Быть Корелли

Глава 1. Неверная жена

-1-

– Мы взяли их.

Голос Лео Фалани – вот уже пятнадцать лет как бессменной правой руки Семьи – звучал как всегда сухо и отрывисто. Алессандро крепче сжал корпус телефона, прежде чем обрубить так и не начавшийся доклад кратким «Я понял». Он глубоко вдохнул, в надежде, что порция холодного воздуха сумеет остудить разгорающийся под грудью пожар. Кондиционер не помог – внутри всё полыхало. Алессандро встал с кресла и, сделав шаг, уткнулся лбом в прохладное стекло панорамного окна.

Вид с девяносто первого этажа офиса «Корелли Консалтинг» был превосходным – над пыльно-серыми, стеклянными колоннадами чикагских небоскрёбов словно бы сверху лежало бирюзовое полотно озера Мичиган. Много и много раз вид безмятежной воды успокаивал нервы. В минуты, когда точка кипения достигала пика, глядя на озеро, Алессандро Корелли думал о том, что всё в мире преходяще. Ничего не вечно, кроме воды, земли и неба над ними. Удивительно, но это простое, очевидное умозаключение работало. Работало с тех самых пор, как отца начал пожирать рак. С тех пор, как младший брат заявил, что хочет отойти от дел и жить нормально. С тех пор, как на него самого обрушилось бремя управления делами Семьи в полной мере. Ему недавно исполнилось тридцать четыре. Отец всю жизнь готовил его к тому, что он рано или поздно займёт место главы Семьи. Это должно было случиться не раньше, чем через двадцать-тридцать лет – Глава покидает свой пост лишь после смерти. Отцу, в лучшем случае, оставался год, и Алессандро понимал, что всё ещё не готов.

Какой из него к чёрту глава семьи, если он даже за собственной женой не сумел уследить?!

– Мистер Корелли, ваш кофе.

Тщетно пытавшаяся достучаться в дверь секретарша вошла с подносом, так и не дождавшись разрешения войти.

– Спасибо, – Алессандро задержал взгляд на вольном вырезе её блузки. Пар, исходящий от чашки огненного, как он всегда любил, американо, кокетливо скрывал краешек красного бюстгальтера, будто бы случайно выглянувшего наружу. – Я уезжаю. До конца дня меня не будет.

В Семье не ходят налево. В семье чтут честь и достоинство жён. За десять лет брака Алессандро откинул тысячи возможностей, одна из которых – эта приятная рыженькая секретарша-американка. Она не знала, на кого работает на самом деле, для неё Алессандро Корелли – гендиректор консалтинговой фирмы, принадлежащей его отцу Руссо Корелли – выходцу из Сицилии, Габриэле же была прекрасно обо всем осведомлена, и это её не остановило. Он уже не был уверен, что эта её измена первая.

Застегивая на ходу пиджак, Алессандро обошёл секретаршу, растерянно стоящую с подносом посреди кабинета, и направился к лифту. В этот раз он обойдётся без водителя, дело слишком деликатное, чтобы допускать к нему третьих лиц, даже если они останутся за воротами семейного особняка.

–2-

– Их взяли в «Парк Хайят». В президентском номере.

Лео встретил его на крыльце дома. Алессандро едва сдержался, чтобы не выругаться. Она будто бы даже не скрывалась.

– Кто-нибудь видел?

– Нет. Она вписалась под другим именем. Мы вывели их через служебную лестницу, постояльцы ничего не видели. С персоналом остались наши люди. Они подробно объяснят, что будет, если кто-то из них откроет рот.

Лео Фалани – чистокровный сицилиец – выглядел на добрый десяток лет моложе своих пятидесяти пяти. Высокий, жилистый, быстрый – во время тренировок он не раз укладывал степенного и чуть медлительного Алессандро на лопатки. Лео посвятил жизнь Корелли, вкладываясь в молодое поколение, как в собственных детей, и так и не обзавелся своей семьёй, но он всегда держал дистанцию, не допуская ни панибратства, ни перегиба в детско-родительские отношения. И сейчас, когда над домом Корелли сгустились тучи, он держался по-деловому отстранённо. Лишь по поджатым губам и седой, несбритой вовремя щетине Алессандро видел, что Лео испытывает такое же гадкое чувство, что и он сам. Предательство. Наверное, хуже этого нет.

Лео пропустил его вперёд. Спускаясь по лестнице вниз, в подвал, Алессандро чуть отпустил галстук, ставший похожим на висельную петлю. Кирпичная кладка под старину, кованые светильники, где вместо свечей тускло горели матовые лампы, решетчатые ворота с засовом и массивным навесным замком, эстетично проржавевшим в нескольких местах, за которыми располагался богатый винный погреб – этот подвал с детства казался Алессандро средневековой пыточной, и в этом он не ошибался. В этом подвале часто проводились казни. С тех пор, когда детям исполнялось двенадцать, они были обязаны присутствовать на них. Алессандро помнил одиннадцать казней, но впервые это касалось его лично. Он толкнул дверь. Дубовая снаружи, обшитая звукоизоляцией внутри, она чуть скрипнула, извещая присутствующих о приходе почти-главы Семьи.

Они стояли на коленях, в чём были: мужчина – в полотенце, обернутом вокруг бёдер, Габриэле – в алом шёлковом халате. Мужчина дрожал не то от подвального холода (похоже, его выдернули из душа), не то от страха. Его голая грудь с редкими волосами будто бы свернулась внутрь, как у рахитика. Кожа на ссутулившихся плечах покрылась пузырями мурашек. Стандартный рост, стандартная комплекция. Курносый блондин с бесцветными ресницами и лицом техасского фермера. Что она в нём нашла?

– Кто он?

– Американец. Не из местных. Брокер, – ответил Лео.

Алессандро перевёл взгляд на Габриэле. Разительный контраст. Прямая спина, гордо вскинутый подбородок, упрямо сжатые в уточку губы – Габриэле смотрела перед собой, но почувствовав на себе взгляд мужа, подняла глаза и резким, полным пренебрежения взмахом головы откинула с плеча прядь своих блестящих чёрных волос. Семейная черта Фальконе – выглядеть достойно, даже когда жизнь размазывает тебя тонким слоем по земле. Стоя на коленях, в неглиже, под взглядами и дулами пистолетов нескольких мужчин, Габриэле будто сидела на троне. Стоя на коленях, она умудрилась отравить своим высокомерием и гордыней всё узкое, низкое помещение подвала – к запаху гниения и сырости примешался запах её резковатых, древесных духов. Гниль, надёжно скрытая ароматом дорогого парфюма. Так пахла её душа.

Когда-то Алессандро даже нравилось это в ней. Нравилось покорять её каждый раз – такую холодную, неприступную, красивую до рези в глазах. Нравилось перехватывать восхищенные взгляды, обращенные на неё, и понимать, что она его. Но то были мысли мальчишки. Сейчас, глядя на ту, с кем десять лет делил постель, он не понимал, что чувствовал. Знал ли её? Любил ли её хоть день в своей жизни? Да, любил. Он любил её, как отец любил свою чистокровную арабскую скакунью Долорес, как Лео любил свой винтажный «Кадиллак Фаэтон». Это была радость обладания статусной вещью – его брак с наследницей влиятельной семьи Фальконе сулил обеим семьям укрепление влияния в городе и успех в бизнесе. Он знал это, она тоже. Но знали ли они друг друга?

– Как давно?

– С пару месяцев, – невозмутимо ответила Габриэле. Алессандро отвёл взгляд в сторону, избегая смотреть в её самодовольное лицо. «Я тебя сделала» – читалось в каждой черточке её безупречного лица. Он снова ощутил, как внутри полыхнуло.

– Тебе есть, что сказать? – спросил он и, поморщившись, будто проглотил пригоршню стальной стружки, добавил. – Габи.

– А тебе?

Она вскинула голову и прищурила глаза, совсем чёрные в блеклом свете электрических ламп, умело врезанных в кованую люстру семнадцатого века. Алессандро непонимающе нахмурил брови.

– Ты помнишь, какое у меня любимое вино? Помнишь, когда ты в последний раз был на моём дне рождения? Весь праздник, не только под конец? Ты помнишь, когда сам в последний раз выбирал мне цветы? Сам, а не твоя секретарша? Кстати, у неё отвратительный вкус.

Она поморщилась, словно вспоминала все присланные букеты, которые на следующий же день бросала в мусорное ведро, ссылаясь на внезапный приступ аллергии. Она никогда не была искренней – у Алессандро словно открылись глаза. Габриэле Фальконе-Корелли всегда играла роль Габриэле Фальконе-Корелли, а он и не пытался узнать её настоящую.

– Кто я для тебя? Обложка? Шлюха из эскорта? Инкубатор?! – вскинулась она, словно прочитав его мысли.

За десять лет они так и не обзавелись детьми. Сначала Габриэле говорила, что не готова, потом, что у неё проблемы со здоровьем. Но однажды Алессандро нашёл у неё в сумочке противозачаточные. Тогда у них состоялся первый крупный скандал. И Фальконе, и Корелли ждали наследника, давление с обеих сторон было немыслимым – старший Фальконе на одном из приёмов в шутку предложил Руссо отправить Алессандро на обследование. В тот день, когда Алессандро нашёл эти проклятые блистеры, он впервые сорвался. Он взял жену силой, он брал её в ту ночь ещё и ещё, пока запал не иссяк, сменившись горечью и отвращением к самому себе. Позже он отправил её вместе с сестрой Бьянкой, тремя их подругами и платиновой кредиткой на месяц в Париж, скупил ей, наверное, полбутика «Шопард», даже встал на колени, после чего посчитал инцидент исчерпанным. Но она ему этого не забыла.

– Мы могли бы поговорить и не доводить до этого.

– Сандро, у тебя есть удивительная способность слышать лишь то, что ты хочешь слышать, это было бы бессмысленно, – хмыкнула Габриэле, закатив глаза, а после взглянула на него так, что Алессандро захотелось шагнуть назад. Ненависть чистым концентратом плескалась в непроглядной черноте её взгляда, в чуть подрагивающей, словно у оскалившейся волчицы, верхней губе, подправленной ботоксом. Её ненавистью можно было отравиться, Алессандро даже представить не мог, что всё настолько запущено. Он ведь делал для неё всё.

– Мне надоело. Мне надоело жить в этом доме, мне надоело спать с тобой в одной и той же позе, мне всё надоело. Я лучше умру, чем останусь под вашей проклятой фамилией ещё хотя бы на один день…

– Габриэле Лидо де Карло Фальконе Корелли. За измену семье вы приговариваетесь к смерти через выстрел в сердце.

Алессандро вдруг понял, что они с Габриэле не одни в этой комнате. Твёрдый голос Руссо Корелли донесся откуда-то сбоку, кажется, из ниши, образованной двумя мраморными колоннами. Отец сидел в инвалидной коляске, бледный, ослабевший, с почти лысой головой, но несмотря на это, по-прежнему суровый, строгий и требовательный, как и подобает главе клана. Позади него стояла мать. Взгляд её был рассеянным, черты лица заострились не то от резкого, контрастного освещения, не то от излишней худобы, которая скрадывала её статную фигуру, не хуже, чем рак облик отца. Она с силой сжимала ручки его кресла – лишь это выдавало её волнение, в остальном она выглядела бесстрастно, сдержанно, как истинная хранительница чести фамилии. Джулиано – средний сын Корелли – стоял по левую руку от Руссо. Данте – младший – отсутствовал, как и его жена Лита. Ещё двое человек из самой надёжной охраны стояли позади пленников.

– А что будет со мной? – подал голос американец.

– Вы ведь католик, верно? – уточнил Лео и, не дождавшись ответа, словно ответ ему не был важен или он знал его и без того, продолжил. – Не беспокойтесь, ваше тело будет передано земле по всем канонам…

– Да вы спятили! Это что, розыгрыш? Это моя бывшая устроила, да?! Где камера? Ребят, серьёзно, кончайте, а?!

Мужчина завертелся на месте, попытался встать с колен, но один из охраны, жёстко сцепив ему плечо ладонью, пригвоздил его обратно к полу.

– Господи, закрой ты уже рот и прекрати ныть! Прими смерть, как мужчина, а не его подобие! – подала голос Габриэле, добавив в этот дурной спектакль ещё больше нелепого пафоса. Процесс действительно начинал напоминать балаган. Суд и без того затянулся, а отцу требовался покой. К чувству стыда и гнева примешивалось чувство вины перед родителями – Алессандро боялся поднять на них глаза. Будто ему снова было двенадцать.

– Слушайте, я – свободный американский гражданин, мы в цивилизованной стране. Что за, мать вашу, каменный век?! Убери пушку, эй, ты!

Два выстрела в грудь заставили американца замолчать навечно. Его тело грузно шлепнулось прямо к коленям Габриэле. На её лице не возникло ни тени отвращения, когда тягучая бордовая кровь потянулась к полам её халата, она лишь вздрогнула на звук первого выстрела. В американца стрелял Лео. Убить жену Алессандро предстояло лично.

– Если хочешь, давай я, – шепнул в его сторону Фалани. Правилам это не противоречило.

– Пусть сам! – рявкнул Руссо, и Лео, вложив оружие в руку Алессандро, отступил назад, в тень.

Чуть теплая рукоять плотно легла в ладонь. Алессандро взглянул на Габриэле. На её губах мелькнула торжествующая улыбка: если он оставит её в живых – проиграет, убьёт – проиграет тоже. Фальконе ему этого не простят. Габриэле расставалась с жизнью с радостью, она выходила из этого порочного круга, внутри которого ей не посчастливилось родиться, и Алессандро вдруг поймал себя на мысли, что отчасти завидует ей.

«Есть только одна причина уйти из семьи – смерть».

И он выстрелил. Жгучий взгляд Габриэле Фальконе-Корелли потух. Её яркая, южная красота за какие-то жалкие секунды поблекла, будто истерлась. Она упала на своего любовника, крест на крест, и на её ярко-алом, шелковом халате расцвели тёмные пятна. Ей было всего двадцать восемь.

Глава 2. Загадочная незнакомка

-1-

– Приберите здесь, – скомандовал Лео своим людям.

За воцарившейся суетой – заворачивали и выносили тела, убирали кровь – Алессандро не заметил, как к нему подкатилась отцовская коляска. Руссо, собравшись с силами, поднялся на ноги, резко отринув помощь и жены, и обоих сыновей. Он выпрямился и, расправив худые плечи, встал напротив старшего сына. Алессандро показалось, что отец будто бы стал ниже ростом – проклятая болезнь съедала его день за днём – но несмотря на это, ему казалось, что отец возвышается над ним грозной скалой, с которой вот-вот сорвётся камнепад.

– Посмотри на меня.

Наверное, единственное, чего Алессандро Корелли боялся в своей жизни – это смотреть отцу в лицо. Он выдохнул, закрыл глаза и открыл их снова. Звонкая пощёчина и стыдная, острая боль в правой щеке – Алессандро дёрнул рукой, чтобы дотронуться до пылающего лица, но усилием воли оставил её висеть вдоль тела.

– Я должен был научить тебя, как обращаться с собственной женой, чтобы она не пошла налево?! – отец тяжело дышал в приступе гнева, метнувшуюся было к Алессандро мать Руссо остановил резким жестом руки. – Не стоит, Гарделия. Не жалей его. Это целиком и полностью его вина.

Люди вокруг делали вид, что ничего не видят и не слышат. Алессандро опустил голову, не в силах бороться с обжигающим чувством стыда. Вдруг нахлынули воспоминания, добавляя в топку под грудью больше угля. Ему едва исполнилось двенадцать, когда Руссо впервые пригласил его на казнь. Это был кто-то из обслуги, кажется электрик – по заданию полиции он установил в каминном зале прослушку. Тогда Алессандро расплакался, за что был жестоко наказан – отец отлупил его свежими ивовыми ветками. Бугры рубцов сошли только через месяц. Мать каждый вечер смазывала ему спину, приговаривая «Всё в мире преходяще, пройдёт и это». Наверное, с тех пор эта фраза в связке с тяжёлыми моментами жизни плотно впечаталась ему в память.

– Будут последствия. Придётся отвечать за них.

Руссо тяжело опустился в кресло, его лицо на миг исказило болью. Он кивнул жене и та, жалостливо взглянув на старшего сына, покатила коляску к лестнице – там её приняли охранники и, подняв, потащили наверх. Отец наотрез отказывался устанавливать в доме пандусы, словно не желал расписываться в своём бессилии.

Джулиано, проводив отца гневным взглядом, подошёл к брату, встал с ним плечом к плечу.

– Он перегнул.

– Он прав.

Прав, как и всегда. Алессандро проще было принять сторону отца, чем всю жизнь мучиться от несправедливости к себе. Так было проще. И сложнее одновременно.

– Останешься сегодня дома?

– Нет, к себе поеду. Где Данте?

Присутствие всех сыновей на казни было обязательным. Данте уже второй раз пропускал это событие.

– Сказал, на работе, – Джулиано вздохнул, покачал головой. – Опять проигнорировал. Ему тоже скоро достанется. Отец уже злится, говорит, Лита его с толку сбивает.

Данте вряд ли достанется. В этой семье всегда доставалось только Алессандро. Только к Алессандро у Руссо Корелли были неизмеримые требования. Джулиано не обладал ни большим умом, ни характером, он был мягким, как пластилин, чутким, как мать, и не слишком инициативным, он не нарушал правил, но и не делал ничего выдающегося, Данте же всегда был сам по себе. Несмотря на строгий кодекс, он всегда искал пути выйти из жёстких рамок семьи, и даже почти нашёл их, женившись на американке. Руссо всегда закрывал глаза на его проступки, думая, что Данте ещё юн и глуп. Многое из того, что Руссо никогда не простил бы Алессандро, Данте часто сходило с рук, оттого между старшим и младшим братьями Корелли не случилось дружбы. Джулиано был тем самым клеем между ними, он сглаживал острые углы и находил для них точки соприкосновения. Он всегда мог найти верные слова. Жёстким руководителем он бы не смог стать, но он сумел стать любящим братом.

– Алек. Мне жаль.

Джулиан тронул брата за плечо. Алессандро начал забывать физическое ощущение близости и принятия. Из материнской ласки он давно вырос, а Габриэле была слишком суха на эмоции. От этого братского прикосновения, от чувства поддержки в горле заворочался предательский комок жалости к себе. Алессандро поспешил отстраниться.

– И это пройдёт, – выдал он заученную фразу и сухо улыбнулся.

–2-

Алессандро Корелли покинул семейный особняк, когда уже стемнело. Оседлав свой представительский седан от «Линкольн», Алек нетерпеливо посигналил, чтобы ему скорее открыли ворота. Район «Маленькая Италия» быстро остался позади. Алек любил быструю езду – его сделанное на заказ авто давало разгон до сотни за четыре секунды. Переливающийся начищенными боками цвета бургунди и хромированными вставками «Линкольн» гнал вдоль озера до «Золотого Берега» – района, где располагалась небольшая, но светлая квартира Алессандро будто бы в противовес родительскому особняку отделанная в стиле лофт – на предельной скорости, словно старался выветрить из себя недавние события. Всё проходит. Пройдёт и это. Иначе быть не могло.

Он увидел её, бредущую вдоль дороги. В сгустившихся сумерках, в глухом, бессветном пространстве между только-только загоревшимися фонарями, она казалась тенью – Алессандро мог бы сбить её, если бы взял чуть правее. Он намотал уже полсотни миль, но огонь в груди не переставал полыхать ни минуты. Стоило бы хорошенько выпить и лечь спать, а не гонять вдоль побережья, едва смотря на дорогу. Могло бы случиться непоправимое. На сегодня с него довольно трагедий.

Он резко ударил по тормозам, и машина застыла на обочине шоссе. Алессандро бросил взгляд в отражение зеркала заднего вида, игнорируя свои красные от долгого напряжения глаза. Женщина всё так же шла по кромке дороги. Она словно не заметила, что в дюйме от её безвольно болтающейся вдоль тела руки только что пронёсся автомобиль. Корелли чуть сдал назад и торопливо распахнул дверцу машины.

– Мисс, эта часть дороги не предназначена для пешеходов. Здесь опасно.

Он сказал это грубее, чем собирался. Алессандро услышал в своём голосе злость, словно это она, а не он сам, виновна в его рассеянности. Словно это она виновна в том, что сегодня он убил собственную жену. Что получил при всех по лицу. Словно это она виновна в том, что все (а сегодня он был в этом уверен) абсолютно все женщины – подлые, лживые змеи, готовые ужалить исподтишка, стоит лишь чуть продавить слабину.

Она ничего не ответила ему, только замедлила шаг и споткнулась. Её нога завернулась набок, слетев с высокой шпильки. Женщина неловко замахала руками, но выстояла. Алессандро заметил, что каблук у неё сломан. Он оглядел её снизу доверху: её темно-бордовое платье было измято и испачкано, бретель на правом плече была надорвана, и платье то и дело соскальзывало вниз, обнажая высокую полную грудь – девушка постоянно поправляла ткань, пытаясь сохранить приличный вид. Он увидел тёмные пятна на её коленях. Подойдя поближе, понял, что это ссадины – наверное, она уже не раз падала сегодня. У неё были синяки на плечах, на лице – чёрные разводы туши, из истрепавшейся причёски выбились локоны. Затравленная, напуганная, избитая, она не выглядела бродяжкой или женщиной из низов. Дальше по дороге располагался весьма приличный Кенвуд – район, где в своё время обитал Барак Обама. Она шла оттуда. Наверное, она из местных. Кто-то из этих зажравшихся американских коммерсантов, вконец озверевший от безнаказанности, поднял руку на женщину. Безотчетным жестом руки Алессандро потёр шею, словно на ней всё удавкой висел галстук, валяющийся теперь на сиденье машины. У них так не поступают. У них женщин не бьют. Женщин убивают выстрелом в грудь…

– Мисс?

Она остановилась, но так и не подняла на него взгляда.

– Что случилось?

У неё вдруг мелко затряслись плечи. Её рот, слишком крупный для такого маленького лица, скривился в подступающих рыданиях. Она всхлипнула и, поднеся ладони к губам, подломилась, словно сухая ветка. Алессандро поймал её почти у самой земли.

– Мисс?!

Она была удивительно лёгкой, но в то же время неудобной – длинные руки, ноги, болтающаяся голова – она словно разваливалась на части. У неё, как в лихорадке, пылала кожа. Корелли подхватил её за подмышки и талию, тщетно пытаясь заставить её подержаться на ногах хотя бы секунду, чтобы перехватить её тонкое тело поудобнее. Но её колени подгибались, как у куклы, ткань платья проскальзывала и собиралась в складки, Алессандро дважды едва не упал вместе с ней в дорожную пыль, пытаясь сохранить её платье на месте.

Корелли, наконец, совладал с ней: её голова упала ему на плечо, его шея взмокла от горячих слёз, от влажной дымки рваного дыхания. Лямка платья с треском порвалась окончательно, Алессандро прижал её оголившуюся грудь к себе, чтобы не видеть и не испытывать чувства неловкости, насколько это вообще было возможно. Она вздрагивала в его руках, доверчиво комкая лацканы его пиджака длинными пальцами, увенчанными острыми пиками наманикюренных, пепельно-розовых ногтей, и в этот самый момент Алессандро Корелли ощутил, как внутри нарастает тревога. Этот вечер по праву мог считаться одним из самых сложных в его жизни, и он не собирался заканчиваться. Откуда только взялась эта странная девица? От неё не пахло алкоголем, от волос тянулся лёгкий аромат цветочных духов с оттенком мандарина. При ней не было сумочки, а значит, не было ни документов, ни телефона. Алессандро судорожно соображал, что делать с ней дальше, ведь просто высадить её на стоянке такси с сотней долларов в руках, тем самым скинув с себя любую ответственность, он просто не мог. И что делать с ней, если она не заговорит?

– Что с вами случилось?

Он взял её за плечо, удивительно тонкое, в обхват его ладони, ещё раз изумившись, как на такое хрупкое существо кто-то сумел поднять руку, и попытался посмотреть ей в лицо. Затихшая и обессиленная после рыданий, девушка не могла держать голову – она запрокинула лицо, открывая его взгляду беззащитную тонкую шею, окруженную россыпью блестящих камней. Её прикрытые веки, густо накрашенные перламутровыми тенями, дрожали. Дрожали удивительно густые, тяжёлые ресницы, с капельками слёз на самых кончиках.

– Давайте в машину.

Так и не дождавшись ответа, Алессандро аккуратно погрузил её на переднее сиденье машины и набросил на неё пиджак. Поёжившись, девушка укуталась в него, как в одеяло. Алессандро сел за руль, завёл мотор и выехал на шоссе.

Глава 3. Её имя

-1-

Присутствие в машине неизвестной пассажирки не вписывалось в его планы, оттого Корелли был растерян и взбудоражен. Запах мандарина – чужой запах – удушающим, сладким туманом растекался по салону, вытесняя из головы все мало-мальски связные мысли. После Габриэле в машине всегда оставался тяжёлый, резкий древесный флёр, почти мужской, от которого Алессандро сразу же проветривал салон. А, может, этот странный выбор аромата был всего лишь искусной шифровкой? Чтобы замаскировать запах других мужчин? Алессандро зло усмехнулся своим мыслям. Габриэле получила своё, но ему не стало легче. Свой позор он будет помнить до седых волос…

– Зря вы остановились. Было бы лучше, если бы меня сбила машина.

Низкий, хрипловатый голос, донесшийся справа, выдернул Корелли из глубокой задумчивости. Его мысли о пережитой сегодня семейной трагедии восходили по спирали на новый виток, и не было им конца, но её слова выдернули его в реальность, переключили на «здесь и сейчас». Чувство отвращения и жалости к себе одномоментно сменилось злостью на её беспечность, на её неразумное желание так распорядиться собственной жизнью и  жизнью того, кому выпало бы исполнить её желание.