Препод

© Курзанцев Александр Олегович, 2024

Пролог

– Ох, гравитация, бессердечная ты сволочь, – простонал я, лёжа на чём-то твёрдом.

После вчерашней попойки на день преподавателя высшей школы состояние было, – лучше умереть чем так жить. Вся наша кафедра истории безбожно накидалась водки, и даже Светлана Сергеевна, миниатюрная и похожая на подростка лаборант, лихо закидывала стакан за стаканом и порывалась станцевать на столе.

Голова трещала, во рту была великая сушь как в Долине Смерти и ещё, почему-то, онемели и совершенно не чувствовались руки, словно я их напрочь отлежал.

Воспоминания тоже возвращались какими-то урывками. Помню только, что до дома меня тащили две наши старшие преподавательницы: Нина Владимировна и Евгения Константиновна. Обе дамы лет сорока, были вполне ещё ого-го, по крайней мере, их оценивающие взгляды я ловил на себе постоянно и такое внимание мне, – тридцатилетнему, отчасти даже льстило. В конце-концов, не женат и даже не в отношениях, имею право. А то что дамы на десяток лет постарше, только добавляло перчинки.

– Профессор, профессор, – откуда-то послышался испуганный юношеский голосок.

– Ох, – снова простонал я.

Попробовал пошевелиться, но не преуспел. Голос неизвестного был мне незнаком, но, судя по источаемым им эмоциям страха и тревоги, меня он знал. Правда чрезмерно мне льстил, называя профессором, я-то был всего-навсего доцентом, кандидатом исторических наук.

С трудом приоткрыв глаза, я уставился на склонившегося надо мной паренька, по виду явного студента младших курсов, пожаловался, борясь с стрелявшей в голову болью:

– Что-то я рук не чувствую.

– А их нет, профессор, – губы паренька затряслись, а глаза наполнились слезами.

«Как нет?! – мысленно ахнул я, преодолевая тошноту, повернул голову, кося глаза, сначала вправо, а потом влево, и действительно, увидел только обрубки плеч, с начисто отсутствующими руками, – и правда, нет».

Сама эта мысль, внезапно, не вызвала во мне особой паники. Видимо, отсутствие болевых ощущений, которые, по идее, должны были присутствовать, как никак, обе конечности как отрезало, сказывалось. Скорее было какое-то удивление на пополам с растерянностью. Вроде же просто на кафедре бухали, что такого могло произойти? По дороге, что-ли под поезд попал? Так вроде от института до дома, нигде железной дороги нет.

Тут, внезапно, тишина вокруг словно рухнула, и, разом стало шумно. Кто-то визжал по девчачьи высоким тонким голосом, кто-то ругался, чей-то властный баритон раздавал указания.

– Расступитесь, расступитесь! – послышался мужской голос, лицо паренька сдвинулось в сторону и в поле зрения возникло морщинистое лицо весьма немолодого гражданина, однако, с ясными, я бы даже сказал, пронзительными ярко-синими глазами.

– Так, – произнесло это лицо, осмотрев меня, – он жив, это уже радует.

Повернувшись куда-то в сторону, спросило:

– Что произошло?

– Я, мы… – послышался заикающийся голос давешнего паренька, – магический опыт…

– Всё понятно, – вздохнул неизвестный, – ладно, потом разберёмся, а пока профессора надо в лазарет.

Я было вознамерился сказать, что я никакой не профессор, но, внезапно, сам же резко захлопнул приоткрывшийся было рот. Просто потому, что если уже два человека говорят одно и тоже, то это уже не случайность, а закономерность. Как говаривал мой товарищ с кафедры философии:

– Прежде чем что-то спросить, дважды подумай, что хочешь услышать в ответ.

А я с этим ещё сам не определился.

Тут моё тело, будто подхватил тёплый поток воздуха, приподнявший на метр от пола, слегка стиснув с боков, не давая пошевелиться. Затем моя обездвиженная тушка поплыла куда-то плавно перемещаясь.

– Куда вперёд ногами-то?! – раздалось чьё-то раздраженно-возмущённое шипение.

Моё движение тут же остановилось, тело повернулось на сто восемьдесят градусов и дальше мы уже двигались как положено.

Мимо меня проплыл дверной проём, я успел заметить массивную деревянную дверь с фигурной бронзовой ручкой, затем мы оказались в коридоре. Смотреть я мог только вверх, да немного косить в стороны, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что я точно не в своём родном Гуманитарном институте НГУ. Да и на другие известные мне ВУЗы увиденное походило мало. Просто потому, что нигде в коридорах я не видел на потолке столь искусно выполненной росписи. Вернее, иногда видел, но не в коридорах, а в актовых залах старых советских институтов, но там больше на тематику социалистического строительства, партии и дружбы народов было, а тут картины сплошь фэнтезийной направленности: драконы, рыцари, прекрасные дамы, всевозможные маги хлещущие молниями направо и налево. Что-то там было, в стилистике, от работ Бориса Вальхео, что-то от Луиса Ройо, а что-то и напоминало нашего Анри. Весьма необычно, надо сказать.

Отсутствие рук и неподвижность мыслить мне не мешали, и чем дольше я размышлял, тем больше понимал, что и мир вокруг меня, мягко говоря, не совсем родной. Информации до ужаса не хватало, но по фразам и действиям вокруг своей тушки, уже можно было сделать вывод, что в этом мире, как минимум, присутствует магия. И я нахожусь не в своём родном теле, а какого-то профессора. Тут же замелькали в памяти сотни прочитанных книг о попаданцах. Правда, те всё больше Камазом в дальний путь отправлялись, а не как я, от пьянки. Впрочем, может меня пьяного как раз Камазом и того, по дороге домой? Если так, то впору диссертацию писать, на тему: Историческая роль Камского автомобильного завода в освоении параллельных миров.

– Потерпите, профессор, – снова появилось лицо старца, – скоро будем в лазарете, а затем вырастим вам новые руки, лучше прежних.

«Тут и такое лечат?! – настроение сразу скакнуло на пару пунктов вверх, а затем я снова крепко задумался, – то что я не местный, меня вычислят, пусть не сразу, но достаточно скоро, как поймут, что я вообще не ориентируюсь в местных реалиях. А это фиаско, с перспективой попасть на допрос к каким-нибудь магам ментала, которые, возможно, тут тоже имеются. И такой результат меня не устраивает совершенно. А значит что? Значит надо бить на опережение. Зачем ждать, когда они меня раскусят? Надо сразу самому имитировать амнезию. Насколько помню, много в каких книжках прокатывало».

– Где я? Кто я? – решившись, произнёс я и удивлённо захлопал ресницами, отчего лицо моего собеседника сначала нахмурилось, а затем посмурнело.

– Мда, всё тяжелее чем я думал, – старик поскрёб узловатыми пальцами подбородок, затем, снова взглянув своими пронзительными глазами, ободряюще произнёс, – ну ничего, и это лечится тоже. За пару суток мы с профессором ботанологии зелье возвращения памяти изготовим. Так что, профессор, вспомните всё, даже то, о чём хотели бы забыть.

Тут мужчина слегка хохотнул, а я напрягся. Кто его знает, что там это зелье наворотит. Вот только поздно откручивать назад. Слово не воробей. И даже не капитан Джек Воробей.

Внезапно накатила такая усталость, вкупе с обострившейся от тяжких дум мигренью, что я прикрыл глаза и с лёгким ожесточением подумал:

«А, будь что будет. В конце-концов, переродился один раз, перерождусь во второй, делов-то».

Глава 1

– Профессор, рада вас видеть в полном здравии, – ректор академии, уважаемая магесса Сильвия дер Нодерляйн, элегантно поднялась с кресла, приветствуя меня, застывшего на пороге ректорского кабинета.

Подойдя, она подхватила меня под локоток и почти насильно усадила в кресло напротив себя.

– Ну, рассказывайте, Вольдемар, – вернувшись за стол, улыбнулась она, сверкнув очками в тонкой оправе, – как себя чувствуете, как настроение, как готовность вновь приступить к обучению студентов?

– А вы как думаете, – пробурчал я, – три декады проваляться в госпитале, с растущими руками, мучаясь мигренями от этого зелья памяти. Какое тут уж будет настроение.

В ответ магесса сочувственно покивала.

Угораздило же вляпаться. Особенно с зельем. Нет, Вольдемаром Локарисом оно меня не сделало, я продолжал себя идентифицировать как Сергеева Константина Игоревича, но наша личность – это совокупность наших: памяти, характера и биохимических процессов физического тела. А память у меня теперь была двойная. Хочешь не хочешь, а почувствуешь себя другим человеком. Да и тело было Вольдемара, и даже чуточку его скверного характера мне передалось.

Понятное дело, всё это поводом для радости не служило.

– Ну ничего, – примирительно произнесла женщина, – главное, что всё хорошо закончилось, и вы вновь сможете заняться любимым делом.

Любимым, как же. Вольдемар терпеть не мог студентов. Собственно, они отвечали ему тем же. Но, положа руку на сердце, я не мог слишком сильно его в этом винить.

Унылое детство никому не нужного сироты, проведённое за книгами. Издевательства подростков в школе и на улице, затем проснувшийся магический дар было вселил надежду на проблеск светлого будущего впереди, но в магической академии, в которую он поступил, гнобить другие студенты принялись его как бы не сильнее. Он не был сильным магом, и одиночество, и желание поменьше пересекаться с обидчиками, приводило его всегда в то место, где можно было не бояться нападок – большую библиотеку академии. Там он и проводил всё свободное от занятий время, всё больше и больше увлекаясь магической литературой. Поэтому, когда пришел срок выпускаться, впечатляющей магической мощи он экзаменационной коллегии не показал, но поразил всех своим глубоким пониманием теории магии и магических дисциплин. После чего коллегия единодушно приняла решении об оставлении его в академии для работы со студентами уже в качестве помощника преподавателя.

Он прекрасно понимал, что академия, это его единственный шанс хоть на какое-то признание и уважение, поэтому молча предложение коллегии принял и стал медленно, но верно, подниматься по карьерной лестнице, пока не стал профессором магии. К сожалению, в плане магического таланта, он оставался всё тем же посредственным магом.

– Конечно, – я кивнул, с серьёзным лицом, – все декады только об этом и мечтал.

– Замечательно, – просияла та, – как только вы три года назад перевелись к нам в академию Анкарна, я сразу почувствовала в вас фаната своего дела.

Анкарн это было название города, который академия вот уже более тысячи лет осчастливливала своим присутствием. Судя по воспоминаниям Вольдемара, не все жители такое соседство любили, но понимали, что без академии это был бы заштатный портовый городишко, каких десятки по всему побережью.

– А ведь ваши студенты вас заждались, – улыбнулась Сильвия, – соскучились по родному преподавателю.

– Да? – с сомнением подёргал я себя за бороду, – неужели?

Насколько я помнил, Вольдемара они ненавидели стойкой ненавистью, за желчный характер и едкие, язвительные комментарии по любому поводу, а также за полнейшую беспощадность в плане выставления оценок. С чего уж тут им было соскучиться?

Тряхнув длинной неопрятной гривой волос, за время в госпитале ещё сильнее отросшей и вновь ожесточённо дёрнув бороду, я пообещал себе при первой возможности сбрить всё это безобразие, так надоевшее здесь. В этом я, всё таки, оставался больше Константином, чем Вольдемаром, для которого такое состояние волос на лице и голове было нормой.

– Соскучились, соскучились, – закивала головой ректор, – тем более вы им сделаете сюрприз, ведь никто точно не знал, сколько вы проведёте в больнице, поэтому никаких сроков им не сообщалось, как и сведений о вашем состоянии, поэтому, думаю, когда вы завтра появитесь на занятии, они приятно удивятся.

– Не сомневаюсь, – подавив, лезшую непрошенно, глумливую ухмылку, ответил я.

Удивятся, не то слово, вот только вряд ли приятно.

– Что ж, Вольдемар, – Нодерляйн вновь встала из-за стола, – завтра жду вас тут.

– Ах да, – остановила она меня, с милой улыбкой, – когда пойдёте, не забудьте подойти к моему секретарю, вам там надо будет решить небольшие финансовые вопросы.

Я вспомнил, что жил, в арендованной квартире в городе, за которую прошлые декады, ввиду известных обстоятельств, совсем не платил аренду и уточнил:

– Вы, наверное, об аренде квартиры?

– И о ней тоже, – покивала женщина, – мы конечно, со своей стороны сделали всё возможное, всё же вы наш сотрудник, пострадавший во время учебного процесса. Но секретарь вам объяснит подробнее, он должен был нужные бумаги составить.

Раскланявшись, с ней, я вышел из кабинета и направился к секретарскому столу, за которым сидел тот самый бородатый старец, что левитировал меня в лазарет и готовил зелье воспоминаний. Но теперь-то я вспомнил, что звали его магистр Калистратис. Было у него и имя, – Рихад. У Вольдемара, почему-то никогда не возникало вопроса, почему такой явно не молодой и весьма могущественный маг, а звание магистра за красивые глаза не дают, сидит на секретарской должности. А вот я, облокотившись о высокую стойку, задумался.

Локарис отработал в Анкарне три года, переведясь из другой магической академии, и ректор с секретарём уже были на своих местах. Почувствовав в этом всём какую-то тайну, мне немедленно захотелось узнать подробности, но я сдержался, не хотелось, ненароком, наступить на какую-нибудь больную мозоль.

– Мессир Рихад, – произнёс я, – ещё раз хотел сказать спасибо за вашу помощь, если бы не вы…

Я сделал долгую паузу, чтобы тот сам представил, чтобы со мной было, если бы не он.

Магистр добродушно хмыкнул, провел пальцем по длинным свисающим усам.

– Ну а как иначе, Вольдемар, вы же наш преподаватель. Как, кстати, у вас с воспоминаниями?

– Всё отлично, – покивал я, – как и обещали, вспомнил всё.

Тут Калистратис оглядел меня критическим взглядом и покачал головой:

– Да, время идет, а питание в нашем лазарете в лучшую сторону не меняется, пока лежали, сколько потеряли?

– Да, килограмм пятнадцать, – хмыкнул я.

Тоже оглядел свисающую мешком старую одежду.

– Лекари сказали, что это нормально, излишки массы пошли на восстановление рук.

– Нашим лекарям только дай, у них всё нормально, вместо того, чтобы усиленное питание организовать, – покачал тот головой с осуждением.

– Ну что поделать, – развёл я руками, – правда, гардероб, похоже, придётся менять.

Я вновь потеребил излишне свободную мантию.

– Да, кстати, – спохватился, вспомнив, зачем, собственно к секретарю пришел, – там госпожа ректор, сказала, что надо какие-то финансовые вопросы решить.

На госпожу ректора Калистратис едва заметно поморщился, но кивнул:

– Да, всё верно.

Он порылся в пачке бумаг, и выудил оттуда папку с моим именем на титуле. А затем зачитал:

– Итак, эти три декады, пока вы были на лечении, вам начислялось жалованье как действующему преподавателю по профессорской ставке, как если бы вы вели занятия.

Новость была неожиданно приятной, поэтому я не преминул сказать спасибо.

– Пожалуйста, это было меньшее, что мы для вас могли сделать, – ответил Калистратис, затем продолжил, – из этой суммы мы вычли стоимость аренды вашей квартиры, по обращению вашей квартиродательницы миссис Шонс.

Я кивнул, это было вполне логично и понятно.

– Также мы вычли стоимость вашего пребывания в госпитале.

А вот это уже было немножко неприятно.

– А разве госпиталь не принадлежит академии? – нахмурив лоб, уточнил я.

– Принадлежит, – утвердительно ответил магистр, – но любые медицинские услуги, кроме обязательной ежегодной проверки здоровья, – платно.

– И сколько там за три декады накапало?

Когда Калистратис показал, я только тяжело вздохнул, ещё одна стоимость аренды квартиры. Но это оказалось не всё.

– Также… – произнёс мужчина, доставая следующий лист.

– Ещё?! – не сдержав удивления, переспросил я.

– Ну как же, а кредит за зелье возвращения памяти? Очень недешёвые ингредиенты, да и сама работа квалифицированного алхимика стоит дорого, – начал перечислять Калистратис, – а магическое выращивание рук? Скажите спасибо, что нам удалось организовать для вас рассрочку, и то, при условии, что вы весь срок кредита будете продолжать преподавание в Академии.

– Ещё и рассрочка?! И разве выращивание рук не входило в стоимость пребывания в лазарете?

– Ох, – улыбнулся в бороду магистр, – а вы шутник. Конечно же выращивание рук отдельно, пребывание, это только стоимость койко-места и трёхразового питания.

– А усиленное питание тоже дополнительно считалось бы? – уточнил я, на всякий случай и не удивился, когда секретарь кивком мои догадки подтвердил, – мда, наверно лекарям, всё же, надо сказать спасибо, что в лишние траты не ввели.

И сколько я ещё должен? – мрачно поинтересовался я, – так понимаю, от моего жалования ничего и не осталось?

– О, конечно же нет, – первая фраза заставила меня схватиться за сердце, но магистр, увидев это, поспешно поправился, – то есть да… в общем, осталось. Расчёт всех выплат составили такой, чтобы у вас оставалось не менее четверти вашего жалования. Вы же должны на что-то жить. И да, казначейство Академии любезно согласилось взять на себя процедуру взимания ежедекадной оплаты вашей рассрочки, поэтому на руки будете получать жалованье уже за вычетом всех трат.

Порывшись в памяти, я вспомнил, что и алхимик, как и госпиталь тоже являлся частью Академии, поэтому казначейству оставалось только переложить деньги из одного кармана в другой. Ну а мне теперь жить на остатки, итак не впечатляющего профессорского жалования.

– И сколько на мне будет этот кредит?

– Три года.

– Три года?! – снова, против воли, вырвалось у меня изумлённо-возмущённое восклицание.

– Ну а как вы хотите, – пожал плечами Калистратис, – ингредиенты, говорю же, дорогие, и руки выращивать не так просто.

– А если я столько не отработаю?

– В случае, если вы досрочно прекратите работу в Академии, то вынуждены будете вернуть весь остаток кредита сразу.

– А если я не смогу?

Тут уже магистр несколько удивленно воззрился на меня и я, судорожно вызвав по ассоциациям нужные воспоминания, ознакомился с тем, что происходит, если маг вовремя не отдал свои долги, закашлялся и сипло произнёс:

– Вопрос снимается, я вспомнил.

– Хорошо, – успокоенно кивнул секретарь, – а то я уж было подумал, что зелье памяти не совсем качественное было.

– Кхым, – прочистил я горло, – а остаток жалованья за те декады получить можно?

– Да, конечно, – закивал магистр, быстро пошарил рукой в папке, затем выудил оттуда несколько листов и протянул мне, – подпишите и можете идти в казначейство.

Со вздохом подписав все обязательства, по согласию с выданной мне рассрочкой от Академии и необходимостью от звонка до звонка отработать весь срок, я поплелся на первый этаж замка, где в отдельном крыле сидели все административные службы.

Да, Академия здесь представляла собой здоровенный замок, обнесённый высокой стеной, с единственными воротами в них, выходящими на центральную площадь Акарна. Наверное это когда-то был замок местного правителя, но за тысячу лет прошедшие с времён обоснования тут Академии, вспомнить что за род тут правил могли лишь самые эрудированные историки.

Стоило оказаться там, как отчётливо повеяло такой родной бюрократией. Наивные мечты, что хотя бы в мире магии всё будет по другому, разбились о суровую реальность. Казначеем оказалась типичная главбух из моего мира, дородная тётка с руками толщиной в мою ногу и басовитым голосом минимум полковника, что встретила меня, совсем не ласково оглядев.

Пришлось ещё раз выслушать, какую милость оказала мне Академия, не взыскивая всю сумму сразу. Хотя она, – казначей, была против и предлагала вместо рассрочки на три года на год меня отправить в рабство, как это практиковалось ещё полтысячи лет назад. Но ректор чересчур увлекается всеми этими новомодными веяниями, с свободой личности и правами человека. И вообще человек мягкотелый, поэтому я всё ещё на свободе, вместо того чтобы усиленно отрабатывать затраченные на меня деньги.

И так далее и в таком же духе. На двадцатой минуте, пока я ждал, когда мне, наконец, отдадут причитающееся, у меня отключилось полностью восприятие и недовольное басовитое бурчание казначейши слилось в одно сплошное, монотонное, – «бу-бу-бу».

Выйдя оттуда часа через полтора, морально и физически выжатый насухо, я присел на диванчик в фойе, выдохнул, снова пересчитал с таким трудом выбитые деньги, сравнил их по памяти с обычными тратами Вольдемара и понял, что с этого дня и следующие три года, ожирение мне не грозит. Скорее наоборот, в пору в аскеты записываться будет.

С другой стороны, опыт преподавания в российском ВУЗе с зарплатой, на местные деньги ничуть не больше, имелся, поэтому в будущее я смотрел пусть с небольшим, но оптимизмом.

Но первым делом надо было что-то решить с одеждой и растительностью на лице.

От услуг заведений находившихся в непосредственной близости от Академии, я отказался едва услышав цены, там и с полной зарплатой делать было нечего, пошел в район попроще, затем ещё попроще, затем ещё, и в конце-концов, оказался в припортовой части города, где в воздухе витал солёный морской запах, к которому примешивался аромат протухшей селёдки с лёгкими нотками фекалий. Располагался он за чертой основных городских стен, и дома, в промежутке между портом и городом, построенные без какого-либо вменяемого плана, создавали целый хаос причудливо переплетающихся улочек, подворотен, тупиков…

Исходя из памяти Локариса, был он тут всего единожды, да и то, прибыв кораблём, быстро проскочил, стараясь побыстрее оказаться в старой части города.

Но благо, центральная прямая улица, ведущая от ворот к портовом управлению и далее к причалам, тут всё-таки была, и все самые респектабельные заведения тоже располагались на ней, не пришлось особо искать, да я и опасался лезть вглубь этих самых натуральных трущёб, заметить не успеешь, как сунут нож под ребро.

Первым на глаза мне попалось крепкое бревенчатое двухэтажное здание с изображением рулонов ткани и катушки ниток с иголкой на вывеске. «Явно имеет отношение к одежде», – понял я и решительно толкнул дверь во внутрь.

– Добро пожаловать в «Пафнутий и сыновья», – тут же произнёс пожилой лысеющий мужчина в жилетке поверх блузы с швейным сантиметром на шее, находившийся за стойкой внутри. Никаких стеллажей с готовой продукцией, стопок из рулонов ткани и манекенов с образцами одежды я не увидел, поэтому, на всякий случай уточнил:

– Одежду шьёте?

– В основном продаем, – дипломатично заметил тот, пробежавшись взглядом по мне, – но если господину нужен пошив, то могу посоветовать обратиться в мастерские в городе.

– Да нет, – протянул я, – мне бы что-то из готового и, желательно, подешевле.

Я ещё раз оглядел заведение, снова отмечая некоторое несоответствие тому, что ожидал увидеть.

– Ну, тогда, думаю, лучшего, чем у нас, соотношения цена-качество, вы в городе не найдёте, – без лишней скромности, заявил продавец.

И тут меня осенило.

– Э-э, а продаёте, я так понимаю, не совсем новую? – осторожно уточнил я.

– Не новую, – кивнул хозяин лавки, подтвердив мои догадки о средневековом сэкондхэнде, – но мы следим за репутацией, поэтому все вещи тщательно отстираны от крови, а порезы заштопаны. Можно сказать, почти как новые.

Он оглядел меня снова, спросил:

– Вы, я так понимаю, имеете отношение к магии?

– Самое прямое, – кивнул я, начиная понимать каким путём сюда попадает одежда.

– Тогда могу предложить несколько мантий, на выбор, – он было собирался нырнуть куда-то в дверь, за прилавком, но я его остановил, испытывая лёгкое сомнение.

– Погодите, а точно у вас будет мой размер?

Продавец оглядел меня ещё раз, намётанным взглядом. Кивнул, но затем, предложил, снимая с шеи сантиметр:

– Если хотите, могу вас обмерить, чтобы вы не сомневались.

Сказано это было тоном профессионального гробовщика, и я решил, что вполне доверяю ему и так, и попросил излишне не утруждаться.

Постояв, переминаясь с ноги на ногу, пару минут, я дождался, когда он вернется, неся в руках стопку аккуратно свёрнутых мантий разного цвета. Бросив их на прилавок, мужчина ловким движением развернул первую, тряхнул, чтобы расправились складки на ткани, и разложил во всю длину прилавка.

– Прошу, остский шелк на подкладе, снаружи крепкая хлопковая нить. Практически без повреждений, только вот здесь, сбоку, под рукавом, была пара небольших разрезов.

Он тут же показал и я рассмотрел два аккуратными стежками зашитых шовчика, сантиметра по три длиной каждый.

– Удар был нанесен специалистом своего дела, поэтому крови было минимальное количество, – меж тем, продолжал описание мантии продавец, – к тому же, сняли её с ещё тёплого трупа, можно сказать, почти с живого и эманации смерти не успели впитаться в ткань.