Иуда
– Тебе не холодно?
Спрашиваю и делаю шаг к ней. Пятится невольно назад и прижимается спиной к зеркальной стене.
– Нет… – отвечает и старается держаться подальше, но я ей не даю и придвигаюсь еще ближе. Теперь ее ох*енный запах забивается в ноздри еще сильнее.
– Мне не холодно! – говорит уже взволнованно и смотрит на меня слегка расширенными глазами. Кажется, девочка начинает меня бояться. А это неправильная эмоция.
– Лгать некрасиво…Диана.
Мне нравится ее имя. Оно ей подходит.
– Если держаться ближе к друг другу, можно легко согреться.
Я нависаю над ней, упираясь обеими руками в стену, и вижу, как она судорожно глотает слюну. Выдыхает очень горячо, и там, где ее выдох дотрагивается до моей кожи, становится горячо, как после ожога. Б*ядь. Что за идиотская реакция. Никогда таких не было. Что в ней изначально шибануло меня по мозгам?
– Мне не холодно…ты бы не мог отодвинуться от меня подальше?
Лифт почему-то дернулся, я невольно подхватил ее под талию, а она уперлась руками мне в грудь и тут же убрала руки, словно прикосновение ко мне ее дико испугало.
– Отпусти! – требовательно и даже в какой-то панике.
– Не бойся, я тебя не собираюсь насиловать!
– Я уже сказала, что я тебя не боюсь.
Боится. Еще как боится. Вот почему мне никогда не нравились целки. Вот это их ошизение, ужас. Но…б*ядь. Почему-то сейчас меня эта мысль не разозлила, а…что ли, вызвала удовлетворение. Чтобы я сейчас не сделал…у нее это будет впервые. Есть в этом нечто невероятно ох*енное. Ее близость распаляет, и я чувствую, как мой «дружок» в штанах крепчает. «Угомонись, тебе сегодня не обломится. Упал-успокоился!» мысленно говорю с членом, но он на меня явно забил. Ему нравится запах ее дыхания, легкая дрожь нежного тела и да, б*ядь, ее невинные огромные глаза.
А еще говорят, глаза не возбуждают, только голые сиськи, письки и жопа. Ни хера. Секс живет в глазах. Внутри, в голове. Он начинается во взгляде, и, если вас хотят, нет ничего более возбуждающего, чем взгляд девушки, когда она течет от вас. Только по взгляду я могу точно понять, насколько у нее влажно между ног.
Я не убрал руки, а она вся замерла и смотрит на меня, не шевелится.
– Ты, психолог, не трясись. Я просто обниму и согрею.
– Не надо.
Звучит очень неуверенно и потерянно. А меня как кипятком окатывает. Все мысли уже давно в штанах, пульсируют в налившихся яйцах и распирающем трусы члене. У меня встал на эту хромую малышку. Вот так просто. Без единого прикосновения. Только от запаха и взгляда. И это п*здец. Потому что меня начинает вести от похоти. И я вдруг понимаю, отчего меня настолько вставило. ЕЕ правильность. Ее скромность, как у сраной послушницы монастыря. От нее за версту несет святостью, и мой внутренний дьявол хочет разорвать эту чистоту.
Плевать на ее сопротивление. Я хочу до нее дотронуться, чтобы нас обоих так не трясло.
– Я просто обниму тебя, и все. Я не кусаюсь. Правда.
Резко привлек к себе и крепко обнял, прижимая к груди. Какое-то время она упирается руками мне в грудь, дергается, пытается вырваться, но когда чувствует, что я больше ничего не делаю, постепенно успокаивается. Стоим. Молча. Мои руки полностью обхватили ее тело, и ее шелковистые волосы щекочут мне запястья, потому что мои ладони сжимают ее спину. Я ее поглаживаю и растираю.
– Теплее? – спрашиваю очень тихо и чувствую, как она кивает. Распахиваю кардиган и обнимаю ее так, чтобы спрятать под теплой тканью.
Больше часа стоим вот так. Она успокоилась…насколько это возможно. Она да, а я, на хер, нет. Ее нежная беспомощность прет меня все больше. Прям распирает. Сука, спаситель. И это только начало.
– Когда у тебя началось с наркотиками? – тихо спросила, а я дурею, ощущая, как ее щека касается моей груди. В том месте жжет так, что кожа сейчас, кажется, вспыхнет.
– Давно.
– Не хочешь говорить о себе, да?
– Психолог, давай сеансы будем проводить у тебя в кабинете.
Замолчала, а я не удержался и тронул ее волосы. Они у нее очень шелковистые, волнистые и ощущать их под пальцами – редчайшее удовольствие. Мне вдруг пришло в голову, что обычно я знакомился с телками после того, как хорошенько отодрал их и надавал в рот. Иногда они, измазанные моей спермой, говорили, как их зовут. Выходил и тут же забывал. А ее имя на языке вертится, и хочется сказать его вслух. Она немного напряжена, и я понимаю, что вот так стоять ей, возможно, непривычно, а еще черт его знает почему она хромая. И можно ли ей долго находиться в вертикальном положении. Надо ее усадить, и контакт будет теснее.
– Психолог, я сейчас сяду на пол, а ты ко мне на колени. Окей?
Отрицательно качает головой. Конечно, такие хер согласятся, чтоб на них даже просто дунули. Что за херня у тебя творится в голове, малышка? Не любишь себя, да? Будем это исправлять…обещаю.
Уселся на пол, облокачиваясь о стену кабинки, и ее вниз дернул так, что она почти упала на меня. От удивления охнула.
– Не надо. Я не хочу сидеть!
– Я тоже не хочу, но стоять до утра столько часов идиотская затея. Тем более на полу сижу я. А ты посидишь на мне. Я ж тебя не трахаться приглашаю.
Вспыхнула. Даже в полумраке знаю, что ее щеки зарделись и горят. Я бы многое отдал, чтобы увидеть, как они зарделись. Усадил к себе на колени, она сопротивляется, сдвигается куда-то вниз, а я намеренно приподнимаю и сажаю выше. Мой член упирается четко ей в ягодицы. Она чувствует и подрывается, но я твердо усаживаю обратно.
– Ты…
– Что? Называй вещи своими именами. Ты же у нас доктор.
– Я не доктор! – воскликнула и попыталась отодвинуться от моей эрекции. Я точно знаю, что она вся красная, я даже слышу, как тяжело она дышит. Б*ядь, когда я буду ее ласкать, я хочу слышать, как эта святоша кричит. И я заставлю ее не то что кричать. Она у меня плакать будет и кончать.
– Мне нравится называть тебя доктором, Диана. И да, у меня стоит на тебя. Это нормально, я мужчина, а ты красивая женщина, и ты сидишь на мне.
– Нет!
– Что нет? Ты не считаешь себя красивой, Диана?
Произнес ее имя и сжал талию обеими руками. Какая она тонкая, могу полностью обхватить ладонями. Последний раз такая талия была у телки, которая решила сделать из себя подобие Барби и удалила несколько пар ребер. Было ощущение, что я е*у трансформер.
Молчит. Где-то очень далеко скребутся какие-то б*ядские угрызения совести, но я шлю их на хер. Нет во мне благородства, и пожалеть слабого я не умею. С детства не приучен. Потому что жалость – это ублюдочное чувство.
– Не держи меня так. Я закричу.
– Как – так?
Спросил прямо на ушко, так, чтоб мое дыхание щекотало мочку. А еще совершенно игнорируя угрозу.
– Просто отпусти.
– Я не держу…
С придыханием, не сжимая, а поглаживая ее талию. Немного руки вверх и сожму маленькие грудки. От одной мысли об этом, член чуть не разорвало.
– Но могу держать! Вот так!
Сдавил за ребра и придвинул к себе так, что она упала мне на грудь. От неожиданности Диана всхлипнула. В голове вспыхивают картинки с тем, как она могла бы всхлипнуть, когда мой язык лизнет ее сосок. Они у нее, наверное, маленькие, розовые, как и мочки ушей. Ощущаю ее грудь. Она упругая, твердая, как у совсем молоденьких девочек. Сука, увижу и кончу. Именно такое ощущение. Мне оно не нравится. Я всегда прекрасно контролирую свое тело. Спускаю только тогда, когда сам себе разрешаю. Все под совершеннейшим моим контролем. А сейчас нет контроля. Я его теряю. Мне кажется, он ускользает к ней в руки.
– Не надо. Ты обещал…
Очень жалобно…но я уже ощущаю ее дрожь, ощущаю совершенно безошибочно всем своим нутром. Свободина поплыла. Она клюнула, и у нее не было ни малейшего шанса не клюнуть. От этой мысли меня самого рвет в куски.
– Что обещал? Что не изнасилую тебя? Так я вроде не на тебе, и мой член в штанах.
– Прекрати! – вскрикнула и принялась снова меня отталкивать, но я сломал сопротивление и прижал к себе снова.
– Что прекратить? Обнимать тебя?
– Да! – выпалила, и я усмехнулся. – И говорить вот это все!
– Я – парень, а ты – девушка. Что в этом противоестественного?
– Просто прекрати. Мне это не интересно, понял?
– Неправда…, – шепчу ей на ухо, – интересно. Я чувствую тебя, понимаешь? Зачем обманываешь? Кто научил тебя лгать, маленький доктор?
– Я не лгу! Дима…
Она произнесла мое имя, и меня пи*дануло током. Так конкретно, что искры из глаз посыпались. Сукаааа. Мое имя не произносили несколько лет. Не помню, когда в последний раз его слышал. Но именно ее голосом оно прозвучало так ох*енно, что у меня мурашки рассыпались по всему телу. Я бы хотел, чтобы она выкрикнула мое имя, когда я войду в нее.
– Скажи мое имя еще раз…
Осеклась, упирается мне в грудь, чтобы наш контакт не был таким тесным. Все. Пора отпускать, а не то я, и правда, наброшусь на нее. А это совсем не то, что мне сейчас нужно. А она вдруг перестает упираться, и у меня инстинктивно выходит расплющить ее о себя. И губы утыкаются ей в висок. Ощущаю под ними ее волосы, и запах Свободиной сильнее врубает меня по всем рецепторам, сводя с ума до такой степени, что я сам готов застонать. Что это за херня происходит? С чем это связано? Почему меня так нереально плющит? Веду носом по ее виску, щеке, опускаясь ниже к шейке, прикрытой воротником гольфа. У нее очень нежная кожа, как у ребенка. Мне до адской дрожи хочется провести языком и попробовать на вкус. Она вдруг резко поднимает голову, и я встречаюсь с ее ошалевшим взглядом. Нас обоих простреливает. Я чувствую эту дрожь в унисон с моей. Даже дыхание звучит вместе рвано. И я читаю ее взгляд…потому что умею их читать. Пора выходить отсюда. Нажимаю кнопку у себя в кармане, включая сотовый. Сейчас я отправлю сигнал СОС на сотовый знакомого, и свет врубится. А дальше на второй раунд, маленький психолог. Мы только начали играть.
Глава 4
Вы когда-нибудь видели, как падает под откос поезд? Как состав начинает набирать скорость и катиться вниз все быстрее и быстрее, а потом срывается с рельс и летит в пропасть, чтобы погрести под железными обломками все живое внутри себя, сплавить в одно целое? Он видел. Его собственная жизнь была похожа на этот поезд. Она так же набирала скорость, а потом полетела вниз в черную бездну.
© Ульяна Соболева. Подонок
– Ты куда?
– Провожаю тебя.
– Не нужно. У меня нет топографического кретинизма, и я помню, где оставила свою машину.
Она очаровательно хромает, а я плетусь следом за ней. На ветру ее волосы развеваются и кажутся красивым светлым пшеничным облаком. И я все еще помню, как это облако пахнет. Она останавливается возле своей машины, достает ключи. Пока ищет их, зажимает щекой сотовый, который все же нашелся в недрах ее сумочки. Мне видно изгиб ее шеи, и я понимаю, что мне адски хочется облизать нежную кожу у мочки ушка, и когда я буду ее трахать, я сожму эту шейку одной ладонью и слегка придушу, чтоб ее оргазм был феерическим.
Открыла машину, пока я стою у своего байка и наблюдаю за ней. Кидает сумочку на второе сиденье. Садится за руль своей «тойоты камри». И опа…сюрприз – она не заводится. Пытается несколько раз. В отчаянии бьет кулачками по рулю.
А это второй раунд. И она его уже тоже проиграла. Ее сотовый сдох, «мой тоже». Так что такси она не вызовет.
Подхожу к ее тачке.
– Эй, психолог, помощь нужна?
– Нет…то есть, да. Представь себе, снова да. Кто-то сделал мою куклу вуду и явно забавляется с ней с самого утра.
– Открой капот.
Она щелкнула внизу рычажком, и я открыл капот, с деловым видом залез под него. Я-то знаю, что там происходит. И что она не заведется. Сам лично позаботился об этом. Кое-какие проводки разорвал.
– Черт его знает, что тут. Явно проблема с электрикой. Давай довезу домой.
– Нет!
Слишком резко и отчаянно. Хватает бутылку с водой и отпивает ее. Капли воды катятся по ее подбородку, и я понимаю, что ужасно хочу, чтобы вместо бутылки были мои губы или мой член. Сам не знаю, что со мной происходит. Никогда такой х*йни не было. Димон, это ты ее соблазняешь, а не она тебя. Это хромая Свободина. Дочка гребаного, е*учего Свободина, который оставил тебя без дома и без матери. Так что собери яйца в кулак и давай. Тебе ее трахнуть надо, а не любоваться капельками на ее подбородке. Трахнуть и кинуть. Просто как очередную шлюшку. Только эта девочка не шлюшка. Она чистая. Она кристальная, как эта капелька на ее остреньком подбородке, и черт меня раздери, если именно это не сводит сейчас с ума.
– То есть ты хочешь пешочком домой? Живешь за углом?
Домой ей пешком пару часов, а с ее проблемой и того дольше, если вообще сможет.
– Издеваешься?
– Нет. Предложил подвезти. Помочь хочу.
– Ты всегда такой добрый, или мне повезло?
– Тебе повезло. Так да или нет? Мне тоже здесь торчать не хочется.
– Хорошо, поехали.
Конечно, хорошо.
– Куртку надень.
– Я… я без куртки. В машине тепло. Я обычно печку включаю. Куртку не взяла.
Снимаю кардиган и накидываю ей на плечи. Он на нее ужасно большой, и она в нем буквально утонула. А мне почему-то кажется, что это дико сексуально, и я хотел бы увидеть ее голую в своем кардигане. Сука, на моем байке верхом. Точнее, я на байке, она сверху, и мы адски трахаемся и орем от кайфа.
– Поехали.
Заскакиваю на байк, она осторожно садится сзади, отодвигается как можно дальше. Смеюсь. Явно впервые села на мот.
– Придвинься ближе и держись.
По бокам от себя вижу ее коленки, юбку пришлось задрать, и от одной мысли о том, что она касается промежностью моей задницы, обжигает мошонку. Я готов поспорить, что на ней белые трусики. Робко держит за бока, я хватаю ее руки и кладу себе на грудь, буквально распластав ее по своей спине.
– Кажется, мы уже определились, что я не собираюсь тебя насиловать.
Рыкнул на нее и с ревом сорвал мот с места. Ощутил, как от испуга она впечаталась мне в спину, сжала мое тело, и от касания маленьких рук адреналин зашкалил с адской силой.
– Куда едем? – спросил, перекрикивая ветер.
– Антоновская, двадцать два.
– За Ривер Парком?
– Даааа.
– Крутой район!
Она ничего не ответила. Мчимся, а мне до безумия нравится чувствовать ее всем телом. Что там говорила Маман – трахнуть в первый же день. С ней не выйдет. Нужно поработать. Будет совсем непросто.
К дому доехали довольно быстро.
– Тормозни за углом. – крикнула она, и я резко остановился. Золотая девочка не хочет, чтоб ее увидали на байке с таким, как я. Слезла с байка, я следом. Снимает кардиган и протягивает мне.
– Спасибо…
Дернул за руку к себе.
– Не нравлюсь? – спросил нагло, приближая свое лицо к ее лицу.
– Что? – словно не поняла мой вопрос.
– Я тебе не нравлюсь, да, принцесса?
Молчит, только мягко прикрывает глаза своими длиннющими ресницами и снова открывает. В ее глазах удивление, они слегка блестят в свете фонарей, с неба срываются первые капли дождя.
Я перехватываю ее руки вместе со своим кардиганом и притягиваю девчонку к себе еще ближе. В воздухе начинает трещать электричество, от статики по коже ползут мурашки. Сука….никогда и ни на кого так не реагировал. Пробирает до костей.
– Ну так как? Не нравлюсь?
– Нет…, – отвечает тихо и очень неуверенно.
– Снова врешь, да?
– Нет…
Меня ведет от ее близости и запаха, от капель дождя на ее ресницах.
– Я хочу поцеловать тебя, психолог.
– Ннннет…
Звучит снова очень неуверенно, и я ее не целую. Я наклоняюсь к ее губам – в наномиллиметрах от них. Так, что чувствую, какие они горячие. Наш кипяток сливается в невидимую магму. Я склоняюсь так, будто сейчас поцелую ее. Мои губы приоткрываются. Я то приближаюсь, то отдаляюсь. Вот-вот коснусь. Ее рот приоткрылся, глаза полупьяные. Она готова. Она хочет, чтоб поцеловал. Я знаю. Я ощущаю всем своим телом. Тут же назад хриплым выдохом.
– Иди домой, психолог. Спокойной ночи.
***
Я никогда не знала и не понимала, что значит удар током. Было смешно, когда кто-то говорит об этом в ракурсе отношений с мужчинами.
Меня не било током. Ни разу за все девятнадцать лет, ни разу до сегодняшнего вечера. Пока не увидела его там. В плохо освещенной аудитории. Вошел, и все. Вот он, этот удар. По позвоночнику искрами, острыми шипами куда-то слева.
Там, кажется, живет сердце у людей.
Я посмотрела на него и…уже не смогла отвести взгляд. Заставила себя. Как будто меня физически что-то удерживало. Как будто какая-то невидимая сила, как огромный магнит с сильнейшим полем воздействия. И по всему телу прошла короткая волна дрожи.
Он идет какой-то невероятной пружинистой походкой. Как хищник, вальяжно и чинно. И у меня непониманием в голове «что он здесь делает?». Ты ведь не с ними, ты не такой, как они. Я их знаю и чувствую, а тебя нет. Ты не из этого мира.
Дима. Он сказал, что его зовут Дима. Самое обычное имя. Конечно, я слыхала его миллионы раз, конечно, никогда раньше мне не приходило в голову произнести его про себя еще и еще. А сейчас произношу. Уже несколько часов прошло после нашей встречи. Я не знаю, увижу ли его снова, и произношу его имя.
А там, при первом взгляде и при его первых словах в пропасть провалилась.
Я, как обычно, игнорирую. Спокойна, равнодушна. Эта тактика всегда работает. Ни капли раздражения, злости. Потому что злость заводит, она заставляет подумать, что внутри тебя родился страх, а хищники чуют его за версту. Так же, как такие девочки, как я, чуют очень плохих мальчиков. Нет, не отчаявшихся наркоманов, не заблудших и умирающих от одиночества подростков, которые рассказывают мне о своей жизни. А по-настоящему плохих…и нет в них ни в чем раскаяния. Не знаю, что он делает здесь среди этих ребят, но ему не место в этой группе.
И в моей жизни не место, а мне кажется, что он ее разодрал и втиснулся, ворвался в нее нагло. Это не вспышка. Нет. Это ядерное бесконечное освещение с дикой радиацией, впитывающейся в мои нервы.
А еще он почему-то все свое внимание обратил на меня. Нет, мне не лестно. Я знаю, что он разочаруется и очень скоро. Поэтому я разочарована еще задолго до него. Я никогда не отвечу на этот флирт, я никогда не стану строить глазки. Зачем? Как только пройдусь, весь азарт исчезнет, и герой-любовник сольется. Так бывало даже с теми, с кем я знакомилась по интернету и даже говорила о своем недостатке. ДА! Недостатке! И не надо мне говорить об особенности, изюминке и остальной подобной хрени, которую так любят втирать те, на кого я учусь.
Не изюминка это и не особенность. Это то, чего нет у других, это то, что всегда оттолкнет, рассмешит, обратит на себя нездоровое внимание, и в нашей стране пока не научились относиться толерантно и никогда не научатся. А я к этому привыкла.
Я хромая. У меня одна нога короче другой. Намного короче. Это не исправит ничего, даже самая дорогая ортопедическая обувь, ни один врач даже при нашем уровне медицины. С атрофией нервных окончаний не в силах бороться никто. Не зря говорят «нервные клетки не восстанавливаются».
Когда иду к двери, почти злорадно усмехаюсь. Потому что точно знаю – он смотрит. Что? Все? Сдулся? А теперь давай иди на хер, парень. Беги на хер. Ты ведь сделаешь именно это.
И…впервые ошибаюсь, потому что он идет за мной. В лифт. В проклятый лифт, который застревает на черт знает каком этаже, без света… рядом с ним.
А потом начинается сюр. Это осознание, что я знаю человека всего лишь час. ЧАС! Но внутри нарастает ощущение, что знала всю жизнь, и мне оно не нравится, меня оно пугает до паники, заставляет покрыться мелкими мурашками.
Когда его красивое, можно сказать, идеальное лицо приближается к моему, я уже не умею дышать и моргать. Потому что никогда не видела таких красивых лиц. Он похож на актера, на Элвиса Пресли. За исключением волос. Они короткие и модно пострижены. Почти под ноль по бокам и с длинноватой челкой, падающей на гладкий красивый лоб. У него невероятные голубые глаза, невероятные ресницы, ровный нос и настолько красивые губы, что от них кружится голова.
Мы так близко, что я чувствую его дыхание. Мне пахнет никотином, пахнет его парфюмом и мужским терпким запахом, от которого подгибаются колени.
Что происходит с моим сердцем, я не знаю. Оно больше не сердце. Оно бьется так сильно, словно внутри меня колокола, и они гремят набатом. Я хочу, чтобы это прекратилось. Я хочу перестать так дрожать.
И это выражение его лица. Никогда раньше такого не видела. Он напоминает мне голодного зверя. И добыча, к которой он испытывает голод – это я. Со мной такого никогда не было. Мужчины на меня ТАК не смотрели. Освещение в лифте тусклое, и мне видно, как сверкают его глаза, как они сосредоточены на мне. Он же видел…он знает. Почему он смотрит так, будто не заметил. Что с ним не так?
Дышит часто, громко. Как будто мы пробежались вместе, потому что я тоже дышу беспокойно, и мне становится страшно…Страшно, что он набросится на меня, и еще страшнее, что я не смогу его остановить. Хуже. Я не захочу его остановить.
Божееее! Он ведь, и правда, ничего со мной не делает. И с ним рядом не просто тепло, а горячо, и меня всю обдает жаром. Господи, неужели я позволяю ему себя обнимать. Что скажет папа? Если бы он знал, что меня вот так кто-то трогал.
Я понимаю, что я в опасности, что сейчас происходит нечто порочное, и словно сам Сатана искушает меня. Слышу, как потрескивает вокруг воздух. Я реально это слышу, и удар током уже совсем ни о чем. Я совершенно подключена к нему, вся, полностью. Меня этим током уже пронизывает насквозь. Я сама и есть ток.
Ко мне еще вот так не прикасались, я не сидела на коленях у мужчины, меня не трогали, мои волосы не вдыхали и…меня даже не целовали. Когда вы ходите, как утка, без одной ноги, никто не испытывает желания восхититься вашими глазами или глубоким и богатым внутренним миром.
В школе меня называли Хромая. Никто даже не помнил моего имени. Да, это была частная, крутая школа, где учились дети власть имущих. Надо мной не издевались, но и не торопились общаться, заводить дружбу и приглашать куда-то. Чуть позже в старших классах меня начали называть Хромая святоша. Все знали о религиозности моей матери и о том, что отец отстроил все церкви в нашем городе. А по воскресеньям я хожу на службу. Это вызывало смех. Кто в наше время ходит в церковь.
Пока ехала с ним сзади на моте, чувствуя всем своим телом мощную спину, прижимаясь ладонями к его груди, мне казалось, что я и не я вовсе. Что мы оба в виртуальной реальности. Не в этой. Со мной ведь такого не может происходить. Я – Свободина, хромоножка. Дочка мэра. Тихоня, святоша.
Я не могу вот так сжимать ладонями мужской торс и прижиматься щекой к спине. Мои бедра касаются его ног, юбка неприлично задралась, и видны колени.
Сейчас я проснусь. Мне все это снится. Это не я…
Наклоняется ко мне, и сейчас произойдет прикосновение. Ведь я знаю, что он хочет сделать. Я знаю, и сама не могу удержаться и смотрю на его невероятные губы, смотрю на его глаза и снова на манящий и приоткрытый рот. Меня никогда не целовали…святоша не знает, что такое поцелуи, святоша вообще ничего не знает и… как же это ужасно, но она хочет, чтоб ее поцеловали. Впервые. Этот Элвис Пресли по имени Дима. От которого пахнет ветром, пороком и искушением. От него пахнет самим дьяволом.
Глава 5
В нем была какая-то зверская, примитивная привлекательность. Хищная, ядовито-сексуальная, вызывающая, харизматичная внешность. Торчащие в вечном беспорядке черные волосы, толстые брови, раскосые глаза, высокие, широкие скулы и большой, чувственный рот.
У него красивое тело. Юное, мужественное, поджарое. С стальными мышцами, выделяющимся прессом. Почти безволосая грудь и тонкая полоска от пупка под широкий кожаный ремень, чуть ниже под ширинкой внушительная выпуклость.
И взгляд. Волчий, дикий, необузданный. Пробирает до костей. Когда руками своими сгреб меня, сдавил, выдыхая мне в лицо. По всему телу дрожь прошла. И, нет, не отвращения. А незнакомая, будоражащая, огненная волна зацепила соски, скатилась к низу живота и разлилась истомой в промежности. От неожиданности я оторопела. Мне захотелось его ударить, сделать ему больно. Чтобы отрезветь… я ведь не могу к этому мальчишке вот так. Не могу ощущать…возбуждение? Он противен, он ненавистен …он…
(с) Ульяна Соболева. Подонок
Кап. Кап. Кап. Капает вода где-то далеко в кране. Я иду медленно на этот звук. Мне почему-то очень страшно. У меня одна нога стучит гипсом, зубы тоже стучат.
– Лена!
Не громко, но довольно слышно, и мой голос разносится эхом по огромному пустому дому. Где-то мяукнула наша кошка и прыгнула за тумбочку. Я успела увидеть пушистый хвост Рыськи. Странно. Не встретила меня, а наоборот, чего-то испугалась и сбежала.