– Одно слово: да или нет? – тихо спросил Робин, сузив глаза, не позволяя отцу Туку отвести взгляд.
– Нет, – сдался священник, – ее сердце свободно, и больше я тебе ничего не скажу!
– Мне вполне достаточно того, что ты уже сказал, – ответил Робин и рассмеялся беззаботным мальчишеским смехом, чем вновь привел отца Тука в сильнейшее волнение.
Изучив Марианну и помня о том, что она рассказывала ему на исповеди, отец Тук отчетливо осознал, что стоит Робину только подступиться к ней с признанием в любви, и его духовная дочь, не задумываясь ни на секунду, ответит на чувства лорда Шервуда. Два одинаковых бесстрашных сердца, словно рожденные в одной груди, два схожих мятежных духа – да кто остановит их, если они устремятся навстречу друг другу? Они же все сметут на своем пути! Отец Тук почувствовал, что он просто обязан не позволить свершиться этой любви, развести Робина и Марианну как можно дальше и прежде всего отговорить Робина от решимости сделать шаг навстречу тому, чему отец Тук противился всей душой.
Священник снова заговорил, то мягко и увещевательно, то твердо и настойчиво, но неизменно с глубокой убежденностью в собственных словах. Он говорил долго, о многом и закончил так:
– Представь, что ты откроешь ей сердце. Зная тебя и ее, я мало сомневаюсь в том, что она устоит. Ты добьешься ее взаимности. Чудесно, Робин! Но что будет дальше? Из всеми почитаемой девицы знатного и богатого рода ты превратишь ее в жену изгоя? Лишишь всего, что составляет ее жизнь, и прежде прочего – любви отца? В этом и заключается твоя любовь к ней? Как долго Марианна останется благодарной тебе? Конечно, она достаточно благородна и сильна духом, чтобы не упрекнуть тебя ни разу, но сколько ты сам продержишься, испытывая постоянное чувство вины перед ней?
Робин слушал его, не проронив ни слова, и голос отца Тука возвысился.
– До сих пор ты проявлял похвальное благоразумие. Придерживайся его и впредь! Я понимаю твои чувства, не удивлен тому, что именно она стала им причиной, но эта девушка не для лорда вольного Шервуда, который объявлен вне закона, заочно приговорен к смерти, за чью голову обещана изрядная награда. Она не годится тебе так же, как ты не годишься для нее.
Священник умолк, вопросительно глядя на Робина, и тот, пригубив наконец кубок, негромко спросил:
– А Гай Гисборн для нее годится, святой отец?
Не услышав ответа, Робин мельком бросил взгляд на отца Тука, и тот явственно ощутил на лице ожоги от синих всполохов в глазах лорда Шервуда.
– Ты знаешь, что он хочет получить ее в жены?
– Знаю, – спокойно ответил отец Тук.
– Знаешь! – с усмешкой повторил Робин и посмотрел в рубиновую глубь вина, которое показалось ему кровью. – А чем для нее закончится брак с ним, ты тоже знаешь?
– Этого брака не будет, – с непоколебимой уверенностью заявил отец Тук. – Конечно, стань она его женой, за ее жизнь можно было бы не просто волноваться – ее пришлось бы однажды спасать! Но, чтобы ты был спокоен, так и быть, согрешу еще в самой малости против тайны исповеди. Знай, что сэр Гай осенью уже просил ее руки, но она ему отказала, и он с пониманием воспринял отказ, больше не настаивая на своем предложении.
– Вот как! – недобро рассмеялся Робин. – Чем же ты объяснишь его постоянное внимание к ней? Она верит, что он удовольствовался дружбой. Ты тоже веришь в это, святой отец?
Отец Тук, которому уже показалось, что он сумел убедить Робина отступиться от Марианны, рассердился.
– Я отнюдь не дитя, чтобы верить в благородство Гая Гисборна! Но его намерения не оправдывают твоих стремлений. Удовольствуйся тем, что я постоянно остерегаю ее и от дружбы с Гисборном, и от него самого!
– В таком случае ты не слишком-то преуспел, – с иронией заметил Робин.
– Ее отец тоже не стремится к этому браку. А если ты считаешь, что я пока мало преуспел, вспомни, что вода камень точит!
– Так ведь у воды для этого есть долгие столетия, – вздохнул Робин, – а Гай привык действовать быстрее.
– Но пока он ничем не выказал то, что вызывало бы у тебя опасения, – нашелся отец Тук.
– Когда выкажет, будет поздно, – вздохнул Робин и, поставив на скамью опустевший кубок, поднялся, подхватывая ремень колчана и набрасывая его на плечо. – Как бы то ни было, я признателен тебе за то, что ты выслушал меня.
– Благослови тебя Бог, сын мой! – торопливо сказал священник, тоже поднимаясь со скамьи, чтобы проводить гостя. – Я только рад тому, что помог тебе облегчить душу!
– Несомненно, – улыбнулся Робин, и по этой неопределенной улыбке отец Тук не смог понять, к какому же решению пришел лорд Шервуда.
Уже в дверях он остановил Робина, крепко взяв его за плечо и заставив повернуться лицом к себе.
– Я убедил тебя, сын мой? – спросил он, обыскивая тревожным взглядом бесстрастное лицо Робина.
Тот усмехнулся и успокаивающе потрепал отца Тука по плечу.
– Я подумаю, святой отец, – только и сказал он, но отцу Туку уже и этих слов было достаточно: он даже вспотел, настолько тяжело ему дался разговор с лордом Шервуда.
Простившись с отцом Туком и покинув церковь, Робин ехал по лесу, не выбирая дорогу, наугад. Он думал о том, куда ему отправиться дальше. Возвращаться в свой лагерь не хотелось: там слишком много дружеских, но очень внимательных глаз. То же самое относилось и к любому другому лагерю вольных стрелков. Все будут рады, если лорд Шервуда приедет в гости, но за эту радость придется платить общим вниманием, а Робин еще не находил в себе сил скрыть охватывавшее его смятение. Разговор с отцом Туком отяготил его, а не успокоил. И он решил переночевать на постоялом дворе, хозяйка которого была одной из самых верных союзниц вольного Шервуда. Он сам и другие стрелки любили заезжать к ней, и она даже обустроила для таких гостей тайную трапезную с отдельным выходом, чтобы никто из других посетителей не помешал вольным стрелкам в случае опасности быстро вернуться в лес.
Подъехав к постоялому двору и не увидев ни одной лошади или повозки, Робин стукнул в закрытую ставню. В ответ распахнулась дверь, в проеме которой появился стройный силуэт.
– Лорд Робин! Неужели глаза меня не обманывают и это действительно ты?
– Я, Мод, – негромко ответил Робин, узнав молоденькую хозяйку придорожной гостиницы. – У тебя много сегодня гостей?
– Вообще никого нет! – радостно ответила Мод, подбегая к лорду Шервуда. – По такой непогоде мало кто отправится в путь. А праздники в Ноттингеме еще не закончились, так что у меня пусто и в трапезной, и в комнатах для ночлега.
– Раз так, принимай постояльца на ночь, – рассмеялся Робин.
Мод дождалась, пока он заведет в конюшню коня и расседлает его.
– Что же ты стоишь под снегом в одном платье? – спросил Робин, выйдя из конюшни и увидев, что хозяйка ждет его, спасаясь от зимнего холода только тем, что крепко обхватила себя руками. – Простудишься!
Не ответив ему, она рассмеялась и, ухватив Робина под руку, увлекла его к двери. Завидев гостя и узнав в нем самого лорда Шервуда, две молоденькие служанки радостно ахнули и захлопотали. Одна принялась разводить огонь в очаге, вторая бросилась в большую трапезную, чтобы собрать ужин.
– Сама, сама! – отмахнулась от них Мод, помогая Робину снять припорошенный снегом плащ и перехватывая у служанки блюдо с горячим мясным рагу.
Выдворив служанок, она принялась накрывать на стол, сияя радостной улыбкой, которую и не старалась скрывать. Потом она принесла кувшин с водой и широкую лохань, чтобы Робин мог освежиться с дороги, и сама поливала ему на руки, пока он умывался. Стряхнув с волос попавшие на них капли воды, Робин поискал глазами полотенце, и Мод, смеясь, подставила ему плечо, на которое это полотенце было наброшено.
– Рассказывай же! – воскликнула она, когда он принялся за ужин, а сама села за стол напротив него, наполнив кружки имбирным элем, которым ее постоялый двор славился на все графство.
– О чем? – с улыбкой спросил Робин.
– Как о чем?! – удивилась Мод. – Конечно, о том, как ты вчера победил в состязании лучников, выиграл серебряную стрелу Веланда и в очередной раз выставил нашего шерифа круглым дураком!
– Как же ты узнала об этом, если к тебе никто не заезжал? – рассмеялся Робин.
– Днем-то были гости, которые останавливались пообедать да лошадей покормить. Это на ночь глядя никто в путь не отправился. Ну расскажи, пожалуйста!
Она смотрела на него восторженными глазами, и он рассказал ей, постаравшись, чтобы рассказ получился смешным и веселым. Еще одна история о нем пойдет гулять по Средним землям, обрастая мыслимыми и немыслимыми подробностями, в которых его облик изменится до неузнаваемости, как и облик шерифа. Только об одной подробности он умолчал: кто вручал ему приз за победу.
Мод слушала его и заливалась смехом так, что даже слезы выступили у нее на глазах. Когда рассказ подошел к концу, она вновь наполнила кружки элем и пила свою, не сводя с Робина глаз, в которых отражалось поистине детское восхищение услышанной волшебной сказкой.
Мод, конечно, уже вышла из детского возраста, но и очень взрослой ее было трудно назвать. В свои неполные двадцать лет она успела побывать замужем, овдоветь и, не спеша с новым замужеством, ловко управляла постоялым двором, оставшимся ей от покойного мужа. Проворная, острая на язык, ладная и стройная, она очень нравилась всем, кто останавливался в ее гостинице. Многие и приезжали ради нее самой. Датская кровь одарила ее роскошными волосами цвета спелой пшеницы и прозрачными светло-голубыми скандинавскими глазами. Но и нрав у нее был достоин предков. Сидя за столом в тайной трапезной, вольные стрелки слышали из-за стен звонкие оплеухи, которыми она щедро одаривала тех, кто отваживался на вольности с хорошенькой молоденькой вдовушкой.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
