Спаси нас

4

Музыка течет по моим венам. Она наполняет меня с ног до головы и заставляет двигаться. Я танцую, не думая ни о чем. Я расслаблена.

Ощущения фантастические.

Я понимаю, что сегодняшний день приведет к плохим последствиям, но в эту секунду мне абсолютно все равно. Я хочу насладиться моментом.

Я сделала поворот вокруг своей оси. Алистер в восторге.

– Отличный виски! – объявила я и повернулась к Алистеру, который танцевал по всей комнате. Он поднял бутылку мне в ответ. Понятия не имею, куда делся его стакан.

– Точнее не скажешь, – согласился он. – Ты очень мудрая, когда пьяная, Руби.

– Нет уж, извините, – отвечаю я. – Я всегда очень мудра.

Алистер улыбается:

– Снова не поспоришь.

Не знаю, как так получилось, но в моих глаза Алистер вдруг стал приятнейшим человеком в мире. Я сразу почувствовала особую связь между нами. Мне показалось, что у нас так много общего, к которому я была равнодушна в трезвом состоянии.

– Рэн, – попросила я, доставая телефон из кармана своего жакета. – Сфотографируй нас с Алистером.

Я протянула ему телефон. Он с улыбкой его взял.

– Готовы?

– Секунду, – ответил Алистер и обнял меня за плечи. Мы вместе улыбаемся в камеру. – Давай.

– Раз, два… три.

Я высвободилась из объятий Алистера, чтобы подойти к Рэну и посмотреть снимок. Он получился крутым, хоть и немного смазанным, потому что мы, по всей видимости, не могли стоять ровно.

– Спасибо, – сказала я Рэну и уже собиралась сунуть телефон обратно в карман.

– Вообще-то у тебя там сотни две сообщений и пропущенных звонков, – тихо заметил Рэн. – Может, стоит их проверить, пока люди не сошли с ума от беспокойства?

Серьезность его слов дошла до меня сквозь алкоголь. Я нерешительно достала телефон. Экран расплывался перед глазами, и мне пришлось проморгаться, чтобы сфокусировать взгляд: пять пропущенных от Эмбер и Лин, три от мамы с папой. И в общей сложности семь сообщений.

– Черт, – пробормотала я. Меня пошатывало, когда я открыла первое сообщение.

Я слышала, что случилось. Хочешь поговорить? Мне зайти?

Я сглотнула, прочитав сообщение Лин. Я понимала, что должна ответить, но не могла сейчас этого сделать. Впервые с утра мне не хотелось разрыдаться. Алкоголь помог вытеснить этот кошмарный день, а если я сейчас поговорю с Лин, она же все начнет анализировать в малейших подробностях, и тогда я совершенно точно расплачусь. Эмбер тоже мне написала.

Прости, я уезжала! Что случилось? И где ты находишься?

Мне не хотелось думать о проблемах, которые ждут меня дома. Я не знаю, что будет дальше. И не хочу этого знать.

Я покачала головой и, не читая остальные сообщения, сунула телефон обратно в карман. Избегая задумчивого взгляда Рэна, я наконец сняла жакет и бросила его на диван. Затем засучила рукава своей блузки.

Алистер подошел ко мне, взял за руку и начал раскручивать, словно почувствовал смену моего настроения. Я невольно улыбнулась. Он снова раскрутил меня и улыбнулся в ответ. Кажется, он понимает, что нам всем сейчас нужно. Возможно, ему необходимо от чего-то отвлечься, подумала я, проследив за его взглядом, который в очередной раз был направлен в спину Кешу.

Впервые за долгое время – или, может быть, даже впервые – я все отпустила. Я закрыла глаза и двигалась под музыку. Я больше не концентрировалась на том, что сегодня произошло, и позволила Алистеру помочь мне все забыть. В какой-то момент я больше ни о чем не задумывалась – я двигалась на автомате. Лишь краем уха я слышала обрывки разговора Рэна и Кешава, но в остальном была только музыка и легкость от алкоголя.

Не знаю, как долго мы с Алистером танцевали. Я потеряла всякое ощущение времени – и того, сколько выпила.

– Еще глоток? – спросил Алистер и поднял бутылку. Я уже хотела протянуть пустой стакан, как нас прервал чей-то голос:

– Что тут происходит?

Я развернулась. В дверях комнаты стоял Джеймс. Должно быть, в дом его впустил Рэн, поскольку он появился сразу после него.

– Я ни при чем, просто чтобы было понятно, – пробормотал он и прошел к креслу, на котором сидел до этого.

Взгляд Джеймса упал на меня, и мы смотрели друг на друга не моргая. В его глазах я увидела совершенно разные эмоции.

Вину. Раскаяние. Злость. Печаль. Страх.

Сердце больно сжалось. Мне хотелось преодолеть дистанцию между нами и обнять его. И в то же время накричать на него, чтобы наконец выяснить, кто обработал и отправил Лексингтону фотографии со мной и мистером Саттоном.

– Проходи, дружище, – сказал Алистер, и Джеймс перешагнул через порог. На ходу он расстегнул пальто. Я вспомнила это серое пальто. Он был в нем, когда я знакомила его со своими родителями. От этого воспоминания в горле встал ком.

Джеймс остановился неподалеку от нас. Он посмотрел на меня нерешительно:

– Хей.

– Хей, – повторила я за ним.

Он наморщил нос и осмотрел стакан в моей руке:

– Пахнет виски.

– Твое обоняние впечатляет, друг мой, – ответил Алистер. – Мы с Руби запивали свою печаль.

На это Джеймс ничего не ответил. Вместо этого он кивнул головой в сторону дивана, вопросительно подняв брови. Я немного помедлила.

Прежняя эйфория вмиг исчезла, виски теперь казался не бодрящим эликсиром, а ядом – он невыносимо жег желудок.

Кеш сделал музыку тише, а мы в это время сели. Джеймс положил пальто на пол возле дивана, откинулся на спинку и потер лицо обеими руками. Он выглядел несказанно усталым, когда повернулся ко мне и взглянул на меня своими темными глазами.

– Эти снимки с мистером Саттоном сделал я, – начал он. – В прошлом году на вечеринке back-to-school. Мы тогда еще не знали друг друга так близко.

Я кивнула.

– Я не понимал, что ты сделаешь с информацией о Лидии. Я думал, мне понадобится что-то против тебя.

– Что за информация о Лидии? – переспросил Кеш, наморщив лоб.

Джеймс протяжно выдохнул:

– Интрижка с Саттоном была не у Руби.

Алистер опустил бутылку виски.

– Лидия и Саттон? – недоверчиво спросил он. Хотя парень выпил как минимум в два раза больше меня, он поразительно быстро сложил два и два. – Правда?

– Поэтому твой отец так психанул? – спросил Кешав.

– Да. – Небольшая пауза. – И еще из-за того, что Лидия беременна.

– Джеймс, – вырвалось у меня, ведь он так просто выболтал секрет Лидии. Но в эту же секунду до меня дошло, что Джеймс никогда бы этого не сделал, если бы Лидия ему не разрешила. Она знала, что он придет сюда и будет с нами это обсуждать.

Джеймс взял мою руку и крепко ее сжал. Его большой палец нежно поглаживал мою кожу.

– Лидия попросила меня все вам рассказать, – сказал он Алистеру и Кешу. – Отец выгнал ее из дома и отправил к нашей тете в Бекдэйл. – Я почувствовала, как он напрягся.

– Черт, – произнес Алистер. Он протянул Джеймсу бутылку, но тот отрицательно покачал головой.

– Как он вообще об этом узнал? – спросил Рэн, наморщив лоб.

– Сирил. – Джеймс буквально выплюнул из себя это имя.

Я изумленно оторвала взгляд от наших сплетенных пальцев. Эта информация даже для меня была новой.

– Что? Когда?

– Он видел Лидию вместе с Саттоном в субботу. Можете себе представить, как он отреагировал, учитывая, как долго был влюблен… Я пришел к нему, чтобы обо всем поговорить. Тогда он и стащил мой телефон. – Джеймс покачал головой, будто сам не мог в это поверить. – Я хотел его поддержать. А он нагло этим воспользовался. Он отправил эти снимки моему отцу, и тот позаботился о том, чтобы Саттон исчез из жизни Лидии. – Джеймс взглянул на меня. – А ты из моей.

Вот что означала размашистая буква «Б» на конверте.

Мортимер Бофорт отправил Лексингтону обработанные фото со мной и Саттоном, чтобы избавиться от нас.

– Двух зайцев одним выстрелом, – тихо произнесла я.

– Я поверить не могу, – пробормотал Рэн. – Сирил не мог так низко пасть.

– Люди и не на такое способны из-за несчастной любви, – отметил Кешав с мрачным видом.

– Что же нам теперь делать? – спросил Алистер. – Мы не можем допустить, чтобы Лидию сослали, а Руби исключили из школы!

Моя симпатия к Алистеру с каждой секундой становилась все больше.

– Я должен заставить Сирила во всем признаться, – сказал Джеймс.

Затем он повернулся ко мне:

– Ты будешь учиться в Оксфорде. – Его голос был твердым, как будто он ни капли не сомневался в своих словах. – Что бы мне ни пришлось для этого сделать.

Не успела я ответить, как вмешался Рэн:

– Мы поможем тебе, – на что Кешав и Алистер согласно поддакнули.

Я взглянула на Джеймса, который снова с теплотой смотрел на своих друзей. Его глаза были полны благодарности, и я отчетливо почувствовала связь, возникшую между ними за многие годы дружбы. Все четверо излучали уверенность и доброту – и моя ситуация сразу перестала казаться мне такой безысходной, как еще несколько часов назад.

Боль в висках с каждым часом становилась все невыносимей. Не помогли даже таблетки, которые Алистер достал для меня из аптечки матери. Наоборот, мне казалось, что голова болела еще сильнее.

Я не хочу уезжать, – в ушах звучали всхлипывания Лидии. Эхо, преследовавшее меня уже который час. Не дай ему меня выгнать, Джеймс.

Я надавил пальцами на переносицу, чтобы смягчить давление в глазах. К сожалению, и это не помогло.

Я провалился по всем фронтам. Как брат и как друг. Если бы я мог, то поехал бы в Бекдэйл вместо Лидии. И если бы я мог, отдал бы Руби свое место в Макстон-холле, чтобы она получила возможность закончить школу. Правда, мои фантазии в этой ситуации не помогали.

– Джеймс, – шепнула Руби.

– Да?

– Я вылетела из школы.

Я опустил взгляд, чтобы заглянуть в лицо Руби. Света уличных фонарей было достаточно, чтобы видеть ее расширенные зрачки и красные щеки. Я попросил Перси высадить нас у въезда в Гормси в надежде, что прогулка хотя бы немного отрезвит Руби. Если бы я привел ее домой в том состоянии, в котором застал у Алистера, то окончательно бы пал в глазах ее родителей.

У нее по телу пробежала легкая дрожь. Я недолго думая выскользнул из своего пальто и накинул его ей на плечи. Я не знал, что сказать. Я мог только тереть ее руки и пытаться согреть.

Она издала звук, который был похож на всхлипывание.

– Я. Вылетела из школы. Можешь в это поверить?

Сердце сжалось в груди. Нет. Я не мог в это поверить. Я не хотел в это верить. Так же как не хотел верить, что в этом виноват я. Захочет ли Руби меня видеть после того, как протрезвеет и поймет, что это я принес ей такую беду?

– Я не представляю, что теперь делать, – прошептала она. – С такой записью в личном деле меня не примут ни в одну школу. А без аттестата я не смогу учиться дальше. Тогда мне придется найти какую-нибудь работу, чтобы не сидеть на шее у родителей. – Она поморгала, но это не помогло. Слезы так и текли по ее щекам. Руби всхлипывала, и ее боль передавалась мне.

– Прости, что опять разочаровал тебя, – настойчиво пробормотал я. И убрал за ухо прядь волос, упавшую ей на глаза, затем большим пальцем погладил щеку и вытер ей слезы. – Я совершенно серьезно говорил тогда у Алистера. Я сделаю все, чтобы ты училась в Оксфорде. Я тебе обещаю.

Еще никогда я не относился к обещаниям так серьезно, как в этот момент.

Мои чувства к Руби развивались медленно, пока, наконец, не переросли меня, взвившись надо мной ураганом. Рядом с ней не нужны были никакие маски, она – единственный человек, которому я отдаю себя целиком. И это так пугающе. Я не могу снова потерять ее. После всех препятствий, которые мы преодолели. После того, как я понял, что она лучшее, что когда-либо происходило со мной.

– С тех пор, как я тебя знаю, моя жизнь превратилась в хаос…

Моя ладонь дрожала на ее щеке.

– Я понимаю. Но пока ты не определилась, я просто буду думать за нас обоих.

Руби сглотнула. А затем, будто в замедленной съемке, опустила голову мне на ключицу. Она глубоко вздохнула, и ее руки скользнули к моим бедрам. Она крепко схватилась за меня, словно я был единственный, кто мог в этот момент дать ей поддержку. Не знаю, поверила ли она моим словам или ее так утомил алкоголь. Но я поднял руку и погладил ее по затылку.

Когда Руби так близко, я перестаю чувствовать тяжесть всего мира на своих плечах. Я чувствую, будто весь мир находится у меня в руках.

5

Я проснулась от негромкого похрапывания. С тяжестью в теле я повернулась на бок и увидела, что рядом со мной спит Эмбер. Она закинула локоть за голову, рот приоткрыт.

Как она очутилась у меня в кровати?

Не могу припомнить, когда мы в последний раз спали в одной кровати. Раньше в выходные мы часто устраивали пижамные вечеринки и, не почистив зубы, посреди крошек от чипсов засыпали, лежа чуть ли не поперек друг друга.

Где-то с полминуты я находилась в той блаженной стадии, когда ты уже проснулась, но еще не вполне в сознании и пока догоняешь реальность. Но потом я вдруг заметила неприятный вкус во рту, и на меня разом обрушилось воспоминание о вчерашнем дне.

Холодная дрожь пробежала по телу, и сердце начало колотиться о грудную клетку. Значит, все это и правда случилось. Меня исключили из школы, а Лидию вышвырнули из дома. Я пила виски с Алистером Эллингтоном. Потом Джеймс привез меня домой и пообещал, что все уладит.

Мой взгляд сам собой скользнул к доске для заметок над письменным столом. Мне отсюда не видно, что написано на листке с помятыми уголками, но я и так все помню наизусть.

Мне стало дурно.

– Ты проснулась, – говорит Эмбер хрипловатым ото сна голосом.

Я только буркнула в ответ.

Эмбер приподнялась на локте:

– Где ты была вчера? Мама с папой чуть с ума не сошли.

– Я могла бы спросить тебя о том же, – ответила я, поворачивая к ней голову. – Я хотела встретиться у школы, но Мэйси сказала, что тебя не было.

Щеки Эмбер налились румянцем, но она выдержала мой взгляд. Под конец она вздохнула:

– Да, я прогуляла уроки, и что? Мне столько пришлось мучиться с математикой, что просто необходимо было устроить перерыв.

Я смотрела на нее, наморщив лоб. Я знаю Эмбер всю ее жизнь и точно могу сказать, когда она что-то скрывает. Я не хочу загонять сестру в угол, в конце концов, это ее право – иметь свои тайны. Но я ничего не могу поделать со своей тревогой. Я собралась с духом, но не успела ничего возразить, как она быстро добавила:

– Только не говори маме с папой.

Я ответила на ее взгляд и призадумалась.

– Ну же, Руби!

– Я тебя не выдам, – тихо сказала я. – Но если тебе понадобится помощь, по математике там или вообще, ты сразу мне скажешь, идет?

Она кивнула:

– Договорились.

И комнату наполнила неприятная тишина.

– Это правда? – помедлив, спросила Эмбер. – Тебя действительно исключили из школы?

Я села в кровати. Перед глазами мелькают черные точки, и я растираю себе лицо, прежде чем кивнуть.

Тут же раздался тихий стук в дверь, и в комнату заглянула мама. Я пыталась истолковать выражение ее лица, но она, кажется, прилагала все усилия к тому, чтобы не выказать своих чувств.

– Мама… – начала я, но она помотала головой, прерывая меня.

– Мы с отцом хотели бы, чтобы вы спустились вниз, – сказала она без выражения. – У нас к вам серьезный разговор.

Мама исчезает за дверью, и я слышу, как она спускается по лестнице. Я тру глаза, зевая. Эмбер садится рядом со мной на край кровати. Я чувствую на себе ее взгляд.

Не говоря ни слова, я встала и пошла в ванную. Тщательно почистила зубы, чтобы устранить противный привкус, и умылась. Собрала волосы в конский хвост и наспех поправила челку. Когда я вернулась к себе в комнату, в ванную пошла Эмбер. Эта утренняя рутина так привычна, что моя рука сама по себе потянулась к школьной форме, когда я стояла перед шкафом. Я быстро отдернула руку, будто обжегшись о синий цвет. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов – чтобы подавить внутреннюю панику, и я отодвинула плечики со школьной формой в сторону и выбрала черную миди-юбку и свободную бежевую кофту.

Когда мы с Эмбер спустились в кухню, мама и папа уже сидели за обеденным столом. Будь это нормальное утро, они бы приветствовали нас с улыбкой. Расспрашивали бы нас, какой день нам предстоит, и ставили бы нас в известность о своих планах, пока мы все вместе завтракаем. Теперь же, когда мы сели напротив них, они смотрели на нас без выражения. На кухне слышно только тихое гудение кофейной машины.

Мама и папа переглядывались и, кажется, молча о чем-то совещались. Затем папа посмотрел на меня.

– Что вчера случилось, Руби? – спросил он.

Я растерянно смотрела то на него, то на маму:

– Мама же наверняка тебе все рассказала.

– И все равно я хотел бы услышать это от тебя.

– Меня… меня исключили из школы, – с трудом произнесла я.

– За что?

Я стиснула зубы. Неприятные пупырышки гусиной кожи появились на предплечьях, а на ладонях выступил холодный пот. Никогда еще я не чувствовала себя так неуютно среди родных. Мне так и хотелось встать и уйти к себе в комнату.

– Не знаю, что ты хочешь услышать от меня, папа, – выдавила я. – Может, я должна сказать, что это правда? Что я хотела чуточку улучшить свои оценки перед Оксфордом и ради этого целовалась со своим учителем истории?

Эмбер беспокойно ерзала на стуле. Я не могла взглянуть ни на нее, ни на родителей и вместо этого бессмысленно водила взглядом по кухне. Мой взгляд остановился на часах.

Через пять минут придет школьный автобус. Обычно в это время я уже давно стою на остановке, с рюкзаком на спине. А теперь сижу здесь на кухне как на допросе.

– Нет, не это я хотел бы от тебя услышать, – спокойно говорит отец. – Я хотел бы знать, что за история с этими снимками, да. Но нам всем надо услышать твою версию.

Я удивленно посмотрела на него.

– Потому что я вчера не предоставила тебе такой возможности. И теперь очень сожалею об этом, – дополнила мама. – Я была слишком подавлена этой ситуацией. Сидеть в кабинете ректора и смотреть на снимки… Я поверила в то, что мне рассказал мистер Лексингтон, и не потребовала, чтобы мы выслушали тебя.

Я задержала дыхание.

– Прости, Руби.

Я почувствовала жжение в глазах. В горле застрял комок, и я сделала несколько попыток проглотить его, но не получилось.

– Но тебе не следовало просто так пропадать на целый день. – Ее голос превратился в настойчивый шепот: – Мы так за тебя тревожились.

– Это было неправильно, что мы оставили тебя одну, – продолжил отец.

– И для нас важно, чтобы ты объяснила нам, что произошло, – добавила мама.

Сколько бы я ни моргала, слезы никуда не девались. Эмбер погладила меня по спине. Мне было невероятно радостно, что она в этот момент сидела со мной.

Мама налила чашку чая и настойчиво подвинула ее через стол ко мне. Я вытерла щеки и стала греть пальцы о горячий фарфор. Но холод все равно пробирал меня до костей. Родители не торопили, и я смогла привести в порядок свои мысли. Взвесить, что могу им рассказать. Не будет ли злоупотреблением доверия, если я посвящу семью в тайны моих друзей. Однако теперь дело касалось не только Лидии и Джеймса. И как бы ни были они оба важны для меня, я не могу больше ставить на кон свои отношения с родителями.

– Все началось в тот день, когда я пошла забрать у мистера Саттона рекомендательное письмо, – произнесла я, немного помедлив. – В прошлом году в сентябре.

Родители внимательно слушали меня. Теперь сложившаяся ситуация уже не казалась мне такой пугающей. Напротив, я чувствовала, что нахожусь в правильном месте, где могу, наконец, сказать всю правду. И я продолжила:

– Я думала, у нас назначено время. Но когда заглянула в кабинет, он был там не один.

Начало далось мне с трудом, но чем дальше, тем легче слетали с языка слова. Когда я рассказала, что за этими снимками стоят Сирил и отец Джеймса, мама схватила отца за руку.

– Мортимер Бофорт бессовестный человек, – заявила я охрипшим голосом. – Ради спасения своей репутации он пойдет по головам.

– И ему безразлично, что он разрушает другую семью, – покачала головой мама. – Какой страшный человек.

– Страшный человек? Я бы подобрал несколько другие слова, – произнес папа, и между бровей у него обозначилась вертикальная морщина.

– Удивительно, как монстр мог воспитать такого доброго человека, как Лидия, – поддакнула Эмбер.

Я так долго вела рассказ, что совершенно выдохлась. Я сделала глоток чая в надежде, что комок, который все еще стоял у меня в горле, наконец уйдет.

В кухне воцарилась тишина.

– Я не могу поверить, что ты все это носила в себе так долго и никому не рассказывала, – произнес, наконец, папа. Он снял очки и потер глаза.

Чай остыл, и я отставила свою чашку.

– Я просто не могла обмануть доверие Лидии и Джеймса.

– Но речь идет не только о них двоих, – мягко высказала Эмбер то, что я и сама вчера поняла.

– Я понятия не имею, как убедить ректора Лексингтона в своей честности. Мистер Бофорт – член родительского комитета, он каждый год делает огромный спонсорский взнос, как и родители Сирила. Если их слово поставить против моего, то ясно ведь, кому он скорее поверит.

– Но есть и оригинальные снимки, исходники, верно? – спросила мама.

– Сирил их стер. Если они и есть у кого-то, то у него или у мистера Бофорта.

– Даже если и есть, как Руби доказать, что это не обработанные снимки?

– Все это ничего не даст, – сказал папа, качая головой. – Нам надо поговорить с ректором и сказать ему правду.

– Нет! – воскликнула я. – Только не это. Я не могу выдать Лидию. Отец и без того сослал ее неизвестно куда. Что, вы думаете, он сделает, если все это выплывет наружу?

Я вспомнила, что Джеймс рассказывал о своем отце. О холоде в глазах мистера Бофорта, о разбитой губе и о красных пятнах на лице Лидии.

– Этот человек непредсказуем, папа.

Мама через стол дотянулась до моей руки и крепко ее стиснула.

– Это замечательно, Руби, что ты так оберегаешь своих друзей, но ведь речь идет о твоем будущем.

– Мама, я действительно не могу так поступить с Лидией, – сипло произнесла я. – Мне остается только верить в то, что Джеймс заставит Сирила пойти к Лексингтону и рассказать ему правду о снимках.

Мама тяжело вздохнула и посмотрела на папу. Выражение его лица изменилось. Он был настроен решительно.