Сказка о быке Ташлыке, его сыне и траве-Мураве

Вольный жил на Вятке бык,

Звали все его Ташлык.

Он цветок носил на чёлке,

Рост имел два метра в холке

И свой нос, гигант-рогач,

Украшал кольцом с калач.

Весил тонну животина,

Был вальяжен, как купчина,

Словно як тибетский храбр

И силён, что Минотавр:

На турнирах по сумо

Чемпионствовал давно.

Но, устав от бранных дел,

Брачных уз ярмо надел

И подругам средь дубрав

Луг завёл газонных трав.

А тянулся тот газон –

От Уржума до Кумён

С шириной делянки –

От Немы до Пижанки.

До коров же сей амбал

Никого не допускал.

Если лез какой пижон,

Свирепел он, как бизон,

И настырника силом

Нагибал к земле челом,

В дёрн рогами утыкал

Да за хвост кругом вращал

И таким фортель-финтом

Рога свивал ему винтом.

Бык по ранней по весне,

Снег когда сходил, в Суне

Плуг цеплял и борону

Да пахал всю целину,

Так как силушку к труду

Приобщать любил в страду.

Следом справно отсевался

И на год освобождался

От работ с землёй сырой

С чувством гордости немой.

Время таяло-бежало,

Правил стадом бык удало:

Занимался он надзором

За порядком и надоем,

За лактацией коров

И наличием кормов

И за тем, чтоб все коровы

Были сыты и здоровы,

И нагуливали вес,

Не испытывая стресс.

Свой рогатый гарнизон

Сам стерёг бессменно он

От воров и от волков,

Так как нет тут пастухов.

Летом сено грёб в лугах,

Прорежал овсы в полях

И под крышей сеновал

Сеном плотно набивал.

Ну а в зимнюю пору –

Прятал стадо во хлеву

И для тех, кто очень мал,

Сказки добрые читал.

В стаде жило семь бурёнок,

Тёлок пять и сын-телёнок.

Всё бы ладно, да пострел

Отчего-то захирел:

Отравился головнёй?

Иль поранился стернёй,

Развлекаясь в час досуга

На репейной части луга?

Там, где средь навозных куч,

В окруженье мошек туч,

Обитал зонт-здоровяк –

Борщевик – ожог-сорняк?

А, возможно, сосунок

Полизал его листок,

Лбом когда сие «бревно»

Бодал, дурачась озорно?

Или съел плод маниока,

Завезённого с Востока,

Кои валят гнить в кюветы,

Невзирая на запреты?

Может быть, ему в рубец

Плоский червь проник – лентец?

Иль под кожу впился клещ?..

В общем, нужен доктор здесь.

И пришлось быку, дав жару,

Стадо гнать к ветеринару

По полям, за тёмный лес

На ветпункт, где сканер есть.

Мыкнул: «Ну-у-у!» – наш бык Ташлык

И двинул стадо напрямик.

Вот идут в ночи, пылят,

Не дерутся, не мычат.

И, конечно, было можно

Абсолютно непреложно

За то время, что в пути,

До Суны с Кырчан дойти…

Но не зрит пока ватага

К лесу нужному аншлага.

А телёнок между тем

Истомлён и слаб совсем,

Головой безрогой сник,

Будто погнутый тростник,

Побелел, как береста,

Смежил веки и уста.

Прекратили все уж толки,

Помогают брату тёлки,

Окружили с двух сторон,

Чтоб не рухнул наземь он.

Тут явись им как турист

Волк – овечий террорист.

Из оврага вылез дран

Сей залётный басурман.

Освещён луной стоит,

Щерит гриву и рычит.

Тень его достигла стада,

Но возникла вдруг преграда,

Наступившая на тень:

Двухметровый грозный «пень» –

Мышц гора, копыта-плиты

Тяжелей свинцовой биты.

Волк, присев, оскал убрал,

Съёжил шерсть и убежал.

Но успел сказать быку:

«Плакать будешь по телку!»

Бык ему вослед пути

Проревел: «Слюну утри!» –

И во гневе ноздри сжал,

Так что кликер задрожал.

Ветер гонит пыли море,

Травы треплет в чистом поле,

Солнце полдничать идёт,

Стадо вдоль тропы бредёт,

Отбивает шаг синхронно,

Словно мах крылом – ворона,

Вышло в горку… Наконец

Перед ними вырос лес.

В нём, куда ни кинешь взор,

Бурелом создал узор.

Все стволы там, что слегли,

Лишаём сплошь поросли,

В паутинах меж сучков

Стаи вьются комаров.

Освещают чащи мрак

Пни-гнилушки кое-как,

И таит дремучий лес

Больше жути, чем чудес.

Обитают в лесе том

Божьи твари босиком:

Лиходеи-прохиндеи,

Птицы, звери, гады-змеи…

Со времён богов-отцов

Это скопище жильцов

Пребывает в дебрях Вятки,

Без конца играя в прятки

Меж лесными этажами:

В кронах – вяхири с орлами,

В дуплах – белки-непоседы,

Под корою – короеды,

В камышах – баюн-коты,

В почве – черви и кроты.

И тайком на всех тропах

Пауки сидят в норáх –

Мизгири престрогие –

Восьмиглазоногие.

Верховодит там делами

Ух-сова – судья с когтями.

Под её, как шар, челом

Мудрость тешится с умом.

Ну а сом в реке лесной

Правит рыбной мелюзгой.

Под его широким лбом –

Рот огромный с животом.

И уж век сей лес не спит –

На зверей и рыб ворчит.

Говорит быку, стеная,

Мать-корова молодая:

«Ровный, что ковёр, отрезок

Мы прошли весь без задержек.

Но что дальше? Посмотри:

Ходу нету впереди!

Лес стоит что Днепрогэс –

Здесь потребен сучкорез!

Ты откинь, бык, уши с глаз –

Оглядись, найди пролаз!»

Отвечает бык невскоре

Опечаленной корове:

«Дело плохо, что скрывать,

Сына надобно спасать!

С ним нам чащу не пройти!

Может, крюком обойти?

Что же делать, как тут быть?

Не могу ж я лес срубить!» –

Пока решенье принимал,

Брёвен кучу наломал

Да коровник-частокол

Для ночёвки тут возвёл,

Чтоб могли бурёнки в нём

Щит обресть со всех сторон.

День прошёл, луна взошла,

Спальня-крепость замерла,

Отдыхает гарнизон,

Защищён, как царский трон.

Утро только наступило –

Сном дозоры уморило,

А тут – нате вам, сычи,

Волк крадётся из ночи.

Растопырил уши он,

Слышит хрип тельца и стон.

Махом в крепость заскочил,

Да на глыбу наступил,

Что лежала прямь на входе,

Словно камень в огороде.

Зверь обидчика узнал

И от злобы задрожал,

Обнажив свои клыки

Всем приличьям вопреки!

На быка смотря в упор,

Прошипел: «Сбеги, бугор!» –

Вздыбил шерсть и зарычал.

Но Ташлык не убежал.

Молча встал он на пороге,

Широко расставив ноги,

И сказал: «Давай скакни!

Шампуры мои плени!

Покрасуйся шашлыком!» –

И боднул рогом-штыком.

Волк отпрыгнул и съязвил:

«Ладно, бык, уговорил!

Я телка потом достану,

Угодишь когда ты в яму».

Развернулся и удрал,

Словно град его застал,

Крикнув издали быку:

«К вам дружков я завлеку!»

А Ташлык – ему вдогон:

«Шёл бы ты пугать ворон!» –

И кольцо в носу широком

Затрясло как будто током.

Целый час бык-богатырь

Был задумчив, как визирь,

А потом забрался в лес,

Ух-совы нашёл насест

И спокойно, без угроз,

Учинил над ней допрос.

От совы к реке пробрался

И с сомом там пообщался.

Расспросив всех знатоков,

Получил ответ таков:

«Через лес путь долог больно,

Жить же в нём весьма привольно,

Потому нечиста сила

Корни там свои пустила.

Первым в списке Леший был,

По ночам он выпью выл.

Днём себя маскировал

И шедших всех с пути сбивал.

На болоте с газводой

Сотрясал топь Водяной:

Он катался на бревне

Шумно ночью при луне –

Из трясины гиблой рьяно

Изгонял пары метана

И Кикимору с Русалкой

Донимал рогатой палкой.

А Кикимора, бедняжка,

Прячась, делалась коряжкой

И теперь в лесной долине,

В заболоченной низине,

Лечится от старости

Грязью без усталости:

Грязь лечебную старушке

Мажут лапками лягушки,

Зонтом служит ей синявка,

А серьгою в ухе – пиявка.

Ластоногая Русалка

С волосами, как мочалка,

От метана не страдает –

Её заметно отличает

От Кикиморы-старушки

Моложавый стан пастушки.

Но, бывает, та порою,

Наскучавшись под водою,

Превращает ласты в ноги,

Ну а губы – в рот миноги

И выходит на тропинку

Пощипать гуляк за спинку.

В куроноговой избушке,

Что у леса на опушке,

Яга, дочь Вия, обитает,

По векам былым страдает.

Скучно жить ей без Кощея…

Но Иван сгубил злодея,

И теперь она лютует:

Зелья варит и колдует,

А на крыше ведьму ждёт

С метлою ступа – ягалёт!

Гоблин тоже здесь ютится,

Так как света дня боится,

Барсуков всех разогнал

Да и крыс-то запугал

Он ушами-лопухами,

Усажёнными шипами.

Из Европы к нам явился

Злыдень сей и заблудился,

И теперь в норе безвестной

Прячется от жути местной».

В общем, взвесив все нюансы,

Риски оценив и шансы,

Не пошёл бык в лес бодаться –

С тёмной нечистью тягаться.

Из ноздрей пар испустив,

Сосчитал хвосты «комдив»

И погнал свой гурт коров

В обход губительных лесов –

На кордон к ветеринару,

Взяв с собой носилок пару.

И коровам на ходу

Промычал призывно: «Ну-у-у!»

Долго шли, тряся хвостами,

Под палящими лучами,

А телёнок-сосунок

Совершенно изнемог

И пришлось им класть в носилки

Малыша на слой подстилки.

Бык закинул груз на холку

И рванул подобно волку.

А за ним бурёнки-пани

Замахали животами.

Закатилось солнце вдали,

Все уже бежать устали,

Но окольный этот лес

Обежали наконец.

И в потёмках весь табор

С ходу врезался в забор.

Пригляделись: так и есть,

На заборе – синий крест.

Слава богу врачеванья!

Здесь уймут телка страданья!

Тут ветврач, завидя скот,

Распахнул проём ворот

И впустил коров ватагу

Во свою с гектар ограду.

Вдоволь дал испить воды,

Съесть копну сухой травы,

А ещё патрон потом

Угостил всех фуражом

И устроил на ночлег

На подстилке у телег.

А теперь опишем то подворье

И сам веткомплекс «Краснополье»,

Чтобы унять телячье любопытство,

Стыда не знающее и бесстыдства.

Вот хлев стоит громадою ковчега Ноя,

Ровесник пионеров эры кайнозоя,

А рядом – лазарет, где от клещей,

Возможно, избавлялся сам Кощей:

В нём – с фумитоксами коптилки,

С ферментацией подстилки,

Выгребных ям вовсе нету –

Всюду… биотуалеты…

Ну а что же огород?

Он за стенкой сразу – вот.

Примыкает ко крыльцу,

Гряд имеет полосу,

Где растут деликатесы

На откорм и на компрессы,

А ещё турнепс и репа

С жёлтой тыквой в полприцепа…

Дальше носом, как бревном,

Дверь толкаем в дом с крестом:

И что зрим в апартаментах? –

Царство колб и реагентов,

Стиль ампир тут в каждой плошке,

Тонут в готике окошки,

Потолки – сплошные фрески,

Стены скрыли арабески,

В ванной есть титан с камином

И бассейн под балдахином,

На полах стоят скелеты…

Забываешь сразу, где ты!

То ль в чертогах у Аллаха,

То ль в палатах Мономаха!

Всем ветпункт был оснащён:

И рентгеном, и бельём,

Новым сканером УЗИ и

Горным льдом из Грузии!

В штате значились уролог,

Терапевт, врач-стоматолог,

Санитар с иглой в шприце…

Правда, всё в одном лице.

Тем врачом служил Му-Ик –

Длинношёрстный овцебык.

Был знаток сей костоправ

Всех целебных в мире трав,

И, как истинный аграрий,

Свой в тайге имел дендрарий:

В нём – коллекцию цветов,

Разных трав, кустов и мхов.

Там собрал он для конторы

Все подвиды вятской флоры,

А потом издал гербарий

В крае самый уникальный –

На три тысячи страниц

Для скота, зверей и птиц.

Создавал ветврач микстуры

Из растительной натуры:

Настойки горькие, сиропы,

Жвачки, мази, пасты, шроты

И ещё другие зелья

Для успешного леченья.

Но не те, что у Пандоры и Яги…

Свят Господь, убереги!

Осмотрел ветврач «подранка»

Стоя, лёжа, в позах «планка»,

Кожу с лупой обозрел,

Но ожогов не узрел.

На копыта глянул, в рот,

Сбил с хвоста сухой помёт,

Расспросил, сколь тот не кушал,

Ухом лёгкие послушал…

А потом – сидел, ворчал,

Экскременты изучал…

А когда их изучил,

То пришёл и заявил,

Что анализы плохи,

И свёл телёнка на УЗИ.

А чтоб УЗИ смогло увидеть тайну организма,

Телку поставлена была большая суперклизма.

И вот, смочив водой язык,

Итог подвёл всему Му-Ик:

«У больного нет бронхита,

Грыжи нет и менингита,

Ротавирус если б был,

Я б его в момент пробил,

Аппарат УЗИ б донёс,

Коль в утробе цепень рос

Иль нашлась червя иная.

Но молчал прибор, мигая!

Тогда телёнку через рот

Гастроскоп я ввёл в живот

И нашёл болезни тайну,

Как рыбак, пробивший майну

И увидевший живцов.

И диагноз мой таков:

Обострение гастрита.

Похвалите Айболита!»

«Да! Дела у нас не шутки!

Инфицируют желудки

Уж бактерии негожие,

На витки пружин похожие.

И зовут их непонятно,

По-научному невнятно:

Не то хеликобактер пилори,

Не то, быть может, хиллари.

Одно ясно, эти леди-оглоеды

Вредней, чем даже короеды.

Их коварство поражает,

Агрессивность в жар бросает.

До сих пор вредить бацилл

Учёный мир не отучил.

Потому вам всем скажу:

Я крохе помощь окажу

Свежей луковой настойкой

С угольком и хлебной коркой,

Крепким рисовым отваром,

Приготовленным с нектаром

Из цветков крыжовника,

Собранных с питомника!

Но сие леченье тела –

Полумера лишь, полдела.

Чтобы вылечить больного

От гастрита непростого –

Ему нужен врач другой –

С целины не-тро-ну-той,

А точнее, Мурава –

Медицинская трава

Состава необычного,

Очень специфичного,

В коем числится таблицей

До двенадцати позиций.

Каждый вид травы целебной

Вроде палочки волшебной.

В рецепт их перечень включён.

Телку он будет оглашён.

У меня ж в аптеке нету сей травы –

Её козёл-обжора съел на днях, увы!»

Бык Му-Ик пенсне поправил,

Помолчав, ещё добавил:

«Чтоб в царстве флоры и зверей

Среди непаханых полей

Найти волшебный травостой,

Что вернёт телёнка в строй,

Он должен, лень свою прогнав

И изучив гербарий трав,

Умчать за тридевять земель,

Как бобслеист по льду петель,

В заповедный край Нургуш,

Меся ногами жижу луж.

Там растёт лишь Мурава –

Ему потребная трава.

Должен он её сыскать

Дней за шесть или за пять,

И пускай рвёт дикоросы,

Как настанут сенокосы –

В адску пору солнцепёка,

А не то не будет прока –

У травы не хватит силы

Погубить в кишках бациллы» –

И картинки трав телёнку

Запихнул под распашонку.

Тут все встали в ряд серпом,

И Ташлык, отбив хвостом

На траве лужка черту,

Проревел всему гурту:

«Я телёнка к Нургушу

Одного не отпущу,

Так как волк тут объявился

И расправою грозился».

И коровы рядом встали,

Одобряя, промычали:

«Мы, однако, за телком

Тоже следом все пойдём!»

А Му-Ик с ухмылкой фыркнул

И, как диктор, зычно рыкнул:

«Что копытами скребёте,

Недослушав, что пожнёте?!

Ту траву, что для еды,

Пусть ищет он средь лебеды,

Ну а ту, что для настоек, –

В приболотных травостоях.

Притом обязан там «плебей»

Слать Мураве поклоны до корней

И разгадывать загадки

Про лугожителей и их повадки,

И у каждой травинки-затворницы

Собирать поговорки-пословицы».

«Поговорки?! Не смешите!..

Где ж я их найду в глуши-то?» –

Удивился наш «гарсон»

Изобилию препон.

«Ничего, – сказал Му-Ик, –

Всё найдёшь, коль пыл велик!

А если Мураве не сможешь угодить –

Она тебя не примется лечить!»

Отряхнув гнус нудный с плеч,

Учёный врач продолжил речь:

«Но найти траву – полдела…

Надлежит ещё умело

Сбор из трав домой снести,

Обсушить дня три в тени,

Каждый вид обмолотить,

Семена с трав получить.

По весне, в другой уж год,

Посеять зёрна в огород,

А когда они взойдут

И на солнце подрастут,

Превратившись в Мураву,

Приготовить ту телку

В виде фитоэликсиров

И аптекарских гарниров!..

Лишь пройдя сей долгий путь,

Сможет он себе вернуть

Силу и здоровье

Бычье да коровье!»

Травушка-муравушка –

Во поле хозяюшка –

Многодетная кума,

У которой – деток тьма.

Её в пример «воде живой»

Зовут у нас «живой травой».

Трава сия волшебная,

Как вода целебная,

И на свете каждому

Видится по-разному:

Жукам – чащобою столбов,

Скотине – выставкой ковров!

Раньше в Вятушке родной

Было всё под Муравой,

А теперь её и днём

Не найти вам с фонарём.

Заросли здесь все поля,

Заболотились луга.

Так что трудная задача

Предстояла для «мучачо».

Ну и вот, прошла неделя,

Бык Му-Ик поправил дело:

Он телка на спички-ноги

Всё ж поставил кармой йоги:

Тот пошёл, забыв про боль,

Хоть и тихо, как король.

Сборы ж молнией прошли…

Собирать-то что могли?

У телёнка и коров

Нет болотных сапогов.

И, откланявшись врачу по ушу,

Вышло стадо к Нургушу.

Шли от самых от Кумён,

Путь был труден и длинён.

И пока сквозь рощи шли,

Гнус хвостами плющили.

Ночевали – где придётся,

Ели то, что подвернётся.

Постепенно накоплялась

В их телах до плеч усталость.

А одним из вечеров

Дождь случился будь здоров!

Так на небе воссияло,

Что в очах аж больно стало.

И пришлось укрыться им

Под стволами старых ив.

А потом, куда идти-то –

Разъезжаются копыта!

Но, однако, что за звуки?

Волки воют, что ль, от скуки?

Дрожь прошла в кустах волнами,

Все прижалися телами:

Знать, привёл тиран лесов

Своих нечёсаных дружков?!

Начинается атака:

«Ноги к бою! Будет драка –

Битвой исторической?!

А пока атака эта выглядит психической!»

Озираются кулёмы,

Стоя в круге обороны:

Где враги? Кого лягать?

Может, лучше убежать?

Да куда тут убежишь –

Скользко, грязно, тёмно, виждь!

Да и что от бега толку?

Всё равно быстрее волки.

Сколько их – большой вопрос,

Ни один не кажет нос.

Так до утра простояли,

Никого не увидали!

Солнце встало из-за туч –

Осветился лес могуч.

Сняв дозорных с обороны,

Прилегли на час бурёны.

А когда бык отдохнул –

Из кустов всю рать стряхнул.

Так, плетяся день за днём,

Подошли к реке гуртом.

Широка стоит река,

И вода в ней глубока.

Но уж сколь ни стой, ни мнись,

Коли надо – окунись!

Первым бык в реку вскочил

И волну вперёд пустил,

Да такую, что она

Возвратилася полна

И стоявший кучно скот

Смыла с берега на тот.

Переправы этакой на Вятке

Отродясь не видели стерлядки.

Ай да бык, наш волномёт,

Ему б паромщиком в Речфлот!

Ну и вот она, награда, –

Цель, к которой рвалось стадо!

Нургуш – вятской флоры край!

Лесных красот, пейзажей рай!

Он в центре треугольника,

Коль три в углах коровника:

И стоит в петле реки

От Боровки к Суводи,

А от той на южный двор,

К месту, что Разбойный Бор.

Бор разбойный потому,

Что тропа ведёт к нему,

Да такая, что на ней

От страха б помер Бармалей:

Яма в яме через пень –

Вместо часа трусишь семь.

Коль промешкал в светлу пору,

Ночь накрыла тьмою флору, –

Чтоб не сбиться с той тропы,

Лучше путь свой прекрати,

Окружи бивак крестами,

Сам же спрячься под кустами.

Птицы местные не врут –

Леший точно бродит тут.

Славен сей таёжный коврик,

Как Бермудский треугольник.

Заблудиться, сгинуть в нём

Можно ночью, утром, днём.

Да когда угодно вам:

«Прибывайте – ждут вас там!»

Отошли лишь от реки,

Глядь, кругом одни жуки:

Жук-усач сидел на пне,

Выставив антенны две,

Длинный, чёрный в крапинку,

Телом с виноградинку.

А усы-то у него

Подлиннее самого.

Силён любитель лесосек,

Как Железный Дровосек.

Коль за бока его возьмёшь,

Вместе с пнём и оторвёшь.

Сей порхатель жесткокрылый

Очень шустрый и сварливый:

Стоит вам его задеть,

Будет час пищать-скрипеть.

Сам же парень шестиногий

Безобиден, как убогий.

А вот личинка усача –

Наподобье палача –

Не оставит и корня

От безжизненного пня.

Потому жука с укором

Называют древожором.

Тут о пень Ташлык споткнулся,

В ствол еловый рогом ткнулся

И содрал с него кору,

А там картина на виду:

Кряж, изъеденный в проточки,

Ни одной прямой нет строчки.

Здесь работал не чертёжник,

Не татушник, не художник,

А прожорливый географ –

Короед то – жук-типограф –

Тайный враг лесов таёжных

И вершитель дел «подкожных».

Это всё его личинки

Рисовали ртом картинки.

Залихватские же стили

Всех бурёнок удивили.

А кружева стволовые

Им вскружили головы.

И одна бурёнка-тёлка

С самой модной в стаде чёлкой

С просьбой кинулась к быку:

«Я такие же хочу!»

Бык сказал: «Уймись, красотка,

Поразит тебя чесотка!»

Подошли к дубовой роще,

Что ещё быть может проще,

А тут – нате вам, идиллия:

Летает целая флотилия

Пуль красно-коричневых

С гулом крыл неистовых.

То бишь майские жуки (хрущи) –

Вполне себе солидные мужи-хлыщи.

Неуклюжие поп-дивы

С небольшие будут сливы.

Каждый в панцирь облачён

И собою недурён.

Едят жуки в свои набеги

Цветки и сочные побеги,

И оттого их грузные тела

Обросли щетиной до чела.

А усы – шедевр хрущей –

Из пластинок-лопастей

И раскрыты деревом

Иль словно пальцы – веером.

Тёлки тут давай вздыхать

И родителю пенять:

«До каких же это пор

Будем мы терпеть позор

И ходить в клуб молодиц

Без таких же вот ресниц?»

Им Ташлык мычал: «Хватит ныть!

Я длинней вам наращу, так и быть!»

Перешли чрез пней дорожку,

На цветке нашли бронзовку:

Собой она казистая,

Зелёно-золотистая.

Хотя вообще-то чёрная,

Как тьма глубин озёрная.

Просто так диковина

Самим Творцом устроена:

Отражает кожа свет –

И спектр жука меняет цвет.

По цветку она ползёт

И везде его грызёт:

Лепесток за лепестком.

Вот и съела весь бутон.

Скошен цвет, как будто смерчем…

Любоваться больше нечем.

«Это ж надо! Гляньте вы:

Едоков тут как травы! –

Говорит Ташлык внаклонку

Измождённому телёнку. –

Мы зачем сюда пришли?

Так давай ужо ищи!

Стоит только опоздать –

Неча будет собирать!»

Ай да бык, куратор-проводник,

Ему б охранником в цветник!

Бык Ташлык хвостом махнул,

Пень трухлявый подопнул

И сказал, взглянув на стадо:

«Отправляться дальше надо,

А не то съедят жуки