Неизбежность бури

– Андрюха, долго ещё ты там копаться будешь? – Командир нетерпеливо мерил шагами комнату, периодически поторапливая техника.

– Блин, Лёха, не кипишуй, а? Сделаю быстрее, если не будешь меня постоянно дёргать, – устало отмахнулся напарник. Андрей Сахаров, прикусив нижнюю губу, подсвечивал себе налобным фонарём, орудуя над панелью приборов. – Командир, не маячь, а?! Спустился бы лучше в дизельную. Проконтролировал, чтобы эти криворукие дизелёк не доломали. Иди, а, не стой над душой.

Поскрипывая старым вздыбившимся паркетом и шурша попадавшимся под ноги мусором, командир отряда канувшего в Лету органа федеральной безопасности Алексей Зорин негромко выругался и вышел из помещения серверной телецентра. Осторожно, стараясь не подвернуть ступню, он побрёл к лестничному маршу, намереваясь спуститься в подвал, где располагался старенький дизель-генератор. Пучок света, собранный в один тусклый кружок, шарил по сторонам, следуя движениям головы. Из темноты он выхватывал изуродованную временем мебель, разбросанную бумагу, какие-то журналы, разбухшие от влаги папки и книги. Осыпавшаяся с потолка штукатурка покрывала тлен и разруху, словно сахарная пудра.

Очень много сил группа потратила на поиски того, что необходимо для ремонта узла связи. А теперь, когда остался последний этап – подключиться, проверить диапазоны частот и связаться с миром – всё хотелось сделать по возможности быстрее. Отчего он и торопил своего друга и талантливого техника лейтенанта Сахарова.

Внизу, пытаясь реанимировать генератор, в подвале над ним увлечённо колдовали два бойца – Кеглин и Воронин. Ещё двое облюбовали окна второго этажа, контролируя подходы к зданию. Рыба – лейтенант Сазанов – с одной стороны, и Татарин, он же прапорщик Арстанбаев, – с другой.

– Рыб, как обстановка? – приблизившись к ступеням лестничного марша и заметив притаившийся у окна силуэт, негромко спросил Зорин.

– Тишина, командир! – отозвался силуэт. – Как продвигается?

– Немного осталось. Андрей выгнал меня, видимо, я его нервирую, – ответил Зорин. Убедившись, что караульный на посту, он удовлетворённо кивнул и неспешно двинулся вниз.

А в это же время к мужчине, который разглядывал через бинокль здание телецентра, укрываясь под колёсами прицепа фуры с надписью «Магнит» на белом тенте, так удачно въехавшего в противоположное телецентру здание – центра татарской культуры, подполз ещё один человек, негромко брякая по асфальту ВСК-941.

– Докладывай, Джет! – Мужчина отложил бинокль и обернулся.

– Их шестеро. Вооружены неплохо. Один ПКМ, у одного винторез, у остальных валы2. Тяжёлого нет. Заняли периметр и контролируют подходы. Незаметно можно попробовать подойти только со стороны частного сектора, хотя тоже вряд ли, там тварей до черта.

– Согласен, оттуда без пострелушек зайти, скорее всего, не получится. Если обнаружат, ничего не выйдет, – ответил мужчина. Однако план пришёл в голову сразу, как бы сам собой, сказался большой опыт в разработке диверсионных операций.

Слушая доклад разведчика, лёжа на промёрзшем асфальте, человек терпел ноющую боль в уже немолодых суставах с одним только желанием – быстрее отбить у русских антенну. Тогда можно будет связаться с базой и запросить эвакуацию. В конце концов, убраться из этого места домой. Но сначала надо предоставить русским время закончить работу.

Выслушав бойца, мужчина кивнул и, подав рукой знак, первым выбрался из своего укрытия и направился в помещение здания культуры, где ждала указаний хорошо вооружённая и экипированная группа иностранных специалистов. Оказавшись внутри, он быстро объяснил план каждому, после чего они приступили к действиям.

– Чёрт! Ну! Заводись же!

В тесном помещении дизельной, нависнув над генератором, стояли Никита Воронин и Евгений Кеглин. Пахло соляркой. У двери лежали пустые канистры. Боец, уперевшись одной ногой в корпус двигателя, яростно рвал на себя шнур стартера. Тот фыркал и шумно проворачивался, но нужного эффекта не было.

– Нежнее, Женя, оторвёшь же нафиг. – Зорин неслышно встал в дверях, наблюдая за сношением бойцов с адским механизмом.

– Не заводится, сука! – с обидой сказал Воронин.

– Подсосать пробовали?

– Да подсасывали уже! – отозвался Кеглин и, полный досады, пнул ногой по генератору.

Все трое уставились на механизм, размышляя, что бы ещё предпринять. Воронин достал из-за пазухи старый, времён Союза, портсигар, который давным-давно нашёл в одной из квартир, где, по всей видимости, когда-то проживал ветеран войны. Никита извлёк из него самокрутку, предложил остальным. Закурили.

– Свечи не могли залить? – выпустив в потолок тонкую струйку дыма, спросил Зорин.

– А хрен его знает. Сейчас гляну. – Кеглин опустился на колени и, подсвечивая себе фонарём, начал осмотр.

– Как там наверху? – Воронин перевёл взгляд на командира.

– Андрей с панелью заканчивает, выгнал меня, чтобы я у него над душой не стоял. Рыба с Татарином бдят. А в общем всё тихо. Даже твари голоса не подают.

– Что делать будем, если связь восстановим?

– Искать, будем, Никит, искать. Должен же был ещё хоть кто-то в живых остаться, раз уж мы живы. Потом за ментами в общину пошлём кого-нибудь, пусть под охрану возьмут да в оборот пустят. Если получится, между общинами связь организуем. Короче, подумаем, что можно сделать.

– Точно, Лёх, сырые свечи. Я протёр их, но всё равно подождём немного, пусть подсохнут. И ещё разок попробуем, – откуда-то снизу донёсся голос Кеглина, который тут же начал подниматься, отряхивая от пыли колени.

– Ну, ладно, вы тут сами тут справитесь. Пойду пройдусь. И дверь за мной закройте, а то не заметите, как гости заглянут да яйки вам отгрызут.

За углом в коридоре, слившись с темнотой, притаился враг. Зажав рукоять армейского ножа, он прислушивался к приглушённым голосам с цокольного этажа и ждал. Наконец говорившие разошлись. Послышалось тихое шарканье шагов по бетонным ступеням. На лестнице мелькнул свет налобного фонаря, за которым из подвала на этаж поднялась тёмная фигура. Притаившийся внимательно следил за её движениями, выбирая удобный момент для атаки. Но вдруг поднявшийся резко остановился, озираясь по сторонам. Человек, уже готовый нанести удар, передумал. Цель оказалась начеку. Мог завязаться бой, который неизвестно чем бы закончился. «Пусть проходит», – решил он. А фигура, чуть постояв, двинулась дальше, на второй этаж. Проводив её взглядом, человек, не издав ни единого звука, спустился в подвал и подкрался к дизельной. Дверь, конечно, оказалась не запертой. Как беспечно! Размытый силуэт скользнул в открытый проём и отработал бойцов внутри до того, как те сумели что-либо понять.

Вытерев с лезвия тёмную кровь о рукав одного из трупов и убрав клинок в ножны, притороченные на груди, человек, поплевав на руки и растерев ладони между собой, взялся за стартер…

Выйдя из дизельной, Зорин пошёл вверх по лестнице. Выбравшись из подвала, он затылком ощутил чьё-то присутствие. Неприятное такое ощущение. Словно в спину ему внимательно смотрят. Он замер, пытаясь понять, в чём дело, потом поводил фонарём по сторонам, удобнее перехватив винторез. Наваждение тут же исчезло. Объяснив себе это переутомлением, Алексей зашагал дальше. Надо было проверить Арстанбаева.

Поднявшись на второй этаж, Зорин двинулся к окну напротив позиции лейтенанта Сазанова и обнаружил, что пост брошен. Здесь было пусто – никого.

– Эй, Татарин! Алмат, ты где?! – вполголоса позвал Зорин.

– Да здесь я! – откликнулся прапорщик, выходя из соседнего помещения и застёгивая ширинку. – Приспичило вот, – и потом, подняв палец, с нарочито умным лицом процитировал: – «Поссать и родить – нельзя погодить!» – и осклабился в улыбке.

– Ну, ты совсем оборзел! Пост покинул! Ну мочился бы здесь, а вдруг чего! – разозлился Зорин. – Да ещё и оружие без присмотра оставил. – Алексей кивнул на пулемёт, стволом вверх стоявший в углу.

– Да нет тут никого, брось, командир, – состроив снисходительную мину, сказал прапорщик, ухмыляясь одними глазами.

– Да ну тебя нафиг, Алмат, ты чего как маленький? Раз в год и палка стреляет.

Разговор прервал чих двигателя генератора, потом ещё один. Потом мотор завёлся и с надрывом затарахтел, зажигая уцелевшие лампы.

– Вот это другое дело! – воскликнул Зорин, улыбаясь и разглядывая горящие лампочки.

И вдруг покинувшее его недавно чувство чужого присутствия ледяной иглой проникло в затылок, колокольчик опасности гулко забился в груди о рёбра, опускаясь в живот.

– Ах ты ж сука! Лёха! – воскликнул Татарин и рванулся в угол к пулемёту.

А дальше…

А дальше всё происходило как в замедленной съёмке.

Арстанбаев бросает расстёгнутую ширинку. Будто находясь на глубине и преодолевая сопротивление воды, с ошалелыми глазами на перекошенном лице вскидывает руки, тянется ими к пулемёту. Зорин медленно поворачивает голову. Тело ещё медленнее следует за ней, руки висят, удерживая винтовку, словно штангу…

Гулкий протяжный хлопо́к.

Пламя, источник которого находится ниже уровня второго этажа, освещает прапорщика, выгоняя из него длинную смазанную тень. Вместе с тем в стену возле окна, кружась и фыркая, оставляя за собой белый дымный хвост, влетает цилиндр, который при контакте со стеной взрывается яркой белой вспышкой. В стороны летят остатки стекла, осколки кирпича, оконной рамы и поражающих элементов. Арстанбаев, который так и не успел дотянуться до оружия, оказался между осколками, ударной волной и командиром. Его отбрасывает в сторону. Мощное тело прапорщика с силой врезается в Зорина, припечатывая его к стене, выбивая дух.

Реальность рассыпается миллионами ярких искр, а может, это был налобный фонарь… и наступает темнота. В ней так хорошо, тихо, спокойно. Не о чем волноваться.

Зорин пришёл в себя. Открыл глаза. Из пластикового окна их квартиры-студии, расположенной на девятом этаже, открывался прекрасный вид на Волгу, на новый Президентский мост, по которому туда-сюда снуют автомобили. В приоткрытое окно веет тёплый ветерок, наполняя ароматами лета комнату, где они смешиваются с запахами готовящегося обеда, над которым его Елена колдовала с недавнего времени. Вот она в фартуке поверх лёгкого летнего платья порхает между столом и плитой, ловко жонглируя столовыми приборами. На игровой площадке перед домом, словно птицы, гомонят дети, щебет радости и беззаботного счастья. У него и самого на душе стало очень хорошо – чувство, которое он почти забыл.

Выбросив в форточку окурок сигареты, Алексей повернулся. На нём были синие трико с тремя белыми лампасами и белая майка. Сегодня, кажется, выходной. Точно, воскресенье. Вот и жена дома, и Василиска.

Дочка.

Василиса заняла центр комнаты и разложила свой набор пластиковой посуды в красивых розовых оттенках для чаепития – маленькие чашечки на блюдцах, ложечки, чайничек и заварник. Детский пластиковый столик, такие же стульчики. На них сидят плюшевые игрушки, принимая участие в таинстве чайного ритуала. Странно! У плюшевого мишки почему-то только одна лапка. А дочь словно и не замечает этого. Тоненьким голоском напевает весёлую песенку и разливает невидимый напиток по чашкам.

– Лёша, ты голоден? Как думаешь, он хорошо прожарился? – раздался задорный голос супруги. Она и так понимала степень готовности блюда, однако желала привлечь внимание.

– М-м-м, пахнет вкусно! – Алексей почувствовал, что очень сильно проголодался, как будто не ел целую вечность. В животе заурчало, он хотел было ответить, но, повернувшись к жене лицом, опешил, слова застряли в горле. В нос ударил запах свежей крови вперемешку с запахом палёного мяса.

На противне, который жена, мило улыбаясь, держала в руках, лежала голова прапорщика Арстанбаева, в глазах застыл животный страх, они смотрели прямо на него.

– Папа, хочешь чаю? – позвала дочь из-за спины грубым, чужим, словно растянутым на звуковой дорожке голосом.

Он повернулся к дочери и был прикован взглядом серых глаз, жуть холодком пробежала вдоль спины.

– ПАПА! – словно многократно усиленный мегафоном, голос девочки ударил его по барабанным перепонкам. Алексей зажал руками уши, зажмурил глаза. Его замутило, пустой желудок так и норовил вывернуться наизнанку.

Справившись со рвотным позывом и открыв глаза, Зорин увидел, что он в своей квартире, но в тот день, когда мир рухнул. Разбитые, осыпавшиеся стены и перекрытия, зарева пожаров, истошные крики. Алексея снова скрутило, он упал на колени и вдруг провалился вниз, полетел сквозь все этажи, отчаянно махая руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться. И тут он увидел далеко внизу скрюченного прапорщика, распластавшегося возле окна, как сломанная кукла. К погибшему уже тянулись языки пламени. Со всего маха командир рухнул… в своё тело и…

Вздрогнул. Голову яркой молнией пронзила сильная боль. Зорин застонал и попытался перевернуться на спину, но не смог. Изувеченный товарищ навалился на него мёртвым грузом.

Его всё же вырвало. Желчью.

Ещё какое-то время он пролежал в темноте, глубоко хватая воздух и прислушиваясь. В горле першило, что вызывало приступы кашля, на языке был противный привкус горечи. Стояла тишина.

Отлежавшись и немного придя в себя, Алексей спихнул в сторону труп прапорщика и отполз к стене. Опираясь на неё спиной, присел. Пнул валявшийся под ногами фонарь – тот слетел с его головы во время взрыва и превратился в смятую бесполезную железку.

Губы обсохли, хотелось пить. Сколько же он тут пролежал?

Отсоединив от пояса фляжку, Зорин прильнул к её горлышку, делая большие жадные глотки, останавливаясь только для того, чтобы отдышаться. Осушив её, вернул на пояс. Отсоединил фляжку от пояса прапорщика и, отпив ещё чуть-чуть, произнёс одними губами:

– За тебя, друг. Спасибо тебе!

Отдохнув ещё немного, Алексей поднялся. За окном клубился туман. Так вот отчего в горле першит и горько! Быстро нацепив противогаз и нащупав в темноте винторез, Зорин шатающейся походкой побрёл по коридору, то и дело спотыкаясь о мусор и натыкаясь на стены.

В противоположном конце он нашёл тело Сазанова, изрешечённое пулями. Половины лица не было – сплошное кровавое месиво. Всё пространство вокруг было изрыто глубокими канавками от пуль, на полу – лужа крови. Застали врасплох. Обошли сзади по коридору, отрезали пути к отступлению. Как мышь загнали в угол. Спи спокойно, брат.

У генератора обнаружил тела Ворона и Шнура. По отметинам на трупах стало понятно, что их тоже прирезали как скотину. Даже оружие не забрали. Разрядив автоматы и закинув боеприпасы в рюкзак, командир двинулся дальше.

В последнюю очередь он зашёл в серверную, где оставил Андрея Сахарова. Поводя фонарем, он увидел посечённую осколками от взрыва гранаты, оплавленную панель приборов со сквозными отверстиями от пуль в пульте управления.

Неожиданно в углу, заваленном всяким хламом, раздался тихий стон и слабая возня. Алексей тут же подскочил, раскидывая всё, что попадётся.

Под завалом оказался техник. Он был очень бледен, потерял много крови. Держась обеими руками за живот, исходил крупной дрожью.

– Сейчас, Андрюха, сейчас! – Алексей кинулся к нему, приподнял голову, положив себе на колено.

– Воды… – простонал Сахаров.

Зорин прислонил горлышко фляжки к губам, но вода, попадая на них, просто стекала с подбородка. Тогда он оттянул нижнюю губу пострадавшего и влил ему в рот немного жидкости. Сахаров закашлялся. Разрывая зубами перевязочные пакеты, извлечённые из кармашка разгрузки, Алексей принялся прижимать бинты к ране.

– Остановись, командир, хватит. Лёха… – прошептал Сахаров. Алексей замер. – Слушай меня, это важно. Они застали меня врасплох. Оглушили. Я думал, это ты сзади… Потом оттащили сюда. Думали, я покойник. – Сахаров снова закашлялся и продолжил: – Я слышал. Они вышли на связь со своим центром. Это натовцы. Та самая диверсионная группа, которую мы списали со счетов. Недооценили врага, видимо. Они запрашивали эвакуацию, Лёха, ты слышишь? Эвакуацию! И получили ответ. За ними пришлют транспорт с десантом. Им тут ещё что-то надо, Лёх. Какая-то миссия.

– Когда ждать, Андрей? – Руки Зорина тряслись, голова гудела, желудок вновь был готов вывернуться наружу.

– Не перебивай. Потом они передали свои координаты на посадку транспорта. Это, кажется, аэропорт Восточный, – голос Сахарова становился всё тише. – Но я не дал им дальше… – техник закашлялся, сплюнул кровь и продолжил: – Обстрелял, а они мне сюда гранату.

– Ты молодец, Андрей, молодец!!! – Глаза командира наполнились слезами, дикий рёв вырвался откуда-то из глубины. Но напарник уже не слушал. Не слышал.

Опустив веки друга, проведя ладонью по лицу, Алексей сел рядом. Надо бы похоронить как-то. Чтобы твари не добрались.

Собрав оружие и боеприпасы, он взял с собой всё что мог, остальное припрятал тут же в дизельной. Отсосав солярку из бака генератора, наполнил ею канистру и поднялся к друзьям, которых уложил вместе.

Покидая телецентр, Зорин оставил после себя погребальный костёр, пламя которого жёлтыми искрами отражалось в окружающем пространстве. Наполненный твёрдой решимостью, он побрёл в сторону центра, к полицейской общине.

Сквозь оптический прицел, прикреплённый к крупнокалиберной дальнобойной винтовке, виден большой комплекс хорошо освещённых зданий. На крышах нескольких объектов расположены тарелки радиоэлектронных локаторов и антенн. Лучи прожекторов, установленные на крышах самых высоких объектов комплекса, шарят по окрестностям в поисках незваных гостей.

На больших, расчищенных от развалин и груд искорёженного металла площадях наблюдается оживление. В середине площадки недалеко от полукруглого вытянутого ангара стоит транспортник с двигателями на реактивной энергии газовой струи, способными к вертикальному взлёту. Вокруг снуют фигуры, облачённые в серые камуфляжи. На борт поднимается десант, загружаются различные контейнеры. Что на них написано, отсюда не разобрать, мешает пыль и пепел, взметённые в небо жаром от бушующих с недавнего времени пожаров. По всем признакам транспортник готовят к взлёту.

Человек в сером болоньевом пуховике и вязаной шапке отпрянул от прицела и обернулся. Сзади, слившись с местностью в ожидании скорой атаки, находятся бойцы сопротивления. Сейчас он их не видит, но это и неважно – важно, что они видят его. Свободной от оптики рукой командир сделал несколько жестов. От груды обломков кирпичной стены отделились тени и, пригнувшись, подошли ближе. Также понятными им жестами были отданы последние распоряжения перед атакой руководителям штурмовых групп. После чего с тихим шорохом замаскированные бойцы переместились на новые позиции и замерли в ожидании сигнала.

Командир снова прильнул к оптике. Их явно ждали.

Турели со спаренными тяжёлыми пулемётами, оснащённые прожекторами, вращались, контролируя свои сектора обстрела. Противник занял оборонительные позиции.

Командир не спешил.

Движение вокруг транспортника напоминало бегство крыс с корабля. Торопятся. Вот транспортник загружен десантом, двигатели загудели. Из сопел, разгораясь, вспыхнули синие струи, всклубив облачка пыли.

Рядом с командиром на одно колено присел боец, взгромоздив на плечо комплекс ПЗРК. «Стингер»3, – отметил про себя командир. Ну что ж, кажется, все на позиции, пора начинать.

Он слегка кивнул смотрящему на него солдату, разрешая открыть огонь.

Тяжёлый транспортник оторвался от площадки одновременно с плюнувшей в небо красной осветительной ракетой.

Турели отреагировали немедленно, открыв беспорядочную стрельбу по невидимому противнику, который, в свою очередь, обнаружил себя ответными залпами гранатомётных комплексов. Выстрелы, врезаясь в цели, ярко вспыхивали, разрывая металл и разбрасывая его осколки в разные стороны, кроша прожектора. Крупнокалиберные пулемёты яркими трассирующими полосами вперемешку с бронебойными снарядами выбивали цели поменьше, попавшие в зону поражения. Вся площадь комплекса зданий запестрела яркими всполохами.

Транспортник набрал высоту и, оказавшись в прицеле ПЗРК, стал выбрасывать ложные тепловые ловушки. Почти одновременно с выстрелом «Стингера» грудь бойца пробил луч пучка плазмы, разорвав того в клочья. Ракета прошла мимо цели, зацепив одну из ловушек, а транспортник, выполняя манёвры уклонения, вдруг резко набрав скорость, двинулся на восток и быстро вышел из зоны поражения ПЗРК и прямой видимости.

На нижнем этаже бункера, под толстым слоем земли и бетона, там, где не ступала нога человека, за закрытой гермодверью располагался автономный командный центр. Помещение было хорошо освещено. Тускло горели лампы индикаторов панелей приборов, огромных блоков и механизмов систем различного назначения. Вдоль стен – сеть компьютерных соединений, узлы кабелей и проводов, ведущих к большому монитору в центре. На тёмном экране зелёным прямоугольником мигал курсор, тихо шумели процессоры. У дверей металлическими изваяниями застыла стража.

«Внимание! Система перезагружена! Связь с командой установлена! Отправка сообщения! Сообщение отправлено! – курсор побежал по строке, оставляя за собой текст. – Установка задачи! Задача установлена! Направить поисково-штурмовую группу по указанным координатам!»

В паре усталых глаз, взгляд которых устремлён на линию горизонта, отражается узкая полоска красно-рыжего цвета заходящего солнца. Некоторые окна домов всё ещё полыхают отблесками его закатного пламени. Совсем недавно в них ярко светился большой красно-кровавый диск, теперь неумолимо клонящийся к земле, попутно окрашивая небо, редкие перистые облака и город под собой. Шум города, как и всегда в это время, ненадолго затих, чтобы снова объявиться с наступлением темноты. Он вернётся в разноголосице молодёжи, облюбовавшей скамейки на детских площадках, в ритмичных и не очень песнях, льющихся из открытых окон квартир и проезжающих мимо автомобилей, смехом отдыхающих после окончания рабочего дня людей.

Но всё это будет немного позже. Дима любил такие моменты – тихие, спокойные вечера, когда можно было вот так, с чашкой кофе в руках, вдыхая, наслаждаясь его ароматом, наблюдать за закатом. В открытое окно влетел тёплый ветер, наполнив собой, словно паруса, лёгкие занавески, донеся запах цветущих растений и свежей выпечки из местной столовой, и взлохматив, словно пшеницу в поле, светлые волосы. Будто снег, в воздухе кружится тополиный пух, собираясь в сугробы вдоль бордюров и стен домов, норовя забиться во все возможные щели.

– Екатерина, соберитесь, пожалуйста, и ещё раз внимательно посмотрите на изображение! Может, увеличить? Нет? Так пойдёт? А теперь нос! – голос прозвучал очень устало.

Дмитрий повернул голову.

Уже полчаса криминалист, стуча по клавиатуре и тыкая в монитор компьютера карандашом, пытался составить с девушкой фоторобот человека, который в трамвае вытащил из кармашка её сумочки кошелёк.

– Не выходит, Жек? – спросил Дима, поставил стакан на столик и опустился на старенький диванчик. – Катя, может, тебе всё-таки сделать кофейку, взбодришься?

Девушка, лет двадцати, невысокая, с прямыми тёмными волосами чуть ниже плеч, с пухлыми губками и курносым носиком, откровенно недовольная бесполезной, по её мнению, процедурой, фыркнула и презрительно посмотрела сначала на Филатова, потом на Жмыренко.

– Евгений Игоревич, – обратилась девушка к криминалисту, – лучше бы делом занялись, а не картинки рисовали. Сколько времени зря потратили! Не помню я его лица! Я в кино видела, такие дела быстро раскрываются!

Женя уставился на друга с немым вопросом, приподняв бровь.

– Значит, так, Димон, давай она посидит в коридорчике, подумает, потом придёте, позже, когда вспомнит. Добро? – Криминалист провёл ладонью по лбу и волосам, вытирая выступившие капли пота, и посмотрел на стоящий в стороне вентилятор. Тот, тихо жужжа, крутился на стойке туда-сюда, гонял тёплые струи воздуха. – Ну и духота!