– Привет!
Мы притормозили, оказалось это наша знакомая, у которой жил чудесный беспородный пёс Тошка. Понятное дело, Канис и Тошка терпеть не могли друг друга, и нам редко удавалось поговорить с его хозяйкой.
– Здравствуйте! Как поживает, ваш пёс? – спросила я.
– Нет его…
Глаза женщины заблестели так, что мне стало дурно. Только сейчас я заметила, что она словно сгорбилась, хотя не такая пожилая, и я брякнула совсем не то, что хотела сказать.
– Может быть, заполнить пустоту? Может взять другую собаку?
Она вздохнула и ответила.
– Не могу я взять другую собаку. Болею очень. Как он ушёл, так я и заболела. Сильно заболела. Еле поднимаюсь, еле хожу.
– Может кошку? – опять брякнула я.
– Хомячок у меня живёт и две рыбки, жалко их, – ответила женщина, низко опуская голову, потому что слёзы лились из её глаз, растекаясь по щекам алмазными каплями, блестящими на солнце.
У меня внутри всё сжалось, я знала её состояние, я его пережила со своей первой собакой. Её пёс ушёл в пожилом возрасте, почти пятнадцать лет, как и мой.
– Держитесь… – всё, что смогла выдавить из себя, потому что не знала, как и чем, помочь. Сама приходила в себя почти пять лет. Напоследок сказала ей. – Он прожил длинную и счастливую жизнь. Отпустите его.
Она кивнула и медленно пошла по улице, а мы с Канисом пошли к дому. Всю дорогу я думала о ней и о том, что знали бы наши питомцы, как мы люди страдаем, они бы старались жить дольше, наверное, а они и стараются, почему-то подумала я, потому что Канис тут же считал моё состояние и лизнул мою руку горячим языком. А ещё подумала, хорошо, когда хозяин переживает своего питомца, а что было бы, если бы умерла хозяйка? Кому нужен её старый беспородный пёс, какая его ждала бы судьба? Кто её полюбил бы – никто. Просто надо жить дальше, а остальное само придёт, как случилось и со мной, когда в нашу семью, сначала пришли с улицы две кошки, а потом и влчак Канис.
Привидение
Вечер. Темнота. Канис целенаправленно тащит хозяйку к задней стене Афонского Подворья. Носом пофыркивает, уши вперёд, мягонько ступает по листьям, чтобы сильно не шуршали.
– Кот притаился, – подумала хозяйка, вглядываясь в темноту.
Вечернюю тишину нарушил громкий шорох. Большая куча листьев у стены зашевелилась, послышался медвежий рык: «Ы-а-а…».
Канис глухо, еле слышно зарычал, припал брюхом к земле и по-пластунски пополз вперёд, натянув в струну двухметровый поводок. Хозяйка в оцепенении застыла на месте.
Куча стала приподниматься, из неё показалась голова в чёрной вязаной шапке-пидорке. Название этой шапочки имеет научные корни, (хозяйка читала про неё в интернете, когда хозяину такую покупала), виновата геометрия. Всё просто. Шапка имеет форму полусферы. Чтобы получить длину окружности и размер головы, число Пи умножают на диаметр окружности До, высоту полусферы даёт радиус R, поправочный коэффициент размера вязальной спицы K, и толщина нити @. Получается формула, характеризующая параметры шапочки Пи. До. R k.@. За Шапочкой из листьев вынырнули плечи, руки, корпус, который привалился к стене. Голова, не мигая уставилась перед собой и заревела: «Волки… Белка…», после чего икая, закачалась и уехала за корпусом назад в листья.
– Пьяный монах, – прошептала хозяйка.
– Пойдём, разберёмся, – засуетился Канис.
– Вы ещё долго там будете стоять? – прозвучал за их спиной мужской голос. – Мне пройти мимо вас надо.
– Уходим, – откликнулась хозяйка, наматывая на руку поводок. – Привидится же такое.
Про сына Каниса и Найды – Урмана
Урман
(Записки хозяйки)
Бабушка не пробегала? Вообще он Урман, но Колобок. Так получилось, что у него есть имя тайное, и прозвище, прочно прилипшее в жизни. Колобок он потому, что, когда я его вытрясла на пол из своей сумки (не баула отнюдь, а из обычной женской сумки через плечо), после вояжа из первопрестольной в Калужскую область – он Колобком и был. Маленький, круглый и глистатый. Не уверена, что прототип был тоже глистатый, но с другой стороны, он же «ротом» по земле катился…
Я просто знала, что он Урман. Лес, сосны, камни… Свет через верхушки сосен. Мох. И ступающие по нему мягкие лапы. А если поднять глаза упрёшься в жёлтые звериные, внимательно следящие за тобой. Но будем считать, что это в традициях славянских племен, когда в жизни не называлось настоящее имя, чтобы злые духи не напали.
Зачем я его приволокла – не знаю. Гормоны. Заехала посмотреть на чудо генной инженерии, случившееся у приятелей по пути от врача (была беременна сыном), и уехала с ним. Во что он вырастет – никто не предполагал. Вот как в том анекдоте – хомячок рос-рос… рос-рос… и вырос!
Не сахарный он кобель. Может и возбухнуть, и зубами взять если что. Но аккуратно. Но это меня. На чужих не проверяла и не хочу. Есть у меня подозрения. Конечно, он не вполне собака. И по повадке, и по внутреннему содержанию. Неуловимо-звериное в нём есть. Он лаять-то научился после года. До этого подвывал только и скулил. Хотя его «словарный» запас очень велик и эмоционален: он ворчит, бубнит, подтявкивает, ноет на все лады. Не лижется никогда – по-волчьи берёт зубами за лицо, за руку, пониже спины.
Первые годы жизни категорически отказывался ночевать в доме и в отстроенном капитальном вольере. Только открытая веранда вдоль дома, под дверью. Иногда в сугробе. Помню, морозы были ужасные. Загнала. До трёх ночи он ходил, вздыхал, пил, топал, портил воздух, пыхтел и в три ночи был изгнан на улицу, где радостно рухнул в сугроб и стал там ползать на пузе. А иной раз метель, снежище – а он кверху брюхом спит и в ус не дует.
С собаками он очень интересно отношения строит. Вырос он с борзыми кобелями. Авторитет непререкаемый для него был. Уважение выказывал до последнего, когда уже последний из борзых ослаб, он все губы ему облизывал и подползал. На борзых сук никогда не посягал в плане ухаживаний и вязок, хотя за овчарками и салюками ухлестывает только в путь несмотря на отсутствие того самого.
Я, грешным делом, думала, он в принципе, всех борзых так воспринимает, но нет. Свой-чужой у него очень чётко. Тут было дело сшибся с борзым, который в гостях у нас бывает. Тот, правда, на него сам попер зачем-то. Колоб меня отшвырнул, хотя никогда не позволял себе, и они с прыжка сшиблись. Я знаю, как дерутся борзые, знаю, как это делает Колобок. Не игрушки. Ухватила за хвост его и всё. Он как мой дог, тот в любой драке, если чувствовал руки мои – останавливался. Так и тут. Хотя как они дело делают в клубке и в реве – загадка. Но чувствуют.
Это же деление свой-чужой у него и с детьми. Мои – святое. Нянчит и терпит всё от них. Чужих детей не обижает, но чётко видно – не наш ребёнок. Людей чужих в принципе не любит. Лет в шесть он дорос-таки до того, что если вот дядька ему не нравится, он на дядьку норовит запрыгнуть со спины. Когда он попытался с курьером, который корма привозит это проделать, спасло нас только то, что я уловила движение краем глаза и захлопнула калитку. А он летел на дядьку. Молча. Сзади.
Посягательств на себя тоже не любит: от уколов до вычесывания. Каждый клочок шерсти – ему очень нужен. Вибрирует как трансформатор и может ударить зубами. Но никогда серьёзно. Заберёт руку в пасть и смотрит в глаза. Или расчёску отнимет и унесёт. Но опять же – это со мной, с кем-то ещё – не хочу экспериментировать.
Держит всю стаю, молча, без суеты, драк и свар. Может и наподдать зачинщикам беспорядков, даже если это сука. Помню, летели они к забору отгонять рабочих. И кто-то из сук молодых вперёд него сунулся, он её за «шкирятник» и выкинул за себя. Не лезь, мол, поперёк. И всё, нет вопросов ни у кого.
Птиц не ест наших. И соседских не ест. А кротов, крыс и хорей с ёжиками в секунду убивает.
Однако, несмотря на все вышеизложенное – проблем с ним никогда не было. Вот хоть тресни. Он очень умён. Он очень мой. Он полностью на доверии. Он великолепный зверь. Мне повезло. Если долго смотреть ему в глаза там можно увидеть тот самый лес, мох и мягкие лапы, ступающие по нему.
Об одном печалюсь – что не получится от него потомка оставить. Надо было конечно мне Мичуриным побыть в своё время. Но что уж теперь говорить.
Умище! Умище, всё больше и больше, мне кажется, он скоро заговорит. Причем сразу на русском матерном, прямо вижу, ходит такой: здесь не так, и здесь не то… кто так строит?! Отойди, сам сделаю. Все вам показывать надо.
Происхождение у него загадочное. Папа – влчак чешский, мама была похожа на овчарку, но кто она на самом деле и какие там ещё крови – никто не знает.
С лекарственными средствами у него всё хорошо прямо – как слону дробина. Он после наркоза ушёл через десять минут своими ногами, а дома первым делом вскрыл баки с кормом и наелся.
Он семь лет охраняет, метит, дерётся, и вяжется при случае. Великолепно определяет готовность сук. Но не всех. Очень выборочно их любит. Ну и потом все лекарства в него ж надо запихать… или уколоть. А Колобок (домашняя кличка), зверь гордый, он против. А когда эта машина против – это превращается в корриду без Мадрида. У него размеры-то… и физуха. Он, несмотря на габариты, прыгает под два метра как птичка, без усилий и разбегов. Он с четырёх недель мой, вот прямо мой-мой!
Тамбовский шпион
– Ваш паспорт, пожалуйста! Куда направляетесь? В Тамбов? А откуда у вас этот шарфик? Шпион?
– Да никакой я не шпион, свой я, свой.
– Кто вас гонит за границу Московской области?
– Это баранов гонят, а я сам иду.
– Что-то вы больно на волка похожи? Шарфиком прикрылись.
– У меня зубки болят.
