Город разбитой мечты

Денис моргнул, приходя в себя. Прошлое отступило, словно и не было его никогда. Он ещё постоял в тени тополя. Добил сигарету до фильтра и, швырнув её в пожухлую траву, пошёл прочь от дома. Город, как и двор, казался пустым, словно все жители покинули его.

Пока он шёл, начало темнеть. Вот тоже странно: на станцию он прибыл часа в четыре, а сейчас, по ощущениям, чуть ли не все восемь. Неужели он бродил по городу четыре часа? Денис полез за мобильником, на экране слабо светилось 23:00. Что за чёрт. Чудо зарубежной техники подвисло, заглючило, сломалось? Быть такого не может. На ходу он выключил телефон. А вот включить уже не смог. Чёрный экран никак не хотел оживать, сколько Денис ни давил на кнопку включения. Что за напасть, батарея села? Ладно, придёт к Витьку, там и зарядит.

Товарищ его ждал.

Криво нарезанная, даже на вид дешёвая, колбаса, солёные огурцы в трёхлитровой банке, зелень, неряшливо порубленная на деревянной доске и разлитая в щербатые чашки водка.

Денис украдкой, пока Витя чем-то гремел на кухне, понюхал водку и мысленно выругался: в нос шибануло сивушной вонью. Пить эту дрянь совершенно не хотелось, но другого ничего не было.

– Ну чё, по первой? – Из кухни появился Витёк, неся в закопчённой кастрюльке варёный шарами картофель.

– Запивка есть? – С сомнением покосился Денис на пыльный подоконник, где две бутылочные водки рядом с увядшим кустиком герани составляли безумный натюрморт.

– Да, конечно. – Засуетился товарищ. – Компота полная кладовка. Тебе какого? Вишнёвого, малинового, яблочного?

– Вишнёвого.

Денис, поддёрнув брючины, сел в продавленное, покрытое клетчатым пледом кресло. Мокасин он не снял, хотя ради приличия и сделал попытку, но Витёк замахал на него руками, словно испуганная курица крыльями:

– Так проходи, не убрано у меня.

– Давай, за встречу, что ли. – Денис отсалютовал товарищу чашкой.

Залпом выпив, он поспешно запил ядрёную горечь явно палёной водки приторно-сладким яблочным компотом: вишнёвого Витёк не нашёл.

С трудом отдышавшись, Денис вытер выступившие на глаза слёзы. Давненько он не пил такой отравы, прямо как в бурные студенческие годы. Он тогда, помнится, первые два курса славно покуролесил.

– Как ты? – Витёк, пристроившийся на раздолбанном диване, внимательно смотрел на Дениса.

Не ответив, Денис потянулся за сигаретами, вытянул одну из пачки, положил за ухо и поднялся.

– Пойдём на балкон подымим.

Витёк от его предложения, весь как-то сжался, побледнел и всплеснул руками.

– Да не, не надо, там всё захламлено. Здесь кури. Я сам тут дымлю.

– Ну хоть на площадку выйдем.

– Нет, не надо на площадку. – Витёк покосился на темнеющее окно и, встав, задёрнул шторы. – Соседи ругаются. – И твёрдо добавил: – Тут кури.

– Ну тут, так тут. – Денис пожал плечами и, достав сигарету из-за уха, закурил. – Ты хоть форточку открой, дышать ведь нечем будет.

– Открою, открою. – Витёк уже наливал вторую порцию.

Испугался он что ли, вяло, сквозь начинавшую обволакивать сознание алкогольную плёнку, подумал Денис.

– Так как ты? – Товарищ, разлив пойло по чашкам, раскурил «Беломор».

– Да как тебе сказать…

Денис хотел было радостно наврать про свою счастливую и удачную жизнь продвинутого IT-специалиста, но вдруг передумал и сказал как есть:

– Да херово, братуха, очень херово…

Он замолчал, жадно затягиваясь сладким дымом.

– Да? – удивлённо протянул Витёк. – А по тебе и не скажешь. Брюки вон какие, ботинки, часы дорогущие…

Денис покосился на золотой «Брегет», цепко охватывающий кожаными лапами ремешка его запястье.

– Ну, да, часы… – согласился он. – Хрен с ними, с часами. Ты лучше скажи, как тётя Лида поживает. Где она, кстати, на даче?

Витька, посмурнел и, отведя глаза, ответил.

– Умерла.

– Извини, – смутился Денис, – не знал.

– Да ладно, – махнул рукой Витёк, – она в мае ещё…

– Давай, тогда, – Денису стала невыносима эта тягостная пауза, и он схватил чашку, – выпьем, за упокой души хорошего человека и замечательной женщины – тёти Лиды. Пусть земля ей будет пухом.

Он замахнул водки, закашлялся, и, залив алкогольный огонь компотом, откинулся на спинку кресла. Водка эта, без сомнения, пойло то ещё, но по мозгам давала знатно. Денис чувствовал себя слегка поплывшим и на удивление расслабленным. Нервы, ещё вчера как перетянутые чьей-то нерадивой рукой и готовые лопнуть струны, наконец ослабили своё натяжение.

– Как жил? – Не отставал настырный Витёк. – Чем занимался? Мы с тётей Светой иногда пересекались, но она толком ничего не говорила.

Как жил, как жил? Что мог ему ответить Денис? Что после того события, начисто перечеркнувшего его счастливую жизнь, он чувствовал себя разбитым, преданным, раздавленным проехавшим по нему дорожным катком трагедии. Что сначала бухал, потом подсел на ханку, да так плотно, что еле слез. Что оклемавшись чуток, ушёл с головой в учёбу, а потом не пропускал ни одной юбки. Сначала мало-мальски похожих на Зосю, а потом, словно в отместку, кому – ей, себе, миру? Вообще всех подряд. Что был три раза женат. Что, не в силах усидеть на месте, колесил по стране. Создавал в одном городе бизнес, а выйдя на более-менее приличный доход, всё бросал и уезжал за тысячу километров и начинал всё сначала?

– Ну ладно, – как-то обижено произнёс Витёк, – не хочешь рассказывать, не надо. Давай тогда бахнем.

Он протягивал ему до краёв наполненную чашку. Денис хотел отказаться, перестала ему нравиться эта затея с посиделками старых друзей, палёной водкой и скверной закуской.

– За Зосю, – добавил Витёк.

Имя резануло по сердцу не хуже острого стеклянного осколка. Как она могла с ним так поступить? Ну как? И он, чтобы прогнать эту боль, выхватил чашку из рук Витька и, не раздумывая, отправил в рот её содержимое.

8

Я ткнулся носом Зосе под мышку. Мы лежали на её узкой кровати, тихо бормотал магнитофон на крышке стола, танцевали золотистые пылинки в солнечном луче, наискось падающем из-за неплотно притворённых штор. Зося лежала на кровати абсолютно нагая, закинув одну бесконечно красивую ногу на другую и задумчиво глядя куда-то поверх моей головы. Левая рука под головой, в правой стакан с полусладким красным. Я лизнул остро пахнущую сладкую кожу.

Она задумчиво погладила меня по голове.

– Сбегаешь за добавкой?

Я посмотрел на пустую бутылку, сиротливо притулившуюся под окном, идея мне не понравилась.

– Может, не надо?

– А что так? У нас весь вечер впереди и вся ночь. Родители только завтра вернутся.

– Мне не продадут, – попытался я найти причину, чтобы не ходить.

– Да ладно! Там Вика сегодня за прилавком, она всем, даже малолеткам, отгружает. – Зося допила вино и поставила стакан на пол.

Нехотя поднявшись, я натянул шорты и борцовку, весна в этом году был неожиданно жаркая, только-только кончились майские праздники, а за окном почти тридцать. Хотел чмокнуть Зосю в мокрый от пота живот, но, глянув на её отрешённое лицо и глаза, бессмысленно глядящие куда-то в недоступное мне пространство, передумал.

Была она сегодня в странном настроении. Водилось за ней такое. Вот вроде телом с тобой, а мыслями где-то там, в другом месте, или… С другим?

Я отогнал тревожное чувство, холодной острой искрой прострелившее живот.

– Я ключи брать не буду. Дверь закрою, а запирать не буду.

– Валяй.

На пороге комнаты я оглянулся. Зося всё так же лежала, скрестив ноги и закинув обе руки за голову. Мучительно хотелось ей что-нибудь сказать, может, позвать по имени или подойти и поцеловать, но слов не было. Поэтому я просто отвернулся и вышел.

9

Чашка глухо ударилась о столешницу. В голове шумело, комната покачивалась, словно каюта на пароходе. Купил как-то Денис недельный круиз после одного особо удачного и денежного заказа, промучился от качки пару дней, а потом вышел в ближайшем порту и пробухал в нём неделю.

Шабаш, надо притормозить, а то с таким темпом пития, да без закуски, он скоро отключится. Денис подхватил со стола кусок колбасы, смолотил его практически не жуя, поискал глазами вилку – не нашёл, да и чёрт с ними, с приличиями, прямо так – пальцами – достал из банки огурец, съел. Кинул в рот пучок зелени, следом отправил тёплый шарик отварного картофеля, кое-как прожевал. Запил компотом, морщась от приторного вкуса.

Стало легче. Комната прекратила вращаться вокруг Дениса, а приятный дурман, не покинувший голову, настроил на минорный лад. Посмотрел на притихшего Витька.

– Что это мы всё обо мне, да обо мне? – спросил Денис, нащупывая сигареты. – Вы-то тут как? Как пацаны – Санёк, Петюня, Серый, Пашка?

Он перечислил всю их компашку, всё их братство, как они себя называли.

– Да как? – Вяло пожал плечами Витёк. – Петька на машине разбился. Представляешь, – он оживился, – только свадьбу сыграл, через неделю на шабашку поехал, на обратной дороге не справился с управлением и под Камаз на своём жигулёнке влетел. Машина – в хлам, и сам – тоже…

Кинул в рот пучок зелени, прожевав, словно через силу продолжил.

– Пашка тоже… После школы в армейку пошёл, в спецназ попал или там в десантуру что ли. Потом на контракт. Там его в какой-то заварушке и того… Гроб закрытый привезли… Тётя Оля ой убивалась!

Он плеснул в чашки водки.

– Давай за помин.

Денису пить не хотелось, но за такое не выпить он не мог.

– Серый, как и ты, после школы из города срулил. В институт поступил, сейчас какая-то мелкая шишка на железке. Приезжает иногда родителей навестить, но ко мне не заходит, да… Санёк тоже уехал, но тот совсем далеко где-то на Дальнем Востоке, кем работает, не знаю. Так что, получается, я один из наших здесь остался, – закончил он грустно.

Но тут же лукаво подмигнув, сказал.

– Борова помнишь? Отсидел пару ходок, так по ерунде какой-то, но что ты – мнил себя авторитетом Зареченского района. Крутой такой ходил – кум королю, сват министру. Строил всё местную шантрапу и бакланов.

Витёк хмыкнул и закурил.

– Пока не наехал на кого-то не того. Те его отловили, пиз..лей напихали так, что он весь жёлто-синий от синяков ходил, и собачье говно сожрать заставили. Так, не поверишь, он через неделю, того… выпилился. Бельевую верёвку во дворе срезал и в подвале, где у него блат-хата была и он малолеткам по ушам ездил, вздёрнулся.

Конечно, Денис помнил этого упыря, помнил…

10

Замызганный, порядком оббитый кроссовок больно пнул меня по голени.

Я, сидевший в кустах жимолости на бревне в ожидании своих дружбанов и задумчиво созерцавший небо, вздрогнул не столько от боли, сколько от неожиданности, вскинулся и хотел было заорать «Какого, хрена?» Но, увидев кто меня ударил, осёкся.

В упор, набычившись и чуть покачиваясь, на меня смотрел Боров.

– Ты, что ли, Шуба? – процедил он.

Снизу казался он мне огромным и страшным, от вида бугристой наголо стриженой головы, белёсых, выжженных ханкой глаз и злобного голоса по спине у меня побежали мурашки, а в животе образовалась пустота.

– Ну. – Я попытался встать со скамейки, но Боров толкнул меня обратно.

– Х..ем, палки гну. Ты?

Страх взявший ледяными пальцами мой язык, не дал вымолвить ни слова, и я просто кивнул.

– Так, значит это ты Зоську за гаражами мацаешь?

Хотелось послать его подальше, но я лишь промямлил невнятно:

– Ну, типа того.

Боров хрюкнул, оглянулся на своих дружков: трёх прилипал из моей параллельки и двух старшаков. Длинного, с непропорционально маленькой головой, Серёгу Трофимова по прозвищу Лысый, и маленького, но плотного с лицом в оспинах Артюху Бажанова, с погонялом Брага, стоявших в паре метров от нас.

Лысый длинно сплюнул и, ничего не сказав, зло сощурился. Брага же выдал:

– Видел, зачётная мышь.

Боров хохотнул визгливо и, обернувшись ко мне, сально усмехнулся.

– И как она? Мягонькая? Пи..ду уже пощупал, или она только за сиську даёт подержать?

Мне захотелось вскочить и вбить эти слова вместе с зубами ему в глотку. Но страх, ухвативший меня другой рукой за яйца, помешал это сделать.

– Чё молчишь, зассал, чоли?

И он ещё раз врезал мне по ноге.

Боль, стрельнувшая от голени вверх, разжала ледяные пальцы страха и я, оттолкнув Борова, вскочил. Лицо горело от ярости и прилившей к нему крови, а руки мелко подрагивали и не только от страха.

Я мучительно соображал что делать? Пи..лей получать не хотелось страшно, тем более что просто набитой мордой я не отделаюсь. Эти уроды – упыри известные, так что накидают мне знатно, хорошо, если в больничку не отправят. Но и спустить сказанное Боровом я не мог. Стыдно было перед Зосей, мы и вправду вчера долго целовались и моим рукам, она позволила многое. Оставалось тянуть время в надежде, что подойдут мои друзья, и расклад сил сравняется. Вот только не был я уверен, что они ввяжутся в драку. Шайку Борова у нас на районе боялись все.

– О-п-па, – Боров отшатнулся, – Гля, пацаны, херой, какой. Щас ручонками начнёт сучить, драться полезет.

Он вновь противно заржал: с подвыванием и похрюкиванием.

– Да, ё..ни, ему и все дела. – Лениво отозвался Лысый. – А, хошь, я ему заряжу? С ноги в табло, я вчерась как раз отработал у Петровича.

– Не-а, – отозвался Боров, – я прикол получше придумал.

– Да, расслабься ты, малой. – Он приобнял меня за плечи, дыхнув в лицо гнилостным запахом лука и дрянного вина. – Не боись, бить не будем, если…

Он сделал паузу, сверля меня взглядом белёсых пробитых наркотой глаз.

– Приведёшь её, куда скажу. Мы с ней маляся пообщаемся, ну так, на полшишечки. – Боров мерзко осклабился и закончил. – Да на клыка пару палок кинем.

Я сначала не понял, что он имеет в виду. А когда слова дошли до меня сквозь затуманивший сознание страх, я ударил зло и отчаянно в глумливо отставленный подбородок.

11

– Дэн, Дэн, – Витёк перегнувшись через стол, тряс Дениса за плечо, – тебе поплохело что ли?

– Нет. – Денис потрогал языком ямку от выбитого зуба. Он специально не стал его вставлять, оставил глубокую выемку в мякоти десны, как напоминание о побоище у разросшихся кустов жимолости.

– Махач вспомнил, тогда за кустами. Помнишь?

Витёк отпустив его плечо, плюхнулся на диван и радостно заулыбался.

– А то! Лихо тогда Боров со своей шайкой нам пиз..лей навставляли. Мне нос сломали. Сане руку, Серому чуть башку не проломили, один Саня легко отделался, он здорово махаться умел, уже тогда к армейке готовился.

– Так и мы некисло им прикурить дали. – Денис ещё раз притронулся к дырке в десне. – Борову челюсть сломали, а Браге чуть глаз не выбили.

Витёк весело закивал.

– Ага, помню, и как потом перелеском от них удирали. И как две недели от них шкерились, когда они нас по одному вылавливали и били. Пока твой батя к отцу Борова не пришёл.

Денис улыбнулся воспоминанию. Он помнил как тётя Оля, матушка Санька, ставшая свидетельницей визита отца к папаше Борова, рассказывала об этом его матери. Отец терпел его синяки, побои и порванную одежду, терпел, терпел, а потом не вытерпел и пошёл разбираться.

– Твой-то, твой-то, – улыбаясь говорила тётя Оля, тогда ещё стройная болтушка-веселушка, – взял Толика за яйца… Вот прямо натурально за самые причиндалы…

Она звонко расхохоталась.

– Толян аж побледнел весь и затрясся, даром что здоровый, что твой конь, и сидел не раз. Твой его приподнял и говорит, мол, если твой ублюдок не прекратит кулаки чесать об его сына и его друзей, то он и ему, и его балбесу-переростку яйца открутит и сожрать заставит. А если и это не поможет, то он шепнёт словечко своему другу – Кручинину, оперу местному, и пойдут они с сынком по этапу вместе, так сказать, семейным подрядом.

С тех пор Боров и сотоварищи трогать Дениса и его друзей перестали.

Веселье вдруг слетело с Дениса. Он обвёл взглядом убогую обстановку Витькиного жилья. Что он тут делает? Почему пьёт палёную водку, а не сидит сейчас дома? Денис поднялся.

– Ладно, Вить, пойду я, поздно уже. – Он кивнул на сгустившийся за окном мрак августовской ночи.

Улыбку, словно тряпкой со школьной доски, стёрло с лица товарища. Он вскочил, чуть не опрокинув стол, жалобно звякнула, ударившись о край банки, пустая бутылка водки.

«И когда только успели бутылку уговорить?» – вяло удивился Денис.

– Нельзя сейчас уходить, – Витёк затряс головой, – никак нельзя.

И столько, даже не страха – ужаса было в его лице, столько отчаяния в голосе, что Дениса против воли пробила нервная дрожь.

– Опасно по ночам ходить, очень.

Витёк протиснулся мимо стола и, надавив на плечи Дениса, усадил его обратно в кресло.

– Ты чего, Вить, с дуба рухнул? – Он попытался высвободиться из цепких рук друга.

– Нельзя, когда темно. Дела у нас странные творятся. – Дыша на Дениса смесью лука, водки и застарелой блевотины, лихорадочно зашептал Витька.

Не закричал, зашептал – вот что больше всего удивило Дениса.

– Да ладно, братуха, – попытался он успокоить товарища, – ты чего, я же не маленький. Да тут идти-то минут десять от силы.

– Люди пропадают по ночам. – Всё тише и тише бормотал Витёк. – Ты разве не заметил, как мало людей на улицах? Все бегут из города, боятся.

И этот полный потаённого ужаса шёпот напугал Дениса сильнее, чем если бы Витёк кричал.

Тук. Тук-тук-тук.

Звук, донёсшийся от входных дверей, заставил Витьку замолчать. Он замер, навалившись всей тяжестью на Дениса.

И опять – тук.

Тук-тук-тук.

Денис пошевелился, от навалившегося на него Витька у него заныла спина.

– Тихо! – в самое ухо шепнул тот.

– Кто это? – также почти беззвучно проартикулировал Денис.

Витька вытянул руки – комната была небольшой – и толкнул межкомнатную дверь. Та, повинуясь его движению, бесшумно закрылась.

– Коллекторы. – Прерывисто на полувдохах зашептал Витёк. – Когда мама умерла, я… чтобы по-человечески похоронить… денег нет… кто я – сторож в школе… занял… потом ещё… из школы выгнали… я пил два месяца… опять занял…

И снова – тук. Тук-тук-тук.

От этого вкрадчивого, никак не вязавшегося с образом коллекторов, стука – не деликатно они должны были постукивать в дверь, а барабанить, громыхать, ломиться – у Дениса, и так испуганного, бешено заколотилось сердце.

– А потом, они пришли… я дверь не открыл… – всё также прерывисто, и еле слышно бормотал Витёк, Денису приходилось напрягаться, что бы понять, что говорит старый товарищ. – На улице отловили… бумаги совали… грозили… ладно участковый мимо проходил… я убежал… они по вечерам стали приходить… стучат… я не открываю… потом уходят.

Примечания