Книга Песнь кобальта - читать онлайн бесплатно, автор Маргарита Дюжева. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Песнь кобальта
Песнь кобальта
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Песнь кобальта

– Я еду домой. В Серый бор, – вспомнила название деревни, которая располагалась по пути к месту назначения.

– Откуда?

– Из Тродоса, – еще ниже склонилась над тарелкой.

– Из Тродоса? Я скажу, в долгий путь собралась ты, девочка. Дорога еще дня три займет.

– Я знаю, – соврала, молясь, чтобы он этого не понял, не почувствовал.

– И кто же тебя одну отпустил? – никак не успокаивался маг.

– Папенька!

– Разве он не знает, что маленьких девочек в пути могут поджидать опасности?

Дэни подозрительно посмотрела на него, а потом чуть отодвинулась в сторону, вызвав тем самым улыбку у старика.

– Не меня надо бояться, девочка, не меня, – потрепал ее по светлой макушке и сам отошел в сторону, сев поближе к костру.

Когда окончательно стемнело, и небо покрылось сияющей россыпью звезд, Даниэль стала укладываться спать. Выбрала местечко недалеко от огня и легла прямо на землю, свернувшись клубочком – так теплее.

– Что это ты тут удумала? – тот час раздался грозный оклик мамаши шумного семейства, – околеть за ночь хочешь? А ну-ка полезай в повозку к моим сорванцам, места всем хватит.

Девочка, обрадовавшись до слез, вскочила на ноги и бросилась в сторону телеги, на радостях забыв свою котомку на земле. Забралась, цепляясь за истертые поручни, забилась в уголок, удобно вытянув ноги, прикрывшись жестким сукном. За последнее время эта была самая спокойная ночь, когда она не одна, рядом люди – взрослые, дети. Когда живот не сводит от голода, и нет ощущения, что весь мир ополчился против нее. Поэтому заснула. Быстро, глубоко, даже не успев повозиться, истязая себя грустными мыслями.

Утро началось с криков, суеты, ругани.

Ночью все так крепко спали, умученные своими хлопотами, что никто не спохватился, когда двое подозрительных типов, что делили с ними ужин, потихоньку обчистили все карманы. Даже у мага не побоялись прихватить походную сумку.

Пока все метались, словно ополоумевшие, орали друг на друга, пытаясь найти виновного, того, кто не уследил за разбойниками, Дэни стояла и смотрела на свою разоренную потрепанную котомку. Яблоки раскатились в разные стороны и были в суете раздавлены обобранными путниками. Несколько денежек, припрятанные в маленьком внутреннем карманчике бесследно пропали, как и старенькая фляжка.

От этого стало так обидно, так горько! Мало ей того, что от прежней жизни ничего не осталось, так еще и это!

Внутри сжалось, задрожало измученное сердечко, и жгучие слезы градом побежали по щекам. Уткнувшись лицом в дрожащие ладони, заплакала так горько, безутешно, всхлипывая во весь голос, что весь их маленький лагерь, гудящий растревоженным ульем, мгновенно притих. И все взоры обратились на нее.

– О, боги! Мы тут мечемся, как куры по двору, а у ребенка беда такая! – все та же женщина подскочила к ней и обняла сильными руками, прижав к натруженному в поле телу, – ну, тише милая, тише! Все пройдет! Не плачь!

Дэни замотала головой. Ничего не пройдет! Ничего! Все уже прошло! И детство, и жизнь с любимой семьей и дружба с ребятами! Все! Ничего не осталось! Даже старой фляжки, найденной в родной деревне.

– Успокойся, зайка моя, успокойся, – женщина гладила ее по волосам, а потом гневными глазами посмотрела в сторону дороги, – чтоб провалиться этим иродам окаянным! Это же надо удумать такое, у ребенка крохи воровать!

Дэниэль заплакала еще горче. Не в крохах этих дело, не в тусклых монетках!

Ее усадили у костра, заново разведенного после ночи, насильно всунули в руки кружку с горячим чаем, краюху хлеба и оставили в покое.

Взрослые молча собирали вещи, сворачивали лагерь, лишь изредка тихо переговариваясь. Отчаянное, ничем неприкрытое горе в глазах маленького ребенка, выбило из колеи, заставляло стыдливо отводить в сторону глаза, ощущая жгучий стыд за то, что мир такой, за людей, которые ничем не гнушаются ради своей выгоды.

Старый маг, перед тем как тронуться в путь, присел рядом с ней, по-отечески обняв за подрагивающие плечики:

– Не плачь, маленькая, не плачь.

– Не могу, – всхлипнула она. Слишком больно, слишком страшно, слишком одиноко.

– Все пройдет.

Дэниэль отчаянно покачала головой, и сердито начала вытирать слезы со щек, оставляя на коже чумазые разводы. Хватит уже говорить о том, что все пройдет! Такое не проходит! Никогда!

– У тебя все будет хорошо, – он заговорил тихим спокойным голосом, ласкова поглаживая ее по растрепанной макушке, – да, сейчас кажется, что просвета нет и не будет. Но это только кажется. Пройдет время, все тяготы останутся позади, волнения улягутся и забудутся. Ты будешь счастлива.

Она притихла, как завороженная слушая чародея, даже всхлипывать перестала.

– Знаешь, что я вижу, глядя в твои глаза? Небо. Бескрайнее, бесконечно чистое.

– Я умру? – Дэни испуганно посмотрела на него.

– Нет, – чуть улыбнувшись, покачал головой, – ты будешь летать.

Летать? Недоумение так ярко отразилась в ее глазах, что маг рассмеялся:

– Тебя ждет интересное будущее, малышка. И как бы ты от него не пряталась – оно все равно найдет тебя, – ободряюще сжал ее плечо, и с кряхтением поднялся ноги, – Прощай, Дэни. Мы с тобой больше не увидимся. Но ты помни главное. Все у тебя будет хорошо.

Девочка испуганно отпрянула, услыхав свое имя. Она ведь не называла его! Представилась Ульмой, как та попутчица, что попалась на дороге в Тродос! Откуда он узнал ее секрет?

Маг больше не смотрел в ее строну. Поднял на голову серый капюшон, взял прочный посох с резным набалдашником, и бодрой походкой, совсем не подходящей его возрасту, направился по дороге, прочь от разоренной ночлежки.

Девочка проводила его напряженным взглядом, чувствуя, как в груди сжимается от тревоги. Она ему не поверила. Нет никакого неба в ее глазах. И ничего не будет хорошо!

Однако слезы удивительным образом прекратились. И когда повозка, в кузове которой она сидела, отправилась в дальнейший путь, ее охватило странное, неуместное спокойствие.

Глава 3

С девушками-хохотушками она рассталась на большой излучине. Они свернули налево, по тракту, а Дэни продолжила свой путь прямо. Прошла мимо указателя деревни Горлица, к которой якобы стремилась, и отправилась дальше, надеясь встретить попутную повозку.

К сожалению, в тот день ей не повезло. Ни одной телеги, только верховые путники да шумная толпа цыган, от которой спряталась в пролеске, вспомнив истории, что рассказывала матушка.

Вперед продвигалась медленно. Неудобные ботинки натерли ноги. Она устала, хромала, и мечтала только об одном. Чтобы все это поскорее закончилось. Не важно как, главное, чтобы этот долгий путь подошел к концу. А еще хотелось есть и пить.

Фляжка пропала, поэтому и запасов воды не было. Приходилось то и дело сворачивать в лес в поисках ручья, чтобы утолить жажду. Пирог, подаренный на прощание одной из девушек, быстро закончился, и она снова принялась за поиски ягод. Один раз повезло – наткнулась на целое поле земляники. Наелась до отвала, да с собой набрала несколько горстей.

Ночевала под открытым небом, притаившись в расколотом дереве. Неудобно, жестко, всюду сновали жучки, норовя залезть за шиворот. Зато укрыта от посторонних глаз.

Спозаранку продолжила свой путь.

От Горлицы до Змеёва был еще день пути. Это если ты на телеге и тебя везут, а своим шагом ребенку и трех дней не хватит, чтобы добраться до цели.

Дэниэль упорно шла вперед, как никогда четко осознавая, что торопиться некуда. Никто ее не ждет, никто о ней не беспокоиться.

К счастью, после еще одной ночи под открытым небом, удача ей все-таки улыбнулась, и остаток пути она проделала, трясясь в разбитой телеге, которую тащила вперед старая  изнеможенная кляча.

В деревню Змеёво по пыльной дороге пришла уже совсем не та девочка, что бежала из Золотых Песков. Похудевшая, осунувшаяся, бесконечно чумазая. Брела вперед, не обращая внимания на то, что творилось по сторонам. Ни на ярко светившее нежное солнце, ни на волнующийся под ветром ковер высокой пшеницы. Не замечала игривых бабочек, гоняющихся друг за другом. Не слушала веселые трели птиц.

Угрюмо поправляла пустую котомку, на дне которой болталась краюха хлеба, доставшаяся от очередных попутчиков, и, не оглядываясь, шла вперед.

В этой деревне Дэниэль была три года назад, когда отец еще пытался поддерживать родственные отношения с сестрой. Все, что она помнила – это как испугалась и ревела, впервые увидев безумную Бренну. И теперь мурашки по рукам побежали. Ведь она собиралась попроситься к ней жить!

Дом родственницы стоял на отшибе, почти у самого леса. И вела к нему тонкая, поросшая травой тропа, по которой, кроме самой Бренны, редко кто хаживал.

Поднявшись на крыльцо, девочка остановилась и с тревогой посмотрела по сторонам. Все не так! Все какое-то чужое, тревожащее. Ей здесь не нравилось, как и три года назад, только выхода не было.

Задержав дыхание, осторожно постучала в дверь и прислушалась. В доме с наглухо задернутыми занавесками стояла гробовая тишина.

Постучала еще раз. С тем же результатом. Никто не открывал.

Что, если она зря пришла? Что, если Бренны уже давно нет в живых? От этих мыслей Дэни похолодела, задрожала как осиновый листочек на ветру, не зная, что делать дальше.

Постояла на крылечке, не сводя обреченного взгляда с двери, а потом опустилась на скрипящие ступени, подперла кулачками щеки и стала ждать. Сама не зная чего. Просто ждала. Да так увлеклась этим делом, что не заметила, как заснула.

– Эк, что удумали, хулиганы проклятые! – раздался скрипучий голос, – я сейчас покажу, как на моем крыльце спать! Сейчас крапивы надеру, да так отхожу, что неделю сидеть не сможешь!

Не понимая, что происходит, Дэни спросонья подскочила на месте и не сдержала испуганный крик, увидев склонившуюся над ней старуху.

– Проваливай отсюда, пока за косу к матери не оттащила! – продолжала угрожать Бренна, прожигая ее бешеным взглядом.

– Не уйду, – прошептала девочка, пятясь от своей родственницы.

– Что ты там пищишь, как котенок малахольный?

– Не уйду! –  уже громче повторила Дэниэль.

– Ах, ты, мерзавка! Ну, погоди у меня!!!

Бренна проворно поковыляла к крапиве, растущей у стен дома. Сорвала голыми руками несколько сочных зеленых веток, постоянно бубня себе под нос: "ироды окаянные,   совсем житья не дают!»

Потом развернулась и с перекошенным от гнева лицом ринулась обратно, намереваясь проучить несносную девчонку.

Дэни, видя ее решительность, попятилась еще дальше, пока не уперлась спиной во входную дверь.

– Тетя Бренна, не надо! – выкрикнула она, чувствуя, как на глаза снова навернулись слезы, – пожалуйста!

– Какая я тебе тетя?! – родственница с кряхтением поднялась по ступеням.

– Ты моя тетя! – прокричала девочка, – я дочка твоего брата!

– Нет у меня никакого брата!

– Да, есть же! Есть… – она всхлипнула, – то есть был! Демид! Младший брат. Вы поссорились несколько лет назад и с тех пор не виделись! Помнишь? А еще мы приезжали к тебе всей семьей! Мама, папа, сестра, я! Помнишь? Жили у тебя в холодной пристройке! Ты по утрам варила нам кашу из темного зерна! Отец тебе тогда еще гребень резной из столицы привез. В подарок! Ну, помнишь же? Помнишь? – она уже просто кричала, не в силах справиться с болью в груди, – ты водила меня на реку. И мы там ловили пескариков! А еще ты обещала, что когда я подрасту, научишь меня читать! Покажешь свои чудесные книги! Их у тебя много! Больше, чем во всей нашей деревне вместе взятой! Ну, скажи, что ты помнишь!

Не сдержавшись, бросилась к тетке, обхватила ее руками за талию, уткнулась лицом в старое, усеянное заплатами платье, и в голос заревела.

Бренна замерла, так и не опустив руку с зажатой в кулаке крапивой. Стояла в немом изумлении, глядя на ребенка, вцепившегося в подол.

В усталой захламленной памяти всплыл образ младшего брата – рослого мужчины. Косая сажень в плечах, пронзительные карие глаза и улыбка бойкая.

В детстве были они дружны. Маменька часто оставляла младшего сына под присмотром сестры. Дети играли, ходили по лесам, на пруд бегали тайком, проводя вместе много времени. Когда брат подрос, защищал ее от всех, кто шептался за спиной, смеялся над пятном родимым. Никто не смел ее дразнить, потому что все знали, придет Демид и устроит головомойку. Он был ее опорой, ее защитником, самым близким человеком.

Защемило в груди пожилой женщины, заломило, когда всколыхнулись давно истертые воспоминания. Урывками, провалами, но всколыхнулись, набросились, закрутили в безумном водовороте.

И брата вспомнила, и жену его, дородную женщину, и дочерей. Одна уже почти расцвела, превращалась в прекрасную лебедушку, а вторая совсем ребенком была, нескладным, суматошным.

А теперь этот ребенок стоял рядом, прижимаясь к ней дрожащим тельцем, и рыдал. Тяжело на душе стало, потому что так горько плачут, только если беда большая случается. Сердцем почувствовала, что плохое с братом приключилось.

***

Дэни замерла, почувствовав, как на всклокоченную макушку легла рука тетушки и осторожно провела по волосам.

– Пойдем в дом, – севшим от волнения голосом произнесла старуха и, отбросив в сторону так и не пригодившуюся крапиву, высвободилась из испуганных объятий. Дэниэль, по-прежнему дрожа и всхлипывая, смотрела, как Бренна отпирает дверь и распахивает, приглашая войти внутрь темного дома.

Рукавом вытерла слезы, подхватила со ступеней походную котомку и, робко осматриваясь, переступила через порог.

Внутри было на удивление чисто и уютно.

Слева у окна, затянутого льняными занавесками, стол обеденный стоял с двумя лавками. Рядом в углу печь расписная, за ней умывальник. В центре, напротив входа, шкаф дубовый с перекосившимися от времени дверцами. А по правую руку – кровать, заправленная ажурным белоснежным покрывалом, комод с выдвижными ящиками, сундук огромный, старый топчан да несколько стульев. По всем стенам полки устроены, с которых пестрые корешки книг смотрели. Вот и все убранство.

На столе, выглядывая из-под полотенца узорчатого, стояли пироги, при виде которых живот свело и раздалось урчание громкое.

– Голодная? – хмуро поинтересовалась Бренна.

Дэни, потупившись, кивнула, стараясь не смотреть жадным взглядом в сторону еды.

– Садись.

Девочка аккуратно присела на край лавки, а старая тетка засуетилась, внезапно разволновавшись оттого, что впервые за столько лет в ее доме появились гости.

Мысленно коря саму себя за то, что не додумалась накануне щей наваристых сварить, налила из большого кувшина прохладного молока, да пироги ближе к девочке подвинула.

Дэниэль осторожно, боясь показаться невоспитанной, взяла один пирожок и откусила кусочек, тщательно, медленно прожевывая, как маменька учила. В животе опять раздалось нетерпеливое урчание.

– Что ты делаешь? – проворчала Бренна своим по-вороньи скрипучим голосом, – Я же вижу, что голодная! Ешь нормально, не надо передо мной красоваться.

Дэни вздрогнула, вскинув на тетку испуганный взгляд. Не привыкла она к таким резким манерам, пугала ее тетка, не хуже Гароша речного.

– Ешь уже!

Тут уж отбросив скромность и манеры, начала запихивать в рот большие куски, да жадно запивать молоком, и после голодных скитаний казалось ей, что ничего вкуснее быть не может.

Пока девочка ела, Бренна, заприметив, что грязи на внезапной гостье больше, чем одежды, вышла из дома, натопила баньку.

Вернувшись, обнаружила, что Дэниэль с трапезой уже закончила, но так и сидит на лавке, не зная, что же делать дальше.

– Наелась?

– Да, спасибо, – скромно кивнула, изо всех сил стараясь не смотреть на безобразное родимое пятно, черным мазком лежащее на щеке Бренны.

– Сейчас в бане жар сойдет, я тебя отмою, – бесцеремонно заявила тетушка.

Дэни лишь кивнула, продолжая сидеть, как нахохлившийся воробушек.

– Пока расскажи, как ты очутилась на моем крыльце одна, – старая женщина села напротив, по привычке разворачиваясь не обезображенной стороной к собеседнику, – и напомни имя свое. Да не смотри на меня, как волка лютого! С памятью плоховато у меня, что-то помню, а что-то покрылось мутной пеленой, уже не воротишь.

Дэниэль, привыкшая скрываться, похолодела внутри, и прежде чем успела понять, что делает, ответила:

– Меня зовут Эль… Элли.

Не совсем соврала, ее действительно так иногда называли ребята, с которыми играла в Золотых Песках.

– Где отец твой с матерью?

– Нет их больше, – тихо прошелестела себе под нос, – и сестры нет.

Бренна тихо крякнула, когда больно кольнуло в груди, чуть ниже сердца. После стольких лет разлуки вспомнить о брате и тут же узнать о его гибели – страшное дело.

– Как это произошло?

И снова Дэни соврала. Вспомнила одну из историй, что слыхала, пока до Змеева добиралась, да выдала ее за свою:

– Мы в деревне жили. Осиновке, у Медвежьего подножья, – промямлила, глядя на свои трясущиеся ладошки, – ночью, после больших дождей плотину горную прорвало и все дома смыло. Только я и уцелела по счастливой случайности.

К стыду огромному, это была не последняя ложь в ее жизни. Дэниэль не знала, можно ли доверять деревенским жителям, да и самой Бренне, поэтому вот так неуклюже, наивно, по-детски, попыталась защитить свою страшную тайну, себя защитить, да и всех остальных тоже. Тъерды ведь никого не пощадят, если проведают о том, кто она и откуда. Тем же вечером, беседуя с тетушкой, про возраст свой соврала, накинув год лишний. Надеясь, что хитрость эта,  когда придет время, поможет обмануть ритуальный Чий-Маан. Поможет избавиться от Песни ненавистной, ежели та проснется в ней.

Так вместо девятилетней Дэни из Золотых Песков, на свет появилась Эль из Осиновки, десяти годов от роду.

***

Не имевшая своих детей, Брэнна восприняла появление маленькой племянницы как дар небесный, с удовольствием окунувшись в неожиданные заботы. И даже голова стала меньше беспокоить. Хворь отступила, сжалилась над несчастной женщиной, наконец-таки переставшей существовать в одиночестве. Будто моложе стала с появлением в доме осиротевшей дочери брата. Духом воспрянула, сутулиться, склоняясь к земле, перестала, словно десяток лет в одночасье скинула.

Жили они тихо, скромно, сторонясь остальных жителей деревни. Летом на небольшом огородике выращивали овощи, пропадали в лесах, собирая ягоды, грибы, делая запасы на зиму. Излишки продавали или меняли их на зерно, масло и молоко у односельчан. Веники душистые вязали, корзины плели – себе да на продажу. А еще Бренна, вдоволь пространствовав по свету, научилась у городских мастериц плести тончайшее кружево. Такое, что ни одна деревенская рукодельница не могла сотворить. Поэтому ходили к ней не только из Змеёво, но и из соседних деревень, чтобы заказать красоту ажурную. То на свадьбу, то на платье юной кокетки, то для шали почтенной вдовы.

Время шло, зима сменяла лето, а потом снова приходила юная весна. Постепенно Дэниэль привыкла и чудному виду своей тетушки – и к родимому пятну, и к белесым, будто выгоревшим на солнце глазам, да полюбила ее всем сердцем. Жалко ей было женщину несчастную, потому что, несмотря на свои странности, оказалась Бренна добрейшим человеком.

С детства жила она мечтой, что однажды услышит свою Песнь Земли. Ей хотелось уехать из деревни в Драконий город. Там можно найти работу. В больших библиотеках, где собраны тысячи книг, которые так влекли ее к себе.

Однако годы шли, а Песнь не приходила. Она не услыхала ее с первой кровью, не почувствовала желанного пробуждения когда коснулась Чий-Маана. Ничего.

Одни Боги знают, как страстно она этого желала. Как стояла ночи напролет на коленях, прижимаясь к сырой земле, поливая ее слезами и умоляя послать такой вожделенный дар.

Боги оказались глухи к ее мольбам, оставили без внимания наивные мечты деревенской девочки. И она замкнулась, перестала улыбаться, ничто ее больше не радовало.

 Время шло. Младший брат вырос, возмужал, встретил свою суженую, уехал жить в другой Удел, обзавелся детьми, а Бренна так и оставалась одна. Кто позарится на неказистую, вечно сумрачную девушку, чье лицо обезображено родимым пятном размером с ладонь?

Желающих не нашлось. Да она и не ждала, смирившись со своей участью.

Впрочем, ее жизнь не была уж так безрадостна, как могло показаться на первый взгляд. Когда ей исполнилось двадцать восемь, она окончательно поставила крест на мечтах о семейном счастье, но и жить, утопая в жалости к себе, не хотела.

Собрала вещи и отправилась в путь.

Это было долгое путешествие, длиной не в один десяток лет. Бренна обошла всю Драконью Долину, побывала во всех Драконьих Городах, дольше всего задержавшись в серебряном Бейл-Блаффе. Окунулась в жизнь неизведанную, лишь изредка посылая родным весточки, что жива, здорова и возвращаться не собирается.

Она видела своими глазами великие библиотеки, в каждой задерживаясь на несколько лет. Обошла все тропы, посетила места священные.

Только к старости, переступив порог пятидесятилетний, внезапно поняла, что больше не хочет, что увидела все, о чем мечтала, и тянет ее обратно, в родную деревню. Туда, где родилась, туда, где босоногой девчонкой бегала с братом на реку, где бескрайние поля по весне покрывались ковром пестрых цветов.

Так же, как и раньше, молча собралась и ушла. Вернулась в родное Змеёво.

Только возвращение оказалось безрадостным. Все изменилось: и сама деревня, и нравы людей. Они стали злее, и нерадушно встретили пропадавшую столько лет односельчанку. Изводить начали, смеяться над ее уродством, над пустой жизнью бездетной, над любовью к книгам. И рядом больше не было брата, способного защитить, заткнуть рот насмешникам.

Испугалась она, стала прятаться да скрываться, шарахаться от людей, давая еще больше пищи для сплетен и насмешек.

А потом выдалась суровая зима, и Бренна заболела. Лежала одна в своем старом домике, натягивая на себя шерстяное одеяло. Ее трясло, терзал лютый жар, но больше всего изводила нестерпимая головная боль. Думала, все. Конец. Отправится к праотцам. И даже была готова к этому, но выжила. Потихоньку справилась, выкарабкалась. Только с тех пор поразила неведомая хворь ее голову. Забывать все стала. Иногда шла по деревне да останавливалась, не зная, кто она, где она, куда идти дальше.

Люди смеялись. Называли ее Безумной Бренной. Дети дразнили ее, когда она шла по деревенским улицам.

Иногда от обиды срывалась, и, поймав наглого сорванца, тягала его за уши и приговаривала: «я вам покажу! Вам всем покажу!».

Потом байки по деревне поползли, что ведьма она черная, что покарали ее Боги за нечестивые деяния пятном страшным. Тут уж попритихли жители, задевать перестали ее, бояться начали, сторониться.

С тех пор Бренна как изгой жила, не надеясь, что изменится это.

Дэниэль много раз просила тетку рассказать сложную историю жизни и знала ее наизусть. Много бед и горестей выпало на долю Бренны, но и хорошего было немало.

Дэни с восхищением слушала рассказы о больших городах, о путешествии длиною в полжизни. Это было так удивительно, так необычно. Привыкнув жить в своем маленьком мирке, Дэни с изумлением узнавала, что все может быть иначе. И тетушка была иной, разительно отличаясь от односельчан. Она могла говорить не только об урожае или о том, что Ханна нарочно забеременела, чтоб женить на себе Рона. Она не собирала небылицы о том, какова жизнь в драконьих городах. Она не замирала, как остальные, когда над деревней, раскинув крылья, пролетал дракон. Зачем? Все это она видела своими глазами.

А еще она любила читать, и с особым рвением принялась учить Дэни этому занятию. Сначала получалось плохо. Девочка никак не могла запомнить причудливые закорючки, называемые буквами, и не раз получала от тетушки леща за бестолковость, но потом привыкла, освоилась и с нетерпением ждала того момента, когда тетя выложит перед ней новую книгу.

– Тетя, а это правда, что Ильфиды сделаны из металла? Их построили древние великаны, чтобы освещать ночное небо? – спросила Дэниэль как-то вечером, глядя в окно, на сияющий вдали серебряный столб.

– Нет, – коротко ответила Брэнна, склонившись над кружевами.

– Нет? – удивленно переспросила девочка и, ожидая ответа, посмотрела на тетушку, но старая женщина молчала, словно забыла о ее существовании, погрузившись в работу.

Дэни не обижалась. Она уже давно привыкла к тому, что родственница порой бывала не в себе, что молчала, когда надо было говорить, или бубнила невпопад.

Со вздохом снова обернулась к окну, а спустя некоторое время услыхала скрипучий голос:

– Ложись спать! Завтра встаем с первыми петухами.

– Зачем?

– Я расскажу тебе, что такое Ильфиды.

***

Утром тетушка подняла ее, едва на востоке над лесом появилась золотистая кайма восходящего солнца. Девочка сонно потянулась и отвернулась к стенке, не желая выбираться из уютной постели.