Одинокие души

– Все? – недоуменно переспрашиваю я.

– Естественно. Ты же теперь член стаи. Мы своих в обиду не даем.

– Неужели? Мне после аварии ходить почему-то гораздо легче, чем после того, как меня избил Максим.

– Стечение обстоятельств. На самом деле тебе банально повезло.

– Повезло?

– Шрам и я думаем, что авария была подстроена. Так что ты вновь легко отделалась.

– Что? – Я ошеломленно отступаю назад и сталкиваюсь с туалетной кабинкой. – Что ты сказала?

– Подожди. Мы лишь рассматриваем этот вариант.

– Но кто и зачем это сделал? – удивленно спрашиваю я. – Какой смысл в моей смерти? Или в смерти Астахова?

– Смысл есть. – Кира тяжело выдыхает и подходит ближе ко мне. – Давай сделаем так: ты благополучно отсиживаешься в больнице эти две недели, никуда не лезешь, лечишься и принимаешь всю дребедень, что тебе прописали, а потом, когда ты здоровая выйдешь, я расскажу тебе все, что знаю. Договорились?

– Но почему не сейчас?

– Во-первых, потому что у меня слишком мало фактов, одни лишь предположения.

– А во-вторых?

– А во-вторых, с тебя и так хватит потрясений.

– Очень смешно, – саркастически отвечаю я и прижимаю руку к груди. – Твои слова опасны, Кира. Подстроить автомобильную аварию – это же преступление!

– Понятно, что не чаепитие. Считаешь, мы не понимаем, насколько все серьезно?

– Надеюсь, что понимаете.

– Все не так просто, как кажется. У меня нет доказательств, но я чувствую, что дело нечисто. – Блондинка выдыхает и откидывает хвост за спину. – Леша водит всего год, и, конечно, вашу аварию можно списать на его невнимательность, но мы-то с тобой знаем, что Астахов самый серьезный человек на земле. Чтобы он плохо вел? Не заметил впереди машину или человека? Не смешите меня.

– Откуда ты так хорошо его знаешь? Вы ведь не общаетесь в школе.

– Не задавай лишних вопросов.

– Кира, ну хотя бы на это ты мне можешь ответить?!

В моем голосе столько горечи, что девушка неуверенно прикусывает губу.

– Хорошо. Я и Леша были друзьями.

– Ха, неужели. И когда же вы успели?

Кира молчит, а мне уже становится не по себе.

– Конечно, – шепотом протягиваю я и обхватываю себя руками. – Вы познакомились год назад, но я забыла об этом. Я забыла, потому что потеряла память. – Я отхожу дальше от блондинки. – Логичный вывод. И почему я раньше не додумалась.

– Лия, это ничего не меняет. Знала ли я Астахова или же нет, сейчас ты не должна высовываться из больницы, ясно?

– Почему вы не сказали мне, что знаете друг друга?

– А зачем?

– Как это зачем? – Меня начинает колотить. Она задает глупые вопросы, и я злюсь. Злюсь на нее, на Лешу, на себя. – Я словно слепая хожу по улицам. Возможно, рядом со мной проходят знакомые, возможно, друзья, но я не замечаю, и знаешь почему? Потому что я их забыла! И сейчас любая информация, любые сведения важны для меня. Мелочи могут помочь мне восстановиться, могут помочь мне вспомнить. А вы скрываете от меня такие простые и банальные вещи, как дружбу! Берете и тупо скрываете!

На последнем слове я срываюсь и чувствую дикую боль в пояснице. Резко сгибаюсь, ощущаю головокружение и неуклюже кренюсь на бок.

– Лия…

– Не трогай меня. Вы только притворяетесь друзьями. На самом деле ты, Леша, мои родители – все вы обманщики, которые и не думают рассказать мне правду.

– Перестань. Дай мне помочь тебе.

Кира тянет руки, но я не позволяю ей притронуться. Она лгунья, как и все остальные.

– Уходи.

– Приди в себя, Лия, – командует блондинка и все-таки кладет свои худые руки мне на плечи. Правое плечо обдает жаром. – Твоя истерика не разрешит проблему. Ответы не свалятся на тебя с неба, так что придется поискать их.

– Зачем искать то, что находится перед носом?

– Ты многого не видишь. Дело не в том, что ты слепая, а в том, что ты не хочешь замечать.

– Тебе не понять меня.

– Я всегда понимала тебя так, как не понимал никто другой, – уверенно отрезает Кира и встряхивает меня слегка за плечи, чтобы я перестала сопротивляться. – У тебя есть союзники, и ты можешь мне доверять.

– Могу ли?

– Мне – можешь.

– Но почему? Что ты такого сделала, чтобы я могла доверять тебе?

– Твои вопросы сведут тебя в могилу, – саркастично замечает блондинка и кивает в сторону двери. – Пора возвращаться в палату, иначе твоя мама поднимет на ноги всю больницу.

– Если мои вопросы и сведут меня в могилу, так это потому, что никто не собирается на них отвечать.

– Всему свое время. – Кира обнимает меня за талию, открывает дверь, и мы выходим в коридор. – Не торопись, иначе упустишь что-нибудь важное.

– Я и так упустила все, что у меня было. – Я облокачиваюсь на девушку, потому что ноги начинают предательски заплетаться. – Мне нечего терять.

– Не говори так.

– А как мне говорить?

– Не знаю. Но только не дави на жалость. Это не твой конек.

– Я не давлю на жалость! – горячо отвечаю я, хочу отстраниться, но не получается. Тело становится слабым, тяжелым, мышцы наливаются свинцом. Я начинаю моргать, боюсь, что упаду от усталости, но в то же время стараюсь сохранить равновесие. – Мне противно, когда на меня смотрят с сожалением. Но неужели желание узнать правду расценивается как повод нарваться на сочувствие?

– Хочешь узнать правду – узнавай. Но не надо говорить, что тебе нечего терять и что вообще ты бедная страдалица.

Кира открывает дверь в палату и первая проходит внутрь. Затем она выглядывает и подзывает меня.

– Пусто. Твоя мама еще не вернулась.

– Две недели в больнице сведут меня с ума. Терпеть не могу это место.

– Придется пересилить себя.

– Но какая разница? Лечиться дома или лечиться здесь?

– Тут за тобой присмотрят, а дома ты уязвима.

Я усмехаюсь и очень медленно сажусь на кровать. Голова начинает кружиться так сильно, что я перестаю ориентироваться в пространстве.

– Уязвима? Мы играем в мафию?

– Лия…

– Сама себя послушай, – перебиваю я. – Ты говоришь так, словно мы ввязались во что-то настолько серьезное, что даже дома уже небезопасно.

– Так и есть. – Кира помогает мне лечь, не обращает внимания на то, как я корчусь, и я благодарна ей. – Восстанавливайся, набирайся сил и только потом пытайся разобраться в своих проблемах. Сейчас от тебя мало толку.

– От меня не может быть мало толку. Сильней всего я повредила плечо, а не голову.

– В любой момент это может измениться. – Блондинка подходит к двери. Она вновь надевает очки и тяжело выдыхает. – Сделай так, как я прошу: не высовывайся.

– А ты мне что?

Кира смеется и открывает дверь.

– Шутишь? Возможно, мы встретимся гораздо раньше.

– Подожди. – Девушка оборачивается, и я прикусываю губу. – После того как мы попали в аварию, Леша звал Стаса. Кажется, это настоящее имя Шрама, так ведь?

– Астахов? Звал Стаса? Не может быть.

– Но я слышала.

– Наверное, тебе показалось.

– Кира, я ударилась головой, но не сошла с ума. Леша звал Стаса, искал его, а потом, когда понял, что тот не придет, схватил меня на руки и понес куда-то.

– Лия…

– Не перебивай. Я помню, как мы бежали, долго бежали…

– Лия!

– Что?

– Это невозможно. – Блондинка озадаченно смотрит на меня. Подумав, она закрывает дверь, подходит ко мне и садится рядом. – Может, тебе это приснилось?

– Вряд ли. Я отчетливо помню голос Астахова: он просил держаться, не засыпать. Правда, его тембр был другим. Я даже удивилась. – Сглотнув, я продолжаю: – Затем мы бежали. Бежали так быстро и долго, что у меня голова раскалывалась на части. А потом…

– Лия, подожди, – вновь перебивает меня Кира. – Леша не мог этого сделать.

– Почему?

– Как почему? – усмехается девушка. – Он повредил колено. Не сильно, конечно, но ходить он не сможет еще несколько дней.

– Что? – Я озадаченно замираю.

– Астахова вытащили из автомобиля прохожие. Он сам не смог выбраться даже с водительского сиденья. А тебя сразу же забрала «Скорая помощь». Один мужчина нашел у тебя в сумке паспорт, медицинскую карточку и полис. Так узнали твою фамилию, потом позвонили родителям. В больнице тебя отправили в нейрохирургическое отделение.

Я хмурюсь и начинаю прокручивать в голове воспоминания. Я отчетливо запомнила запах мяты, запомнила этот голос. Но если он принадлежит не Астахову, тогда чей он?

– Не может быть, – раздраженно смотрю на Киру. – Я не сошла с ума, кто-то подходил ко мне! Кто-то пытался спасти меня и, я… я не шизофреничка!

– Успокойся.

– Что за чертовщина? Откуда у меня эти воспоминания, откуда эти отрывки из памяти, если со мной ничего подобного не происходило?

Блондинка недолго думает. Внезапно ее глаза округляются, и она резко хватает меня за руки. Мне больно, я хочу выдернуть их, но не могу двигаться. Взгляд Киры завораживает. В нем что-то такое, что не позволяет мне нарушить момент.

– Бронская… – Давно меня никто не называл по фамилии. – Ты начинаешь вспоминать!

– Что вспоминать?

– Как что? Вспоминать свой прошлый год!

– Кира, это невозможно. Доктора сказали, у меня ретроградная амнезия. Зачастую воспоминания не возвращаются. Родителям предлагали попробовать электросудорожную терапию, но они отказались. Папа заявил, что никогда не позволит ставить на мне опыты.

– Зачастую! – выдергивает из контекста девушка и улыбается. – Лия, зачастую!

– Прекрати. Ты не понимаешь. Воспоминания возвращаются в хронологическом порядке, начиная с самых старых. Но я увидела, как меня кто-то уносит на руках, когда я пробила голову. Получается, что воспоминания возвращаются ко мне в обратном порядке, что невозможно с точки зрения науки. А это означает…

– О, замолчи! – восклицает блондинка. И я вижу на ее лице такую искреннюю улыбку, что мне становится не по себе. Кира так счастлива, но какое ей дело? – Неужели ты не понимаешь, что, повредив голову еще раз, ты дала толчок своим воспоминаниям! Я видела нечто похожее в каком-то фильме…

– Не говори глупостей. Сравнивать жизнь и кино смешно и наивно.

– Но ты ведь чувствуешь то же, что и я. Ясное дело, пытаешься рассуждать здраво, с медицинской точки зрения, но, Лия, ты сдвинулась с мертвой точки. Ты возвращаешься!

Неожиданно дверь в палату открывается. Я испуганно замираю, а Кира, выпустив мои руки, выпрямляется. Входят родители. Мама удивленно останавливается, увидев в палате гостью, а папа, наоборот, не меняя скорости, обходит Киру, кровать и оказывается с противоположной от нее стороны.

– И что ты здесь делаешь? – спрашивает он, закатив рукава халата. – Посещения строго запрещены.

– Я должна была увидеть ее, Андрей Александрович.

– Увидела? Теперь можешь уходить.

– Да, конечно. – Кира направляется к выходу. Перед дверью она останавливается. – Я еще приду к тебе.

– Кира, – холодно произносит моя мама и скрещивает на груди руки. – Тебе пора.

– До свидания, Вероника Николаевна. До свидания, Андрей Александрович.

Дверь закрывается, а я не могу дышать. В голове что-то взрывается, я плыву, лечу, падаю. Сначала мне кажется, что я и правда сошла с ума. Мне мерещатся космос, невесомость, пелена перед глазами. Но потом я осознаю, что не могу видеть отчетливо из-за слез, которые застлали глаза. Мне становится душно. Перепады настроения жутко пугают. Я еще не отошла от шока, ведь только что вспомнила один момент из прошлой жизни, а сейчас вдруг оказалось, что моя прошлая жизнь никогда не покидала меня. Ее просто надежно скрывали.

– Вы знакомы? – Я произношу это так тихо, что меня трудно услышать. Смотрю на маму и чувствую, как жаром обдает лицо. – Вы знаете Киру?

– Тебе нужно поспать, Лия, – безучастно бросает она и отводит взгляд в сторону. Тогда я поворачиваюсь к папе. Он наливает в стакан воды и готовит таблетки. На меня даже не смотрит.

– Пап. – Ноль реакции. – Пап! – требовательнее повторяю я.

– Давай поговорим после того, как ты поспишь, – предлагает он, протягивает стакан, но я качаю головой и отстраняюсь.

– Нет! Хочу сейчас услышать ответ.

– Лия.

– Вы меня обманывали. – Мне становится больно. Где-то в груди появляется новая рана, только на этот раз душевная. – Вы скрывали от меня то, что было важным и ценным. Я столько месяцев жила с пустотой и страхом одиночества, а сейчас оказывается, что это было бессмысленным. Ненужным.

– Лия, – начинает мама. – Тебе нельзя общаться с этой девушкой, с Кирой. Серьезно. Послушай меня, ничего хорошего она тебе не сделает и не скажет.

– Мы ведь были подругами, так? – Такое чувство, что меня накачали наркотиками. Я потерялась в пространстве, но продолжаю трезво мыслить. – Поэтому она помогает мне, поэтому мы с ней быстро нашли общий язык.

– Так, Лия, – папа садится рядом и недовольно поджимает губы, – мы твои родители, а значит, ты должна нас слушать.

– Неужели?

Я встречаюсь с его грозным взглядом и затихаю. Боюсь, что он ударит меня, хотя прекрасно понимаю, что он никогда этого не сделает.

– Мама сказала тебе больше с ней не общаться, значит, ты больше с ней не общаешься. Еще вопросы?

– Но это нечестно! Почему я должна рвать отношения с человеком, который может дать мне ответы?

– Ответы на что? – громче спрашивает он. – Разве мы не разговаривали об этом? Ты была хорошим ребенком, никуда не ввязывалась, нигде не шлялась. Училась, помогала нам, подрабатывала.

– Зачем ты лжешь мне в лицо? Неужели у тебя нет ко мне ни капли уважения?

– Тема закрыта!

– Но папа…

– Поднимешь ее еще раз, – и мы будем разговаривать по-другому, поняла?

Мне становится страшно. Я давно не видела отца таким злым и недовольным. Он напряжен, и я чувствую его ярость, чувствую, что он готов разодрать меня в клочья.

– Это несправедливо, – тихо шепчу я и смахиваю слезы со щеки. – Вы же знаете, что не сможете скрывать от меня правду.

– Тема закрыта, – еще раз повторяет папа, и я слышу, как расстроенно выдыхает мама. Она поворачивается ко мне спиной и выходит из палаты. – Пей. – Он протягивает мне стакан и таблетки. – Поспи. Тебе нужно отдохнуть.

Я обиженно делаю то, что мне велит отец, и отворачиваюсь. Не хочу его видеть.

Больше папа не говорит ни слова. Он встает и исчезает за дверью.