохого в независимости? – я не удержалась и перебила ее, провожая взглядом уходящую и довольную завтраком Аню.

– Когда ты выбираешь независимость, правила, вместо развития взаимоотношений, ты подчиняешься неким правилам, так? – она крутила в руках чашку, из которой только что отпила кофе.

– Ну да. Правила помогают ориентироваться и быть ответственным за свой участок работы. – я не понимала, почему такие элементарные вещи нужно объяснять человеку, который явно вырос и трудился при СССР, где была куча правил.

– Ну смотри, кто-то ведь правила и указы пишет? Значит кто-то стал объектом манипулирования? А кто-то стал манипулятором. Кукловодом. Власть – это оправдание, чтобы заставить тех, кто слабее, выполнять то, что хотят более сильные.