– А как Николай Дмитриевич?
Понимая, что это единственный шанс выяснить что-то о самочувствии близкого человека, ради мамы я поступилась своей гордостью, хотя знала, что на меня выльется новый ушат грязи и оскорблений.
– Не твоего ума дела, – процедил Максим.
Что ж, другого я не ожидала. Но, полагаю, в случае кончины отца Максим явно не шатался бы на окраине города, охотясь за его любовницей. С другой стороны, не хочет ли он отомстить ей и прикопать где-нибудь по-тихому?
А я как раз удалялась от оживленных мест, предоставляя ему самую лучшую возможность скрыть преступление. Снова захотелось рвануть в кусты, но я вдруг осознала, что убегать бесполезно. Он всё равно догонит.
Прищурившись, я оглядела человека, так похожего на Николая Дмитриевича. Дорого одетый, статный красавец-брюнет с пронзительными голубыми глазами, мужественный, широкоплечий, пышущий энергией и агрессией. Кто я такая, чтобы ему противостоять?
– Что вам… тебе нужно от меня?
– Наконец-то, – вздохнул Максим, скрещивая на груди руки. – Наконец-то ты проявила благоразумие. Есть деловое предложение.
– Дел… ло… в-вое? – заикаясь, пролепетала я, уставившись на вмиг успокоившегося Максима. Хотя его спокойствие не казалось умиротворяющим, скорее, он напоминал хищника в засаде, притаившегося перед смертоносным прыжком.
– Да, и контракт составим. Только давай обсудим подробности в нормальном месте? Не здесь.
Пренебрежительно скривившись, Максим засунул руки в карманы строгого пальто и поежился. Наверное, мы представляли странную картину. Стоим на обочине дороги в кустах на морозе, вместо того чтобы сидеть в теплом салоне авто.
Вот только я не собиралась сдаваться. Мне претило идти на поводу у этого богатого хлыща, возомнившего себя пупом земли. Да что он мне может предложить? Какую я представляю ценность для него? Разумом я понимала, что сейчас появилась возможность выполнить мамину просьбу.
Всего-то и надо, что согласиться и сесть в машину, выслушать Максима, а там – как получится. Он сам пришел ко мне, не понадобилось даже искать. Но я почему-то упорно сопротивлялась, цепляясь за нечто непонятное и эфемерное. Может, за свою глупую гордость? За свои принципы?
Сесть ночью в машину к незнакомцу, да еще и с явно не благими намерениями? Не проще ли сразу на панель? Обхватив себя руками, я нервно кусала нижнюю губу, обветренную морозом. И наверняка совершенно асексуальную.
А вдруг и правда деловое предложение? Кому я нужна для чего-то иного? Неопытная скучная девственница в сером балахонистом пальто. Хотя Максим считает меня роковой обольстительницей… Запутавшись в своих мыслях, смело взглянула на стоящего передо мной мужчину.
– Нет, поговорим здесь, – упрямо заявила я, уж слишком опасным казался мне Максим.
– Что за бред? – ощутимо разозлился он, передернув плечами. – Хочешь замерзнуть насмерть? Лично мне надоело стоять на холоде. А ты почти превратилась в ледышку.
– А тебе-то что? – огрызнулась я в ответ. – Езжай, куда ехал.
– Короче, по-хорошему ты не хочешь, – заключил Максим, и мне показалось, что я услышала скрип зубов. Инстинктивно попятившись, я шагнула на ту ногу, которую подвернула, и боль прострелила меня вдоль всего тела. Тихо ойкнув, я не смогла скрыть своей реакции, и Максим это заметил.
– Еще и ногу повредила.
А потом подошел и молча подхватил меня на руки, прекратив церемонии и расшаркивания, которые я бы точно затянула на всю ночь. Вцепившись ему в плечи, я старалась отодвинуться подальше, но сопротивление было сломлено на корню.
Тогда я прекратила дышать, чтобы не втягивать носом одурманивающий аромат тела, прижатого к моему насильно. Почему-то он воздействовал на меня таким образом, что хотелось совершать бессмысленные опрометчивые поступки.
К примеру, погладить видневшийся кусочек загорелой кожи, робко скользнуть по нему языком, попробовать на вкус и прижаться губами. Провести ладонью по отросшей щетине и узнать, такая ли она колючая, какой кажется на вид.
Личным желанием я отсекла от своей жизни мужчин и не знала, как они пахнут, как проявляют себя в любви, не знала, как с ними себя вести.
Никакого опыта не было. Как и никаких шансов бороться с эмоциями, охватившими в тот момент, когда Максим Суворов заключил меня в свои объятия.
Меж тем он усадил мое безвольное тело на переднее пассажирское сиденье, предусмотрительно пристегнув ремнем безопасности. Осмотревшись в дорогом солидном салоне, я едва сдержалась от желания погладить роскошную бежевую кожу обивки и руль, которого каждый день касаются жесткие пальцы Максима. Только не хватают его с силой, как меня, а бережно гладят.
И действительно, оказалось достаточно невесомого касания одной руки Суворова, чтобы пустить эту послушную его воле малышку по грязной серой дороге. Она заскользила бесшумно, унося меня в неизвестность.
Против воли я залюбовалась классическим профилем Максима, его сильными руками, сжимающими руль. Несправедливо, что природа наградила первостатейного мерзавца красивым лицом и фигурой. Я немного знала о сыновьях Николая Дмитриевича. Только то, что старший, Роман, счастливо женат и имеет уже двоих детей, являясь правой рукой отца в их семейном строительном бизнесе.
Максим же, получив юридическое образование, не пошел по стопам отца и брата, а занимается какими-то скандальными проектами. Закрытые клубы, раскрутка молодых музыкальных дарований, школа моделей. Ничего серьезного и надежного, как считал Николай Дмитриевич, не поддерживая сына и вступая с ним в конфронтацию.
У меня сложилось впечатление, что он человек со вздорным, непримиримым характером, любитель играть на нервах, бабник и хам. Жуткие истории о сыне Николай Дмитриевич доверительно шептал матери на ухо, и я видела ее расширенные от ужаса глаза. Жаль, что тогда я не выяснила правду. Не любила сплетни и не хотела ничего слышать о семье отчима.
А теперь таинственность Максима пугала до дрожи. Я совершенно не знала, на что он способен и что хочет мне предложить.
***
– Так что же? – нетерпеливо разорвала я гнетущую тишину, голос срывался, отчего я смутилась и покраснела.
– Ты, может, слышала про мой бизнес? – спросил Максим, не сводя взгляда с дороги. – Открываем с партнерами новый закрытый клуб под Питером. Для избранных. Сейчас разрабатываем программу, чтобы никто из посетителей не скучал. Это будет престижное место, поэтому нужен высший класс во всем. В том числе в музыке. Я знаю, что ты пиликаешь на скрипке. Хочу предложить тебе работу.
– Мне? Работу? Но зачем? Ты не похож на альтруиста, – скептически посмотрев на Максима, я искренне удивилась, а еще внутренне поморщилась от пренебрежительного «пиликаешь». Непосвященные обыватели – что с них взять…
– Ну, скажем так, маман разбушевалась не на шутку, берегов не видит. Твою мать я уважаю, она ни за что пострадала. Отдувается за свою доченьку в СИЗО. Сам я ей помочь не могу – мать прознает и жизни не даст, а если ты заработаешь деньги и наймешь нормального адвоката, вытащим Людмилу.
Оторопь охватила всё мое тело. Видимо, Максим продолжает заблуждаться и думать, что это я – любовница его отца, а маму, которую он, скорее всего, знает давно и встречал в офисе у отца, считает невинно пострадавшей. Мысли закрутились с бешеной скоростью. Появился шанс вытащить маму. Может, Максим не такой уж и негодяй, раз хочет помочь ей?
Конечно, он бы мог дать деньги просто так, но, наверное, не способен отказаться от искушения использовать меня в каких-то грязных делишках. Не верила я ему. Слишком подозрительная доброта не вязалась с ненавистью, плескавшейся в его глазах цвета штормового неба. С ненавистью, что вылилась на меня в тот день в больнице.
– Сколько мне придется работать, чтобы получить нужную сумму? – спросила я осторожно, тем самым признавая, что готова принять предложение и ничего не смыслю в гонорарах адвокатов.
Стрельнув в меня цепким взглядом, Максим неопределенно ухмыльнулся.
– Даже не спросишь, что за работа?
– Ты, кажется, упомянул скрипку. Мне придется обеспечивать живую музыку во время вечеринок?
– О нет, красавица, ты недостойна того, чтобы служить фоном, – с мрачной улыбкой протянул Максим.
– Но как же тогда?
Я откровенно испугалась и не могла скрыть эмоции.
– Да не трясись ты так. У меня есть задумка конкретно для тебя. Представь себе: темная сцена с роскошным стулом посередине, вдруг прожектор падает на него, высвечивая красным женскую фигуру – тебя со скрипкой в руках. И ты играешь. Но не в стиле Ванессы Мэй или Линдси Стирлинг, не нужно скакать по сцене. У тебя своя задача. Очаровать зрителей, чтобы они молча слушали и не могли оторвать от тебя взгляда.
А он и правда поглощен этой идеей, поняла я. Даже знает известных скрипачек, прославившихся виртуозной игрой на скрипке, далекой от классической музыки, ближе к жанрам техно и рок. Как он надеется привлечь к такой скромнице, как я, современную публику?
С сомнением покачав головой, я спросила его об этом напрямую.
– Само собой, музыка как таковая вряд ли заинтересует искушенного зрителя, – был его ответ. – Но если скрипачка притягивает к себе взор, то какая разница, что и как она играет?
– Как я должна, по-твоему, притягивать взор?
– А ты еще не поняла?
– Я не люблю разгадывать загадки.
– Об этом ты узнаешь из контракта.
– Но почему не сейчас?
– Потому что я так сказал.
– А не катиться бы тебе ле… – начала я, но вдруг поняла, что Максим привез меня к дому. – Ты знаешь мой адрес? Что еще тебе известно?
Спрашивала я не из простого любопытства. Скорее из страха. Если он выяснит, проникая всё глубже в мою жизнь, что я не имела связи с его отцом, что будет? Он ни в коем случае не должен узнать правду! Пусть лучше считает шлюхой меня, а не маму, а ее вытащит из тюрьмы. А потом мы уедем, чтобы ни он, ни его мстительная мамаша не смогли нас найти.
– А тебе есть что скрывать, птенчик? Чего ты боишься? Люди поспрашивали о тебе у местной публики – я же должен знать, кого нанимаю на работу.
– Я еще не соглашалась и не видела контракт.
– Скажи мне свой ящик, пришлю тебе сегодня или завтра.
– Э-э-э… – замешкалась я, со стыдом признавая: – У меня нет интернета. Могу я увидеть контракт на бумаге?
Не удостоив меня ответом, Максим опять неопределенно ухмыльнулся и рванул с места, выезжая со двора на проезжую часть.
– Зачем ты меня увозишь от дома? Куда мы едем?
– В мой офис. Подождешь, пока я распечатаю и отдам тебе контракт. Паспортные данные уже вписаны. Тебе останется только подписать.
Глава 4
Максим
Вознесенская Таисия Георгиевна. Стиснув в руках айфон со снимком разворота ее паспорта, сверял данные с графами контракта. Он почти не отличался от других, заключенных с работниками клуба.
Кроме пары деталей, которые Таисия вряд ли заметит. А когда заметит, будет уже поздно. С усмешкой нажал на кнопку печати и посмотрел в проем двери.
Обозначенная персона спала в соседней комнате, простуженная и полумертвая от усталости. Снова вгляделся в черты серьезного красивого лица на фотографии. С него на меня смотрела девушка-ангел с широко распахнутыми карими глазами. Вживую они еще более насыщенного цвета, прямо-таки растопленный горячий шоколад.
Губы бантиком, пухлые в меру, такие естественные и влажные, аккуратный нос, белоснежная кожа, точеная лебединая шея и длинные-длинные волосы. Густые, темные с рыжими переливами. Эдакая русская красавица.
Сказочный персонаж. Невинный олененок Бэмби, не подозревающий, что на него ведет охоту страшный серый волк.
Черт меня подери! Как я могу любоваться ею?
Под красивой оболочкой прячется гниль. Таисия Вознесенская вовсе не невинна. Это у нее образ такой. Продуманная тварь умело использует свою внешность, чтобы цеплять богатых мужиков и раскручивать их на деньги. А потом, когда один любовник надоест, она меняет его на другого.
А что делает со старым? Как от него избавляется? Что эта дрянь сделала с отцом и как довела до инфаркта?
Никак не мог до сих пор осознать открывшейся правды, что отец содержал вторую семью. Немыслимо и, сука, так больно и противно. Конечно, у нас не были такие уж близкие отношения. Как обычно, жизнь распоряжается по-своему. Дела, суета мегаполиса, все вечно занятые – и родные встречаются только по праздникам. Это плохо, но вовсе не странно. Так сложилось и в нашей семье.
Но чтобы не знать, что между родителями бесконечная сухая пустыня, а отец завел молодую любовницу, при этом мама в курсе и позволяет, терпит ситуацию… Не замечать никаких признаков…
В общем, пришлось крепко призадуматься о нашей семье. Недостаточно иногда звонить и лайкать фотки друг друга в соцсетях. Не-дос-та-точно.
Недостаточно даже отмечать праздники вместе в тесном семейном кругу. Вспоминаю последний Новый год, сбор за городом, раздолье на столе, счастливые лица, музыка, танцы, песни под гитару, конкурсы, фейерверки и смех детей брата, даже гребаные Дед Мороз и Снегурочка…
Отец и мать в обнимку, их медленный танец у елки, действительно нужные подарки, а не какие-то для отмазки.
Что это было? Иллюзия? Обман? Сука, и ведь ничего не замечал… Ромка тоже, кажется, пребывал в неведении. Как слепые, ей-богу. Или только о себе думали и не удосужились заглянуть за фасад с виду дружной семьи?
Не сомневались, что родители – крепкая любящая пара. Я привел на праздник Илону, решив, что спустя полгода отношений пора ввести ее в круг семьи. Не то чтобы прямо собрался жениться, да и о внеземной любви речь не шла, но кое-какие мыслишки проскакивали, когда вокруг друзья и родные моего возраста плодились и размножались. Под тридцатник пора и закончить холостяцкую жизнь.
Произошедшее событие заставило пересмотреть взгляды на жизнь и направить гнев, который испытывал в отношении отца, но никак не мог на него направить, на его любовницу. На эту Таисию. Будь она неладна, чертова сука! Отбросив паспорт, встал со стула и обхватил лицо руками.
Спящая мирным сном девушка даже не подозревала, как мне хочется подойти, стиснуть ее тонкую шейку и придушить, или лучше вытрясти из нее всю жизнь…
Но это слишком просто. Она должна испытать адовы муки, отплатить за все страдания моей матери. От воспоминаний о случившемся вчера виски запульсировали болью и кулаки сжались сами собой.
Мать опять выпила лишнего. Да что там? Нажралась как свинья. Не просыхает уже две недели с тех пор, как узнала про отца. Вернее, она знала, только старалась абстрагироваться, что ли. Зачем-то держалась за искусственный брак, цеплялась за какие-то статусы и внешнее благополучие, на деле живя с мужем разными жизнями. Как соседи.
И что теперь? Пьет беспробудно, горе заливает. Как только отец выбрался из могилы, перестала его посещать и пустилась во все тяжкие.
Ей и всем нам повезло, что Сеня – почти член семьи. Такого водителя, как он, еще поискать. Он ей и перевозчик, и друг, и нянька. Мне иногда кажется, что Арсений влюблен в свою хозяйку, только чувства его бесперспективны. Она любит отца, хоть это, похоже, не взаимно.
Вчера Арсений привез ее ко мне сюда. Снова были слезы, настоящая истерика, ползание на коленях и мольбы отомстить стерве и ее матери. Я пообещал ускорить процесс взамен на заверение взять себя в руки. Мать должна понять, что опускается всё ниже и ниже. Из холеной надменной красавицы превратилась в дерганую невротичку, неуверенную в себе.
Записалась на сотню косметических процедур и пластические операции, лишь бы сделать себе апгрейд и стать моложе. Она и в самом деле выглядела на свой реальный возраст. А я и не замечал, что мама стареет, так хорошо она всегда себя подавала.
Ее внешний вид теперь вызывал дикую жалость и чувство непреходящей вины. И я обязан был отомстить за каждую секунду мучений родного человека. Она не должна страдать.
Сдерживаться рядом с любовницей отца, изображать дружелюбного простака нелегко, но так надо. Если я хочу достичь главной цели – ее абсолютного жизненного краха. И кто скажет, что она этого не заслужила?
Пусть отплатит по полной. Пусть заливается слезами и рвет на себе волосы от горя, отчаяния и стыда, пусть скорчится и мысленно сдохнет от страданий.
Уж я постараюсь обеспечить ей эти чувства. Она еще не знает, что вся ее благоустроенная жизнь в моих руках.
Она – моя послушная марионетка, и я с удовольствием подергаю за ниточки, управляя ею. Она будет выполнять все мои требования, никуда не денется, не сможет вырваться из клетки, куда загоню ее.
Лишение квартиры и мать в СИЗО – только начало, это цветочки. Она еще учится в своей консерватории, еще живет в нормальных условиях.
Несправедливо, что она вообще дышит. Но убить, опять же, слишком просто.
А вот причинить страдания – самое то. Скоро ее сладкой жизни придет конец. Сейчас, когда передо мной кабальный контракт, составленный с соблюдением всех нужных юридических тонкостей, незаметных глазу обывателя, так и чувствую, как злорадная улыбка рвется наружу.
Правда, есть одна проблема, которую сложно признать. Одна ма-а-аленькая несущественная деталь, портящая идеальную картину, мой гениальный план мести…
И эта проблема изводит, не дает спокойно спать по ночам, а днем бесконечно витает в мыслях – странное влечение к Тае, взявшееся из ниоткуда, какой-то необъяснимый интерес на уровне инстинктов. Может, и нормально – испытывать желание разгадать ее загадку, докопаться до сути – как эта странная девочка-скрипачка, не от мира сего, сумела стать такой важной для отца?
Где они познакомились? Как сошлись? Между ними же нет ничего общего. Отец никогда не посещал концерты классической музыки. Всегда был от этого далек. Я терялся в догадках.
Впрочем, без разницы, как эта тварь поймала его в свои сети. Ей не удастся то же самое проделать со мной. Воспользоваться объедками с отцовского стола, как бы ни влекло к этой девке, как бы ни хотелось попробовать вкус ее губ, вдохнуть чистый нежный запах, погрузить руки в густую копну волосы, накрутить их на кулак… и… много еще чего…
Нет, не могу опуститься до такого, перестану себя уважать. Она – продажная шлюха с лицом ангела, пустышка, красивая кукла без души. Как бы ни желал содрать с нее длинный старомодный балахон и выяснить, что под ним прячется, должен четко следовать плану. Засунуть нелепые необъяснимые эмоции куда подальше и направить всю энергию на воплощение своих замыслов.
И если не отомщу – нет мне прощения.
Глава 5
Тая
Я не стала спрашивать, откуда Максим взял всю нужную для контракта информацию. Не приходилось удивляться, что он может достать всё что угодно. Но странным было то, что он перепутал мать и дочь. Как он мог не знать, точнее, как его мать могла не знать, кто является любовницей Николая Дмитриевича уже пять лет?
Может, это какая-то игра со стороны младшего Суворова? Устало откинувшись на подголовник, я не заметила, как задремала. Очнулась, когда машина остановилась. Здание за высоким кованым забором не походило на офис. Передо мной был явно жилой дом на несколько квартир.
Но меня это не насторожило. Я так устала, замерзла и проголодалась, что хотела только одного – побыстрее отделаться от Максима и добраться до дома, принять горячий душ и лечь спать.
Ах, и еще обязательно зайти в аптеку. Все признаки подступающей простуды были налицо. Насморк, першение в горле и болезненные спазмы в голове. Я решила плыть по течению, лишние телодвижения причиняли боль.
– Что с тобой? Ты себя нормально чувствуешь? – Максим поддержал меня под локоть, когда я выбиралась из машины. А я и не заметила, что пошатнулась, чуть не свалившись на землю.
Внезапно напомнил о себе желудок, получивший с утра скромный завтрак в виде бутерброда с сыром. Постыдное урчание громко раздалось из моего живота.
Я попыталась слабо улыбнуться, но вышла кривая гримаса. Было и так ясно, что я далеко не в порядке. Максим снова подхватил меня на руки, и тут я отключилась, падая в беспросветную тьму.
Придя в себя, обнаружила свое побитое жизнью тело утопающим в мягких недрах дивана, меня заботливо укрыли пледом и приглушили свет. В полумраке я видела очертания квартиры, явно не офиса.
Холостяцкая берлога Максима, неожиданно уютная. Вскоре я заметила приоткрытую дверь, из-за которой струился свет, а в образовавшемся проеме – его самого, сосредоточенно печатающего что-то в ноутбуке.
Вскинув руку, я посмотрела на тоненькие часы на запястье. Мелькнула мысль, что давно надо было продать их и выручить кругленькую сумму. Такое совершенно в моем духе – носить на себе дорогую вещь, нуждаться в деньгах и не замечать, что они под самым носом!
Но это потом, а сейчас нужно убираться отсюда поскорее. Два часа ночи. Я проспала несколько часов. Монстр все-таки притащил меня в свое логово. Не в офис, как обещал, а к себе домой.
Можно было подумать, что он хочет позабавиться, надругаться, но вряд ли его привлекла сопящая простуженная девчонка с промокшими ногами. Кстати, о ногах. Осторожно пощупав подвернутую конечность, я скривилась от боли. Лодыжка распухла и явно требовала лечения.
Но ничего, потерплю. Не так уж сильно болит, жить можно. Зажмурившись от стыда, я продолжала тихонько лежать и подглядывать за Максимом.
Он расстегнул тонкую шелковую белую рубашку до середины груди, оставаясь в строгих брюках, но снял обувь и носки. Почему-то вид голых ступней показался мне более интимным зрелищем, чем если бы хозяин расхаживал в трусах.
Я обожала шелк и завидовала Максиму, зная, как это приятно, когда холодноватая легкая ткань касается твоей кожи. Отчаянно скучала по своему любимому концертному платью, вовсе не такому скромному, какие, по мнению мамы, я всегда ношу.
Сшитое из шелковых лент, оно было двусторонним. Черная и белая сторона могли сменять друг друга. Открытые руки и спина, лента, обхватывающая шею и спускающаяся до пояса двумя концами, длинный, до пола подол струящегося шелка. Оно шло мне невероятно – хоть черная сторона, хоть белая. Если Максим разрешит, я бы хотела выступать в нем.
Неужели я рассматриваю перспективу согласиться на его предложение? А есть ли у меня выход? К горлу подступил комок, и, как бы я ни пыталась сдержаться, кашель одолел меня, что неизбежно привлекло внимание Суворова.
Он быстро оказался рядом со мной, возвышаясь словно гора. В ледяном взгляде, пронизывающем насквозь, отражалось недовольство. Он явно не рассчитывал привечать в квартире больную любовницу своего отца и не скрывал досады по этому поводу. Наверняка мечтает от меня избавиться.
Тут наши желания схожи. Сама жду не дождусь, когда покину наконец его квартиру и окажусь наедине с собой. Никогда так долго не находилась рядом с мужчиной. Слишком непривычно, слишком смущает, чересчур острые контрастные эмоции сменяют друг друга и выбивают из колеи. Хочется снова в свой маленький обыденный мирок…
– Проснулась? – проворчал Максим, сложив руки на груди. – Голодная, больная, замерзшая. Если бы я тебя не подобрал, ты бы там свалилась на дороге и окоченела. Будешь должна.
– Расстроишься, если не поблагодарю? Я бы сама прекрасно добралась до дома, не заставь ты меня силой садиться в машину, – буркнула я в ответ, раздосадованная перечислением своих неприглядных сторон.
– Конечно, я великий и ужасный тиран, заставивший бедную невинную девочку, вместо того чтобы тащиться на далекую остановку, доехать до дома с комфортом!
– Мы не доехали до дома, ты зачем-то привез меня к себе, хотя обещал в офис.
– Не люблю терять время. Кто же знал, что в наш просвещенный век у кого-то может не быть интернета. Что, без денег любовника стало несладко? – с издевкой улыбнулся этот негодяй, глаза сверкнули приглушенной яростью, но она быстро исчезла.
– Не осталось времени подключать интернет, – елейным голосом ответила я. – Приходилось ездить к матери, которую твоя упекла за решетку!
Надо было учиться излучать праведный гнев в отношении этого деяния Натальи Сергеевны – раз уж ее сын считает, что она переборщила с наказанием.
– Ну ладно, давай ты поешь, а я пока распечатаю контракт, – вдруг переключился на деловой тон Максим, потирая руки и стаскивая с меня плед. – Сама дойдешь? Бери на кухне что угодно, можешь и на меня порцию сварганить.
Я похолодела, потому что совершенно не ожидала такого поворота событий. Есть хотелось жутко. Но готовить? Что я приготовлю такого, что можно дать попробовать нормальному человеку и при этом не отравить его?
А вдруг Максим знает, что любовница его отца прекрасно готовит? Нет, это вряд ли. Вряд ли можно знать качества любовницы, но не знать ее личности.
Наверное, весь обслуживающий персонал, который имел отношение к нашей квартире, никак не касался семьи Николая Дмитриевича, либо он платил им так хорошо, чтобы держали язык за зубами.