Византийская принцесса

Иоанн открыл дверь в свои личные покои и вызвал монаха, служившего у него секретарем.

Несколько недель спустя, в Бурсе, султан Орхан прочитал недавно полученное письмо от правителя соседнего государства и своего тестя. Орхан прекрасно понимал, что стоит за настойчивым желанием византийца, чтобы был осуществлен брак с его дочерью, Теадорой Кантакузин. Иоанна Кантакузина ожидает очередная схватка за пошатнувшийся трон, и ему нужна поддержка Оттоманской империи. Кантакузин предложил девственность своей дочери плюс к этому золото в качестве приданого, но самое главное – это, конечно, Цимпа.

Орхан к старости стал совершенно ненасытным в утехах. Каждую ночь к нему приводили новую хорошо обученную девственницу. Его вкусы менялись, и ходили слухи, что иногда он даже развлекался с мальчиками. Его молодая жена Теадора была совершенно невинной девочкой, и на то, чтобы ее подготовить, научить доставлять удовольствие своему господину, потребовались бы месяцы, но времени не было. Ее отец жаждал этой беременности как подтверждения, что брак стал настоящим, а Орхан хотел получить Цимпу и оставшуюся часть приданого золотом. Ну а если великие правители что-то вместе задумают, все непременно сбудется.

После того как определится лунный цикл Теадоры, он спарится с ней в четыре самых плодовитых дня. Орхан надеялся, что после этого ее цикл прекратится, ну а если нет, то процесс придется повторять снова и снова – до тех пор пока жена не понесет. Сама Теадора его нисколько не интересовала. Пешка в политической игре, она была забыта, и вот теперь, к его досаде, ее пришлось выдвинуть вперед. Эмоцию, называемую любовью, Орхан испытал в юности с Нилуфер, своей второй женой и матерью двоих любимых сыновей. Теперь все это осталось в прошлом, а в настоящем были плотские удовольствия, которые ему доставляли умелые молодые рабыни и мальчики из гарема.

Орхану претила сама мысль оплодотворять девицу, как бык корову, да и Теадора, вероятно, почувствует его недовольство. Возможно, девчонка и подтолкнула отца сделать это предложение, потому что хотела улучшить свое положение. Что ж, он проследит, чтобы с ней обращались с уважением, подобающим ее рангу. Он как можно быстрее сделает так, чтобы она забеременела, и после этого можно больше о ней и не вспоминать.

А тем временем, в эту самую минуту, Теадора Кантакузин лежала в сильных объятиях принца Мурада и с обожанием смотрела на него.

– Я тебя люблю, – проговорила Теадора дрожащим голосом. – Как же я тебя люблю!

– И я тебя люблю, моя голубка! Аллах свидетель: я очень тебя люблю!

– Ах, Мурад, сколько нам еще ждать? Мне так хочется всегда быть с тобой, гулять под оливами белым днем и не бояться, что кто-то что-то узнает.

– Я люблю отца, – медленно проговорил Мурад, – и не желаю ни на день сократить путь, который ему отмерен судьбой. В своем пожилом возрасте он вполне доволен своей жизнью, и все, чего хочет, это еще больше богатств и чувственных удовольствий. Он больше не поведет наше войско в бой.

– А ты не думал о том, чтобы расширить свое королевство? – спросила Теадора.

– Конечно, думал! Я бы перешел Босфор и правил страной из самого Константинополя. Голубка моя, а ты хотела бы вернуться в родной город королевой?

– Да!

Теадора сказала это с таким жаром, что Мурад засмеялся.

– И ты не против, чтобы я сместил с престола твою сестру и ее мужа? Ах, Теадора Кантакузин, какая же ты кровожадная!

– До того как меня выдали замуж, моя сестра обожала надо мной издеваться, заявляя, что в один прекрасный день станет править Константинополем, тогда как моя судьба – гарем султана. Разумеется, я хотела бы вернуться в город женой его завоевателя!

– Даже если этот завоеватель мусульманин?

– Да, даже в этом случае. Все мы поклоняемся одному Богу, просто для каждого он свой, разве не так? Мурад, я хоть и женщина, но вовсе не дурочка. В пределах этого королевства любой путешественник может безопасно двигаться в любое время дня и ночи. Немусульмане свободны в выборе веры. Любой человек независимо от своего статуса может обратиться к кади, и его вопрос будет решен справедливо, по закону. К сожалению, я не могу сказать того же о Византийской империи и ее правителях, поэтому мне предпочтительнее, как и многим немусульманам, жить под управлением турок.

– Ты удивительное создание! – восхищенно воскликнул Мурад. – Твоя логика безупречна, хотя для меня непривычно так откровенно разговаривать с женщиной.

– Я дочь своего отца, – с гордостью сказала Теадора, – а он очень умный и образованный. Он всегда говорил, что мне надо было родиться мальчиком.

– А вот в этом, голубка моя, он ошибается. В целом свете нет другой такой красивой и утонченной, как ты. – Принц улыбнулся, привлек ее в объятия и с глубоким вздохом зарылся лицом в прохладную массу волос с легким ароматом роз. – Ах, голубка, как же я тебя люблю!

В небе над ними звезды медленно совершали свой путь по направлению к утру. Уже почти рассвело, когда Теадора вернулась домой и легла спать, но только уснула, как ее разбудила Айрис.

– Ваше высочество, прошу прощения, но приехал главный белый евнух из дворца и желает вас видеть.

С тех пор как Теадору привезли в Бурсу и поселили в этом доме, ее ни разу не навестил ни один мало-мальски важный человек из дворца.

– Айрис, скажи ему, что я сейчас выйду.

Рабыня поклонилась и ушла, а после того как передала главному евнуху слова принцессы и уже собралась вернуться, ее остановил его голос:

– Женщина, как твое имя?

Рабыня склонила голову.

– Айрис, господин.

– Ты хорошо ладишь со свой госпожой?

– Да, господин.

– Она тебе открывается?

Айрис притворилась непонимающей:

– Что значит «открывается»?

– Ну, доверяет ли тебе свои маленькие секреты? Может, делится какими-то мечтами, надеждами…

Айрис подняла голову и, в упор посмотрев на евнуха, тихо сказала:

– Господин, моя хозяйка живет в монастыре с самого детства, и единственный мужчина, которого она видит, это пожилой священник, ее духовный наставник. Она очень редко выходит за пределы монастыря. Какие у нее могут быть секреты? Она никому не открывается, потому что у нее никого нет. Рабыни, которых присылают из дворца в услужение принцессе, меняются каждые три месяца. Вряд ли это достаточный срок, чтобы она могла с ними подружиться. Большинство из них прислуживали ей всего один срок, и только меня несколько раз просили вернуться.

– Почему?

Евнух наблюдал за ней из-под полуопущенных век.

– Потому что сумела завоевать себе авторитет – я ведь не всегда была рабыней.

– Я назначу тебя главной служанкой принцессы Теадоры, а ты за это будешь рассказывать мне все о ее жизни. Она скоро отправится к султану. Скажи-ка мне, когда у нее последний раз были крови.

Айрис ненадолго задумалась, потом сказала:

– Почти две недели назад, господин.

– Сколько дней после первого появления?

– Двенадцать, господин.

Евнух нахмурился, потом медленно проговорил, так, словно думал вслух:

– Значит, мы должны ехать прямо сегодня, иначе придется ждать еще месяц. С собой брать ничего не надо – она всем будет обеспечена.

– Господин, она любит читать и наверняка захочет взять с собой книги. Она не бездельница, как другие.

Евнух удивился, но возражать не стал.

– Хорошо, Айрис, я прослежу, чтобы книги принцессы были доставлены во дворец, но не сегодня. У нас едва хватает времени сделать самое необходимое.

Евнух сунул руку в складки своих широких одежд, достал два пакетика, и вручая их Айрис, сказал:

– Перед отъездом дай своей госпоже порошок из голубого пакетика, а второй нужно будет принять на закате.

– Господин, а что это такое? – осмелилась спросить Айрис. – Я не стану причинять вред принцессе.

– В этих пакетиках снадобье, которое поможет ей расслабиться и подготовит ее девственное тело к приходу мужа этой ночью. Однако ты дерзкая! Впредь не задавай мне такие вопросы, а не то я передумаю насчет твоего назначения.

Дверь гостиной открылась, и вошла Теадора. Евнух быстро окинул ее опытным взглядом и остался доволен. Осанка у нее поистине королевская, хотя она более худая, чем нравится его господину, но это с лихвой компенсировала высокая полная грудь. Кожа у нее чистая, светлая, а глаза аметистовые… или все же фиалковые? Блестящие темные волосы доходят до бедер, зубы ровные и белые. По всем признакам здоровье у нее отменное – как физическое, так и психическое.

Евнух вежливо поклонился.

– Ваше королевское высочество, меня зовут Али Яхия. Вы счастливейшая из женщин, потому что ваш господин и супруг, султан Орхан, сын султана Газиза Гази, сын Гази, соблаговолил решить, что эта ночь будет вашей главной ночью. Сегодня наконец брак, заключенный еще в пору вашего детства, будет осуществлен. Да благословит вас Аллах и понесете вы плод от семени моего господина.

Теадора посмотрела на него безо всякого выражения, застыв на несколько мгновений, а потом смертельно побледнела и рухнула на пол. Евнух посмотрел на ее неподвижное тело. Она хороша, очень хороша. Султан будет доволен.

Айрис опустилась на колени рядом с Теадорой и принялась похлопывать ее по запястьям, а евнух заявил:

– Страхи девственницы. Через час будьте готовы, я пришлю за вами паланкин.

Очнувшись, Теадора обнаружила, что Айрис сильной рукой поддерживает ее за плечи. Служанка поднесла к ее губам чашу с вином.

– Выпейте, принцесса, и ничего не бойтесь. Али Яхия назначил меня вашей главной служанкой, и я вас не оставлю. И что бы ни думал этот толстый слизняк, я буду преданна только вам. Пейте, дитя мое, вам станет лучше.

Теадора залпом выпила вино, пытаясь привести в порядок лихорадочно метавшиеся мысли. С чего она вдруг понадобилась султану, что на него нашло? Может, он узнал про принца Мурада? Нет, это невозможно! Тогда в чем дело?

– Когда мы отправляемся во дворец?

– Паланкин будет здесь меньше чем через час.

Господи Иисусе! У нее нет времени послать за Мурадом, а когда она окажется во дворце, то не посмеет с ним разговаривать. О боже! Так вот каково ее наказание! Хоть она и не совершила супружескую измену, но в своем сердце уже давно неверна мужу, и вот теперь Господь ее наказывает. Быть женой старика, а любить его сына! Они будут жить в одном дворце – возможно, даже видеться, – но не смогут и словом друг с другом перемолвиться! Теадора всхлипнула и вдруг разразилась рыданиями.

Айрис, не зная истинной причины ее слез, попыталась успокоить свою госпожу:

– Не плачьте, дитя мое. Рано или поздно это случается с каждой из нас, и надо безропотно принимать свою судьбу. Конечно, хотелось бы, чтобы у вас был муж помоложе, но, говорят, султан еще в силе, да и любовник хороший.

Заметив, что Теадора зажмурилась, словно от невыносимой боли, Айрис высыпала в вино содержимое первого пакетика. Под ее взглядом девушка выпила вино, не зная, что в него добавлено снадобье.

У них совсем не осталось времени. Монахини уже собрались во дворе монастыря, чтобы попрощаться с Теадорой и пожелать доброго пути.

– Ваше высочество, не забывайте о христианских пленниках и рабах и прошу вас: по мере возможности помогайте им, – сказала мать Мария Джозефа. – Их участь очень тяжела, и это ваш христианский долг. А мы здесь всегда готовы помочь вам в этой благотворительности.

Теадора механически кивнула и с помощью рабынь поднялась в большой паланкин. Айрис забралась следом, задернула занавески, и они двинулись в путь. Рабыня задумчиво наблюдала за сидевшей напротив девушкой, очень бледной, убитой горем. Она не издавала ни единого звука, но по щекам у нее текли слезы. Айрис забеспокоилась. Рабыней она стала всего пять лет назад и знала о жизни больше многих, поэтому догадалась, что это вовсе не из-за боязни предстоящего: так плачет женщина, страдающая от разбитого сердца. Но что могло с ней произойти? Айрис знала, что Теадора не стремилась стать монахиней, и, значит, дело не в этом. Оставалась всего одна возможность, но настолько неправдоподобная, что была сродни абсурду. И все же… Вспоминая, как принцесса вела себя последние два месяца, Айрис начала кое о чем догадываться и решила проверить свои подозрения. Она глубоко вздохнула. То, что она собиралась предпринять, было очень опасно: доказательств у нее нет, к тому же принцесса могла в одно мгновение приговорить ее к смерти, если почувствует себя загнанной в угол. И все же Айрис наклонилась к госпоже и шепотом сказала:

– Ваше высочество, если нам есть о чем-то поговорить, то это возможно только сейчас. Как только мы окажемся во дворце, за нами будут постоянно шпионить, и не только всякая шушера, подчиненная главному евнуху, но и те, кому платят две других жены султана, а еще его фаворитки: сколько их, одному Богу известно. Все они будут искать случая бросить на вас тень, чтобы добиться привилегированного положения. Так что, если вы хотите снять груз с души и рассказать, что вас мучает, это нужно сделать сейчас. Прошу вас, ваше высочество. Я хочу остаться вашим другом, и мне понятно, что причина ваших слез – мужчина.

Теадора посмотрела ей в глаза, и ее взгляд был полон такой боли, что Айрис сама чуть не заплакала.

– Хорошо, я расскажу… Мне нужно с кем-то поделиться, а не то с ума сойду. Если даже ты меня предашь, это будет милосердием, потому что больше всего я хотела бы сейчас умереть.

И Теадора начала медленно, то и дело сбиваясь, рассказывать свою трогательную историю, пока не рассказала все.

Когда ее подопечная замолчала, Айрис вздохнула. Им придется нелегко, зато теперь, когда госпожа сняла с души хотя бы часть тяжести, она может сосредоточиться на подготовке девочки к тому, что предстоит.

– Я попытаюсь поговорить с принцем, – пообещала она Теадоре и получила в награду улыбку и взгляд, полный надежды. – Но, госпожа, вам придется смириться с фактом, что вы жена султана и сегодня этот брак будет осуществлен.

– Ах, Айрис, я думала, он обо мне забыл. С тех пор как меня привезли в монастырь, он ни разу не дал понять, что я вообще его интересую.

– Не знаю, принцесса, что случилось, но, думаю, ответ на этот вопрос мы найдем во дворце султана. Однако я хочу вас кое о чем предупредить. Вы такая невинная, что не представляете, какими злыми и коварными бывают люди. Во дворце вы никому не должны доверять, кроме меня, никому, но даже если вам понадобится поговорить со мной, мы обязательно должны выйти. Во дворце повсюду уши.

– Айрис, ты бывала в этом дворце. Как там все устроено? Будет у меня возможность уединиться или все женщины живут вместе?

– Женщинам отведена отдельная часть дворца, но у жен и фавориток султана есть собственные апартаменты. Главный евнух назначил меня старшей служанкой, но вам дадут и других рабов и евнухов – этого требует ваше положение.

– Как думаешь, Айрис, им можно доверять?

– Нет! Все они будут шпионить за нами для своих хозяев. Какое-то время нам придется их терпеть: до тех пор пока не сможем подобрать себе нужных людей сами, – но не бойтесь, принцесса, я вас не дам в обиду.

Паланкин остановился, занавеси раздвинули, и Теадора увидела внутренний двор, вымощенный плиткой.

Появился Али Яхия, помог ей выйти и произнес:

– Прошу вас, принцесса, следуйте за мной.

Миновав целый лабиринт коридоров и переходов, евнух наконец остановился перед резной дверью, открыл ее, и они оказались в маленькой комнате.

– Принцесса, вот ваши апартаменты: за этой комнатой – спальня.

Айрис огляделась, не веря своим глазам. Ее хозяйке отведено всего две маленьких комнатки? Она быстро помолилась про себя, прося Господа дать ей дожить до завтра, и накинулась на евнуха:

– Что же, по-твоему, моя хозяйка какая-нибудь рабыня? Эти каморки не годятся даже для собаки, не говоря уже о дочери императора! Две клетушки с зарешеченными оконцами, выходящими во внутренний двор? А где сад? Где ее слуги?

– Твоя госпожа пока еще не заслужила милость моего хозяина.

– Моя госпожа и не должна ничего добиваться! – дерзко ответила Айрис. – Она дочь императора! Да даже у ее служанок в монастыре Святой Екатерины было жилье приличнее этого! Не знаю, понравится ли султану брачная ночь, если невеста начнет жаловаться на неудобства.

Али Яхия почувствовал себя неуютно: конечно, весьма сомнительно, что эта неопытная девочка способна доставить удовольствие его пресыщенному хозяину, – но все-таки такое нельзя исключать. И если это произойдет…

– Айрис, ты еще раз доказала, что я не ошибся, назначив тебя на эту должность, – проговорил он кисло. – Это всего лишь то место, где твоя госпожа может отдохнуть. Нам было необходимо привезти ее во дворец именно сегодня, а покои не успели подготовить. Еще максимум час, и она сможет туда перейти. Я прикажу служанке принести пока что-нибудь перекусить.

– Пф-ф! – фыркнула Айрис, когда евнух, собрав остатки чувства собственного достоинства, поспешно удалился. – Ловко этот змей выкрутился.

– Это не имеет значения, – тихо сказала Теадора.

– Очень даже имеет! Дитя мое, что бы ни случилось, не забывайте, что вы Теадора Кантакузин, дочь императора Иоанна. В этом дворце держите голову высоко, иначе над вами возьмут верх те, кто ниже вас по положению.

Не прошло и часа, как их привели в просторные апартаменты из шести больших светлых комнат, с собственным ухоженным садом, огороженным стенами, с которых открывался прекрасный вид на горы. В саду журчали фонтаны, выложенные плиткой. Отметив, что им выделили дюжину рабынь и двух негров-евнухов, Айрис высокомерно заявила:

– Моя госпожа вполне удовлетворена.

Али Яхия кивнул.

– Немедля веди свою госпожу к банщице: на подготовку к сегодняшней ночи уйдет весь остаток дня.

Обычно в банях гарема было шумно и многолюдно, но сегодня все женщины собрались смотреть представление старого египетского фокусника. Банщица коротко приветствовала Теадору и сразу принялась за дело. Совершенно ошеломленная, принцесса и опомниться не успела, как ее уже раздели донага и тщательно осмотрели со всех сторон. Самые интимные части ее тела сжимали, раздвигали, ощупывали, даже нюхали, чтобы проверить, нет ли у нее какой болезни. Теадора покраснела до корней волос как от возмущения, так и от стыда, но изменить что-либо была не в силах. Наконец банщица, с удовлетворенным видом отступив на шаг, заявила:

– Ваше высочество, ваше тело безупречно и здорово. Вы свежи, как едва распустившаяся роза, и это радует, потому что султан не терпит даже малейших изъянов. Теперь мы можем продолжить.

Теадора едва не рассмеялась. Они все так переживают, угодит ли она султану, тогда как ей самой это совершенно безразлично. Ей хотелось только одного: снова оказаться в монастырском фруктовом саду с Мурадом. Она снова и снова повторяла мысленно его имя, а банщица тем временем нанесла на все участки ее тела, где росли волосы, какую-то розовую пасту с ароматом миндаля.

Теадора не знала, что практически напротив бань для гарема в другой части дома находятся бани для мужчин. И пока она молча терпела осмотр и остальные манипуляции, в парилке на мужской половине два любимых сына султана Орхана, Сулейман и Мурад, сидели за дружеской беседой.

– До меня дошли слухи, что Иоанну Кантакузину нужна наша помощь в борьбе против его зятя. Это правда? – спросил Мурад.

– Да, правда, – ответил Сулейман. – Вот почему сегодня ночью будет наконец осуществлен брак отца с их принцессой.

У Мурада от услышанного закружилась голова, а его брат, ни о чем не догадываясь, продолжил:

– Старик мог бы оставить девушку в монастыре, но ее отец настоял, чтобы были выполнены все пункты брачного договора. Ну и не последнюю роль сыграла перспектива получить оставшуюся часть приданого маленькой византийки, а это, кроме золота, Цимпа. Крепостью отец отправит командовать меня. Не хочешь ко мне присоединиться?

– А что, принцесса уже здесь? – поинтересовался Мурад, постаравшись не выдать истинных чувств.

– Да, она хорошенькая, хотя, на мой вкус, слишком худая и бледная: я видел ее мельком сегодня утром, – когда только их привезли. Небось напугана, бедная девочка. Что ж, к утру ее приручат: наш отец хоть и старый, но все еще способен заставить женщину стонать от удовольствия и умолять о большем. Как думаешь, брат, мы сможем так же долго сохранять мужскую силу?

– Да-да, – невпопад пробормотал Мурад, все мысли которого в этот момент занимала Теадора, его дорогая голубка, его любимая.

А Сулейман никак не унимался:

– Леди Анастасия говорит, что принцесса, вероятно, сама подтолкнула своего отца в надежде улучшить свое положение, ведь все Кантакузины очень амбициозные.

– С меня, пожалуй, хватит, – сказал Мурад, вставая.

Едва покинув парилку, он поспешно схватил таз, и его вырвало.

– Наверное, рыба была несвежая, черт бы ее побрал! – пробормотал принц, сунув таз в руки подбежавшему рабу, потом ополоснул рот мятной водой, оделся и направился в апартаменты матери.

К своему немалому удивлению, Мурад застал Анастасию и Нилуфер вместе и, не церемонясь, без предисловий, спросил:

– Это правда? Правда, что старый распутник сегодня намерен провести ночь с этой византийской принцессой?

– Да, – ответила Нилуфер, все еще красивая в свои сорок с лишним лет, с волосами цвета пшеницы, по-прежнему блестевшими на солнце золотом, и янтарного оттенка глазами, сохранившими яркость, но теперь и светившимися мудростью. – Мы с Анастасией как раз обсуждали этот очень неожиданный поворот событий и думали, как нам быть.

– Эта девушка честолюбива, – вступила в беседу мать Ибрагима, – как и все Кантакузины, корыстна. Уж мне ли не знать: как-никак император – мой кузен. Ясно, что девчонке стало скучно в монастыре, вот она и пожаловалась отцу. Только не знает, глупышка, что после ночи с Орханом может пожалеть, что там и не осталась.

Анастасия рассмеялась, и Мурад окинул женщину, которая всегда была его врагом, неприязненным взглядом. Миниатюрная Анастасия была на десять лет старше его матери, с седыми волосами, отливавшими сталью, и такими глазами… Ему никогда не приходилось видеть других столь же холодных глаз.

– Как вышло, что вы после стольких лет вражды стали союзницами? – спросил он с усмешкой.

– Всему виной новая жена твоего отца, – жестко, не покривив душой, ответила Анастасия.

– Но ведь он женился на ней несколько лет назад, и тогда это вас не волновало. Что же изменилось? Отчего вы с моей матерью вдруг стали закадычными подругами?

– Дело в том, что сегодня ночью он возьмет ее в свою постель. Если она окажется плодовитой и родит ему сына…

Анастасия не договорила и бесстрастно посмотрела Мураду в глаза.

– Вряд ли он назовет этого младенца своим наследником в обход взрослых сыновей, нас с Сулейманом. Тем более зачать ребенка в его возрасте весьма проблематично, – резко произнес Мурад. – Надеюсь, мама, ты не будешь участвовать в травле этой девочки: ей понадобятся друзья во дворце.

Не дожидаясь ответа, он быстрым шагом покинул апартаменты.

Что бы его мать и Анастасия ни говорили о честолюбии Теадоры, Мурад знал, что это неправда. Они даже не видели ее, а уже осуждают. Бедняжка, она, должно быть, очень напугана. Скоро ее приведут к этому старому извращенцу. Едва подумав об этом, он опять почувствовал тошноту и понял, что должен немедленно убраться из дворца: не мог он оставаться здесь этой ночью, зная, что невинность его любимой принесут в жертву на алтаре жадности.

Неожиданно откуда-то из густой тени выступила женская фигура с лицом, скрытым под густой вуалью, и быстро проговорила:

– Принцесса хочет, чтобы вы знали: эта ситуация сложилась не по ее воле, – но она выполнит свой долг, как ее учили.

Женщина поспешила прочь, и Мурад чуть было не закричал вслед удаляющейся фигуре, но, одумавшись, решительным шагом направился к конюшне. Там он приказал подать коня, вскочил в седло и поскакал вперед, туда, где маячили вдали горы.

Еще никогда в жизни Теадора не была такой чистой. Ее мыли так тщательно, что она даже испугалась, как бы не стерли саму кожу. С ее тела удалили все до единого волоски, оставив лишь косы, брови и ресницы. Ногти на руках и ногах подстригли очень коротко, чтобы она – пусть даже нечаянно – не поцарапала своего господина и хозяина. Ее косы расплели, и длинные волосы цвета красного дерева так отмыли и натерли шелком, что они блестели и на свету отливали золотом. Ее благоухающая кожа сияла здоровьем, а подошвы ступней и ладони блестели, окрашенные хной.

И только в аметистовых глазах застыла тревога и появился страх. Теадора не понимала, к чему вся эта спешка, а когда попыталась расспросить Али Яхию, тот сначала растерялся, а потом просто отмахнулся от нее, отделавшись общими фразами:

– Принцесса, вы уже несколько лет как замужем. Теперь, когда вы достигли физической зрелости, султан желает принять вас в своей постели. В этом нет ничего странного.