Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 3
…злые все-таки обладают так называемым могуществом; пусть так, но ведь их могущество проистекает не из их силы, а скорее из бессилия.
Северин Боэций
Народная привязанность – вот щит
Чудесный для высокого ума,
Который зависти бежать велит
В тот самый хлев, откуда, как чума,
Она и вышла. Вся страна стоит
За правого, любуясь им сама.
Джон Китс
Шервуд
Глава восемнадцатая
– Леди Марианна, милорд! – повторил Хьюберт, стоя за спиной Марианны. – Ваш приказ исполнен.
Мгновение Марианна и Гай молча смотрели друг на друга. Губы Гая дрогнули и, глядя на оцепеневшую от неожиданности Марианну, он сказал:
– Здравствуй, принцесса! Рад видеть тебя живой и в добром здравии.
Марианна стремительно обернулась, готовая опрометью броситься из собора, но Хьюберт не сдвинулся с места, преграждая ей путь, и отрицательно покачал головой, с усмешкой глядя в ее широко раскрывшиеся глаза. Потом он посмотрел поверх ее головы на Гая спокойным взглядом человека, который правильно исполнил возложенный на него долг и теперь ждал следующих приказаний.
Снаружи послышались лязг металла и громкие крики. Гай вопросительно вскинул бровь и посмотрел на Хьюберта.
– Скарлет, – ответил Хьюберт на безмолвный вопрос в его глазах.
– Некстати! – воскликнул Гай, слегка помрачнев при имени брата лорда Шервуда, и Хьюберт поспешил успокоить его:
– Он один и ранен, милорд. Это вопрос нескольких минут для ваших ратников.
– Один и ранен?! – Марианна задохнулась от гнева при виде безмятежного лица Хьюберта.
Прежде чем он или Гай успели остановить ее, она резко ударила Хьюберта в пах и с неженской силой отбросила Гая. Хьюберт согнулся пополам от боли, а Гай, не удержавшись на ногах, упал на спину, повалив на себя две тяжелые скамьи. Не медля ни мгновения, Марианна бросилась к двери. На этот раз дверь открылась легко, и Марианна выскользнула наружу.
Там, окруженный ратниками, словно волк стаей охотничьих собак, стоял Вилл с двумя мечами в руках. Три ратника неподвижно распростерлись на земле у его ног. Остальные, не спуская глаз с Вилла, не осмеливались приблизиться к нему, но и не отступали. Численный перевес был не в пользу Вилла, у которого к тому же на правом плече куртка взмокла от крови. Но весь его облик и громкая слава искусного воина, которая была хорошо известна дружине Гая Гисборна, свидетельствовали о том, что Вилл способен сразить еще нескольких противников, прежде чем его сумеют одолеть.
Занятые Виллом, ратники не заметили Марианну, и она, слетев со ступеней входа в собор, подбежала к привязанной лошади. Взмахом ножа перерезав повод, удерживавший коня на привязи, она вскочила в седло и ударила лошадь пятками по бокам. Рослый жеребец запротестовал против незнакомого и непривычно легкого всадника, прижал уши к голове и вскинулся на дыбы, но был вынужден смириться под твердой рукой Марианны. Конь заржал, и вот теперь ее все заметили – и Вилл, и ратники.
– Немедленно в лес! – крикнул Вилл.
У нее была возможность поднять коня в прыжок и уйти в сторону леса, оставив ратников позади. Но разве она могла бросить Вилла одного, даже если бы это не она втянула его в опасность? А ведь именно она виновата в том, что Вилл сейчас в шаге от гибели или плена. И Марианна заставила коня сделать с места длинный прыжок, но не к лесу, а навстречу ратникам, попытавшись пробиться сквозь их заслон к Виллу.
Раздалось пение спущенной тетивы, и конь захрипел, повалился на бок, придавив собой всадницу. Вилл громко выругался и одновременно отбросил ударом ратника, который решился атаковать его, попытавшись воспользоваться общим замешательством. К трем убитым ратникам присоединился четвертый, сраженный безжалостным мечом Вилла.
Не дав Марианне опомниться от падения, ее резко выдернули из-под бока коня, который бил ногами в воздухе и захлебывался кровью. Ухватив за волосы, ей запрокинули голову и стали связывать руки. Одновременно к ее шее приставили холодное лезвие ножа.
– Вилл! – раздался над ее головой властный голос Гая. – Ты вправе сделать выбор: сдаться мне или с почетом умереть в бою. Если ты выберешь второе, то сначала увидишь, как я перережу ей горло.
Вилл посмотрел Гаю в глаза, и тот в подтверждение своих слов сильнее прижал голову Марианны к своим ногам и, едва прикасаясь к ее шее, сделал скользящее движение ножом.
– Вилл, не верь ему! – крикнула Марианна. – Он не убьет меня сейчас!
– Хочешь проверить, кто из нас прав: она или я? – усмехнулся Гай, не сводя глаз с Вилла.
Тяжело дыша, Вилл мгновение смотрел на кровь, струйкой сочившуюся по шее Марианны из-под ножа Гая, и швырнул оба меча на землю. Ратники немедленно окружили его, и Вилл, не сопротивляясь, позволил связать ему руки. Торжествующе хмыкнув, Гай убрал нож от шеи Марианны.
– Обыщите его со всей тщательностью! – приказал он ратникам, которые связывали Вилла. – Мне не нужны неприятные сюрпризы!
Ратники вытащили из-за пояса Вилла нож, нашли еще два – один под курткой, другой в сапоге, отбросили их в сторону и отошли от пленника. Гай удовлетворенно кивнул, рывком поднял Марианну на ноги и небрежным сильным движением толкнул ее в спину так, что она, пролетев несколько шагов, чуть не упала, если бы Вилл, сделав шаг в сторону, не поймал ее своим плечом. Она прижалась лбом к его шее и скрипнула зубами от бессильного гнева на саму себя. Вилл опустил на нее глаза и еле слышно сказал Марианне на ухо:
– Ты сейчас поднимешь голову, повернешься к ним лицом. В твоих глазах не должно быть слез, а на лице – страха. Поняла?
– Да, – шепнула в ответ Марианна и, вскинув голову, посмотрела ему в глаза.
Он на миг сомкнул веки в знак того, что пора. Она резко обернулась, встав рядом с ним плечом к плечу, и Гая одинаковым холодом встретили две пары глаз – янтарные и серебристые. Не смущенный их взглядами, он уперся кулаками в бока, осмотрел поле боя и высокомерно усмехнулся.
– Итак, чтобы захватить беременную женщину и раненого Скарлета, понадобилось потерять четырех человек и мою лучшую лошадь!
Гай обвел гневным взглядом ратников, которые поспешно опускали глаза, едва лишь встретившись с мрачными глазами своего господина, и негромко добавил:
– Славное у меня войско! Нечего сказать!
– Ведьма!
Хьюберт стремительно подошел к Марианне, схватил ее за ворот куртки и замахнулся.
– Не смей! – сквозь зубы приказал ему Вилл, и одновременно с его возгласом Гай перехватил руку Хьюберта со словами:
– Как ты смеешь, простолюдин, поднимать руку на знатную леди?
Хьюберт крепко стиснул губы и, не выдержав его пронзительного взгляда, покорно склонил голову и, выпустив Марианну, отступил на шаг назад. Гай между тем обстоятельно и неторопливо рассматривал Вилла.
– Прими мое искреннее восхищение! – наконец сказал он. – За несколько минут расправиться с четырьмя, да еще будучи раненым! Веришь ли, Вилл, я всегда жалел, что ты служишь своему брату, а не мне.
Вилл повел глазами в сторону Хьюберта и, усмехнувшись, ответил:
– Тебе больше по сердцу слуги иного рода. Те, что отличаются подлостью, а не преданностью.
Посмотрев в глаза Вилла, где презрение смешалось с ненавистью, Хьюберт пожал плечами:
– Сердись на себя самого, Вилл. Тебя сюда никто не звал. Сэру Гаю была нужна только она! – и он указал подбородком на Марианну.
– Что же ты наделал, паршивый щенок? – усмехнулся Вилл. – Ты сам понимаешь, что только что подписал себе приговор?
– И кто его приведет в исполнение? – рассмеялся Хьюберт. – Твой брат? Я не боюсь его!
– Боишься! – улыбнулся Вилл. – Еще как боишься!
Хьюберт молча смотрел на него и покусывал губы, впервые не найдя слов для ответа. Его охватил внезапный страх, когда он представил лорда Шервуда – уже знающего о том, что произошло, и неумолимо, подобно матерому волку, идущему по его, Хьюберта, следу. С трудом заставив себя оторвать взгляд от Вилла, Хьюберт тут же попал под прицел жестко прищуренных глаз Марианны.
– Тебе никто не говорил, что нет греха тяжелее предательства? – осведомилась Марианна, разглядывая Хьюберта с откровенной брезгливостью.
– Тебе, моя госпожа, сегодня представится возможность доказать свою преданность вольному Шервуду! – оскалился он в ответ.
– На этом обмен любезностями будем считать законченным, – холодно сказал Гай и обернулся к командиру своей дружины. Тот все это время стоял поодаль, наблюдая за происходящим с каменно-неподвижным лицом. – Джеффри, подведи к лорду Уильяму Рочестеру его коня. Леди Марианну я повезу сам.
– Может быть, следует оставить засаду, милорд? – осторожно спросил Хьюберт, бросив опасливый взгляд на Джеффри, хранившего молчание, как и все остальные ратники.
– Нет нужды, – ответил Гай. – Если он не угодил в ту, что была приготовлена для него, то теперь сам придет ко мне.
Джеффри подвел к Виллу его коня, и Вилл негромко и коротко свистнул. Эмбер подломил под себя ноги и лег брюхом на снег. Вилл сел в седло, и жеребец, скользя копытами по мокрой земле, поднялся. Гай вскочил на подведенную к нему лошадь и, подхватив Марианну, посадил ее перед собой. Руки Гая сковали ее так, что она едва могла дышать. Она вспомнила, как еще год назад он спешил исполнить любое ее желание, и невольно тряхнула головой, отгоняя наваждение. «Ты и не узнаешь его – так он переменится!» – вспомнилось ей предупреждение отца Тука.
– Да, принцесса, – услышала она над ухом холодный и равнодушный голос. – Все мы изменились – и ты, и я.
У арки городских ворот ратники перестроились так, чтобы Гай, который до города ехал во главе отряда, оказался вместе с Виллом внутри конного строя, в ограждении щитов и копий. Два ратника поехали впереди, расчищая путь и колотя древками копий зазевавшихся горожан. На полном скаку всадники въехали в просторный двор Ноттингемского замка и стали спешиваться. Гай небрежно бросил поводья подбежавшему к нему слуге и, спрыгнув с коня, снял с седла Марианну. Потеряв равновесие из-за связанных рук, она пошатнулась, но Вилл успел поддержать ее и не дал упасть, подставив свое плечо.
– Перестало укачивать и тошнить в седле? – спросил он.
Она оглянулась и встретилась с ним взглядом. В глазах Вилла не мелькнуло и тени иронии: они были мрачнее ночи, и Вилл, казалось, едва видел Марианну.
– Где сэр Рейнолд? – осведомился Гай у пажа.
– Милорд шериф занят беседой с лордом епископом.
– Иди к ним и скажи, что я прошу их спуститься вниз, в подземелье, – приказал Гай, стягивая с рук перчатки.
Он быстро пошел по длинной галерее, на ходу сбросив плащ на руки слуг. Четыре ратника повели следом за ним Вилла и Марианну. Они спустились по крутой лестнице в темный коридор, освещенный несколькими факелами, потом еще по одной лестнице и оказались в большой зале с низкими сводами и маленькими забранными решетками окнами под самым потолком. Свет, проникавший из окон, был скуден, и Гай распорядился зажечь свечи и принести факелы. Вынув из-за пояса нож, он разрезал веревки на запястьях Марианны и указал ей на стул. Она медленно села, растирая онемевшие руки. Остановившись перед Виллом, Гай долго смотрел на него, что-то обдумывая.
– Ты решил, что твой взгляд обладает волшебной силой? – с усмешкой спросил Вилл.
– Нет, конечно, – отозвался Гай, – я размышляю, каким образом твое неожиданное присутствие здесь меняет мои планы. Ты ведь сегодня оказался незваным гостем. Я был уверен, что ты будешь сопровождать брата, а он, выходит, оставил тебя из-за раны. Всегда-то я упускаю из виду вмешательство случая!
По лестнице торопливо спустился Джеффри и что-то сказал Гаю на ухо. Тот с досадой поморщился и вздохнул:
– Вот как! Но я не очень-то и надеялся. У него чутье на опасность, как у волка, – полностью оправдывает свое прозвище!
– Что, план поимки Робина не удался? – рассмеялся Вилл.
– Удался, Вилл, удался! – почти дружелюбно рассмеялся в ответ Гай, но его темные глаза зло сверкнули, и он тут же отплатил Виллу за ироничный смех, сокрушенно покачав головой: – Как же ты подвел своего брата! Хотел бы я понять, почему. Ну, может быть, еще получится! – Придя наконец к какому-то решению, Гай оживился и добродушно сказал: – Я и вправду рад тебя видеть, Вилл! Располагайся удобнее.
Он сказал несколько слов ратникам, и те, разрезав веревки на руках Вилла, подтащили его к креслу, стоявшему поодаль, и, усадив, прикрутили его руки к подлокотникам. Гай, наблюдая за выполнением своего приказа, довольно кивнул и, уже отвернувшись от Вилла, небрежно бросил ему:
– Кстати, Вилл, если наш разговор тебя вдруг заинтересует, ты можешь вступить в него без всякого стеснения!
Вилл бросил на него быстрый взгляд и посмотрел на Марианну.
Она сидела с ровной спиной, не прикасаясь ею к высокой спинке стула, сложив руки на коленях, расправив плечи и подняв голову, глядя перед собой спокойным бесстрастным взглядом. Когда наверху скрипнула дверь – пришли шериф и епископ, она не вздрогнула, не пошевелилась, не оглянулась.
Заметив Марианну, шериф и епископ переглянулись. Окинув взглядом залу и не увидев лорда Шервуда, сэр Рейнолд удивленно спросил:
– Гай, а где же наш гость, ради которого ты просил спуститься сюда меня и святого отца?
– Запаздывает, – ответил Гай и движением подбородка указал на Марианну, – зато я привез гостью. Предложите ей оказать нам всем любезность и пригласить сюда, наконец, того, кого мы ждем с таким нетерпением!
Марианна повела глазами в сторону Гая, и он, поймав ее взгляд, улыбнулся ей и едва заметно склонил голову в поклоне. Спустившись по лестнице, сэр Рейнолд немного постоял, ожидая, что Марианна обернется, но так и не дождался ее внимания. Тогда шериф со вздохом сам подошел к ней и опустился в кресло, придвинутое к столу, напротив Марианны. В такое же кресло по левую руку сэра Рейнолда сел епископ. Гай остался стоять за спиной Марианны, не спуская с нее внимательных глаз.
– Вот мы и встретились, леди Марианна! – наконец сказал шериф, не выдержав тягостного молчания, посмотрел на пленницу и грустно усмехнулся: – Ты по-прежнему красавица, каких мало! Помню, я часто говорил твоему отцу, что будь у меня сын, я бы не задумываясь молил Гилберта о твоей руке для него! Ты еще в детстве обещала стать дивно хороша, как и твоя мать леди Рианнон, но ты выросла даже краше нее. Твой отец очень любил тебя и гордился тобой!
– К чему эти пустые разговоры? – резко спросила Марианна, оборвав поток воспоминаний сэра Рейнолда.
– А ты торопишься перейти к делу, – усмехнулся епископ и согласно склонил голову. – Что ж, изволь! Но прежде ответь на один вопрос: был бы твой отец доволен тобой, узнав, что ты живешь среди разбойников, от которых стонут все Средние земли?
Марианна посмотрела на епископа, и тот заметил в ее глазах легкую снисходительную усмешку. Взяв себя в руки и не дав воли злости, епископ сказал назидательным тоном:
– Молчишь? И правильно! Тебе нечего ответить. Душа твоего отца сейчас стонет от ужаса, глядя с небес на недостойную дочь, которая отдала себя его убийце!
– Не оскверняйте свои уста ложью, милорд, – ответила Марианна. – Мой супруг не причастен к гибели моего отца. А вам, сэр Рейнолд, следовало бы поискать его убийц в Ноттингеме или в Лондоне, раз уж вы так дорожили дружбой с ним.
Епископ понял ее прозрачный намек на Роджера Лончема и с большим трудом удержался от резкого ответа. Сокрушенно покачав головой, он посмотрел на Марианну с укоризной и ласково сказал:
– Дочь моя, не будем спорить и ссориться! В любом случае твой отец не был бы сейчас доволен ни тобой, ни нами – друзьями, которые не позаботились о дочери покойного друга. Мой долг – не только друга твоего отца, но и духовного пастыря – подать тебе руку и поддержать на пути возвращения к добродетели. Я сегодня же напишу настоятельнице монастыря, в котором ты воспитывалась, и она с несомненной радостью примет тебя под свой кров. Там ты в благочестивых трудах и молитвах вернешь былое достоинство, забудешь отчаяние, в которое тебя ввергла гибель отца, и снова обретешь мир в душе.
– В чем причина столь трогательной заботы, лорд Гесберт? – спросила Марианна, с прежней усмешкой глядя на епископа.
– Как я и сказал – в долге перед твоим отцом. И в любви к тебе, дочь моя.
– Язычница, варящая из трав колдовские зелья, – задумчиво произнесла Марианна, не сводя глаз с епископа. – Если меня не подводит память, такими словами, святой отец, вы выражали свою любовь ко мне?
Епископ откинулся на спинку кресла, сжал холеные пальцы в кулаки и шумно выдохнул.
– Ты такая и есть, – сказал он, не спуская с Марианны недобрых глаз, и отбросил всю напускную мягкость, – и ничуть не изменилась к лучшему. Я вижу, что тебе нравится дерзить лорду шерифу и мне? Позволь напомнить тебе о твоем положении, которому дерзость пользы не принесет, – и он выразительно указал глазами на ее располневший стан.
– Что вы хотите от меня получить взамен убежища в монастыре, о котором я вас не просила?
– Знак, условный знак, который поможет выманить Шервудского Волка из его логова. И ничего больше. Не так уж и много за жизнь и почти свободу? – так же прямо ответил епископ на ее прямой вопрос.
Марианна глубоко вздохнула, посмотрела поверх голов епископа и шерифа куда-то вдаль, и каменные стены словно растаяли перед ее ясным взором. Тихо рассмеявшись, она снова опустила глаза на епископа и сказала:
– Совсем немного! Вы просите у меня такой пустяк – предать супруга и господина!
Епископ сверкнул глазами и воскликнул, уже не скрывая одолевавшей его злобы:
– Надо еще доказать, что он твой муж! Я запретил всем священникам моей епархии совершать над вами обряд венчания!
– Тем не менее он был совершен, поскольку этот запрет отменил ваш двоюродный брат епископ Илийский. Как у папского легата у него были все полномочия сделать это, – ответила Марианна, оставшись равнодушной к гневу епископа. Заметив Хьюберта, который пришел в подземелье уже в одежде с гербом Гая Гисборна, она кивнула головой в его сторону: – А вот и свидетель, который присутствовал на венчании. Можете расспросить его, все правила были соблюдены или нет.
– Хорошо, пусть так! – сдаваясь, процедил епископ. – Это не меняет дела. Я уверен, что твой супруг, – он подчеркнуто выделил голосом это слово, – чья предусмотрительность и осторожность нам хорошо известны, не мог не условиться с тобой заранее о знаке, который ты должна послать ему, случись тебе попасть в беду. Я прошу и требую, чтобы ты сейчас назвала нам этот знак или передала его нам, если он при тебе.
– Вы случайно не исповедуете ли меня, святой отец? – живо поинтересовалась Марианна с неуловимой улыбкой, задрожавшей в уголках ее рта.
Услышав эти слова, Гай схватил Марианну за волосы и запрокинул ее голову так, чтобы заглянуть ей в глаза и заставить ее саму посмотреть на него.
– О какие знакомые присказки! – тихо рассмеялся он, прищурившись и не сводя с Марианны темных глаз. – Ты не только слова – ты даже интонации переняла у Шервудского Волка! Я отвечу тебе: ты не на исповеди. Ты на суде, и не принимай терпение и милосердие своих судей за глупость.
Помедлив, он выпустил ее волосы, и она, тряхнув головой, снова выпрямилась, как стальной клинок.
– Если я на суде, то вправе узнать, в чем меня обвиняют, – хладнокровно сказала она.
– Ну, дочь моя! – желчно рассмеялся епископ, разводя руками. – Выбирай, что тебе больше по вкусу. Ты объявлена вне закона наравне с твоим супругом. Светский суд в лице сэра Рейнолда обвиняет тебя в разбое, которым ты занималась все лето. Церковное правосудие, которое творю я, предъявляет тебе обвинение в колдовстве и отступничестве от веры. Свидетель твоего венчания, – и епископ, как и она, тоже указал подбородком на Хьюберта, – станет свидетелем всех предъявленных тебе обвинений. Он неоднократно видел тебя с оружием в руках, когда вы нападали на сборщиков податей. И он очень красочно описал, как ты с помощью языческих богов и магии вернула к жизни Шервудского Волка, когда он почти умер. Ну а про твои занятия лекарским делом и травами я даже не говорю.
– Мои лекарства и мое умение несли людям исцеление от болезней и ран, – ответила Марианна. – Вам не удастся очернить меня в глазах тех, кому я помогла своими знаниями.
– Пусть так, и для них твое имя останется незапятнанным, а тебе-то какой от этого прок? – цинично усмехнулся епископ. – Они ведь не бросятся выручать тебя из костра, на который я тебя отправлю с огромным удовольствием!
Сэр Рейнолд осторожно напомнил:
– Леди Марианна в тягости.
– Да, и в подобных случаях казнь откладывают до родов, – снисходительно подтвердил епископ, но тут же жестко сказал, не сводя с Марианны беспощадных глаз: – Но для нашей пленницы я допущу исключение и возьму грех на душу, отправив ее на костер с ребенком во чреве. Ты никогда не видела, как сжигают ведьм? Впрочем, что я спрашиваю! Ты же всегда избегала подобных зрелищ, а напрасно! Тогда ты бы знала, как кричат, задыхаясь от дыма, эти несчастные женщины. И ты будешь задыхаться, упрямица, если не согласишься сделать то, что тебе велят. Твои прекрасные локоны охватит пламя, нежная кожа лопнет, почернеет и обуглится. Но палач постарается сделать так, чтобы ты оставалась живой как можно дольше. И ты станешь страдать от неописуемой боли, кричать на всю площадь, где разложат твой костер. Тебе по сердцу такая участь?
Марианна огромным усилием воли сохранила спокойное выражение лица: слишком образно и живо перед ее глазами предстала страшная картина, которую так небрежно набросал епископ. А тот, неотрывно наблюдая за Марианной, понял, что угрозы достигли цели, и теперь ждал ее ответа.
Глядя на епископа безмятежными глазами, Марианна напряженно искала выход из создавшегося положения. Почувствовав волнение и тревогу матери, ребенок снова заворочался у нее под сердцем. Всеми силами души она хотела спасти его – уже живого, но еще не рожденного сына. Условного знака не существовало – она знала отношение Робина к подобным вещам. Он небезосновательно считал, что любой знак может попасть в чужие руки и превратиться в оружие. Да у нее при себе ничего и не было, кроме обручального кольца с гербом Рочестеров. Даже подвеску с аквамарином – подаренный Робином оберег – она оставила дома, о чем не раз пожалела. Оберег предупредил бы ее об опасности еще по дороге в собор, и они повернули бы обратно. Если бы Хьюберт попытался им помешать, Вилл справился бы с ним за считаные секунды – она не сомневалась в этом. И сейчас здесь не было бы ни Вилла, ни ее самой!
Нет смысла сожалеть о том, что уже случилось. Можно отдать им кольцо, выдав его за условный знак. Но насколько она может быть уверена, что, получив это кольцо, Робин вспомнит, как они разговаривали о бесполезности условных знаков, и не попадет в ловушку? Он вспомнит – ведь он никогда и ничего не забывает. Он поймет, что посланец с кольцом подослан, и сумеет обратить ситуацию в свою пользу. «Ты умен, смел, ты все поймешь правильно и спасешь нас! – подумала она, мысленно воззвав к Робину. – Мне надо лишь уверить их в собственной лжи, чтобы они не усомнились ни в чем!»
Она медленно опустила глаза на левую руку, где на пальце поблескивало золотом обручальное кольцо. Почувствовав, что победа совсем близка, епископ выразил взглядом удовлетворение, шериф – облегчение. Вилл безмолвно наблюдал за ней, как и Гай. Марианна уже хотела снять кольцо и отдать его, как услышала над головой насмешливый голос:
– Меня всегда восхищало твое умение владеть собой, принцесса! Вижу, ты все-таки последовала моему совету и научилась лукавить. Поздравляю, ты даже меня почти уверила в том, что готова предоставить так горячо любимого тобой супруга его собственной судьбе!
Марианна обернулась и встретилась с Гаем взглядом. Склонив голову, он смотрел на нее так, словно видел насквозь все ее ухищрения. Гай рассмеялся Марианне в лицо и покачал головой.
– Нет, принцесса! Условные знаки – кольца, ленты, цепочки – все это забавы для детей. Граф Хантингтон слишком умен, чтобы поверить россказням моего посыльного при виде какой-то твоей безделушки, пусть даже известной ему. Ты напишешь ему письмо. Напишешь слово в слово так, как я тебе продиктую. И когда ты закончишь его писать, я сам прослежу, чтобы ни один волос не упал с твоей головы.
С обреченным спокойствием она поняла, что надеждам на спасение сбыться не суждено. Марианна слегка улыбнулась при мысли о том, что такой хитроумный Гай Гисборн не знает самого простого: ему нет необходимости заставлять ее собственноручно писать это послание. Достаточно сказать всего несколько слов, и Гай оставит ее в покое. Но открыть ему правду значило самой вложить в его руки оружие против Робина. Отвернувшись от Гая, Марианна произнесла: