– Почем тебе знать? – скуксилась Агата и обернулась, стараясь увидеть, в какой класс зашел этот незнакомец. В их школе новенькие были редкостью.
– Хорошо, расскажи мне – где эти шикарные квартиры? Где пляжи? Где пальмы? Где продают эту шикарную одежду? Ты видела хоть одну вещь, которую показывают в КУБе?
– Н-нет, – уголки губ задрожали.
– Ну и вот.
– Но погоди. Наш маленький городок еще ни о чем не говорит… – глаза зажглись было надеждой, но тут же погасли.
– Маленький? В нашем городе живет больше пятидесяти миллионов человек, – хмыкнула Ингрид и открыла свой шкафчик, намереваясь оставить там учебники, которые не понадобятся ей сегодня дома для выполнения домашних заданий.
– Курятник, – фыркнула Агата и прислонилась к холодным железным шкафчикам. – Почему тут постоянно холодно? – сменила она тему, обхватывая себя руками за плечи и поеживаясь.
– Кондиционеры, – сухо ответила Ингрид, прокрутила шестеренку кодового замка и, развернувшись, пошла обратно в класс. Предстояло отсидеть еще как минимум два урока. И, если повезет, никаких внеклассных мероприятий на сегодня не запланировано.
– Ну скажи, неужели тебе не хотелось бы пожить такой жизнью? В роскоши? Пить пузырящееся шампанское, которое тебе утром принес твой… хммм… молодой человек. Закусывать клубникой, такой сладкой, что язык покалывает от удовольствия и хочется есть и есть. Пить и пить. И смотреть на восходящее солнце через панорамные окна твоего пентхауса где-нибудь на сто двадцатом этаже… Разве не хочется? А? Или купаться в лазурном море, таком чистом, что видно проплывающих внизу рыбешек, суетящихся у твоих ног…
– …И кусающих тебя до крови.
– Что? – Агата дернулась, как будто ее ударили по лицу.
– Ничего, – буркнула Ингрид, которая мечтала попасть наконец-то за свою парту и услышать спасительный звонок.
– А еще я бы хотела последнюю модель бугатти.
– Чего?
– Ну, бугатти! Такую купил себе Джозеф неделю назад. Эх… Я бы…
– Эй, привет, – неожиданно болтовню Агаты прервал низкий бархатный голос. – Я тут новенький, может, поможете мне найти класс мисс Барнаби? Кажется, Шилла или Шена. – Ингрид на секунду зажмурила глаза и представила себе, как ее обволакивает этот бархатный поток.
– Шейла, – резкий голос Агаты вырвал ее из этой неги. – Шейла Барнаби. Мы идем туда же.
– Здорово. Я Трей, Трей Портер.
– Агата Адамс, а это Иг…
– Ингрид Прим, – перебила девушка Агату, кинув на «подругу» недовольный взгляд. Не хватало только, чтобы новичок с первого же дня звал ее Игги. Не то чтобы она хотела, чтобы он вообще ее хоть как-то звал. Но этот бархатный голос не должен прерываться отвратительно мерзким и склизким, как жаба, которую они недавно разрезали на уроке биологии, прозвищем, которым окрестила ее Агата. Игги. Игги. Игги. Бррр…
– Круто, – улыбнулся Трей Портер и пропустил девушек в класс.
Начинался урок биологии.
Ингрид спешила домой. Она уже и не помнила, когда последний раз так торопилась – ее жизнь, как и жизни всех жителей ее города, страны и мира, была расписана по минутам, чтобы не приходилось никуда торопиться, и в то же время не оставалось времени на лишние неэффективные, с точки зрения мирового правительства, дела. Да и кто захочет нарушать эти законы?
Дисциплина – самое лучшее, что придумало человечество. Так считала Ингрид.
Тем не менее она задержалась в школе не нарочно. Проходя мимо кабинета заведующей по внеклассным занятиям, она услышала уже ставший знакомым бархатный голос. Он и сейчас был похож на невообразимо длинное полотно, которое, кружась, обволакивало ее, прикасалось и терлось о ее голые до предплечий руки, о не защищенные одеждой колени, о ее заалевшие щеки. Ингрид, завороженная, опустилась прямо у двери на пол и сидела, прикрыв глаза, пока скрипучий голос заведующей по внеклассным занятиям, приближающейся к двери, не выдернул ее из мягкого омута этого бархатного безумия. Заведующая увидела ее у двери и битых полчаса объясняла, почему не приемлемо задерживаться в школе после уроков, если тебя не оставили на внеклассные занятия. Эта высокая – выше нее – и сухая, как жердь, женщина всегда немного раздражала, насколько вообще был способен человек раздражать с ее спокойным и равнодушным нравом. Но сегодня быть пойманной под дверью кабинета было особенно неприятно. Трей Портер – а это был он – ухмылялся, видя раскрасневшиеся то ли от смущения, то ли от стыда щеки девушки. Раздражение только росло.
Через пятнадцать минут у Ингрид начинался урок французского, который она выбрала посещать онлайн, чтобы не ехать через весь город в языковую школу и исключить возможность опоздания из-за задержавшегося автобуса. И на который теперь безнадежно опаздывала.
Спеша домой, она удивлялась, как ее мог так привлекать этот голос, хотя его обладатель не произвел на нее никакого впечатления – не наделенный высоким ростом, он был почти вровень с Агатой и не выделялся ничем, кроме странно выпуклого для мальчиков его возраста живота. Ингрид же на уроках физкультуры всегда стояла вторая, сразу после Лиама – самого высокого парня в их классе, с которым они несколько раз ходили в кино. С ее-то ростом особо выбирать не приходилось, а вот Лиам очень скоро нашел замену самой высокой девочке в классе.
– Ингрид! Ты опоздала! – мать стояла в дверях дома. Ее обвисший подбородок подрагивал то ли от возмущения, то ли от страха.
– Еще пять минут.
Она пробежала мимо матери и, влетев в свою комнату, ткнула в кнопку пуск на своем ноутбуке. Послышалось тихое шевеление, как будто внутри проснулась стайка жуков, и через минуту показалась заставка – женская рука, на которую медленно падали капли дождя. Поежившись от внезапно пронзившего ее холода, Ингрид ткнула в голубой значок на панели и, стянув со спины рюкзак, буквально упала в кресло. Как раз вовремя.
– Bonjour, Ingrid, ravie de vous revoir.
– Ингрид, это неприемлемо! Ты знаешь об этом? – кожа на подбородке матери подрагивала от негодования, пока она наливала разогретый суп-пюре из брокколи и щедро посыпала его кусочками соленого, обжаренного до хруста бекона. – Ты в курсе, который час?
– Три часа, мам, – дочь равнодушно водила и постукивала ложкой по столу, дожидаясь, пока Марла Прим наконец-то соизволит принести своей дочери ее обед. На который она опоздала всего-то на пару часов.
– А то, что я могу тебя вовсе не кормить? Ты знаешь об этом? – Марла Прим стояла с тарелкой супа в руках, но не спешила ставить ее на стол – слишком велико было возмущение, чтобы не дождаться сокрушающе склоненной головы дочери.
– Ну, мам, – она с удовольствием встала бы и ушла, но желудок уже, казалось, прилип к ребрам и в нем недовольно бурчало какое-то неведомое доселе Ингрид существо. Прием пищи она не пропускала еще ни разу за всю свою жизнь – жесткий график прививался им с детства, а за нарушение строго наказывали.
Ровный стук ложки по столу все убыстрялся, и Марла Прим сдалась.
На удивление, подогретый суп-пюре был не так уж и плох, если не считать нескольких холодных комочков, которые не пожелали раствориться, несмотря на усилия немолодой уже женщины. А может, усилия были не столь велики, как ее возмущение проступком дочери.
Ингрид не спеша доела свой суп, посмотрела на ложку, с которой стекали капельки бледно-зеленой субстанции, и, обернувшись назад в поисках матери, рассеянно положила ложку на белоснежную скатерть, случайно промахнувшись мимо специально оставленного на столе блюдца.
Увидев, что натворила, девушка не могла оторвать удивленный взгляд от того, как по плотной ткани растекается грязное пятно, и почему-то испытывала непонятное возбуждение. Что это такое?
Девушка поспешила подняться из-за стола и, в три прыжка преодолев коридор, залетела в свою комнату. Проведя рукой по гладкой поверхности двери, она впервые в жизни пожалела о том, что родители лишили ее права запираться на замок – считалось, что личные границы у детей до 10 лет уже сформировались, а дальше подросткам нужно было формировать осознание того, что их поступки контролируются, так они вырастали более дисциплинированными членами общества.
– Да что это со мной? – буркнула Ингрид, стягивая с себя темно-синюю юбку и белую широкую футболку, чтобы наконец-то надеть домашний костюм. И почему она этого не сделала до обеда? Ах да. Им было нельзя показываться в общей комнате в домашней одежде.
Через пять минут после того, как девушка блаженно растянулась на кровати, сжав руки в замок над головой, изгибаясь и вытягивая поочередно то один бок, то другой, раздался противный сигнал – начинался КУБ.
Цифровая панель, расположенная как раз напротив ее кровати именно так, чтобы не было никакой возможности НЕ видеть то, что происходит на экране, ожила. Заиграла знакомая с детства музыка, начали мелькать знакомые до икоты лица – Джекки, Барбара, Шон… или как там их? Ингрид по какой-то причине не впечатлял КУБ, ну разве что в раннем детстве. Когда ребенку только и нужно, что смотреть на яркие мелькающие кадры. Этого в КУБе было навалом.
Шоу КУБ, или полное название Клуб Успешных Блогеров, как уверяли продюсеры, было полностью срежиссировано и не имело к реальности никакого отношения. Все актеры, которые в нем снимались, точно так же, как и другой рабочий коллектив населения планеты, возвращались вечером домой, ели такой же, как у всех, ужин и ложились спать на такие же жесткие постели, застеленные накрахмаленными белыми простынями. И действительно, экранная жизнь, которую вели эти парни и девушки, никак не вязалась с тем образом жизни, которым жило все остальное население планеты – строгость, дисциплина, равноправие и контроль. То, что Ингрид искренне любила.
Тем не менее некоторые дурочки вроде Агаты Адамс верили в то, что актеры из КУБа – вполне реальные люди, которых снимают скрытыми камерами, и даже хотели оказаться на их месте – жить в роскоши, пить шампанское (как будто они когда-то его пробовали, чтобы хотеть) и ездить на дорогих машинах.
Но реальность была другой – никто и никогда из ее знакомых не пил шампанское и уж тем более не видел более красивых и новых машин, чем те, что стояли на стоянке салона ее отца и не менялись уже много десятков лет. Девушка зажмурилась и провела рукой в воздухе, в точности повторяя изгибы машин, которые она знала наизусть с самого детства.
Внезапно из динамиков раздался оглушительный визг, заставивший ее вздрогнуть и открыть глаза. Саймон и Джекки ругались, разбрасывая вещи по их новому дому. Парень схватил лампу, которая стояла у мягкого кресла, и кинул ее в стену прямо за спиной красивой девушки, чьи рыжие волосы обычно спускались нежной волной почти до самых щиколоток. Сейчас она была больше похожа на огненное облако – пытаясь отбиться от сожителя и нанести ему упреждающий удар, девушка металась взад и вперед, и вместе с ней метались ее некогда прекрасные локоны, теперь взлохмаченные и, кажется, еще и не мытые. Подавшись немного вперед и прищурившись, Ингрид пыталась рассмотреть какие-то следы того, что это все было настоящим, например, страх или злость в глазах молодых людей. Ничего. Только огоньки азарта. Или ей так только казалось? Или именно азарт – то самое чувство, которое нужно испытывать в таких ситуациях? Она не знала. В ее жизни таких ситуаций не было и быть не могло.
«Ну как можно считать это реальной жизнью? – закатив глаза и застонав, девушка упала обратно на кровать и накрыла лицо подушкой. – А если и так – как можно хотеть жить в этом бедламе?!»
КУБ длился два часа и был обязателен к просмотру всеми жителями планеты, которые не достигли еще двадцати пяти. Именно в этом возрасте девушки и парни оканчивали учебу и шли на работу, попадая на следующую спираль своего развития.
Ингрид не могла дождаться, когда ей стукнет двадцать пять. Тогда она окончит свой факультет архивариусов и похоронит себя заживо в одной из библиотек, в которые уже давно не пускали посетителей, заменив бумажные носители человеческих мыслей бездушными цифровыми копиями.
