Талисман

Юра поборол страх, и, не будучи уверенным в благополучном исходе решения, сел в кресло. Василий надел ему на голову «каску». Она покрыла его лоб, уши и затылок. Открытыми остались только глаза. От металла затылок начал мёрзнуть. Появился размытый запах пластмассы, и медного сплава. Василий надел Юре на руки специальные перчатки, с чёрными грузиками на кончиках пальцев, а на глаза продолговатые очки, которые напоминали нижнюю часть перископа.

– Нормально? Ничего не жмёт? – спросил Василий без тени заботы. Казалось, его волновали больше шлем и перчатки, чем самочувствие парня.

– Нормально. – Ответил Юра, и замер в ожидании. Что сейчас произойдёт? У него снова появилось ощущение, что он зря пришёл. Внутреннее напряжение росло, подобно давлению в опускаемой на дно океана капсуле.

– Приготовься. – Спокойно сказал Василий.

Юра сидел в тишине и темноте. Тянул холод, и слабое щекотливое ощущение на кистях рук. Шаги, затем Юра услышал звук, будто запуск дизельного двигателя. После гудения, темнота пропала. Он оказался в комнате. Немного сбитый с толку, он оглядывался по сторонам, и рассматривал белые кубики плитки на стенах. Он был в мужском туалете, но не совсем обычном. Всё как в тумане. Боковым зрением он видел помехи, какие обычно идут, песчаными пятнами по краю телевизора с кинескопом. Юра вытянул вперёд руку, чтоб посмотреть, как она выглядит. Рука была обычной на вид, только непривычно светлой. Он видел фаланги пальцев, но слишком тусклые. Не было видно волос, и ногтей.

– Эй ты. Брось оружие. – Услышал Юра скрипучий голос. Далёкий голос, будто говорили по мобильному, находясь в грозовом фронте. Голос шёл из туалетной кабинки, впереди по курсу.

Юра поднял взгляд и увидел мужчину. Он держал девушку перед собой, в его руке был пистолет, направленный девушке в висок. Граница между мужчиной и девушкой слабо выделялась помехами. Юра снова посмотрел на свои руки. В левой руке неизвестно откуда появилось оружие. Рефлекторно он направил пистолет на незнакомца.

– Руки вверх. – Сказал Юра. Он сомневался, что незнакомец отпустит девушку, но сказать это стоило, придав устрашающим словам твёрдости с помощью оружия.

Незнакомец не поднял руки, а перевёл дуло своего оружия с виска девушки на Юру, и выстрелил. Яркая вспышка, и Юру передёрнуло в кресле. Он почувствовал, как через его правое плечо пропустили сильный ток, или вогнали спицу.

– Ай. – Вскрикнул парень, и в тот же момент изображение пропало, исчезнув в вихре гаснущего света. Всё вокруг сжалось в точку, и скрылось в дали, под весом чернеющей необъятной массы. Гудение прекратилось, но ещё несколько секунд оставалось в голове. Боль в руке уменьшалась постепенно, примерно так, как выходит газ, выветривающийся из открытой бутылки минералки.

– Всё нормально? – услышал Юра голос Василия, выплывший сквозь его шаги. Через секунду снизу наступил яркий рассвет, внося боль и смятение в ужаснувшиеся глаза парня. Юра моргнул несколько раз, заглаживая острое чувство зуда и слабой боли.

– Да. Вроде. – Сказал Юра и посмотрел на правое плечо, боясь увидеть там рану. Рука ныла, тянущей болью, будто его мышцу вытягивали как нитку из одежды. Но плечо было в порядке. Неприятное ощущение судороги вошло в парня, придав его мыслям угнетённых позывов. Юра не был уверен, что всё в порядке, сомнения переполняли его даже в тот момент, когда он смотрел на руку. Он не видел, что происходит под одеждой, и боялся, что там рана.

– Ты теперь понял, что мы тут делаем? – спросил Василий, одновременно снимая с парня перчатки и шлем. Он делал это с родительским чувством, и Юре стало приятно.

– Это виртуальная реальность? – спросил парень, тряхнув головой. Юра словно вышел после наркоза. Бесформенные тёмные пятна, размашисто мелькали, проявляясь на стенах и потолке.

– Имитация захвата заложника, да?

– Да. И ты провалил её. В реальной жизни ты был бы уже мёртв. Не убит выстрелом, но смертельно ранен. И преступник не оставил бы тебя дожидаться помощи.

– Я чувствовал боль. Так должно быть?

– Да. Твой организм будет всё ощущать, чтоб ты не вёл себя небрежно. Это кресло для имитации оперативных действий схожих с реальными условиями. Программа разработана, специально для комфортного применения, лёгкости и доступности. Я загрузил лёгкую версию, как она тебе?

– Изображение нечёткое. Видны были помехи, и цвета немного нереальные. Человек, с размытым лицом. Я не разобрал его цвета глаз, и не понял его очертаний.

– Я поставил мощность на пятьдесят процентов, чтоб быстрей загрузилось. Один студент будет сдавать экзамен, а вся группа на мониторе смотреть и комментировать его действия. Вот тебе и новейшие технологии, дающие возможность получить реальные навыки, без опасности для человека. Всё довольно просто и эффективно.

– Это как матрица?

– Нет. Это не матрица. Тебя не убьют в этом кресле. В случае твоей виртуальной смерти, программа просто выключается, без вреда для организма.

– Выходит, меня только что убили?

– Нет. Это я её выключил. В следующий раз, у тебя будет преимущество по отношению к остальным студентам. Ты знаешь чего ждать.

– А почему вы её мне показали? – спросил заинтригованно Юра. Василий пожал плечами.

– У вас на следующей неделе первый практический урок. Вы всё это увидите в любом случае. Но только пока что молчи, хорошо? Ты теперь как пробник помады, только в крупных размерах. Я опробовал вашу группу, на твоём примере.

– Постараюсь. Но это конечно классно. – Не скрывая волнения, сказал Юра. Он ощутил себя Колумбом, который поведёт за собой экипаж, состоящий из одногруппников. Всё вокруг показалось ему чудесным, и радостным.

– Пошли, Юра. Я закрою кабинет. – Сказал Василий, вернув его из мира грёз в реальность. Они вышли в коридор, Василий выключил свет в лаборатории, и закрыл дверь. Снова зазвенела связка ключей. Коридор был практически пуст. Лишь несколько запоздалых студентов, шли, не глядя под ноги вдоль коридора, тихо и бессвязно о чём-то шепчась.

– Это затратное приобретение, но оно окупает себя, – со знанием дела сказал Василий, и положил ключи в карман. – Тем более качество изображения ты сам видел. Не идеальное. Для тренировки пойдёт, а если продолжить углубляться в эту сферу, качество можно в дальнейшем улучшить.

– А ещё есть подобные аппараты? – с интересом спросил Юра. Его дергало ощущение высоты птичьего полёта, в намерениях и планах на будущее. Но главное, он мысленно воспевал волшебные руки человека, создавшего эту машину.

– Есть и другие, конечно. Но более дорогие, с лучшим качеством приёма.

Василий стоял, вслушиваясь с тихие угасающие шаги. В коридоре стало пусто.

– До понедельника, Юра. – Василий пожал руку парню, и кивнул. Доброжелательный жест, дающий тёплое и бодрящее чувство взаимного уважения. Затем он ушёл.

– Да свидания. – Сказал Юра, и на прощание посмотрел, как Василий Валентинович ушёл по направлению к своему кабинету.

Вот это да. Скорее бы наступил понедельник.

Юра направился к выходу из здания.

Два человека наблюдали из-за угла корпуса, как Юра выходит из Университета.

– Это он? – спросил низкого роста мужчина.

– Да. Юра Луц. – Ответил человек высокого роста в плаще и тёмных очках. Стереотипный камуфляж, который скрывал лицо, но привлекал к себе внимание бросающимся в глаза стремлением скрыться.

– Кто ещё?

– Вот список. Тут имена и фамилии.

Человек в очках передал дипломат своему собеседнику. В этом таинственном обряде были шпионские черты, придающие мужчинам образы актёров.

– Когда? – спросил невысокий мужчина.

– Как обычно.

– Какая легенда? – снова спросил низкий.

– Что ты прицепился? Все в дипломате. Легенда, дата, нормы и порции, всё описано подробно. – Быстро сказал мужчина в очках. Его тон настойчиво просил оставить остальные вопросы на стадии зародыша.

– Не суетись, – сказал невысокий мужчина, – я должен всё знать.

– Должен всё знать? Тогда иди в университет, там всему учат. – Грубо ответил мужчина в очках и ушёл, не попрощавшись. Он явно был раздражён, и не хотел общаться, испуская злость и ненависть во все стороны, как брызги фонтана.

Невысокий мужчина смотрел, как ушёл Юра, затем повернулся в сторону ушедшего человека в плаще.

– Дал же Бог связного. – Пробубнил он. Переложил дипломат в другую руку, и зашагал через дорогу.

Женя родился в рубашке. Так говорили про него в приюте, в котором он вырос. Так считал акушер, принимавший роды. Ребёнок весом 1,8 кг показался слишком хилым, крохотным, неспособным выжить в этом требовательном мире. Прибавить сюда внутриутробную гипоксию и получается опасная смесь, способная поставить под сомнение жизнь ребёнка.

– Повезло, что он жив, – неопределённо сказал врач своей помощнице, когда вошёл в кабинет и взял сигарету дрожащими руками.

– Он и пяти баллов не набрал по шкале Апгар. – Нервно сказал доктор. Он приспустил повязку на подбородок, выделяя сухой рот с полными губами, снял перчатки и курил, медленно втягивая дым. Он напряжённо сидел в кресле, не касаясь его спинки. В другой руке он держал мобильный, и набирал пальцами сообщение. Это не был первый случай акушера связанный с тяжёлыми родами, но к такому трудно привыкнуть. В кабинете с ним сидела женщина, молча поглядывающая на него с того момента, как он выплюнул несколько слов в адрес новорождённого ребёнка. Женщина была рядом с ним во время родов. Она смотрела, с какой чёрствостью доктор выудил жестокую но объективную фразу из словарного озера своего сознания, и глаза наполнились слезами. Врач, конечно не виноват, так получилось, но дети с гипоксией, если выживут в первые недели после родов, почти всегда способны вырасти полноценными людьми, без каких-либо отклонений. Почему же врачи иногда смотрят на мир так отборно? Почему они не дают надежду, прогнозируя наиболее успешный вариант развития событий? Но эта жестокость всего-навсего трезвая оценка, помогающая реально смотреть на вещи. Жизнь не сказка.

В кабинет постучали и дверь открылась. В образованную щель, через которую попадал свет громадных коридорных ламп, заглядывала женщина. Лицо её мутно выделялось силуэтом овала с кучерявыми волосами, тёмное как ночная гора на фоне ярких ламп. Лицо оглядело кабинет, затем женщина вошла внутрь. Она была одета в бардовый халат, с несколькими прорехами в нижней части, через которые виднелись её худые ноги. Лицо помятое, будто она не спала несколько ночей. Синяки под глазами, и зеленоватый оттенок свисающих щёк, делали её худое тело нестандартным.

– Доктор, ну как мой малыш? – спросила женщина, чья голова перестала вертеться по сторонам, и остановилась на сидящем в кресле акушере. Врач посмотрел на женщину, глубоко затянулся сигаретой, и выпустил серую и конусообразную полоску дыма в сторону.

– Внутриутробная гипоксия, поэтому не могу сказать ничего определённого. Его шансы примерно 50 на 50. Кроме того, он слишком мал весом, мы поместили его в специальный инкубатор.

Врач, старался не смотреть в лицо женщине. Он делал вид, что опечален.

Но я не виноват в этом и оставьте меня в покое, со своими претензиями. – Говорило его безразличное поведение. Он устал давать объяснения каждому пациенту, и отгораживаться от обвинений словами льстивой надежды, которая кроме отчаянной злости не приносит ничего хорошего.

– Насколько это опасно? С ним будет всё в порядке? – переспросила молодая мать, и правый глаз приоткрылся немного больше, чем левый. Она молчала, обдумывая услышанное, словно эти слова, медленно вливались через уши, и обжигали сознание своим колким смыслом. – Сигареткой угостите?

Доктор достал из нагрудного кармана пачку сигарет и неловко протянул девушке одну, затем дал ей прикурить. Молодая мать глубоко затянулась, топя чувство беспокойства в эйфорийном море табачного удовольствия. Она устало посмотрела на врача, перевела взгляд на женщину, сидящую напротив, будто оценивая её на наличие опасности. Или же, что более верно, на наличие колкого языка, способного перенести несколько слов по всей больнице и размножить, со скоростью полевой мыши. Молодая мать выглядела взволнованной, и не слишком подавляла это чувство, не считая его важным. Она не была убитой горем, скорее просто переживала. Худая, как египетская мумия, она держала подол халата одной рукой, в пальцах другой у неё была сигарета. От неё разило перегаром, даже сейчас, спустя шесть часов после родов. На вид молодой матери можно дать не больше двадцати. Поведением своим она показывала удивление, будто ей только что сообщили, что она выиграла конкурс талантов, не участвуя в нём.

– У него мало шансов выжить? – спросила молодая мать, и снова затянулась сигаретой, давая возможность подумать. Она что-то решала. Возможно, она обсуждала сама с собой, как лучше решить проблему ребёнка с малого возраста, пока она не переросла из ростка в дерево. Ведь в детстве недуги заглаживают легче. Возможно, решала как отблагодарить врача, а может хотела узнать совет.

– Я думаю, всё будет в порядке. Его шансы довольно неплохи. Необходимо время, чтоб он немного побыл в инкубаторе. Его иммунная система слаба, и за ним необходим уход. После двух недель, можно будет не беспокоиться. Поймите, такие симптомы довольно опасны…

– Тогда оставьте его себе. – Неожиданно сказала молодая мать.

Эти слова, будто некий механизм, отключили последние лучи света, исходившие от её тусклой, отталкивающей особы, и оставили лишь черноту в её душе и безразличие в глазах. Акушер замолчал, глядя на неё с приоткрытым ртом, то же сделала и женщина, сидящая напротив него. По резкости заявления, стало понятно, что мать давно приняла это решение, и просто ждала повода, чтоб сказать эти грубые, рвущие душу слова.

Она оформила отказ от ребёнка, который мог не выжить по прогнозам врачей, который мог не выжить, если бы остался с матерью, а она пила, и никогда в своей жизни не работала. Ребёнок мог не выжить, но он выжил, и развивался нормально. Этот самый акушер, сказавший молодой матери душераздирающие слова, однажды проходя мимо общей детской палаты, остановился на секунду и поглядел на малыша, которого назвали Женей. Он пробежал глазами по залу, где спали дети, и снова остановился на Жене.

– Да, – сказал он, неизвестно кому, будто считая, что с ним непременно кто-то ходит и слушает внимательно все его мысли.

– Этот парень родился в рубашке.

Десять лет спустя Женя впервые серьёзно подрался. Примерно в тот же период он начал увлекаться стихами. Была ли связь между этими событиями нельзя сказать определённо, но Женя считал, что была. И дракой доказывал, что человек читающий, и любящий стихи может дать сдачи. Своими кулаками он разбивал стереотип выражения «зубрила». Ему нравились стихи разного рода. Он считал, что простые стихи, как у Пушкина, читать легко, а значит и писать их легко. Дилетантское мнение, которое частично подкреплялось объективной оценкой. Внутри у Жени горела гнетущая и откровенно грязная мысль, сжигающая самооценку многих начинающих поэтов. То, что легко и быстро можно написать, не будет интересно читать. Иногда бывает и такое, но не из-за лёгкости написанного. Написать стих можно, и не думая над ним недели, главное подходящая обстановка, способствующая росту творческого корня. Воздух, настроение, бодрость и веселье, сосредоточенное внимание. Для каждого рецепт свой. У Жени не было особого рецепта, но стихи он писал быстро. Иногда прямо на работе. Лёгкие стихи поддаются быстрому восприятию, словно сигналы светофора. Женя больше любил грубость и злость (возможно из-за трудного детства). В стихах это можно было выразить, вставляя трудные слова, и редкую рифму. Женя любил читать тяжёлые стихи, это было, будто трёшься животом о подводные камни, когда плывёшь. В них становиться заметно усилие, которое затратил автор, частичка его жизни, что он вложил в буквенную ячейку.

Женя так и не узнал, кем и кто были его родители, но всегда мечтал с ними встретиться. Один из своих стихов даже посвятил матери. Все наброски он держал в закрытой для окружающих глаз тетради, и носил её с собой, куда бы ни переезжал. Лишь иногда он давал почитать кое-что из записей своему знакомому, но только тому, кто уважал его хобби.

Прошло восемнадцать лет, с того момента, как Женя первый раз открыл глаза. Эти годы тяжело пережил одинокий парень без семьи и друзей. Но вопреки многим мнениям (и мнению родной матери) он нашёл работу, и жильё. На жизнь ему хватало, а в перспективе темнота, о которой он старался не думать. Эта размытая линия внушала апатию в ранимую душу Жени, и он подбрасывал целеустремлённые мысли к небесным высям с помощью творческих попыток писать стихи.

Женя сидел в салоне по продаже телефонов. Это не та работа, которая ему по душе, но возможно ли вообще найти такую? Красная жилетка, на груди бейджик с его именем, но внешность слишком вольная для подобного работника. Сегодня клиентов на телефоны было мало, и он ничего не продал. Женя оглядел пустое маленькое помещение с прилавками, и сел на стул. Вдоль стен стояли ультрамодные застеклённые шкафы, с мобильными телефонами различных моделей. Женя посмотрел на себя в зеркало, висевшее на стене, и с упавшим настроением вдумался в свою жизнь. В ухе висит серьга, в виде крестика, в носу пирсинг. Тёмные волосы зачёсаны назад. В глазах тревога, на щеках усталость. Женя достал свою помятую тетрадь, на которой делал пометки в свободное время, и перечитал последнюю строку.

Рифма немного прощупывалась, но слова натянуты, будто речи в спектакле. Он прочитал ещё раз свои наброски, и сморщился. Немного пошло. Лёгкие стихи, за которые его будут называть строчилой. Но пошлый или грубый стих, это то, к чему Женя стремился. Обычно его стихи звучат смело, громко, словно звуки небесного инструмента, идущие через створки души. А нынче вышла просто пародия.

Женя закрыл свою тетрадь, и начал обдумывать, что можно было изменить в сюжете своего стихотворения. Парень с девушкой не говорят подобными словами. А может, всё же иногда говорят? Женя не знал толком, практики не хватало. Но фантазия была крепка, как толстый гвоздь.

Дверь в магазин открылась, вошёл посетитель, оглашая помещение звоном колокольчика, висящего над входом. Женя резво отложил тетрадь в сторону, и встал со стула. В помещение вошла девушка. Сейчас она стояла спиной к нему, и разглядывала телефоны фирмы «Nokia». Женя вышел из-за прилавка и ждал, пока девушка повернётся. Она глянула на парня, резко сделав поворот, и Женя неожиданно остолбенел, приметив в лице что-то слишком хорошо знакомое.