Нина Косолапова
Звёздный странник. Часть II
Преамбула
Эта книга – часть трилогии, в которой повествуется об опыте Души. В данной части Душа вспоминает свой прошлый звёздный опыт. В опыте каждой из сущностей, если жизнь рассматривать как непрерывный процесс со сменой воплощений, есть место космическим походам, встречам с волшебными существами и путешествиям в параллельные миры. Все события, что пережиты Душой, если они помнятся, если из них извлечён опыт, и будут тем бесценным золотом, что может обогатить вашу жизнь и ЖИЗНЬ в целом.
История первая
Максим смотрел на плывущие облака, небо было пронзительно-васильковым, облака клубились белым густым паром, сбивались в плотные непрозрачные комки ваты. Вот уже третий день он гостил у деда. Лето принялось жарить ещё с середины мая, большая редкость для Среднего Урала. Вот эта жара выгоняла Макса из дома, они с Васькой целыми днями проводили на реке. Измельчавший широкий Тагил ещё не прогрелся. Река щедро отдавала свою прохладу ребятам. Сегодня Васька опаздывал, или Максим рано прибежал. Опять эта чувствительность, что-то должно было произойти, может быть, удастся к Олегу попасть? Они с Олегом не виделись месяцев пять. Макс почувствовал нечто в центре груди, ощутимое, пульсирующее. Закрывая глаза, Макс представлял это как пламя свечи. Но только пламя было более густым, что ли, и слитным, как из жидкого голубого стекла. И оно было живым. Наконец он всё внимание направил вглубь себя в центр груди. Неожиданно вдруг появилось чувство, что он падает назад себя в бездонное пространство. Падение было настолько явным, что Макс открыл глаза. Нет же! Он лежал в траве на спине, падать было невозможно. Макс опять закрыл глаза и рухнул в огромное бесконечное пространство. Чем дальше он падал, тем больше чувствовал прохладу, затем ощутимый холод, затем стало колоть тело так, как будто на него налетела огромная туча, наполненная колкими льдинками-снежинками. Наконец скорость падения усилилась, и он ударился спиной о твёрдую поверхность. Макс не мог открыть глаза, лицо заледенело, ресницы слиплись в ледышки, руки и ноги плохо слушались. Он поднёс руку к лицу, попытался отодрать лёд от ресниц, чтобы открыть глаза.
Несмотря на холод, пар изо рта не шёл.
– Наверное, я промёрз окончательно, – прошелестел сам себе мальчик. – И внутри у меня так же холодно, как снаружи.
Максим посмотрел на руки, медленно встал, рассматривая тонкий сине-серебристый скафандр на собственном теле. Руки были в удобных тонких перчатках. А вот шлема на голове не было. Макс поднялся на ноги. Вперёд тянулся тоннель, одна стена светилась матовым постоянным светом, другая мерцала таким же светом, гасла, снова разгоралась и опять гасла. Звуков не было. Ни шума работающих электрических ламп, ни капель воды, ни шипения пара, ничего, чем обычно сопровождается сломанная машина или разрушенное здание. Макс подошёл к мерцающей стене, прикоснулся к ней. На ощупь это было похоже на плотное желе, на стене остался отпечаток руки, и от этого отпечатка во все стороны пошли медленные волны кругами. Как будто под этим плотным студнем была жидкость. Волны погасли, и отпечаток ладони медленно растаял. Макс ещё какое-то время стоял, разглядывая стену. Он бы нисколько не удивился, если бы она оказалась живой, ну то есть вздохнула бы, или у неё образовался бы глаз посередине. Подросток помедлил, затем аккуратно и мягко пошёл по коридору. Коридор стал расширяться и превратился в развилку: тот тоннель, из которого шёл мальчик, разветвлялся в четыре других тоннеля, самый правый был освещён, остальные три были погружены в темноту.
– Эй! Есть кто живой? – Макс вздрогнул от собственного голоса.
Ответа не последовало, как не последовало и эха. Всё скрадывалось «живыми» стенами тоннелей. Макс пошёл в освещённый тоннель, который вновь ветвился, и вновь он выбирал ту ветку, которая была освещена. Поход казался бесконечным, пока Макс не понял, что делает одно и то же, выбирает освещённый коридор. Дойдя до очередной развилки, он, не раздумывая, вошёл в темноту. Его тут же остановил запах, пахло приятно и знакомо. Максим постоял, из тёмной глубины веяло прохладой и свежестью хвойного леса. Он начал аккуратно двигаться вперёд, пока вдруг не наткнулся на колючую ветку. Всё – мягкая хвоя под ногами, жёсткие лапы елей со всех сторон, лесной запах – было реальным. Не хватало только света. Глаза еле ощущали силуэты. Всю остальную информацию приходилось получать от запахов, от ощущений тела, остальное голова достраивала уже внутри себя. Макс просто представлял лес. Но какая-то его часть «не дремала», какая-то часть не доверяла тому, что «подставляла» под руки эта кромешная темнота. Тут Максим решил остановиться и представить ручей. Менее через секунду он услышал журчание воды где-то справа. Стал двигаться на звук, а шагов через пять оступился и почувствовал течение ручья. Подросток тут же наклонился и зачерпнул руками воду, точно, ощущения его не обманули – «вода» не была водой. По консистенции это было нечто студенистое, как густая жидкость, которая при приближении к лицу растворяется в пар. А пар уже не имеет ни формы, ни запаха и исчезает быстро. После этого эксперимента минут пять потребовалось, чтобы пространство испарилось – ни леса, ни запаха, одна замершая тишина и пустота.
Максим сел на корточки, очевидно было, что бесполезно представлять, каковы размеры этого помещения, если вообще можно было назвать это помещением. Для того чтобы увидеть картину такой, какая она есть, нужно было отказаться от всех земных картин. Ничто из того, что было в его памяти, не должно было помешать проявиться этому пространству. Надо было перестать думать, рисовать знакомые образы. Макс мысленно поблагодарил Олега за прошлый урок, в котором друг рассказывал о том, что мы сами можем рисовать себе страхи, наполнять их жизнью, буквально выращивать их из пустоты. Прямо сейчас Максим не чувствовал страха, и пространство не оживляло этот страх. Надо побыть в каком-то особенном состоянии. Макс начал подбирать то состояние, которое бы не «возмущало» пространство. И нашёл. Надо было быть «никаким», нейтральным. И только он понял это, как вокруг начало что-то двигаться и жить.
Сначала Макс увидел очертания огромного стола со множеством экранов, затем он понял, что кто-то здесь есть. Сердце его подпрыгнуло от неожиданности так, что он громко ойкнул и отскочил назад себя. И тут же на что-то, нет, на кого-то налетел правым плечом, свалил с ног этого кого-то и замер, сидя на полу светлой комнаты с огромными панорамными окнами. Перед ним стоял мальчик, вернее, если бы вокруг него были люди, то вот этот кто-то точно был бы «мальчиком», а вот правым плечом он свалил «девочку», а вот там, у столов с экранами, стояли двое «мужчин» и одна «женщина». В общем, они напоминали людей, то есть тело, руки, ноги и голова были. Но вот их лица и волосы выглядели необычно. Ближе всех к нему оказалась «девочка», она тоже сидела на полу и так же, как Макс, во все глаза смотрела на него. Да, глаза, глаза в пол-лица. Радужка глаз тёмно-фиолетового цвета со звёздными искринками, если присматриваться, то радужка переливалась всеми цветами, от фиолетового до сиреневого. Кожа была как матовое белое стекло, казалось, можно присмотреться, и там внутри можно увидеть что-то. Но кроме внутреннего сияния ничего не было видно. Нос, рот и брови тоже были, но странно было вот что – они были только тогда, когда эти «люди» смотрели на самого Макса. А если они на тебя не смотрели, то ничего, кроме глаз, на лице не было. Их лица как бы «подстраивались» под собеседника. Между собой они говорили, скорее всего, телепатически, у них были очень выразительные глаза. Макс каким-то образом понимал, что вот сейчас между ними диалог, а вот сейчас они просто друг другу «улыбнулись», хотя рта не было, только глаза и тихое сияние изнутри. Волосы были белыми, пряди двигались, то завивались, то распрямлялись, то свивались в жгуты. «Девочка» смотрела на него во все глаза, а волосы тем временем на её голове закручивались вверх в «башенку». Максим улыбнулся, на лице девочки появились нос, рот и улыбка, как отражение его же собственной улыбки. Максим кивнул и поздоровался, девочка не издала ни звука, но её губы тоже сложились в слова приветствия. Голос он услышал у себя в голове, очень тонкий, как звон струнки.
– Ты можешь меня не копировать, можешь быть самой собой?
«Девочка» замерла, очевидно, обдумывала предложение.
– Ты хорошо встраиваешься в пространство, я могу быть самой собой, если тебе не тяжело от нашей непохожести.
– Мне не тяжело.
«Девочка» снова замерла, у Макса было ощущение, что его сканируют, проверяют. Его никто не касался, но ощущения были таковы, что кто-то пытается проникнуть внутрь него.
– Ты спроси так, если что-то хочешь узнать, я пойму, а то мне не по себе от твоих проверок.
– Так ты чувствуешь? Твоя генетика не предполагает такой чувствительности. Твоё сегодняшнее тело развилось в пространстве очень плотной материи, там, где поле потеряло своё напряжение.
– Разве ты представляешь, откуда я?
«Девочка» замолчала, серьёзно и внимательно глядя на Максима, она одновременно с кем-то разговаривала ещё. Наконец он понял, с кем, к ним подошла женщина. Она склонилась над мальчиком, затем поднесла руку к его голове, но не коснулась даже волос, просто провела по воздуху над ним.
– Пойдём, гость, тебе необходимо отдохнуть, у тебя сбой в алгоритмике одного из центров головы.
Максим не понял фразы, но поднялся и последовал за женщиной. В смежном помещении находилась комната, отдалённо напоминающая спальню или комнату отдыха. Ряды кресел располагались параллельно друг другу, между ними были достаточно просторные проходы. В одно из таких кресел усадили Макса. Кресло удобно поддерживало спину, затылок и голову. Подголовник кресла не был прикреплён к спинке кресла, он парил в воздухе, повторяя все повороты головы таким образом, что ощутимо расслаблялась шея. Тревоги не чувствовалось, ремней на кресле не было, и сама комната не походила на тюрьму или медицинскую палату. От подлокотника отделилась консоль с тёмным спящим экраном. Максим откуда-то знал, что надо положить левую ладонь на экран. Как только ладонь полностью коснулась экрана, вокруг кресла образовался энергетический, еле различимый кокон. Его можно было различить по редким электрическим вспышкам ветвистых молний, разрезающих внутреннюю поверхность. Лёгкое головокружение и незначительное точечное давление на голову переключили внимание мальчика, он как будто перестал интересоваться тем, что было вокруг него. Он погружался внутрь себя, но на сон это было мало похоже.
С внешней же стороны всё изменилось. Комната оказалась гораздо меньше той, что увидел Максим. Его кресло, окутанное разрядами молний, которые как бы окатывали невидимые стенки кокона, стояло ровно посередине. За креслом располагался стол с несколькими экранами, где тело мальчика парило в объёмной проекции, рядом бежали ряды непонятных значков. Отдельно изображалась проекция головы Макса. Голова была окутана россыпью сверкающих звёзд. Этот экран женщина рассматривала внимательнее, изображение было подвижным, но только она подносила палец к одной из «звёздочек», как всё останавливалось, а эта звёздочка сияла ярче. Через какое-то время к ней присоединились двое мужчин.
– Что-то нестандартное с нашим гостем?
– Да, активировались сразу пятьдесят центров вокруг головы справа в передней части. По какой причине, пока не поняла. Он осознал себя кем-то другим, возможно, собой, но из далёкого будущего. Что интересно, в том будущем уровень развитости его вида был не так уж высок, но ему это не помешало сознанием оказаться здесь и разобраться в некоторых характеристиках текучего пространства. Я зафиксировала все особенности того его состояния, но для его же безопасности верну изначальные характеристики энергетики. Вновь включённые центры оставлю активными. Это нам поможет более продуктивно взаимодействовать с гостем.
– Как Айя? Тебя не тревожит, что она увлечена дружбой настолько, что в её поле появились эмоции, схожие с эмоциями гостя?
Женщина задумчиво вглядывалась в череду бегущих по экрану значков и символов. Казалось, она сосредоточена на них, но в то же время в глубине огромных глаз скрывались думы. Она сознательно не обращала внимания на отношения дочери и гостя. Её саму привлекал этот вид (человека было принято называть так, чтобы дети не идентифицировали его с людьми). Столько серьёзности в этом подростке, столько отваги и скрытого достоинства. Он находился на их базе вот уже шесть месяцев. Никакой связи со своими не было. Шанс, что получится запустить его челнок обратно на планету либо встретить в этой части Вселенной человеческие корабли, мал. Мальчик вёл себя по-взрослому, спокойно и с большим принятием. Вот чего не хватало ей самой. При всех недостатках людей было в них скрыто нечто непредсказуемое. Непредсказуемость фиксировалась их медперсоналом как существенный недостаток. Было здесь какое-то противоречие, вот её вид вполне обладал текучестью, всепроницаемостью тканей и всего тела в целом, но сознание, сознание вряд ли обладало этой характеристикой. Всё было жёстко регламентировано, все реакции прописаны, в тысячах вариантах возможного – ещё сто тысяч вариантов реакций на это возможное. Отклонения считались ошибкой, даже если вели к прорывному результату. Принцип постепенности и последовательности во всём – в работе, в отношениях, в усвоении нового материала – должен был соблюдаться неукоснительно. У человека же могло произойти нечто похожее на вспышку или рывок, мальчик демонстрировал неравномерное усвоение материала, который был предложен ему для обучения взаимодействия с их пространством. Вот сейчас по какой причине такой всплеск активности центров головы? Она была уверена: за этим последует череда каких-то серьёзных изменений, центры помогут ему адаптироваться к текучести пространства, возможно, отчасти перестроят его организм. Посмотрим. Втайне она надеялась, что дочь что-то сможет перенять от этого мальчика, что она приобретёт нечто, что разовьёт её сознание. Чутьё подсказывало, что у самого подростка изменения связаны именно с неформальным общением, они проникали с дружбой, с непосредственностью и нежностью тех взаимоотношений, что возникли у него с Айей.
– Это всего лишь дети, не думаю, что в это стоит углубляться, а вот произошедший сбой в его сознании может быть интересен, сосредоточимся на нём. Через несколько часов его необходимо вывести из энергококона, это будет твоя задача. Инструкция под строгим грифом, Ольф, разговаривать с ним тебе не стоит. Две прошлые процедуры были проведены халатно, оба раза ты заговорил с гостем, и твой тон не обладал нужным дружелюбием. Извини, что напомнила об этом, уж слишком много событий за последние два часа.
Последнюю фразу женщина проговорила гораздо мягче, голос её выдавал усталость.
Ольф отключил кокон в положенное время. Он аккуратно, холодно и вежливо помог встать гостю с кресла. По инструкции необходимо было дождаться, когда гость заговорит сам с тем, кто помогал ему встать. Если гость не говорит, то и ему нет необходимости произносить хоть что-либо.
Подросток обвёл взглядом комнату, взглянул на мужчину, доброжелательно кивнул ему и улыбнулся только глазами. Ольф тоже кивнул парню в ответ и с досадой на себя отметил, что в этом пришельце слишком много обаяния. Никак не получается быть отстранённым и холодным, когда глаза гостя так просто и ясно смотрят в твои.
– Ольф, я немного сбит с толку, что-то произошло со мной, не могу сориентироваться, который час, и я бы перекусил, если можно.
– Да, конечно, вы можете пройти в столовую прямо сейчас.
Гость помедлил, опустил голову, грустно улыбнулся и снова обратился к мужчине:
– Нет никаких изменений, возможна ли моя отправка?
Ольф не успел ответить, гость покачал головой в знак того, что понял уже ответ и без ответа. Затем встряхнул головой и совсем бодро проговорил.
– Зато у вас отличные десерты! Есть повод для радости!
История вторая
Айя привыкла звать этого мальчика гостем, она давно знала, что это человеческий подросток. Взрослые по какой-то причине не говорили об этом вслух, она тоже ни с кем не делилась этим открытием. Даже маме ничего не говорила, хотя они были очень близки друг с другом. Как только их судно покинуло родное пространство, Айя больше наблюдала не маму, а специалиста исследовательского центра. Детей на судне было немного, они тоже участвовали в работе, хотя отчасти в роли подопытных. Жизнь детей шла размеренно и строго по расписанию, учёбу никто не отменял, тренировки тоже, но и играм было место на этом огромном корабле. Конечно, когда появился гость, оживление в детской среде было значительным. Дело было не только в его непохожести, он привлекал своей открытостью сразу. Наблюдая его эмоции, мысли, состояния, Айя с удивлением отмечала, что он даже не пытался что-то скрыть. Он открыто говорил, что огорчён долгой разлукой со своими, что ему бывает тяжело каждый раз слушать об очередной неудаче с починкой его челнока, при этом никто не видел его в плохом настроении. Но больше всего Айе нравилось то, как гость умел проигрывать. Столько в нём было внутреннего достоинства и уважения к победителю. Чувства в нём смешивались удивительным образом, он одновременно досадовал на себя и уже через минуту радовался за другого. Прямо противоположные состояния в нём наблюдались часто, он мог улыбаться и грустить одновременно, как могли совмещаться такие разные состояния, для неё это было непонятно.
Для Айи ещё один момент был теперь интересен. А именно то, что произошло вчера, взрослые называли это сбоем работы энергетических центров головы. Айя же наблюдала за ним с того момента, как гость на время «потерял память», до момента полного его восстановления.
В длинный перерыв между занятиями гость подошёл к Айе и предложил погулять по станции, по той её части, где нет такого оживления, как в основных корпусах. И зашли-то они не так далеко, как планировали. В одном из коридоров оказалось неисправно освещение, стены мерцали и в какой-то момент совсем погасли. Вот в этот сравнительно короткий промежуток времени гость, видимо, оступился и упал. Самого падения Айя не видела, когда включился свет, гость уже лежал на полу, на спине с закрытыми глазами, и не откликался. Девочка, вместо того чтобы последовать инструкции и обратиться к дежурному патрулю за помощью, обратилась внутрь себя и позвала маму. Олия тут же поняла, что дочь поступила не по инструкции, и сама поспешила отступить от правил.
– Айя, немедленно уходи оттуда, марш в детскую! Я сама найду гостя.
– Мама, он не откликается!
– Немедленно на свою половину, я сейчас патруль вышлю! Ты не полезна там!
Олия помедлила немного, рассчитывая на то, что дочь успеет уйти к себе, затем поразмышляла на тему, как стереть информационные следы из зоны заброшенного тоннеля. Её квалификации бы хватило сделать это на расстоянии. Наконец она решила, что ничего не будет стирать, она просто возьмёт на себя расследование этого события. Патруль, вызванный ею, гостя на месте не нашёл. Подросток к тому времени уже шагал по разветвлённым рукавам станции. Наблюдение за ним установили достаточно быстро, и достаточно быстро стало понятно, что гость находился в изменённом состоянии. В нём многое перестроилось. Очевидно, он ощущал себя собой, но собой, воплощённым в далёком будущем. Слепок пространства всегда несётся в теле живущего в нём, и по этим слепкам достаточно быстро можно восстановить его реальную среду обитания, что Олия с коллегами и сделали. И немало удивились результатам.
Да что там удивились, результаты были такими, что никто не стал разбираться, почему гость оказался в безлюдных коридорах станции, провёл ли его кто-нибудь туда, или он сам путешествовал. Если кто-то привёл, то кто? Сама Олия в отчётах этот момент упустила намеренно. Иначе выяснилось бы, что её дочь действовала не по инструкции, а по своей инициативе, что детям её возраста запрещено. И вполне может быть, что тогда девочке бы запретили общаться с гостем. Олия же втайне радовалась, что девочка, может, и не ведая того, поступает как-то по-новому, в ней зарождаются какие-то другие алгоритмы действий.
Итак, результаты. Информационные следы показали, что тело мальчика весьма несовершенно по сравнению с его недавней настоящей версией. Ткани, органы, кости очень плотные, из-за этого терпят огромные перегрузки, находясь в космическом пространстве, пусть даже и приспособленном для дыхания кислородом. Много энергии организм затрачивает на адаптацию к внешним условиям. Органы чувств – зрение, слух, обоняние, вкус, пространственные ощущения – настолько несовершенны, что навести простейшую иллюзию на мальчика не составляло труда. Можно было выуживать из его воспоминаний картинки его же мира и строить иллюзорное пространство прямо посреди оживлённого отсека управления. Можно было даже отчасти влиять на его выбор в направлении движения, например. Судя по его физиологии, по строению клеток в организме, тело совершенно не приспособлено генерить энергию, тонкие небелковые световые структуры есть, но не проявлены и абсолютно не востребованы данной версией вида. Способности крайне ограничены, как физические, так и интеллектуальные. Об энергетической наполненности и говорить не приходится, данный белковый скафандр едва рассчитан на 100, а то и меньше земных лет. И, что самое печальное, данный вид настолько обусловлен плотным белком, что плохо понимает свою встроенность в ткань общего Космоса. Сознание этого мальчика крайне неразвито, оно как будто ограничено собой же и пригашено чем-то искусственно. Этот экземпляр человека вполне являл собой сломанный алгоритм, всей группе было понятно, что он нежизнеспособен, если не поддерживать его искусственно.
– Очень интересный экземпляр, несмотря на явную деградацию. – Ольф сказал это без всякой оценки в голосе, без осуждения.
– Видимо, у людей есть такая событийная ветка, где им приходится выбирать такую несовершенную конфигурацию себя, – качая головой, добавила Олия.
– А вы заметили, несмотря на явные поломки в алгоритмах, в тонких телах остались световые закладки, жаль только, что они как бы не фиксируются самим сознанием?
– Да, но… – Олия помолчала и продолжила: – Импульс слабо бежит по белковым клеткам и ограничен плотным телом, не течёт за пределы плотного, затухает. Вот он и обрабатывает, и чувствует только своё тело, а пространство уже не способен понять, не говоря уже о ближайших звёздах, их как будто и нет для него. Данный вид чувствует себя отдельно от всей Вселенной, отдельно даже от собственной среды, в которой обитает. Сознание как бы не позволяет ему понять, что эту несовершенную реальность, плотную, не текучую, малоподвижную, он творит сам. Знаешь, Ольф, даже тревожно становится, насколько может быть опасен такой неосознанный ребёнок в космическом пространстве.
– Так он и не выходит в Космос, он же задач таких не ставит себе. Задачи-то – содержать белковый скафандр, обслуживать его, приносить ему удовольствие. Сознание как бы спит, но…
– Я тоже вижу это «НО», – продолжила Олия за коллегу, – структуры-то световые есть, ему стоит обратить на них внимание, и начнут распаковываться другие структуры! А о человеческих способностях ты знаешь!
– Есть у меня ощущение, что события, которые привели человека к такому печальному виду, очень интересны, и участников в нём предостаточно. Давайте не будем спешить к разгадке этих тайн, скорее всего, наживём много неприятностей. Сообщим обо всём этом в центр, пусть решают, что делать с этой информацией, у нас нет цели заниматься спасательской работой.
– Ольф, вы правы, но извлечь из этой ситуации уроки мы обязаны. Смотри, как интересно устроено их пространство. Свет Солнца едва пробивается на Землю, пространство просто наполнено тревогой, информационное поле настолько неинтересно, что даже разбираться не хочется, похоже, люди забыли, зачем они живут, и ты прав, устремлений вверх нет.
И всё же Олию не отпускали мысли о той непроявленной световой составляющей, что осталась в поле клетки мальчика. Помня непредсказуемость человеческой природы, помня об этом маленьком чуде, которое зашито в каждую клетку такого несовершенного существа, она понимала: всё может оказаться по-другому. Стоит только сознанию этого мальчика увидеть собственный внутренний свет, и произойдёт нечто удивительное.
Этот краткий скачок в собственное далёкое будущее не прошёл бесследно для гостя. Сейчас его алгоритмы были восстановлены, теперь он ощущал себя самим собой. Вот он – Максим, ему двенадцать лет, он самый юный участник испытательной группы. Его способности пилотировать всегда были выше средних показателей в группе, несмотря на возраст. Его космический челнок был самым лёгким и манёвренным. Он помнил утро, запахи травы, ветра, стеклянные матовые купола ангара. Помнил свою сосредоточенность и собранность, всё должно было пройти как всегда. Небольшой метеоритный дождь не должен был помешать стандартному недалёкому путешествию. Но случилось по-другому. Коридор для вылета – пространство с особой напряжённостью – вдруг резко оборвался, спала энергетическая невидимая защита. Раскалённые булыжники, окутанные пылающей лавой, летели прямо на маленький кораблик. Максиму пришлось резко «бросать» челнок в сторону, потом обратно, чтоб не сбиться с курса и попасть в точку назначения. Затем всё-таки один из булыжников «прошёлся» по обшивке корабля и сместил траекторию полёта, всего-то на каких-то два градуса! Два градуса! «Всего два градуса… – пульсировала в голове подростка эта фраза. – …Всего два градуса отклонения с пути, а какие последствия для событий…» И вот он на чужой станции уже полгода, его челнок не могут починить, он находится очень далеко от людей, даже корабли в эти пространства пока не заходят. Максим решил не думать, не допускать мысли о том, что никогда не сможет вернуться к своим. Он верил, что обязательно его чистое намерение, его чистое желание поможет ему оказаться дома. А сейчас – это обычное задание, собрать интереснейшую информацию, получить новые знания у этих непохожих и похожих друзей, обитателей текучих пространств, обладающих огромными фиолетовыми глазами.