«Бесы» вчера и сегодня

Введение

Достоевский и «Бесы»

Многие современные исследователи творчества Ф. М. Достоевского признают его «боль за человека, за всех униженных и оскорблённых»1, соглашаются с мнением Д. С. Мережковского, что «Достоевский действительно пророк русской революции»2. Тем не менее, большинство тех критиков и литературоведов, кто жил и во времена этого выдающегося писателя, и много позже, – в годы советской власти, убеждены, что Достоевский был противником революции.

К такому парадоксальному выводу специалисты приходят не без влияния романа «Бесы», где Достоевский изобразил современное ему революционное движение. Цель моей работы – проанализировать и попытаться понять резкое, на первый взгляд, противоречие гениального писателя: демонстрацию в своих произведениях несостоятельности современного общественного устройства, необходимость его преобразования, боль и сострадание к униженному и обездоленному человеку. И в то же время, – протест против «преобразователей» этого общества – против современного ему протестного движения, которое обещало всем гражданам социальное переустройство и всенародное счастье.

Напомню, Фёдор Михайлович Достоевский родился в 1821 году в небогатой семье в Мариинской больнице для бедных, где его отец работал штаб-лекарем. Позже за хорошую службу глава семейства Михаил Достоевский получил дворянское звание, и смог купить для семьи село. Несмотря на трудную жизнь, отец постарался дать двум своим сыновьям хорошее образование, позволившее им по требованию родителя поступить в Петербургское Главное инженерное училище. Так что будущий писатель хорошо знал жизнь бедняков, и эта жизнь не могла не вызывать у него сострадания. Учиться на инженера он не захотел, рано почувствовав тягу к творчеству, начал писать рассказы, повести, вскоре стал популярным.

Весной 1846 года Ф. М. Достоевского познакомили с М. В. Петрашевским, который увлёк писателя своими идеями построения в России утопического социализма, демократии. На устраиваемых Петрашевским «пятницах» обсуждали также проблемы свободы книгопечатания, освобождения крестьян с земельными наделами. В одном из радикальных кружков петрашевцев, куда входил и писатель, ставилась цель создания нелегальной типографии и даже подготовка переворота в России.

Эта деятельность революционеров-теоретиков не осталась незамеченной правительством. 23 апреля 1849 года многие петрашевцы были арестованы, среди них оказался и Достоевский. Восемь месяцев он провёл в Петропавловской крепости, был признан одним из активистов организации и 13 ноября осужден к смертной казни. Но вскоре, 19 ноября, этот приговор, по заключению генерал-аудиториата «ввиду несоответствия его вине осужденного», был заменён на восьмилетнюю каторгу. Однако петрашевцам об этом не сообщили. 22 декабря того же года им объявили первоначальный приговор и устроили показательную казнь с подлинным эшафотом и надеванием мешков на голову… Лишь в последний момент зачитали указ о помиловании. Осужденные, ожидавшие неминуемой смерти, пережили такой стресс, что один из них, Николай Григорьев, сошёл с ума.

Инсценировка казни петрашевцев на Семёновском плацу. 1849 г. Рисунок Б. Покровского.

Император Николай I, подписывая указ, заменил Достоевскому присуждённый ему восьмилетний срок каторги на четыре года с последующей службой рядовым солдатом. И он отбыл на каторге все четыре года без права переписки, после чего отправился на солдатскую службу. Но судьбе было угодно сократить срок его «солдатчины», так как после коронации новый император Александр II в 1856 году издал указ о прощении бывших петрашевцев. А год спустя он же высшим указом объявил помилование и петрашевцам, и декабристам, то есть вернул им все права дворянства. Это значило, что Ф. М. Достоевский мог не только жить там, где ему хочется, но и публиковаться.

Таким образом, будущий великий писатель, как говорится, на собственной шкуре познал все «прелести» судьбы и бедняка, и революционера – борца за социальные преобразования, и смертника, и каторжника, и рядового солдата. А вскоре, после публикации и успеха у читающей публики его «Записок из подполья», он смог отправиться за границу, увидеть там и наших российских, и заграничных борцов за перемены в обществе. Надо полагать, что с таким огромным кругозором талантливый писатель-философ имел все возможности получить объективное представление о состоянии общества, как российского, так и европейского.

Так был ли автор «Бесов» сторонником кардинальных преобразований в своей стране, революции? Или он был её противником? А может быть, даже реакционером и мракобесом, в чём упрекали его некоторые сторонники резких и даже кровавых перемен?

Для того чтобы понять такое противоречие в жизни и творчестве знаменитого писателя, необходимо, в первую очередь, ясно представлять себе, каким же было то революционное движение, против которого он протестовал, кем были его представители, их цели и задачи; что предлагали они обществу, в том числе и самому Достоевскому взамен существующего порядка.

Краткий обзор этой темы изложен в первой главе данной работы. К сожалению, во время подготовки диплома я не нашла специальных научных трудов по этому вопросу. Поэтому материалы для работы пришлось искать в подшивках газет времён публикации романа Ф. М. Достоевского «Бесы», а также периодов обострения политической ситуации в стране, когда критики вспоминали об этом романе и бросались в полемику.

При создании первой главы мною были использованы первоисточники – газетные материалы, где публиковались процессы над нечаевцами и Нечаевым: «Правительственный вестник» с 1 июля 1871 года, «Новое время» с № 13 от 13 января 1873 года. Для работы привлекались также труды Маркса и Энгельса «Альянс социалистической демократии и Международное товарищество рабочих», и «Эмигрантская литература» (Сочинения, т. 18), письма и статьи А. И. Герцена (Собр. соч., т. 9, 20). Была использована также научная литература: сборник «Революционное движение 60-х годов» (М.,1932 г.), книги Н. М. Пирумовой «М. Бакунин» (М., 1970 г.), Р. М. Кантора «В погоне за Нечаевым» (М., 1931 г.), сборник материалов «Нечаев и нечаевцы» (М., 1931 г.). Привлекались также труды литераторов А. И. Володина, Ю. Ф. Карякина, Е. Г. Плимака «Чернышевский или Нечаев?» (М.,1976 г.) и ряд других работ.

Современные литературоведы, рассматривая роман Достоевского «Бесы», нередко приходят к выводу, что «Достоевский, не видя в русском освободительном движении других течений, кроме нечаевщины, тем самым ничего не противопоставил ей. Поэтому объективно его отрицание нечаевщины распространилось на всё революционно-демократическое движение. Поэтому «Бесы» и считались пасквилем на него»3.

Делая подобные заключения, никто из авторов, между тем, не сообщает читателю: а что мог бы противопоставить в то время «каракозовщине» или «нечаевщине» Ф. М. Достоевский? Ведь, по сути, и представить в российском протестном движении тогда было нечего. Однако писатель ищет и находит для своего романа другие, отличные от предложенных «бесами», идеи для более справедливого преобразования народной жизни. Возможно, они в чём-то совпадали с его собственными идеалами. Проповедники этих идей в его книге Шатов и Кириллов. Их размышления на эту тему представлены во второй главе диплома. Здесь приводится также анализ того, насколько памфлетно изобразил писатель в романе нечаевщину и особенно его главного героя – Петра Верховенского. И кто из них на самом деле больше карикатурен – образ, придуманный писателем, или его прототип Сергей Нечаев. Ответ на этот вопрос поможет объяснить отношение автора романа к главному «герою».

В своей работе, я не ставлю задачей исследование поэтики романа, его художественной специфики, системы образов и т. п. Об этом написано много и, наверное, исчерпывающе. Меня интересует историко-идеологический генезис «Бесов», соотношение романа с реальными прототипами, место, которое занимала изображённая в нём нечаевщина в русском освободительном движении и та оценка, которую дал ей в своём произведении Ф. М. Достоевский.

Источники, которые использовались во второй главе – сам роман Ф. М. Достоевского, дневники к роману (Ф. М. Достоевский, ПСС в 30-ти томах, Л.,1975 г., тома 10, 11,), материалы следствия над нечаевцами, русские газеты 1871–1873 годов. А также научные работы, в том числе «Комментарии к роману «Бесы» (Ф. М. Достоевский, ПСС, т. 12).

На протяжении всей работы уделяется много внимания мировоззрению Достоевского, его поискам эффективного пути развития России. Темам, которые актуальны для России и ныне. Мне хотелось показать здесь, что отрицание Достоевским «революционного движения» второй половины 60-х годов было оправдано временем и положением дел в стране.

Писатель Алексей Николаевич Толстой в своих «Записных книжках» отметил:

«Достоевский искал опоры и питающей среды для своей творческой личности. Она подавляла его. Буржуазный Запад, индивидуализм буржуазии был ему отвратителен. Социализм (Чернышевского и Белинского), социализм без революции, без огня и мускулов, казался ему беспочвенным, он возненавидел его, как возненавидел Запад, куда тянули социалисты (Ч. и Б.)4; либералы и нигилисты, сдобренные русским хулиганством, приводили его в бешенство именно – поплёвыванием. Оставался один путь для его творческой личности – русская самобытность»5.

Что понимал Достоевский под русской самобытностью – вопрос сложный. Отчасти он изложен в его романе «Бесы» в идеях Шатова и Кириллова.

В советском6 литературоведении, на мой взгляд, сложилось не совсем верное представление о том, как современники писателя воспринимали его роман «Бесы». Этой теме посвящена третья глава дипломной работы. Здесь я цитирую письма и высказывания крупнейших представителей общественности во время и после публикации романа. По этим отзывам можно сделать вывод, что часть современников не воспринимала роман «Бесы» как памфлет на всё русское революционное движение, а видела в нём лишь отражение определенных сторон жизни общества.

Тем не менее, современная писателю критика действительно отнеслась к его роману в основном отрицательно. Анализируя это явление, необходимо учитывать две важные детали. Во-первых, в те годы, как я поняла, читая газетные рецензии, было модно бранить всё подряд. Не было такой крупной литературной новинки, которую не обругали бы газеты по любому поводу, называя известных писателей «литературными малярами», цепляя им другие нелестные «титулы». Во-вторых, что примечательно, Достоевского за роман больше бранила либерально-буржуазная и реакционная критика, чем демократическая. Ни редактор журнала «Отечественные записки» – писатель-сатирик М. Е. Салтыков-Щедрин, ни издатель «Современника» Н. А. Некрасов, никто из других крупнейших представителей демократической журналистики не выступил с осуждением автора «Бесов» и его героев. Литературный критик, народник Н. К. Михайловский писал о романе довольно сдержанно и отметил наряду с недостатками немало достоинств.

В резко отрицательном тоне, доходящем до грубости, выступил против «Бесов» лишь единомышленник Сергея Нечаева Пётр Ткачёв. Анализу причин такого выступления будет также посвящена часть третьей главы.

Что касается либерально-буржуазной и реакционной публики, то её отрицательное отношение к роману объясняется тем, что она увидела в нём критику писателем всего общества, виновного, по его мнению, своим несовершенством в появлении нечаевщины. Она увидела, в первую очередь, сатиру на себя, на свой строй и обвинила Достоевского в клевете, – нет, не на отдельных доморощенных бунтарей, – а на всё общество. Больше всего от реакционных оценщиков литературы досталось героям романа Шатову и Кириллову. Непонимание, а скорее нежелание понимать их идеи, – привело к тому, что не столько нечаевцев, сколько именно их отнесли к разряду помешанных, а их идеи – к бредовым.

В этой третьей главе затронуты темы, которые почти не рассматривались в советском литературоведении. Тут я подробно анализирую статьи популярных литераторов и критиков того времени, которые формировали отношение к роману читающей публики: В. П. Буренина, В. Г. Авсеенко, С. Т. Герцо-Виноградского. Их отзывам о романе отведено даже более места, чем высказываниям Ткачёва и Михайловского, так как труды последних подробно изучались многими советскими литераторами, они также проанализированы в комментариях к «Бесам» (Ф. М. Достоевский, ПСС, т. 12). В то же время мы рассмотрим идеологическую позицию всех упомянутых критиков, чтобы лучше понять, с каких позиций они подходили к роману.

Особое внимание в главе уделено популярному литературному критику, поэту, драматургу последней трети XIX и первой трети следующего – XX столетия В. П. Буренину, который посвятил много работ творчеству Ф. М. Достоевского. Его уважал и ценил и сам писатель. На мой взгляд статьи Буренина наиболее полно и объективно отражают отношение к роману в литературных и общественных кругах того времени. На примере этого автора мы имеем возможность также проследить, как изменилось отношение самого рецензента к великому писателю и его роману в период первой русской революции и после неё.

В процессе работы над третьей главой были использованы газетные и журнальные материалы 1871–1873 годов, работы К. Маркса и Ф. Энгельса о П. Ткачёве и М. Бакунине и В. Ленина о Н. Михайловском («Что такое друзья народа и как они воюют против социал-демократов?», «Народники о Михайловском» и др.).

Кульбиты, которые проделывала критика романа «Бесы» на протяжении полутораста лет с момента его публикации – поражают. От восхваления и восхищения – к резкому порицанию, критике, которая порой перекидывалась на отрицание всего творчества Достоевского. И это происходило не раз. Пожалуй, в мире нет более ни одного литературного произведения, которое за сто пятьдесят лет пережило столь же бурные перемены в отношении к себе – от любви до ненависти – в зависимости от государственного устройства, обстоятельств, состояния общества. И самое любопытное, такие перемены в своём мировоззрении и творчестве переживали порой одни и те же литераторы-критики, которым довелось дожить до перемен в обществе. В четвёртой главе будут представлены эти переменчивые мнения литераторов о романе в XX веке.

Объём работы не позволил мне подробно рассмотреть эволюцию отношения к роману «Бесы» советских авторов. Уделю внимание лишь нескольким периодам, когда вокруг этого произведения вспыхивали своеобразные «бури». Это время постановки «Бесов» на сцене МХТа после революционного подъёма 1907 и 1913 годов. А также попытки реабилитации нечаевщины в советские времена, и в связи с этим появление резких отрицательных отзывов о романе. Приведу также несколько отзывов о «Бесах», сделанных литературоведами во времена от так называемой «оттепели» – до периода создания моего труда в 1978 году.

В процессе работы над главой были использованы газетные рецензии 1907–1913 годов, а также научные труды выдающихся исследователей творчества Ф. М. Достоевского – И. Л. Волгина, Б. Л. Сучкова, Г. Н. Поспелова и др.

Глава I

Нечаевщина и её место в русском освободительном движении

Чтобы глубже понять чувства и переживания Ф. М. Достоевского, его недовольство и выпады против современного ему протестного движения, называемого то народным, то русским, а в советские времена – непременно революционным, необходимо, прежде всего, хорошо представлять себе это движение, его ведущих представителей, их цели и задачи.

С середины 60-х годов XIX века в России наступила полоса глухой реакции. Выдающийся революционер и теоретик утопического социализма Николай Григорьевич Чернышевский был сослан на каторгу, большинство учителей революционно настроенной молодёжи томились в застенках или погибли, герценский «Колокол» уже не имел прежнего влияния на молодёжь, а в 1867 году и вообще перестал издаваться на русском языке. «В центре политической борьбы оказались фигуры типа Николая Ишутина, Дмитрия Каракозова или даже Нечаева»1, которые без тени сомнения именовали себя революционерами. Фигуры, которые в той или иной мере обнаруживают явное отклонение в сторону анархизма, террора, полного разрушения всего сущего.

Ишутин Николай Андреевич

(1840–1879) – революционер, сторонник террора, основатель общества «Организация» и его тайного ядра «Ад». После покушения 4 апреля 1866 г. на императора Александра II членом «Организации» Д. Каракозовым, был арестован и сошёл с ума в Шлиссельбургской крепости

Достоевского часто упрекают в том, что он «изображал идеологию передовой революционной демократии в искажённом виде»2, что, якобы, сближал «теорию» героев своих романов Раскольникова или Верховенского с теорией Чернышевского, Герцена. Это не совсем справедливо. Не Достоевский «сближал» эти теории, а прототипы его героев для увеличения своего авторитета приписывали к своим собственным идеям известные имена. Так часто поступал Сергей Нечаев. Например, при публикации своей статьи «Главные основы будущего общественного строя», где им была создана примитивная схема казарменного коммунизма, он сделал фантастическое примечание: «Подробное теоретическое развитие наших главных положений желающие найдут в изданной нами статье «Манифест Коммунистической партии»3. Так же поступали ишутинцы, видевшие свой идеал в Рахметове Чернышевского и бравшие из идей теоретика только те мысли, которые импонировали им. Достоевский, как говорится, лишь констатировал факты.

Кто такие ишутинцы? В 60-х годах XIX века в антигосударственном движении России широко известным стало тайное общество «Организация», созданное в 1863 году в Москве Николаем Ишутиным (1840– 1879 гг.). Его членов стали называть ишутинцы.

Внутри общества с 1866 года должна была действовать строго законспирированная группа «Ад», неизвестная остальной части «Организации». Чтобы не вызвать подозрений, члены «Ада» должны были сделаться пьяницами, развратниками, им нужно было находиться во всех городах и губерниях, знать о настроении народа. Лиц, которыми крестьяне были недовольны, члены «Ада» могли убивать или отравлять, а затем в прокламациях рассказывать о причинах убийства. В обязанности членов «Ада» входила также слежка за деятельностью всех членов общества и, в случае отклонения кого-то из «товарищей» от пути, который центр считал правильным, допускалась возможность наказания непослушного смертью.

Главной своей целью «Ад» считал систематическое убийство царей, эти теракты, по их мнению, должны были пробудить народ, вызвать его недовольство и привести к «социальной революции».

Руководителем филиала «Организации» в Санкт- Петербурге был Иван Худяков (1842–1876 гг.). А его основными задачами – те же, что и у московского «Ада»: терроризм и убийство царя, а в итоге – смена общественного строя. Удивляет судьба этого революционера. Широко образованный этнограф, фольклорист, автор сборников народных песен (1860 г.), загадок (1861 г.), сказок (1860–62 гг.), И. А. Худяков в 1865 году возглавляет союз разрушителей. Возможно, он действительно оказался среди тех немногих людей, кто, столкнувшись с действительностью народной жизни во время своей творческой работы, захотел изменить эту жизнь. И верил, что террором можно чего-то добиться. По заявлениям этих революционеров – И. Худякова и самого Н. Ишутина, – ими руководил мифический «Европейский революционный комитет», «цель которого есть убиение царей»4.

Книга Худякова Ивана Александровича от 1930 г.

Одним из ишутинцев был 25-тилетний Дмитрий Каракозов, который 4 апреля 1866 года совершил первый в истории России революционно-террористический акт – покушение на императора Александра II, пытался его застрелить. На этом деятельность «Организации» завершилась. Под следствием оказались свыше двух тысяч человек. Каракозов был повешен, активисты сосланы на каторгу или в сибирскую ссылку. Её глава Николай Ишутин сошёл с ума в Шлиссельбургской крепости. А Иван Худяков сослан на вечное поселение в Верхоянск.

Это преступление не было понято народом, который вплоть до 1905 года верил в царя, как «в олицетворение правды и справедливости»5.

«Счастье их, что Каракозову не удалось убить государя, а то бы мы напрудили Фонтанку дворянской кровью», – так поговаривали в Петербурге представители «низших» классов; в Каракозове многие из них видели агента дворянской партии, подосланного отомстить императору Александру II за отмену крепостного права. И пусть версия о том, что крестьянин Комиссаров помешал Каракозову попасть в царя, является всего-навсего одним из мифов, совсем не мифичны проникнутые горьким чувством разочарования слова Каракозова, обращённые к схватившим его обычным людям из толпы: «Дурачьё! Ведь я для вас же, а вы не понимаете!»6

Каракозов Дмитрий Владимирович

(1840–1866) – член революционного общества «Организация». 4 апреля 1866 г. совершил первый революционно-террористический акт в истории России – покушение на императора Александра II. Повешен

Отрицательно отозвался о покушении известный к тому времени революционер-эмигрант, писатель и философ Александр Иванович Герцен в своей газете «Колокол» от 1 мая 1866 года:

«Выстрел 4 апреля был нам не по душе. Мы ждали от него много бедствий, нас возмущала ответственность, которую на себя брал какой-то фанатик. Только у диких и дряхлых народов история пробивается убийствами».

Поступком Каракозова были возмущены многие передовые общественные деятели. После этого преступления «бешенство реакции удвоилось. В несколько месяцев было уничтожено всё, что носило на себе печать либерализма первых лет царствования. Это была истинная вакханалия реакции»7, – сетовал революционер-народник, писатель Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский в «Подпольной России». То есть, каковы бы ни были намерения Каракозова, покушение его на жизнь царя сыграло отрицательную роль в так называемом народно-освободительном движении.

Выстрел этот с болью отозвался в сердце Достоевского. Он видел в этом событии недоброе предзнаменование, начало нового этапа борьбы с царизмом, борьбы, которая не принесёт пользы народу и всему обществу.

Около четырёх лет – до лета 1871 года Ф. М. Достоевский с семьёй проживал за границей. В 1867– 68 годах он находился в Женеве, где наблюдал за деятельностью русских революционеров-эмигрантов. Он был близко знаком с поэтом и публицистом Н. П. Огарёвым, встречался с его другом и соратником А. И. Герценом, по черновикам работ писателя видно, что он был знаком со статьями и выступлениями Александра Герцена, Михаила Бакунина, французского социалиста Шарля Виктора Жаклара и других русских и европейских революционеров.

Бакунин Михаил Александрович

(1814–1876) – мыслитель и революционер, один из теоретиков анархизма, народничества

С тревогой следил в это время Достоевский за усилением влияния теоретика анархизма М. А. Бакунина и его идей на русских революционеров-эмигрантов8. Писатель чувствовал бесперспективность бакунинских призывов к бунту. Хорошо зная русский народ, он видел слабость и невозможность претворения анархистских идей в жизнь. Как факт, свидетельствующий не то о наивности, не то о самоуверенности, воспринял он надежды Петра Нечаева, которые разделял и Михаил Бакунин, на непременное восстание в России весной 1870 года с тем, чтобы осенью всё кончилось победой (из их «Программы революционных действий»).