Корпорация «Гермес» 3
Тенекрадка рванула к барной стойке, сшибая застывшие фигуры спящих посетителей, переворачивая столы, опрокидывая выпивку. С луж несло хмельным дурманом забвения, а я похолодел от ужаса: на такое был способен лишь мой брат! И еще несколько богов из других пантеонов, но ни один из них не выглядел, как эта тварь. Неужели плен титанов сумел превратить его в это чудовище?
С ходу отбросил эту мысль: я прекрасно помнил, с кем еще недавно обменивался ударами. Не припоминал случаев, чтобы что-то подобное происходило с богами прежде, а значит не стоило торопиться с выводами. Эола оказалась шустрее меня: нырнула за ней, словно за свежей добычей. Я почуял подвох, когда, отпихнув бармена, тенекрадка залезла под стол, поймал Эолу за хвост, что было сил дернул на себя, в мгновение ока создал невероятных размеров преграду.
Помогло. Бутылки спиртного, поддаваясь напору заклинаний хмельного бога, рванули словно взрывчатка: мирриады осколков врезались в выставленный мной заслон, крошевом провалились на пол.
– С-спасибо, – свернувшись у меня на руках проговорила Эола, прекрасно осознавая, что только что могло случиться. Я закинул ее себе на плечо, не желая тратить времени на пустые разговоры: едва поняв, что фокус не удался, тенекрадка подвывая бросилась прочь. Напоминая ребенка очертаниями, она все же вела себя словно мартышка: скакала, вместо бега, припадая руками на пол. С каждым мгновением передо мной открывалось все больше и больше подробностей. От нее разило кровью титанов: очередное их творение, каким-то чудом прорвавшееся за стену. А, может быть, за стеной их никогда и не было? Обычно эти чудища не доживали до такого возраста, как она, становясь законной добычей Аполлона или Артемиды. Эта вот выжила, получив достаточно сил, времени и душ.
А теперь, прорвавшись в полис устраивала себе пир, с каждым разом забирая все больше и больше. Бестолковые и беспомощные, когда они всего лишь отростки крови титанов, с каждым годом они становились все ненасытней и могли бы истребить людской род. Впрочем, истинные дети Богов, вроде Геракла, могли их видеть не хуже, чем я сейчас. И потому столь же безжалостно, как и мы сами истребляли их.
Из под барной стойки она проскочила на кухню, я пустил впереди себя импульс: если у нее здесь заготовлены иные ловушки, то он первым примет на себя удар. Так оно и вышло: винный поток ударил по нему, врезавшись о стену. Расплескался липкой, сладковатой массой: несколько капель осело на моих губах. Ожившим потоком, хмель собирался в единое целое, но я швырнул в него Любовь Скади. У известной своим холодным нравом богини заклинания оказались под стать. Выставивший криволапые отростки, похожие на руки, поток застыл ледяной фигурой. Не стал упрощать ему жизни, вдарил на бегу Строгостью Ареса: дистанционный удар расколол того на мелкие куски.
Не заботясь судьбой порожденной ей твари, тенекрадка нырнула к призаснувшей на полу кухарке, схватила ее тень, вонзая зубы: голод был сильнее инстинктов самосохранения. Чудище оказалась хитра, не поедая тени до конца, не давая людям умереть. Поглощая их сущность, оставляла в себе кусочек: потому-то уснувший люди, занимавшие целые этажи в больницах не могли проснуться. Она будто держала их в плену…
Аида на нее нет. Больше всех остальных из семьи он ненавидел ей подобных. Любой, кто отваживался посягнуть даже на самую пропащую тень в его царстве, достоин был лишь презрения и жуткого, неописуемого наказания. Где же хваленые Хароны со всей своей мощью, когда они так нужны?
Я не дал ей завершить трапезу, ударил потоком света: Гелиос был бы рад, у меня получилось ничуть не хуже, чем у него самого. Лучи обожгли мерзавку, в воздухе запахло паленой шерстью. Скуля и подвывая, словно обиженная псина, тенекрадка отскочила прочь от кухарки, сверкнула на меня взглядом. Где-то на задворках памяти гундело предупреждение извечно занудной праведницы Артемиды: тенекрады ведут себя подобно крысам. Стало противно. Не дожидаясь, когда ее добью, погань вынырнула в дверной проем. Ну уж нет, подруга, уйти тебе точно не дам!
Рванул следом за ней, нагнал в три огромных прыжка – собственные заклинания позволяли мне быть стремительным и ловким. На ее стороне было шестое чувство: попытался ударить ее копьем Аполлона, но она отскочила едва ли не в самый последний момент. Развернулась в прыжке – прыснула гадкой отрыжкой. В воздухе завоняло кислым, сивушным духом, а вокруг меня, украшая собой стены и подоконники подворотни, прямо из под земли прорастали виноградные лозы. Извращенные ее фантазией, похожие на змей, с плотоядными цветами, они метили мне в шею, плечи и грудь, стремились схватить отростками шипов. Да что она за тварь такая? Зевс меня громом одари, если бы знал…
Мысль, пришедшая в голову была дерзкой, но я не стал спорить с нахлынувшим на меня вдохновением. Экран, который раньше создавал для того. чтобы забираться по нему, изображая полет, швырнул прямо перед ней. Такой подлянки тенекрадка не ожидала, врезалась, покатилась по земле.
– Так ее, так! – Эоле жаждалось воздать ей за свою собственную чуть не попорченную шкуру. Я же бился с отростками: еще один усиленный луч Гелиоса смел их, заставил сжаться и стухнуть под его неистовым, бесконечно жарким напором. Зарождающееся пламя заскакало по хищным бутонам, вперемешку с треском огня слышал утробный, невесть откуда идущий писк.
Она привстала, качнув головой, словно прогоняя наваждение. Я остановился на миг, широко раскрыв глаза: иногда даже богам есть чему удивиться.
– Афродита? – миловидный лик подарил ей секунду, позволил меня обмануть. Здравый же смысл встряхнул меня, приводя в чувство: из богов не получается тенекрадов, а значит это очередная уловка. Заклинание метаморфа сползло с нее, когда она уже прыгнула на меня, широко расставив клыки: и тогда я бил наотмашь, напоследок и как будто в последний раз.
Заклинание, что с легкостью превращало бист в клочья скользнуло прямо ей в пасть: мерзавка слишком поздно осознала, что случилось. Взрыв, ударивший подхватил меня, словно игрушку, приложил о стену: я едва не потерял сознание. Да какого сатира тут творится? Откуда в ней столько мощи?
Тенекрадка не умерла, но подгорев и дымясь, рухнула наземь совершенно без сил. После посмотрела на меня уже осознанно, словно человек. Снова играется, пытается вызвать к себе жалость. Эти паскуды легко учатся выдавать коварство за беспомощность, дожидаясь удобного момента. Во второй раз у нее уже ничего не получилось. Я посмотрел в самую суть ее естества и увидел лишь бесконечно старую тварь: убивавшую не сотнями – тысячами. А с последнего момента она готова была обновить собственный счет на всех тех, кто сейчас лежал в больнице.
Сжал кулак, нависая над ней, словно само возмездие. В моем мире таким, как она не было места.
– Гермес, постой… – Эола задержала в самый последний момент. Решил послушать, что скажет саламандра – вряд ли остановила казнь пустяка ради. – Она откуда-то знает заклинания Афродиты. Знала, как она выглядела…
А ведь и в самом деле. Тенекрады горазды на всякие фокусы, но вот на подобное? Заклинание изменения облика доступно не каждому магу, а ей как-то удалось им овладеть. И я знал лишь пару богов, что пользовались им в совершенстве – тот же Дионис. Заклинаниями которого она столь же щедро разбрасывалась еще несколько мгновение назад. Нет, Эола не зря обратила на это внимание – тут что-то не так.
Говорить с чудовищами попросту невозможно, они не понимают человеческого языка. Или используют слабо развитую речь лишь для того, чтобы завлекать к себе жертв. Осмотрел ее с ног до головы божественным зрением и присвистнул: как же я в самом деле сразу не заметил этого?
Глядя на нее вспоминал плеск Леты, весло Харона, мрачноватый голос дядюшки: последняя экскурсия по Аиду вышла тухлой. Но я еще видел тени богов – Арес, даже Тор там был! Тенекрадка только подтвердила неприятную, чудовищную догадку, приоткрыла завесу тайны, о которой мне никто не рассказывал. Артемида, которой вдруг появилось дело до жизни смертных – что можно придумать нелепей? Тенекрады, как редкие чудища, могли бы пировать, утаскивая пять-десять человек в год, кто бы их сосчитал? Но разросшись до таких размеров, как это, они, оказывается, получали мерзкую особенность.
Могли есть тени богов. Многое стало понятно: вот почему след привел меня сюда. От нее пахло ровным счетом так же, как от моего хмельного брата. Она сожрала его? Я мигом призакрыл дверцу, что только что открылась для божественного гнева. Нет, все не так: не съела. Иначе каким образом еще совсем недавно Дионис ворвался в мелкий магазин алкоголя?
– Эола, скажи честно, у тебя не было ощущения, что запах… будто идет с разных сторон?
– С разных сторон? – фамильяр часто захлопала глазами и через мгновение кивнуло. – Было. Одно слабое, но я-то летела за тем, от которого разило за версту Дионисом.
И в самом деле, винить ее в том, что схалтурила было нелепо. В моей голове сложились детали головоломки: он не помнил меня, или не сумел разобрать во мне собрата. А теперь стало ясно почему. Не он ли говорил мне, что нет ничего лучше для того, чтобы протрезветь, как бутыль скверного вина? Потому он метался по «знакомым» ему местам – искал укрытие, где мог бы залечь и восстановить силы. Эта погань поглотила большую часть его тени – уж не знаю каким образом, но Дионис все еще бог, а не смертный, чтобы пасть подобно им.
Приподнявшись из последних сил, тенекрадка вдруг недобро ухмыльнулась, совершенно по человечески покачала головой – я насторожился. Неровен час, и эта погань заговорит!
– Они… – разбивая все мои смелые ожидания вырвалось из ее клокочущей глотки слово. Я прищурился – эти твари ведь не умели говорить! Я сделал шаг назад, почуяв как волосы встали на загривке: незнакомое охватывало жутью, приказывало не церемониться и вогнать ей копье прямо промеж глаз, пока есть шанс. Она выгнулась дугой, извлекая из себя нечеловеческий визг и снова каркающе повторила.
– Они… придут за тобой, Бог. Жуткие, черные, мрачные, с печатью Тартара на руках. Загремят цепями, кандалами, будут с улыбкой смотреть на твою беспомощность перед их могуществом!
– Бей! – взмолилась Эола, выводя из на миг охватившего меня ступора. Я качнул головой, прогоняя наваждение, но оказалось слишком поздно.
Послушность тенекрадки настораживала, но я не спускал с нее глаз. Вряд ли эта тварь будет покорно ждать, когда разделаюсь с ней, а значит задумала какую-то каверзу. Нужно было кончать здесь и сейчас, пока…
Она метнулась ко мне в отчаянном, душеспасительном рывке. Широко разинув пасть, будто собираясь проглотить меня целиком, метила в руку, в которой я успел сплести ей приговор. Должен сказать, что ей повезло: будь на моем месте богиня охоты, она бы предпочла с ней поиграть, загнала как добычу, чтобы смотреть на растущее с каждым мгновением отчаяние в ее глазах. Я же решил подарить ей быструю, почти безболезненную смерть. Даже не знаю, как назвать то, что случилось – удача или глупость? Но через миг пространство передо мной заволокло непроницаемой, абсолютной мглой…
* * *– Гермес? – Эола пыталась вырвать меня из размышлений. В третий, а может быть и в пятый раз – я не считал. Мое молчание ее бесило, наводило на мрачные мысли. Я же искал выход: сколько времени прошло с того момента, как мы оказались здесь?
Ответ не шел на ум, а с ним не было и возможности вырваться из нечаянного плена, на который обрек себя. Следовало отдать должное тенекрадке – она совершенно отличалась от своих собратьев. Пустота вокруг оказалась не пустой: обрывки недоеденных теней витали вокруг, рвались наружу, словно я сам – тщетно. Я же пытался нащупать плетение рухнувшего на наши плечи заклинания.
– Гермес, здесь становится жутко.
Прекрасно ее понимал, а всего времени мира у нас точно не было в запасе. И знакомо ли здесь понятие времени вообще? Сатир его знает. Подозревал лишь то, что нас затянуло в теневую воронку. Я про нее лишь слышал от Зевса, но никогда не видел собственными глазами. Всегда считал ее всего лишь басней, легендой. И не смотрите на меня так: даже у богов есть свои небылицы!
Пуще остальных мерцала самая крупная, невообразимых размеров тень. Не стоило гадать, она принадлежала Дионису. Что ж, моему братцу не повезло быть обкусанным, а тенекрадка вместе с частью его тени умудрилась получить и часть его же умений, возможность заклинать. Использовала это лишь для того, чтобы создавать хмельные облака, дурманить народ, погружая их в сон. И медленно надкусывать одного за другим: может быть, после Диониса ей и пришла эта нехитрая мысль в голову? Кто знает…
– У тебя есть идеи, как выбраться отсюда?
– Если только пойму, где мы находимся.
– В пустоте? – Эола была еще бесхитростней, чем тенекрадка. Вместо ответа успокаивающе погладил ее по голове: она с благодарностью приняла ласку, не переставая следить за тем, что я принялся делать.
– Мне кажется, это что-то вроде клетки Фемиды, – позволил себе роскошь догадок.
– Ну так разбей его! Помнишь, как тем буром, которым ты раскалывал заклинания Норвилла?
– Если бы. Я попробовал это почти сразу же, как только мы оказались здесь! – хмыкнул в ответ. Эола даже не стала интересоваться о результатах моей попытки. Ладно, отчаиваться точно не стоит – бог я или не бог? Неужели не справлюсь с какой-то непроницаемой, мглистой стеной? Глянул на обрывок тени, что отчаянно долбился о край, питая жажду к свободе и тут меня осенило.
– Придумал что-то? – саламандра ловко схватывала изменения в моем настроении. Хах, кажется она знает меня гораздо лучше, чем того стоило бы. Мне же оставалось только кивнуть в ответ и дать разъяснение.
– Видишь тени? Они не могут вырваться отсюда. Но это тени смертных, я-то бог!
– Эй-эй, – осекла меня ящерка, кивнув себе за спину на монструозное порождение вдалеке. – Там тоже от Диониса кое что и когда мы виделись с ним в последний раз, богом он быть не перестал.
Справедливое замечание. Если бы не одно «но».
– Он здесь не сознанием, а только частью сознания. Я-то не разделенный! Помнишь я упомянул клетку Фемиды? – богат же я сегодня на риторические вопросы! – А все заклинания сдерживающего толка создают с расчетом на то, что угодивший в них не сможет так запросто вырваться из плена. Для этого любому чародею понадобится коснуться магического плетения, и потому его располагают с внешней стороны, чуть дальше. Если у меня получится прорваться…
– Буду держать за тебя кулачки! – саламандра не хотела показаться передо мной трусихой. Что ж, ладно. приступим…
Закусив губу до крови, я вонзил руки в самую гущу мглы: боль стала мне ответом. Вынимать не стал: вдруг получится провалиться за окружавший нас барьер? Лишь божественная суть позволяла мне столь вольно обращаться с устоявшимися правилами. Есть контакт! По ту сторону, как и рассчитывал, в самом деле оказалось плетение. Филигранное, чужеродное, оскверняющее. Меня швырнуло в пот от одного лишь касания, отскочил словно ошпаренный.
Хотя почему – словно? Рука дымила от ожога.
– Какого? – удивленно глядя на меня, выкрикнула Эола. На моем же лице не было ничего, кроме довольной улыбки. Теперь у меня на руках был козырь, а я почти знал, как его использовать. Заклинание не было знакомым, но было божественным – поклонялся же кто-то в свое время титанам. Здесь ровным счетом было точно так же. Мне вспомнилось, как такими плетениями во время схватки они загоняли нас в могилы. Еще тогда попытался поймать одно из них, расплести, понять устройство – и не получилось. Сейчас было больше времени. А ещё я кое что знал от Норвилла.
– Стой, куда? – Эола спрыгнула с меня, когда не взирая на ее крики, отчаянно и самозабвенно нырнул в самую пучину страданий. Стена гораздо была наградить наглеца, что отважился на такую глупость с лихвой. Я обезболил самого себя целебным заклинанием: его хватило ненадолго. Но я вцепился в жгучее, титаново плетение. Выхватил из него нить, резко дернув на себя. Неописуемое стало ответом.
Клетка, еще мгновение сдерживавшая нас в плену, лопнула будто мыльный пузырь. По глазам ударил яркий свет уличных фонарей: уже успела настать ночь. Неужели время в самом деле было столь скоротечно? Бездомные, копавшиеся в мусорке у самого бара подались прочь: невесть откуда вывалившийся мальчишка в костюме заинтересовал их лишь как тот, у кого можно разжиться мелочью.
Но им точно было не до нее. Яркий сноп света ударил в подлунный мир, устремился к проклятым небесам. Тени, не успевшие стать с тенекрадкой единым целым, устремились прочь, назад к своим хозяевам. Решив, что я невесть какой жуткий колдун, бездомные решили противиться – им же лучше. На душе было гадко, не было никакого желания возиться еще и с ними.
– Как… красиво, – уставившись на сноп, Эола широко раскрыла глаза. В какой-то мере был с ней согласен: я же видел подобное лишь раз, когда дядюшка Аид оказался в позорном плену. Нить заклинания, из которого развалилась наша тюрьма, вилась в моих руках черной змеей. Титаново отродье не желало соприкасаться с моей божественной сущностью, а я был с ней полностью солидарен.
– Сережка? Сереженька, ты живой? – надрывный, отчаянный голос Аюсты звучал в динамиках, когда она наконец дозвонилась до меня. – Ты внезапно пропал, до тебя было не дозвониться! Мы уже не знали даже что думать!
– Мы? – переспросил у нее. Она не стала уточнять.
– Приезжай домой, пожалуйста, скорее!
А вот это одобрял как никто другой. Уж что-что, а отдых мне понадобиться. В особенности для того, что я задумал…
Глава 5
У скуки на этот вечер нашлось сразу два имени.
Одно из них была Эола – верная спутница была взволнована, как никто другой. Одолевала расспросами: что теперь делать? Искать Диониса? Ведь к нему вернулись его прежние силы. Я же вспоминал того пузатого байкера, облик кроторого он для себя выбрал. Даже надкушенный он оказался силен, а уж теперь и в самом деле мог задать мне трепку. А я что-то не припоминал за собой особой любви к поражениям.
– И как тогда? – хвост саламандры ерзал по плечу, словно маятник. Заглянул в самую глубину ее глаз и узрел лишь ощущение опасности. Слова, что напоследок, перед тем как сдохнуть, брякнула тенекрадка запали ей в самую душу. А потому ей жаждалось видеть притаившегося титана едва ли не за каждым мусорным баком.
– Домой, – не став отвечать на ее вопрос, раскинулся в удобном кресле вызванной «Молнии». Велю кому-нибудь завтра забрать мотоцикл – может, отрядить на это дело вечно недовольного Александра? Работка инспектору под стать.
Робоассистент вняла моему приказу, а потому неспешно покатились по ночным улицам. И они-то и были вторым именем скуки. То ли указ, про который говорил Хенир, вступил в силу с сегодняшнего дня, а потому тоскливо молчали неоновые вывески. Народу на улицах не было – все сычами расселись по домам, боясь показать нос. Может, устроенное мной световое шоу с высвобожденными тенями так повлияло?
Похоже на то: через пару мгновений навстречу выкатился автомобиль с громкоговорителем, не к позднему часу оглушающе заверявший, что этой ночью объявлен комендантский час.
Стражи не заставили себя долго ждать: велели остановиться, едва завернул за угол. Проверили документы, спросили, какого черта мне потребовалось раскатывать по улице во время чрезвычайного происшествия? Хоть и устал, но осадил их грубость тем, что еду с корпоративной встречи и уж точно не им говорить мне, когда возвращаться домой. Железные нотки, прозвучавшие в моем голосе произвели на них впечатление. Побледнев, страж вернул документы, отсалютовал и лишь попросил поспешить: никто не знает, что происходит.
Я-то прекрасно знал, да только, боюсь, он бы мне ни за что не поверил.
Глянул на обрывок заклинания: мне никогда не состряпать что-то подобное: не хватает всей той мглы, которой полнились титаны и из которой черпали силу. Но у меня была идея получше – что, если всего лишь сплету их начальную структуру с заклинанием другого божества?
Получилось почти сразу же. Совсем недавно мы сидели в клетке, что выплюнула напоследок тенекрадка. Уверен, у титанов были на этот счет планы: что угодивший в эту ловушку бог будет покорно ждать их визита. Или навеки останется заточенным в этой мгле: их это тоже бы устроили. Зевс всегда говорил, что они одержимы идеей отомстить за свое заточение в Тартаре. Вернуть нам сторицей…
С клетками, пленом и заточением у меня ассоциировалась разве что Фемида. Слепая богиня, вопреки убеждениям смертных, была крайне предвзята и порой судила по настроению. Вечно скверному. Но не суть – суть в том, что первым делом я попытался создать защитный барьер: каково было бы выдумать щит, поглощающий пули, осколки, да и готовый прихватить самого стрелка на закуску? Плетение оказалось не жизнеспособным, разваливалось – в воздухе витал дух лишь зазря растраченной манической энергии. Вот тогда-то подумал о фокусах Фемиды вновь.
– Гермес, а ну верни как было! – на чешуйчатой мордашке Эола отразился испуг. Бедняжка и без того боялась, что нам ни за какие коврижки не вырваться оттуда, а тут я сам и собственными руками создал новую тюрьму прямо в салоне автомобиля.
Я не спешил развеивать заклинание, проверил на прочность получившиеся стены. Мне повезло – поспешив, как-то не подумал, что создаваемое мной поле мрака могло разорвать машину изнутри и лишить меня этого малого, но сокровища. Но нет, удача сегодня на моей стороне. Окружение, столкнувшись с препятствием, облегало вокруг него, но не стремилось повредить.
Бур, что я отправил следом, легко врезался в самую суть заклинания, развеивая его, обращая ничем. В ушах звенело от щемящей, давящей нм душу тишины, а потому я велел включить магнитолу. Робоассистент шустро нашла бодрую, ритмичную музыку.
– И зачем тебе это? – Эола была бы сама не своей, не задай этого вопроса.
– Если мне придется выколачивать дурь из Диониса, мне лучше оградить нас подобным полем. Просто так из него не выскочить, а развеять его в состоянии разве что я сам. Представляешь, какие открываются перспективы?
Кажется, размышлениям она предпочло сон на мягком сидении. Можно понять – денек был каким угодно, но точно не скучным. Ассистент легко отыскал место на подземной парковке – прямо напротив лифта.
Привалился к стене, прижав ключ-карту к активатору: лифт одобрил ее вспышкой зеленой лампы, чуть слышно лязгнул пастью дверей и потащил меня наверх. В животе урчало: вот бы девчонки – сколько их там собралось в моей квартире? – сготовили что-нибудь мясное и питательное. Если же нет, то крайне в них разочаруюсь и буду до конца дней верить, что синтезатор пищи мне едва ли не единственный друг.
Широкий экран телевизора не скупился на последние новости: мне было на что посмотреть. Полис трясло от вершащихся в нем перемен. Улыбчивая репортер рассказывала о том, что некая корпорация выкупила формулу лекарства от духарки и уже готовит производственные мощности. Тем не менее, с момента благотворительного вечера больные в бедняцких кварталах начали приходить в себя. Какой-то толстопузый эксперт, то и дело оправляя рубаху и утирая нос рукавом заверял, что благодаря моим стараниям духарка может окончательно сгинуть. Я хмыкнул – приятно было глянуть на дело своих рук.
После говорили о начавших приходить в себя больных, что еще совсем недавно попадали из клубов и пивных в коматозном состоянии. Увы, проснулись не все – и стало горько. Жаль, что у этой твари хватило времени окончательно пожрать добрых два с половиной десятка теней из остальных, но моей вины в этом не было. Жрать она принялась их задолго до нашей встречи.
Дома меня в самом деле ждали. Усталость, желавшая швырнуть мня в кровать сразу же, как только переступлю порог квартиры, отступила от одного только представления. Саша, Кирллия, Светка и обе Некоматы явились собственной персоной: даже не представляю, как они сбились в поисках меня. Как-то я спрашивал у Диониса. почему он так прилипчив к своим вакханкам и готов порвать за них любого? Он лишь смеялся, отвечая, что у них может быть тысячи мужчин за день: полубожественные же создания! Но любят по настоящему они только одного его. Теперь прекрасно понимал, что он тогда имел ввиду.
Светка в переднике утирала вымазанные маслом руки, с кухни доносился дух недавно сжаренного мяса. Стол, что они подготовили за то время, как добирался сюда, был похож на нечто невообразимое: не мог представить такого даже на Олимпе. Картофель, макароны, грибы, супы двух видов: когда только успели? Ответа не было, но знал как минимум одно: не лягу спать, пока не отведаю все.
Они набросились на меня словно те самые вышеупомянутые вакханки. Сорвали с меня одежду, запихнули в душ, намереваясь помыть, словно малого ребенка. Гаркнул на них, давая им знать свое место, но все же не отказался принять душ вместе с двумя девицами зараз. Саша скинула с себя платье, обнажив под ним миниатюрные трусики: ее же грудь была совершенно свободна от лифчика. Компанию ей решила составить Линка: смущенная и стеснительная, она желала наверстать упущенное. Не стал отказывать ей в возможности.