Я вздохнул и отвернулся, решив, что справятся без меня. Тем более что нужно осмотреть трупы, чтоб попытаться узнать, из какого они мира, и собрать трофеи, дабы обследовать самому и передать их для изучения. А ещё в нашу сторону настолько быстрым шагом, насколько позволял чин, шёл куратор нашего предприятия господин Бодриков. Невысокий и плотно сбитый, и оттого немного похожий на англицкого бульдога, барон был, как всегда, чопорно одет и сосредоточенно разглядывал каждую мелочь. Он считался мастером своего дела, и не зря дослужился до чина надворного советника, равного подполковничьему в войсках.
В тот миг, когда я поднял руку в приветствии, сзади раздался очень громкий взрыв. Я резко обернулся.
Женщина в чёрном перестала существовать вовсе, а сестра милосердия и Марфа Валерьевна превратились в куски совсем не благообразного мяса, разбросанного по улице. Даже три кирасира не пережили взрыва бомбы, повалившись бронированными трупами. Их кирасы были изрешечены осколками. По толпе зевак прокатился истошный визг.
Я долго глядел на всё это, а потом прислонился к стене и сполз вдоль неё на тротуар, где остался сидеть, молча глядя на то, что когда-то было моей группой. Глаза защипало от слёз, и пришлось поднять лицо, чтоб не выглядеть зарёванным на людях.
Рядом сел барон. Он несколько раз крутанул в руках трость с золочёным набалдашником.
– Остолопы, – ворчал барон, глядя перед собой, – дуболомы пехотные. Учишь их, учишь. Обыскивайте. Обыскивайте. Обыскивайте! Нет, всё через одно место. И твои барышни тоже хороши. Хотя чего уж сейчас говорить.
Бодриков сжал губы, зло стукнул тростью о брусчатку, а потом вытянул ногу, испачкав свои дорогущие брюки и не обращая внимания на противно моросящий дождь.
– Ты сделал что мог. Не кори себя. И знаешь, отдохни недельку, – медленно произнёс он.
Я хмуро поглядел на него, ожидая продолжения.
– Потом новую группу наберёшь, – проговорил мой начальник.
Я смолчал, а барон достал из кармана небольшую склянку с белым порошком.
– Знаешь, что это?
Я медленно покачал головой, мол, нет.
– Пенициллин, – продолжил барон. – Сие чудесное лекарство мы и нашли в записках одного попаданца, к сожалению почившего, но имевшего сведения о методе дешёвого промышленного производства. Знаешь, сколько детей доживут до взрослых лет? Сколько больных можно вырвать из лап смерти? Сколько солдат встанут в строй, а не умрут от заражения крови и воспаления лёгких?
– Солдат, – усмехнулся я.
– У нас очень напряжённые отношения с кайзером! – повысил голос Бодриков, несколько раз сердито ткнув указательным пальцем в мокрую брусчатку, словно показывая точку на карте. – А ещё Британская Империя начинает выпрямлять спину после подавления двух кровавых бунтов в Новом Свете! Японский император постоянно вторгается в наши воды в Тихом океане. Османцы опять на юга зарятся. Они все хотят откусить ломоть пожирнее от нашей державы. Война – это дело времени. Нам нужны попаданцы. И даже если девяносто девять из ста – пустышки, то этот один стоит очень многого. Как тот, что дал нам знания о графеновых батареях. Поэтому ты соберёшь новый отряд и будешь охотиться дальше.
– Да, ваше превосходительство, – нехотя произнёс я.
– И жену навести, – продолжил он.
– Это не совсем моя жена, – устало посмотрев ему в глаза, ответил я. – Если не забыли, я сам наполовину чужой в этом мире.
– Она этого не знает, – поморщился барон. – Для неё ты – её муж. Понятно?
– Да, ваше превосходительство.
– И поосторожнее будь, – добавил он, указав пальцем на меня.
Я опустил глаза и потрогал рубаху, мокрую не только от дождя, но и от крови. Осколками взрыва зацепило и меня, пробив левую руку в трёх местах и оцарапав рёбра. Всё-таки иногда хорошо, что я не умею чувствовать боль.
– Буду, – совсем тихо ответил, глядя, как бегут по мостовой ручьи этого противного дождя.
Дождя вперемешку с человеческой кровью.
Глава 2
Пробой
Мои пальцы осторожно легли на подкопчённое стекло керосиновой лампы. Огонёк на конце фитиля горел ровно, лишь иногда вздрагивая, словно сонный испуганный снегирь, и тогда с него поднималось небольшое облачко чёрного дыма. Язычок пламени казался живым и обладающим своей судьбой. Он ронял мягкий трепещущий свет на кучу служебных бумаг, канцелярские принадлежности, сейф с ассигнациями и личным оружием, украшенный позолотой телефон с лежащей на рожках трубкой и витым шнуром и стены моего кабинета, украшенные декоративной лепниной эпохи Возрождения. По бокам от входной двери в стены вжимались тонкие полуколонны ионического стиля. Потолок был тщательно побелен, а между ним и стеной шёл резной золочёный плинтус, изображавший лавровые ветви. В одном углу находился небольшой лежак, исполненный на древнегреческий манер и обитый чёрной тканью. В другом стояла статуя обнажённой девы с кувшином на плече. Стены покрывала мелкая лакированная доска-вагонка.
Как-то сказали, что сие есть полнейшая безвкусица, но именно это мне нравилось – совмещение плохо сочетаемого, как кислое и сладкое. Как парадоксальное единение чуждого и местного, которым являлся сам.
Я уже привык беречь свою тайну, единственным осведомлённым о которой был барон Бодриков.
Впрочем, я тоже претендовал на титул, но не сильно торопил события, посылая прошения не чаще раза в год. Передавать моё состояние некому, и перспектив я не видел. Моя официальная жена лежит в лечебнице с не смертельным, но неисцелимым недугом вследствие пережитой травмы. Ей показан постоянный надзор сестёр милосердия, грязевые ванны и свежий воздух. Иметь детей ей настоятельно не рекомендовалось.
Я разжал пальцы, позволив лампе ещё лучше осветить кабинет, в котором часто ночевал, потрогал бинты, намотанные на обнажённый торс и левую руку чуть выше локтя. Раны, полученные при том взрыве, были не серьёзные, а уж с моей-то живучестью повязки можно снять через несколько дней.
Тяжёлый резной стол из морёного дуба с канцелярским набором на нём, обитые зелёным сукном стулья, украшенный позолотой дорогой телефон, портреты императорской семьи и герб империи на стене придавали кабинету некую торжественную обстановку, а больше трёх десятков экземпляров самого разного холодного оружия добавляли пафоса. Но это были мои трофеи, добытые за шесть лет охоты. Одним из них даже чуть не закололи, хотя убить меня не так-то легко.
Я усмехнулся. Мысли об убийстве выхватили из памяти другой курьёзный случай. Все вещи я покупал по антикварным магазинам или выписывал из-за границы, а вот большую картину, висящую между трофеев, заказал у местного мастера. Мне его расхваливали очень сильно. Мол, самородок. Заказал я у него южное побережье Италии, так, чтоб и море, и оливковая роща, и гора с античным храмом. Картину хотел повесить над камином, облицованным тёмными фарфоровыми плитками.
Каково же было моё изумление, когда художник представил мне своё творение. Оказывается, этот самоучка при всём своём таланте никогда не был не то что в Италии, а даже на море. В итоге масляная живопись изобразила вместо бьющихся об отвесные скалы зелёно-голубых волн мелкую рябь широкого пруда. Мастер честно посетил Уральские горы, посему скалы вышли на славу, а вот вместо оливковой рощи на их склонах росли причудливо изогнутые плакучие ивы. Храмовое сооружение он тоже честно попытался передрать с какого-то другого полотна, но в итоге вышли лишь колонны и разбросанные везде обломки стен из белого кирпича.
Я, когда картину увидел, сразу захотел его убить. И если бы не кирасир, зашедший ко мне в тот момент с докладной, который и без брони был здоровенным детиной, а в ней и подавно казался былинным богатырём, то просто бы проткнул этого самоучку одним из своих трофеев. Но всё же сжалился и выплатил всю немалую сумму, но не ассигнациями, а большим мешком меди.
Забавно, что всякий, входящий в этот кабинет, смотрел на картину и спрашивал, мол, хорошо, наверное, в Италии. Я вздыхал поначалу с горестью, а потом и сам согласился, что такой Италии ни у кого больше нет и быть не может.
Вместе с оружием на стене висели различные артефакты, не представляющие интереса для науки, а должность позволяла с молчаливого согласия барона присваивать безделушки. Но для меня они были не просто трофеи. Я всё ещё лелеял надежду, что среди них найдётся тот самый. Единственный. Который развернёт несуразное оригами моей жизни, а потом свернёт так, как надо. Должен же он существовать, раз скомкал в невероятной причуде три года назад души пришлого воина и здешнего охотника.
Размышления прервала какая-то ранняя птица, с шумом бьющихся о стекло крыльев и скрежетом когтей по жестяному подоконнику севшая на окно. Я оторвался от созерцания огня и поднял взор. За сложенным из десяти стеклянных квадратов окном моросил дождь, сбегая по стеклу крупными каплями, а тьма вот-вот готовилась уступить черёд сонной серости пасмурного утра. За окном проступили контуры мокрых и озябших клёнов.
Я вздохнул и задумался о насущном. Что же мы имеем? Отряд погиб. А кто не погиб, того я просто выгнал за безответственность. Нужно набирать новых. С чего начать? В состав группы контакта до?лжно набрать медицинскую сестру, приветливую даму и угрожающего воина для укрощения строптивых. Ведь и такие бывают, что только силы боятся, и если здоровенный детина заорёт на них благим матом и схватит за шиворот, то поймёт, что нужно быть тихим, смирным и уступчивым. Нет, лучше две медицинские сестры.
Я протёр ладонями лицо со щиплющими от бессонницы, словно в них насыпали мелкого песка, глазами, расправил лист жёлтой писчей бумаги и, взяв из подставки стальное перо, вставленное в ручку из моржового клыка, быстро шурша, начал составлять донесение.
«Его св?тлости. Секретно.
Сегодня, пятнадцатаго мая одна тысяча девятьсотъ двадцать шестаго года въ у?здномъ город? Новообске произошелъ проколъ мiрозданiя. Въ нашъ мiръ попали шестеро мужчинъ и одна женщина. Пришлые были настроены весьма зло. Попытки мирныхъ переговоровъ не ув?нчались успехомъ, и намъ пришлось прим?нить силу. Въ ход? столкновенiя вс? семеро пришлыхъ убиты, при этомъ женщина применила закрепленную на теле взрывчатку, отъ чего погибли дв? сотрудницы отряда по поиску людей и предметовъ инородного происхожденiя и два кирасира сто пятаго пехотного полка, расквартированнаго в город?. Въ ходе обыска были обнаружены предметы, дающiе сл?дующую оц?нку пришлымъ: мiръ технически развитъ. Техническое развитiе приблизительно опережаетъ наше на пятьдесятъ-восемьдесятъ л?тъ, однако, непосредственно попавшiе къ намъ личности по косвеннымъ признакамъ относятся къ консервативно настроеннымъ его обитателямъ съ отсталымъ обществомъ. Судя по характеру возникшихъ при пробое радiопомехъ, личнымъ вещамъ и надписямъ на обмундированiи, можно предположить, что они прибыли на Землю из мiра, записанного в реестр?, как Терра-3, схожаго структуре ест?ства съ нашимъ, но лишеннаго э?ирных субстанцiй, а какъ сл?дствiе, сверхъестественныя возможности у нихъ полностью исключены. Изъ наибол?е важныхъ для изученiя предметовъ можно выд?лить: огнестр?льное автоматическое оружiе и ручную мортиру съ боеприпасами къ нимъ; часы стрелочныя, дв?надцатичасовыя, на химическихъ батарейках; н?сколько приборовъ неизв?стного назначенiя, не сум?вшихъ пережить переходъ изъ мiра в мiръ».
Записав это, я подул на чернила, ещё раз пробежался взглядом по строкам и добавил снизу: «Старшiй Новообскаго отряда коллежскiй асессоръ Е.Т.Тернский».
Донесение готово. Я во внезапно наступившем на мой рассудок полном отсутствии мыслей пробежался, потёр пальцами краешек листа и только лишь когда на самом краю поля зрения что-то засверкало, спешно поставил круглую печать и поднял глаза. По комнате порхала ярко сияющая моль. Она сама была словно тот огонёк, коптящийся в моей лампе. Духи-огнёвки часто прилетают на огонь, словно ночные мотыльки. Поговаривают, что это и есть души сгоревших мотыльков, но это брехня, духи были лишь паразитами, питающимися силами стихий, и с тех самых пор, как человек разжёг свой первый костёр, стали неизменными его спутниками.
Тем временем светящийся мотылёк, которого далеко не каждому дано увидеть, сел на копчёное стекло лампы, пару раз шевельнул крыльями, а потом стал просачиваться сквозь стекло. Он потёк как капелька воска на жаре, а изнутри керосинки стал обретать форму крохотной улитки с раковинкой чуть больше ногтя мизинца. Раковина сияла раскалённым угольком, особливо ярче в местах завитков, а сама улитка потянулась полупрозрачными рожками к огню.
Да. Всё верно. Я макнул перо в золочёную чернильницу-непроливайку, испачканную потёками тёмной жидкости, и добавил в списке ещё одно действующее лицо. Провидец. Тот, кто может видеть сокрытое. Не только живые люди проникали на Землю, но и твари куда опаснее. Хорошо, что без тела они не проживут и трёх дней. Вот только за эти три дня могут наворотить такого, что мало не покажется.
В дверь деликатно постучали.
– Да, войдите!
Дверь легонько приоткрылась, и в неё просунулась голова дневального. Пожилой служивый, отличавшийся большими седыми усами и отросшей за дежурство щетиной, всегда брал ночные смены, чтоб днём возиться с внуками. Его дочка у меня стряпухой работает, причём весьма отменной, так что я прощал ему частые нарушения, когда он спит, сложив руки на животе и уронив голову на грудь, прямо у входной двери на мягком антикварном кресле, стоящем больше, чем его годовое жалование. Одно радует, что на кресло служивый, которого все простейшим образом вместо имени-отчества звали Старый, додумался класть чистую простыню, а его храп на всю усадьбу, превращённую в штаб-квартиру охотников, ознаменовывал, что никакого вторжения в наш мирок нет.
