– Я же сказал, сэр.
– А супруги Клеммер? – предположил Фокса. – Может быть, доктор Карабин?
– Боюсь, что нет.
– Расскажите нам, пожалуйста, как бы вы охарактеризовали отношения этих женщин?
– Я бы назвал их превосходными. Отношения единомышленников, если здесь уместно употребить это слово. Быть может, мисс Эдит Мендер была непосредственней и веселей, чем ее более сдержанная спутница. С прислугой и со мной обе они были холодно-корректны.
– В английском стиле, – улыбнулся я.
– Именно так.
– Не припомните ли какой-нибудь подробности, которая могла бы нам пригодиться?
– Да вроде бы нет… За прошедшие дни все было именно так, как я сказал. – Он помолчал, вспоминая. – Разве что однажды…
Я взглянул на него со вновь пробужденным интересом:
– Да?
Он замялся:
– Едва ли это будет…
– Вы расскажите, а мы решим.
Он раздумывал еще мгновенье и наконец вымолвил:
– Ну, как вы знаете, вечером я играю на рояле в баре…
– И?
– Однажды, когда после ужина там собрались наши постояльцы – и вы в том числе, – одна из этих дам попросила меня сыграть некую определенную мелодию…
– А раньше никогда этого не было?
– В том-то и дело, что это произошло впервые. Потому я и запомнил. Я немного удивился тогда… Дама была оживлена, весела, улыбалась…
– Навеселе? – решил уточнить Фокса.
– Веселая, как я сказал.
– А которая из двух заказала вам?..
– Точно не помню, то ли одна, то ли другая. – Он склонил голову, припоминая. – Впрочем, кажется, это была мисс Эдит Мендер.
– И что же она попросила сыграть?
– «Очарование» Карлоса Риверы. Я сыграл. Дослушав до конца, обе поднялись и удалились.
– А кто, кроме них, был в баре?
– Доктор Карабин… И вот этот господин. – Он показал на Фокса. – Кажется, еще и супруги Клеммер… А еще вы, мадам Фарджалла и синьор Малерба.
Я откинулся в кресле и кивнул, подтверждая. Жерар вновь потеребил узел бабочки.
– Как раз тогда вы все и вышли из ресторана. «Очарование», как я сказал. Потом постепенно начали расходиться, и я перестал играть.
– Вы помните, в каком порядке мы выходили?
– Кажется… – начал вспоминать Жерар. – Кажется, сначала вы и чета Клеммеров, а потом доктор. Возможно, сеньор Фокса покинул салон после них, но раньше синьора Малербы и синьоры Фарджалла.
– Но вы сыграли эту мелодию дважды, – припомнил я.
– Нет, – вмешался, удивившись, Фокса. – Один раз.
– Мистер Бэзил прав, – поправил его Жерар. – Дважды. Синьора Фарджалла попросила исполнить на бис. Но к этому времени в салоне оставалась только она и синьор итальянец.
– Я слышал ее из своего номера. – Я взглянул на Фокса. – А вы нет? Ведь ваш номер напротив моего.
– Не помню. – Он закурил. – Скорее всего, я уже спал.
Ужин вышел печальный и проходил в молчании. Веспер Дандас оставалась в своем номере, куда время от времени к ней наведывалась мадам Ауслендер. «Спит», – докладывала она по возвращении, и все на этом. Обстановка в зале заметно изменилась, потому что у каждого было время поразмыслить. Мы сидели, уткнувшись в тарелки, боясь, что, если бросим взгляд на сотрапезников, это будет выглядеть беспардонно. Никто, разумеется, не переоделся к ужину, потому что это был не фильм Грегори Ла Кавы. Только Жерар блистал своим смокингом, Спирос – белой курткой, а Эвангелия – голубым форменным платьицем с передником. Все остальные предпочли вольный стиль, при галстуке был один я. К светскому общению мы были непригодны. Царило ощущение нереальности всего происходящего, витал дух взаимной подозрительности, так что неуместная шутка Малербы атмосферу не разрядила:
– Надеюсь, суп не отравлен?
Он задал этот вопрос Эвангелии, когда она наполняла ему тарелку, и бедняжка задрожала и стала оглядываться по сторонам, ища поддержки. Шутку не оценили. Супруги Клеммер из-за своего столика обернулись к Малербе, испепеляя его взглядами, и даже Нахат Фарджалла протянула унизанную кольцами руку и с безмолвным упреком дотронулась до его локтя. Я, сидевший рядом, вообще промолчал.
По окончании ужина все мы, один за другим поднимаясь из-за стола, словно по предварительному сговору направились в салон, как будто ожидали такого, о чем никто не говорил вслух. Первыми прошли Клеммеры – прошли и уселись в кресла возле большой застекленной двери в сад. Пако Фокса выбрал себе высокий табурет у маленькой стойки американского бара в углу, а доктор – кресло невдалеке от входа. Примадонна и Малерба заняли диван. Я остался стоять у рояля, заложив руки за спину и сознавая, что все взоры обращены ко мне.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
