Не только про любовь
Они шли по Набережной в сторону вокзала. Здесь еще попадались изредка автобусы или редкие автомобили, но после непрестанного дневного шума, город казался удивительно тихим. Влажное, теплое дыхание весны, напоенное запахом воды, земли и молодых, рвущихся к небу побегов, сладко обволакивало их и волновало. На аллее, тянувшейся вдоль всей Набережной, легкий ветерок играл ветвями деревьев. Безоблачное небо над городом было изумительно синим, по контрасту с желтыми огнями зажигающихся уличных фонарей.
Они остановились у парапета.
–Завтра будет погожий день и жарко, как летом. – Сказал Сергей. – Посмотри, какой закат – я никогда еще не видал такого красного солнца! Говорят, по его цвету всегда можно определить погоду на следующий день.
Надя поглядела туда, где на небе догорали последние отблески пламенеющего заката. Огненно-красное солнце почти полностью опустилось за высокий городской холм, и на смену теплу, обычного для конца апреля, уже потянуло вечерней прохладой.
Скользящие по реке кораблики отсвечивали своими зелеными и красными бортовыми огнями. По фарватеру, разгоняя сгущающуюся тьму своими прожекторами, быстро и с шумом пронесся корабль на подводных крыльях и исчез под темнеющими пролетами, старого железнодорожного моста. По верхнему его ярусу в обе стороны безостановочно двигались автомобили, автобусы и трамваи. А по нижнему, сотрясая его дрожью, тяжело и осторожно, проползал ярко освещенный поезд. Мост над ленивой черной водой походил на искрящуюся пеструю ленту. А справа, ниже по течению, виднелись силуэты еще одного строящегося моста через Днепр. И уже совсем вдалеке, к самой воде спускались крутые холмы Центрального городского парка.
Надя залюбовалась открывшейся перед ней панорамой.
– Как здесь красиво! Большая река, маленькие кораблики и мосты! – Сказала она. —Хорошо, что мы пришли сюда!
Затем повернулась к Сергею и спросила:
– Тебе нравится этот город?
– Я в нем вырос. Такого города больше нет нигде. А почему ты спрашиваешь?
– А я в нем живу всего несколько лет. Но он мне уже как родной. Когда уезжаю на соревнования, то через пару дней начинаю скучать по нему.
– Самый лучший город – тот, где человек счастлив.
– Значит я счастливая. – Она посмотрела на Сергея и рассмеялась.
– Я за тебя рад. – Он не смог сдержать улыбку. – Только пойдем, а то в кино опоздаем.
Солнце уже спряталось за холмом, и вечерний сумрак окутал город. Вдоль противоположного берега тянулись ярко освещенные дома левобережного района. Иногда, со стороны реки, были слышны всплески и тихое журчание – это волны ударялись о гранитный парапет. Свет луны в темноте стал ярче и, касаясь беспокойной речной зыби, дробился на миллионы сверкающих бликов, ведущих на волнах замысловатую и загадочную игру. В этом ласковом потоке света, который лился с высоты, Днепр был весь серебряный и только у причалов речного порта, черные и неподвижные, застыли на якоре несколько безмолвных барж.
После фильма, выйдя из кинотеатра, Надя с Сергеем, пошли по аллее, проложенной посреди Центрального проспекта. Луна поднялась высоко, и лила серебряный свет на крыши домов, улицы и аллею, по которой они шли.
– И как тебе фильм? Понравился? – Спросил Сергей.
– Да, конечно.
– А какая из новелл больше?
– Знаешь, последняя, конечно, смешная. Но не более. Первая гораздо интереснее. Там уже юмор временами граничит с сатирой. Да и снята более динамично.
– А вторая? – Не унимался Сергей.
– Вторая? Я надеюсь, что скоро мы тоже будем студентами. – В ее глазах опять появились лукавые искорки. – Вот и посмотрим, как можно готовиться к экзаменам в институте.
– Ты забегаешь слишком далеко. Пока что надо готовиться к выпускным экзаменам.
– И к первенству области. Оно начнется сразу после экзаменов. В Каменском.
– Ты про это говорила парню, который подходил?
– Ну да. Только ты не обратил внимания. Тебя больше интересовало откуда я его знаю. А еще говоришь, что не ревнуешь. – Она рассмеялась.
Сергей снова смутился, как и в прошлый раз, но решил не реагировать на ее слова. Вместо этого он спросил.
– А откуда ты знаешь о соревнованиях?
Надя заговорщицки улыбнулась.
– Разведка доложила.
– Наверное, тебе Дворкина рассказала. – Догадался Сергей.
– Она же мой тренер. Сообщает все новости.
– А Берковский мне пока ничего не сказал.
– Наверное, не успел. Еще скажет. Времени достаточно – впереди больше месяца. И последний день соревнований, как раз перед выпускным вечером. Кстати, – продолжила Надя, – спринт всегда с утра. А средние дистанции ближе к обеду. Я-то успею вернуться в город. А ты?
– Из Каменского всего часа полтора езды. А электрички ходят довольно часто. Максимум немного опоздаю. – Пожал плечами Сергей. – Не пропускать же соревнования.
– Даже не думай! К тому же ты должен выиграть. Помнишь про Румынию?
– Помню, конечно. Но по дороге еще существует столько всяких «если».
– А ты о них не думай. Тренируйся и выигрывай. И тогда не будет никаких «если».
– Слушаюсь, командир. – Улыбнулся Сергей.
Они не заметили, как оказались в скверике перед Надиным домом.
– Ну вот я и дома. – С грустной улыбкой вздохнула она.
– Опять мы слишком быстро дошли. – Иронично заметил Сергей.
– Быстро. – С сожалением вздохнула Надя.
Она посмотрела на часы.
– А если серьезно, то уже половина двенадцатого. Могу на этот раз получить от мамы «с занесением».
– Будет жаль. Но не хочу оказаться тому причиной.
– Тогда, как обычно, встретимся на стадионе. – Она протянула ему руку.
Сергей задержал ее ладонь в своей руке.
– Спокойной ночи.
Надя зашла в подъезд и опять, как и в прошлый раз, ее каблучки застучали по лестничным ступеням.
XII
Здание обкома находилось в тихом уютном парке, в центре города. Во вторник, с утра, Сергей сидел в приемной Недремова. Он уже несколько раз напоминал секретарше, что ему назначена встреча, но она каждый раз отвечала, что Владимир Иванович занят. Наконец, после почти двух часов ожидания, Сергея позвали к нему в кабинет. Он вошел и остановился у порога.
Недремов сидел, откинувшись в кресле, за массивным письменным столом. На вид ему не было ещё и тридцати. Он раздраженно посмотрел на Сергея. Его злые, глубоко посаженные глаза демонстрировали полное превосходство этого небожителя перед каждым простым смертным, входящим сюда. Плоский лоб свидетельствовал об ограниченности, а прямой, резкий нос подчеркивал решимость не задумываясь выполнять любые приказы. У Сергея возникло ощущение, что этот человек принадлежит к многочисленному и энергичному племени карьеристов, стремящихся выслужиться любым способом и готовых идти по трупам.
– А, это ты, тот самый «хлопчик», о котором говорил Бедный? – Голосом, полным пренебрежения, спросил он.
– Да, он Вам звонил.
– Помню, помню. – Он взял характеристику, написанную Бедным, и стал читать.
– М-да! – Многозначительно произнес он и снял трубку телефона. – Алло! Жека! Зайди ко мне.
Через пару минут в кабинет Недремова вошел худощавый парень. Взглянув на его лицо, Сергей отметил про себя, что на улице этого парня можно принять за главаря какой–то блатной компании.
– Жека, посмотри на это. – Недремов протянул ему лист с характеристикой.
– Вот этому, – он указал на Сергея, – «хлопчику», нужна характеристика. Он собирается поступать в юридический. Разберись что к чему. Поговори с ним, как ты умеешь. – Недремов многозначительно улыбнулся. – Потом заглянешь ко мне.
– Это наш инструктор. – Объяснил он Сергею. – Пойдешь с ним, побеседуешь. Он решит, что дальше делать. Все. До свидания. – Недремов махнул рукой, как бы отгоняя от себя назойливую муху и уткнулся в бумаги, лежащие на столе.
Вдвоем с инструктором Сергей пошёл по длинному коридору, мимо многочисленных дверей, на каждой из которых имелась латунная табличка с указанием должности и фамилии хозяина кабинета. Жека открыл одну из них, и они попали в просторную комнату. На стене висели портреты Ленина и Брежнева. Под ними стоял массивный дубовый стол, к которому был пристыкован еще один, с двух сторон уставленный стульями.
Жека плюхнулся в кожаное кресло под портретами.
– Ну садись. – Кивнул он Сергею, и взяв документы, стал их читать.
Сергей сел напротив, отметив про себя, что еще полтора года тому назад здесь наверняка висел портрет Хрущева. Затем он перевел взгляд на инструктора и стал следить за его лицом. По мере чтения, оно все больше принимало выражение скептицизма и пренебрежения и не предвещало ничего хорошего. Сергей почувствовал, что у этого человека характеристики он не получит.
Закончив читать, Жека поднял глаза на Сергея.
– Так ты что – из крестьян?
– Да, там же написано.
– А твой отец, значит, работал председателем колхоза. А в марте пятьдесят третьего вы переехали в город. Чего вдруг?
– Если помните, тогда было «дело врачей».
– А вы каким боком относились к врачам? – Жека презрительно ухмыльнулся.
Сергей был уверен, что этот Жека отлично знает, какая тогда была обстановка в стране и вопросы задает лишь для того, чтобы посмаковать еврейскую тему. Поэтому Сергей решил, что никаких подробностей рассказывать не будет. И ответил коротко:
– Тогда шла всеобщая «чистка». Не только среди врачей. И семья переехала в город.
– А чего же не остались в колхозе? Что, председателем работать мог, а простым колхозником уже и не подошло.
– Он начинал в колхозе трактористом. Только потом его избрали председателем. Так что простым колхозником он тоже мог работать.
Инструктор хитро ухмыльнулся, и Сергей интуитивно почувствовал, что сейчас последует очередной каверзный вопрос. Но в этот момент зазвонил телефон. Жека снял трубку. Сергей слышал только его ответы, но из них было все понятно.
–Алло! А, привет. Я в порядке. Что у тебя? Просьба? Ну, давай свою просьбу. Две путевки в международный молодежный лагерь? А две не слишком жирно будет? Ну а что я с этого буду иметь? Ящик коньяка? Идет. Позвони через два дня. Путевки будут готовы. Только впишешь фамилии. А коньяк завезешь ко мне домой. Да, как всегда. Все. Будь здоров. У меня тут посетители.
– И этим людям поручили нас воспитывать? – Подумал Сергей. – И даже не стесняется посторонних. Видно чувствует себя уверенно и безнаказанно.
– Ладно, давай поговорим о тебе. – Услышал он голос Жеки. – Ты, я вижу, спортсмен.
– Да, занимаюсь легкой атлетикой.
– Ну вот и шел бы в институт физкультуры. Зачем тебе юридический?
– Для меня спорт – это хобби. Я не планирую становиться тренером.
– Ну и напрасно. Тут написано, что ты хороший спортсмен. Вот и был бы хорошим тренером.
– Из хорошего спортсмена далеко не всегда получается хороший тренер. Да и в стране у нас спортом занимаются миллионы. Зачем нам миллионы тренеров?
Жека хотел задать еще какой-то вопрос, но опять зазвонил телефон. Он с недовольным видом потянулся к трубке.
– Видишь, какая у нас напряженная работа. – Бросил он в сторону Сергея. – Ни минуты покоя.
– Алло! Привет. День рождения у босса? Конечно, помню. Не волнуйся, зал в ресторане я уже забил. Спиртное организует Митяй. За тобой девочки. Подбери симпатичных. И не таких, как в прошлый раз. Тогда они так набрались, что толку от них не было никакого. Понял? Ну действуй!
Сергей не верил своим ушам.
– И это работники обкома! – Мысленно ужаснулся он. – И они нам втюхивают туфту под названием «моральный кодекс строителя коммунизма». Да по ним тюрьма плачет! Есть ли границы лицемерия и цинизма у этих «бойцов идеологического фронта»? Хороша же страна, в которой мы живем! – Внезапный переход из той среды, где выше всего ставились ценности духовные, в среду, где их откровенно презирали, вызвали у него душевное потрясение.
– Ладно! – Жека хлопнул ладонью по бумагам, лежащим у него на столе. – Ты хочешь в юридический. Политику партии и правительства в стране ты, конечно же, одобряешь. Ну, а за международными делами ты следишь?
– Да, конечно, слежу. – Он утвердительно кивнул. – Газеты, радио, телевидение.
– Вот тогда и скажи мне такую вещь. – Продолжал Жека. – И наша страна, и все страны социалистического лагеря единодушно осуждают агрессивную политику Израиля против арабов. Все, кроме Румынии. Ну и как ты считаешь – почему они так поступают?
Сергей моментально понял, что это была ловушка. Иногда знакомые рассказывали то, что передают западные голоса, и он слышал, что у Румынии с Израилем существует негласная договоренность. Румыния разрешает своим евреям выезжать на постоянное жительство в Израиль, а Израиль, за каждое разрешение рассчитывается с румынскими властями американскими долларами. Сергей понимал, что и Жека хорошо об этом осведомлен. Иначе не стал бы задавать такой вопрос. И сейчас сказать ему об этом соглашении, значило получить обвинение в прослушивании вражеских радиостанций и нажить себе массу дополнительных неприятностей. А сказать, что ему ничего неизвестно, означало не соответствовать нужному уровню подготовки. Сергей не сомневался, что такой вопрос был задан именно с целью обоснования отказа в характеристике. Впрочем, он почти с самого начала был уверен, что такую бумагу он не получит.
– У меня нет никаких сведений о такой политике Румынии. Не могу ничего сказать. – Он виновато улыбнулся.
– Вот видишь! – С плохо скрываемой радостью воскликнул Жека. – Как же мы можем дать тебе рекомендацию в юридический институт, если ты совсем не разбираешься в политике. Извини парень, но мы тебе вынуждены отказать. – Жека встал из-за стола. – Выбери себе что-нибудь другое. – Он открыл дверь кабинета, жестом предлагая Сергею выйти.
– Все. Свободен.
Сергей, в оцепенении поднялся и словно сомнамбула направился к выходу. Он так старался ничем не выдавать своих чувств, что лицо его от напряжения странно онемело, а на губах еще застыла вымученная улыбка. Столкновение с непримиримыми противоречиями: безоблачной наивностью детства и неприкрытым цинизмом официальной идеологии, царившем в этих стенах, шокировали его. Как правильно судить о человеке, движении или государстве? Наверное, для начала нужно спросить самого себя: не лицемерят ли они?
***Был ясный день. Деревья шелестели свежей листвой, отбрасывая короткие тени на асфальт дорожек. Недавно вернувшиеся с юга птицы, наполняли воздух своим щебетаньем. На стоявших вдоль аллей скамейках, одинокие пенсионеры грелись под теплым апрельским солнцем.
Сергей шел по весеннему парку. Боль и растерянность были написаны на его лице – растерянность человека, впервые столкнувшегося с еще одной, неведомой для него теневой стороной жизни. То, что произошло в обкоме, не было для Сергея неожиданностью. Он был готов к тому, что ему будет отказано. Но он решил – если есть хоть один шанс из тысячи, нужно его испробовать, чтобы потом не упрекать себя за то, что боролся не до конца. До последней минуты он надеялся на какие-то невероятные обстоятельства, а может просто на чудо, хотя уже с раннего детства не верил ни в какие чудеса.
Но он никак не мог понять, почему догмы идеологии закрывают доступ к образованию, к интересной работе, к нормальной жизни. Разве не все люди рождены одинаковыми? Но эта армада идеологов и инструкторов всяких райкомов и обкомов всегда имеет набор средств манипулирования высокими чувствами. Они носят эти средства наготове и, как фокусники, достают их, по мере необходимости, из самых неожиданных мест. Долг, честь, любовь к Родине – безотказные средства манипуляции молодыми умами.
Таких инструкторов разного уровня в стране десятки, если не сотни тысяч. Часть из них, ломая судьбы людей, только из-за неподходящей анкеты, убеждена, что творит благое дело для страны, при этом, не очень утруждая себя мыслью о морали. Другие же просто упиваются данной им властью, действуя по принципу: «хочу – казню, хочу – милую». Власть – самая заразная болезнь на свете. Она развращает и уродует людей. И эти люди уверены, что только они всегда правы и только их мнение является истиной в последней инстанции. Это каста неприкасаемых. Каста номенклатурных работников. Один раз, попав в эту касту, они начинают считать себя чуть ли не небожителями и, как правило, стараются остаться там на всю жизнь. И чем дольше они остаются в этой замкнутой секте, тем больше их беспокоит собственное благополучие и страх. Страх за то, что их могут когда-нибудь отлучить от спецмагазинов, закрытых распределителей, поездок за границу, дач и еще массы других благ, недоступных простым смертным. Поэтому они всегда готовы безропотно и без всяких раздумий, выполнять любое указание начальства.
И никогда их не интересует моральная сторона дела. Они произносят красивые речи с трибун, пишут правильные статьи в газетах и твердят, что нет ничего выше, чем служение государству. И многие, не задумываясь, признают их авторитет. Но их авторитет держится лишь на том, что они умеют красиво говорить и обладают ловкостью словесного иллюзиониста. Мы думаем, что они должны помогать нам, молодым, войти во взрослую жизнь, найти свой путь в этом сложном мире. Но первый же контакт с ними, сразу раскрывает такое заблуждение, и становится видна вся их лживость, двуличие и цинизм. Под этим тяжелым грузом рушится то мировоззрение, которое они нам прививают. И именно это и делает их банкротами в глазах людей, хоть раз столкнувшихся с этими лицемерами.
XIII
Здание театра, ярко освещенное изнутри, в сиянии спускающегося вечера и ярких уличных фонарей, выглядело праздничным. У входа толпилась публика: женщины в нарядных платьях, мужчины в строгих костюмах. У всех радостные, смеющиеся, беззаботные лица. Люди, пришедшие на спектакль, не торопились входить во внутрь, наслаждаясь теплым весенним вечером.
Сергей ждал Надю у входа. По этому случаю на нем был костюм и рубашка с галстуком. Чтобы научиться его завязывать, он принес галстук на тренировку, и Валера целых пол часа объяснял ему, как вязать узел.
Наконец, появилась Надя. Вначале он услышал звук ее шагов. Сергей, как-то интуитивно, научился узнавать эти шаги по стуку каблучков. Вот и теперь они, словно молоточки по клавишам ксилофона, стучали по бетонным плитам, уложенным у входа в театр, звонко и энергично. Сергей оглянулся и увидел ее издалека.
Сейчас Надя выглядела совершенно иначе. В красных туфельках на высокой шпильке и такого же цвета, чуть выше колен, платье, она стремительно шла по улице – стройная и гибкая, легкой, пружинящей походкой, ставя ступни ног так, будто шла по линии беговой дорожки: одна впереди другой. Русые волосы были собраны в модную прическу «бабетта», а на лоб опускалась небольшая челка. Шею обвивало белое жемчужное ожерелье. Длинными белыми капельками на мочках ушей качались серьги. Сергей невольно залюбовался ею. Она показалась ему такой прелестной и такой утонченно изящной, что он, оробев, с восхищением смотрел на нее из толпы. Он подумал, что раньше как-то не замечал, насколько она красива. Ведь на тренировках ее обычной одеждой были кроссовки и спортивный костюм. А волосы, собранные хвостиком и перехваченные на затылке резинкой, всегда метались из стороны в сторону, когда она мчалась по дорожке стадиона.
– Привет! Я не опоздала? – Она улыбалась.
Сергей взглянул на Надю, еще раз отметив про себя, что улыбка совершенно меняла ее. В ней была какая-то непринужденность, теплота и ласка. Точно в темной комнате вдруг вспыхнул яркий свет.
– Нет, все нормально. Ты потрясающе выглядишь. – Сказал он, слегка смутившись.
– Спасибо! – Глаза ее светились. – Пойдем смотреть спектакль?
– У меня сложная задача. – Он попытался пошутить. – Нужно смотреть на сцену, но ты сегодня так выглядишь, что хочется смотреть только на тебя. – Сергей и сам удивился, как у него хватило наглости сделать такое признание.
– Какая неприкрытая лесть! – Рассмеялась она. – Где ты только этому научился? Наверное, у Митрохина.
– Нет, правда. Ты сегодня выглядишь просто великолепно. – У него возникло ощущение какого-то радостного праздника, и Надя была частью его.
– Ну если тебе нравиться, тогда все в порядке. – Она взяла его под руку.
Они зашли в фойе театра.
– Я тут ни разу не была. – Надя оглянулась вокруг. – Здесь довольно красиво.
Она обратила внимание на афишу, висевшую на стене.
– А почему она на украинском языке? – Недоуменно спросила она у Сергея.
– Театр-то украинский, драматический. – Объяснил он.
– Сережа! – Надя всплеснула руками. – Я ведь не знаю украинского языка!
– Как! – Удивился Сергей. – Ты ведь родилась на Украине!
– Да, конечно. Но мы уехали отсюда, когда я еще в школу не начала ходить. Сначала на Дальний Восток, потом в Казахстан, а оттуда в Германию. А когда приехали сюда, я пошла в девятый класс, и меня освободили от изучения украинского.
– Вот называется, пригласил девушку в театр. – Сергей рассмеялся. —Я был уверен, что ты знаешь украинский. Здесь все его знают, даже если и говорят на русском. Что же теперь будем делать? Уйдем?
– Ни за что! Что же, мы напрасно сюда пришли? Но ты ведь знаешь украинский хорошо! Сможешь переводить?
– Да без проблем. Мне все равно на русском или украинском смотреть спектакль или читать книгу. Хочешь, буду тебе переводить синхронно?
– Конечно, хочу!
– Тогда пойдем.
Они вошли в зал и стали пробираться к своим местам. В оркестровой яме музыканты настраивали инструменты, наигрывая отрывки мелодий. Раздался третий звонок и свет в зале медленно погас. Занавес открылся, и на сцене актеры произнесли свои первые реплики.
Надя наклонила голову к Сергею.
– О чем они говорят? – Шепотом спросила она.
Сергей приблизил лицо к ее уху, чтобы начать перевод. Он уловил аромат духов и, на какое-то мгновенье у него закружилась голова. Он непроизвольно сделал глубокий вдох.
– Что с тобой? – Она повернулась к нему.
– У тебя какие-то необыкновенные духи.
– Нравятся?
– Да, очень приятный запах.
– «Быть может». – Шепотом сказала Надя и замолчала.
– Что может быть? – Не понял он.
Она тихо рассмеялась.
– Это так духи называются: «Быть может». Маме кто-то подарил, а она отдала их мне. Ну ты будешь переводить?
– Да, конечно. – Он опять склонился к ее уху.
Переводить было довольно легко. К тому же многие отрывки из пьесы он знал на память и часто перевод у него получался в стихотворной форме. В такие моменты Надя с удивлением поглядывала на него, но не произносила ни слова, боясь что-то пропустить. Через некоторое время Сергей заметил, что женщина, сидящая за ними, наклонилась вперед и слушает его. Видимо у нее тоже были проблемы с украинским языком.
Закончилось первое действие, и Надя предложила выйти в фойе. Ей захотелось лучше рассмотреть помещение театра. Ее восхищал интерьер в стиле барокко, огромная хрустальная люстра, расписные потолки, колонны. Когда они остановились у фотографий актеров театра, Надю окликнули. Она и Сергей одновременно оглянулась. Невдалеке стояла ее тренер, Дворкина. Это была еще довольно молодая, стройная женщина, со смуглым лицом, большими, блестевшими, как две маслины, тёмными восточными глазами и тонкими ресницами над ними. Её темные, как смоль волосы, были собраны на голове, образовав небольшое возвышение, похожее на невысокую башенку.
– Надя! Что ты здесь делаешь?
– А что можно делать в театре? – Рассмеялась Надя. – Смотрю спектакль.
– Но ведь ты же не знаешь украинского.
– А у меня есть личный переводчик. – Похвасталась она, указывая на Сергея.
– Привет, Сережа. – Поздоровалась Дворкина. – Кстати, познакомься – это мой муж. – Она взяла за рукав стоящего рядом с ней невысокого, коренастого мужчину.
Сергей пожал ему ладонь. Она была широкая и вялая.
– Сергей.
– Марк. – Ответил тот. – А вы что, с Надей тренируетесь вместе?
– Не совсем так. На одном стадионе. Мой тренер – Берковский.
– Я еще понимаю, когда вы, молодежь, ходите на такие спектакли. – Начала Дворкина. – А вот мой муж захотел вспомнить молодость, и привел меня сюда – старую, больную женщину. – Нарочито жалобным голосом сказала она.
Сергей рассмеялся.
– До старой и больной еще очень далеко. Если я не ошибаюсь, Вам еще нет и тридцати.
Надя дернула его за рукав.
– С женщинами неприлично обсуждать их возраст. – Тихо прошептала она ему на ухо. – А насчет «старой и больной» – так это у нее любимая поговорка.
– Ну и как вам спектакль? Нравится? – Поинтересовалась Дворкина.
– Мне очень нравится. – Объявила Надя. – И актеры здорово играют. И Сережа переводит великолепно. Некоторые моменты, ну просто стихами.
– Это перевод Маршака. Мне эти отрывки когда-то запомнились.
– Марик, возьми нам в буфете, что-нибудь попить. Становиться жарко. – Попросила Дворкина.
– Сергей, составишь мне компанию? – Спросил Марк.