Скованный
– Все медицинские учреждения, естественно, находили симулянтов и отсылали их обратно. Молодцы, правда? Во всех газетах печатали эту новость.
Томас Клаус. Тысячи Томасов Клаусов. Миллионы. Все они одеты как он. Выглядят как он. Разговаривают как он.
Томас напрягает задницу. Что-то вылезает из него. Может быть, еще один Томас Клаус?
Томас Клаус говорит:
– А потом тот самый чудак, который подсылал этих самых симулянтов заявил, что никого вовсе не подсылал, а те, кого они принимали за симулянтов, – настоящие больные.
Терпеть невыносимо. Томас встает. Он идет в туалет. Справа от него – Томас Клаус. Слева – Томас Клаус. Сзади и спереди – тоже он.
Томас садится на унитаз, спуская штаны. Воздух становится едким и душным, словно кто-то жарит яичницу. Его задницу обрызгивают капли из унитаза. Мерзко.
Голос с соседней кабинки говорит:
– Общество было потрясено. Оказалось, что не существует никаких достоверных методов распознать – шизофреник человек или симулянт. Значит можно просто прийти в психушку и сказать, что ты слышишь голоса, и тебе поверят. Представляешь?
Если ученые не способны отличить шизофреника от симулянта, способен ли сам человек понять, что он не шизофреник? Может быть, мышления не существует. Может быть, мы принимаем решения не по собственной воле? Ведь голоса в голове что-то тебе трезвонят .
Они говорят:
«Если ты не способен сделать что-то опасное, значит, наступит конец света».
Ты делаешь то, что говорят голоса.
Они говорят:
«Что мешает тебе прямо сейчас забраться на стенку, разделяющую кабинки, и посрать на Итона Спаркса. Что мешает посрать себе на лицо?»
– Мы живем в странном мире, Томми. Ужасно странном. Все эти галлюцинации, голоса. Может быть, всего вокруг вообще не существует?
Голоса говорят:
«Папочка, не стоило меня рожать. Это было бессмысленно».
11
Ветхий дом. Его стены покрыты мхом и плесенью. Местами торчат прогнившие доски. Когда-то он был другим.
Томас стоял напротив Дианы, тогда еще Дианы Кларк. Ему Восемнадцать. Она – само превосходство. Томас, сопротивляясь дрожи, протягивал ей свою ладонь. На том же чердаке. Пол которого завален хрустящим сеном.
– Томас, – говорит Диана, уже Клаус. – Нужно искать тебе работу, Томас. Мне будет трудно найти работу, ты ведь знаешь мое шаткое психическое состояние.
– Знаю, – отвечает он. – Я уже занимаюсь этим вопросом.
С тех пор, как не стало Элли, милой и обаятельной Элли, в этой квартире больше не было души. Она превратилась в бесчувственную коробку из бетона, животрепещущую своим монотонным раскаянием. Так выглядят дома, которые вот-вот покинут хозяева. Так выглядит серость. Скука и сожаление.
Когда тебе восемнадцать жизнь кажется бесконечной. Да и не было никакой жизни. Она только началась. Член стоит как надо. Похмелья нет.
Томас Клаус и Диана Кларк. Они искренне любили друг друга. Они предвкушали будущую жизнь, жаждали ее и ценили свое настоящее.
Когда тебе восемнадцать, ты почему-то думаешь, что непременно станешь богатым.
Пересекая пальцы рук, они целовали губы, Томас заключал Диану в свои объятия. Она прижималась к его груди и закрывала свои глаза. Играл романтичный джаз.
– В последнее время так тяжело даются любые вещи, – говорит Диана. – Такое ощущение, что я скоро упаду, сложу руки и молча пролежу остаток своей жизни.
– Не говори так, Диана. Мы обязательно справимся. Я обещаю. Иди ко мне…
Музыка замораживала время. Ставила на паузу. Не было ничего, лишь теплый чердачный свет, хрустящее сено и двое влюбленных. Томас обнимал Диану за талию, она клала свои ладони ему на плечи. Они растворялись в воздухе. Умирали друг для друга, чтобы воскреснуть вновь.
– С моим стажем я с легкостью найду хорошую работу, – говорит Томас. –Так что мы протянем, не волнуйся.
– Надеюсь на это… Ты помнишь как мы танцевали с тобой?
– Помню, – он улыбнулся.
Они прижимались телами друг к другу. Сливались в единую смесь из ласки, любви и спокойствия. Переплетая ноги, они медленно кружились в придуманном ими танце. Скрипучий пол изрезался его траекториями.
– Давай станцуем?
– Давай.
Диана и Томас Клаус. Забытые целым миром. Они смотрят друг другу в глаза и вспоминают их юношеское сияние. Словно не было многих лет. Словно Элли еще не родилась. Словно сейчас они не в простуженной квартире, а на том же чердаке. Настоящее стало прошлым. И каждый оборот их танца удаляет несколько морщин с лица.
Соски Дианы становились тверже, что-то теплое упиралось в низ ее живота через ширинку Томаса. Они танцевали и ждали дождь.
– Я люблю тебя, Диана, – говорит Томас.
– А я люблю тебя, Томми.
– Не помню, когда мне было так хорошо в этой квартире в последний раз.
– Нам нужно менять все, Томми. Когда это случилось, мы совсем отстранились друг от друга. Подумать только, живем в одной квартире, но как будто совсем не замечаем друг друга.
– Знаю, придется нам заняться этим. Мы пытались справиться с этой болью по одиночке и совсем забыли, что вместе намного проще…
– Господи, какие же мы дураки…
Томас сжимает руки, укрепляя хомут своего объятия, Диана крепко прижимается к нему.
– Спасибо тебе за все, Томми.
– И тебе спасибо, Диана…
Они открывают глаза и видят безжизненную квартиру и те же стареющие лица.
Прошлого не существует.
Дорога в него забыта.
Где-то в этой квартире летает призрак Элли. Он остался здесь навсегда.
Что-то сверкает.
– Откуда у тебя золотые сережки? – спрашивает Томас.
– Я… их нашла.
12
Ты закрываешь глаза в постели. Открываешь – метро. Закрываешь снова.
– Ты знал, что машина времени давно уже изобретена? Правда. Ей даже можно пользоваться. Только ты не сможешь отправиться в будущее. Только в прошлое и не сможешь ничего изменить, а просто проживешь все то же самое.
Экран. Телефонные звонки. Мистер Уолкер. Моргаешь – дом. Снова смыкаешь веки.
– Существует интересная теория, что каждый раз, когда ты стоишь перед выбором, реальность разветвляется. В одной реальности ты выбрал что-то одно, в другой – совсем иное. Прикольно, правда?
Жизнь превращается в телепортацию. Бесконечные моргания становятся признаком однообразия. Каждый день – сегодня. Никакого прошлого. Никакого завтра.
Томас закрывает глаза. Он видит Элли. Ее светлые глазки бегают по квартире. «Папа, мама! Смотрите как я умею». Элли делает нелепый кувырок. «Какая ты у нас молодец!» Томас открывает глаза. Бесконечная боль пронизывает ребра.
– Так как насчет сходить в то местечко, про которое я говорил? Выпить виски?
Сегодня Диана встречается со своей подругой. Почему бы нет?
– Пошли, – отвечает Томас.
– Класс! – возглашает Итон.
13
– Это же просто кафе, – говорит Томас.
– Нет, – протягивает Итон. – Смотри.
Круглые столики расставлены с четким интервалом. На одном из них нацарапано: «Маргарет – шлюха». Томас читает.
– Хотел бы я посмотреть, как выглядит эта Маргарет, – вставляет Итон.
Он подходит к барной стойке, за которой то ли уставший, то ли бесчувственный бармен смешивает скучный коктейль. Томас разглядывает бутылки. Дешевое пойло. Итон наклоняется к бармену и что-то шепчет ему. Тот кивает. Итон жестом указывает Томасу идти за ним.
Аромат на кухне вынуждает морщится. Как будто кто-то насрал на сковородку и жарит на медленном огне. На белом кафеле – коричневые пятна. Кафельные швы давно уже желтые. Повара – умирающие аморалы. Они ковыряются в заднице, зачерпывают пальцем соус и пробуют, обсасывая его.
Они проходят в холодильник. Несколько мышей, каким-то чудом оказавшиеся здесь, за долю мгновенья рассыпались по углам. Итон улыбается.
– Это будет классно, Томми, Вот увидишь.
Бармен отодвигает какие-то ящики. За ними дверь. Они заходят внутрь.
Пустота. Темный коридор растянулся на несколько миль. Они шагают. Запах паленой резины врезается в ноздри Томаса. Итон говорит:
– Тебе все объяснят, Томми, не переживай.
Бармен отдергивает черную шторку и снова открывает какую-то дверь. Чем больше он тянет ее на себя, тем громче играет музыка. Голоса переплетаются с шорохом карт и нелепо звучащей мелодией.
– Ты умеешь играть в покер, Томми? Если нет, то лучше не садись за стол, просто посмотри. А лучше сыграй в автоматы.
Комнату наполняет неоновый красный. Бархатные черные диванчики в хаотичном порядке разбросаны по периметру. Струйки кальянного пара вульгарно растворяются в воздухе. Повсюду – деловые мужчины в костюмах изысканного пошива. С ними – едва созревшие девушки, обнажающие свои достоинства мини юбками и откровенными блузками с широчайшими декольте. Сетчатые колготки покрывают их стройные ноги, закинутые на рядом сидящих мужчин.
– И кто из них Маргарет? – улыбаясь, спрашивает Итон.
Томас усмехнулся.
Они садятся за крайний столик, Итон заказывает виски.
– Мне и моему приятелю, – изображая вид достойного человека, произносит он.
– Будет сделано, – отвечает человек, не имеющий лица.
Томас нервничает. Итон говорит:
– В общем, цены здесь довольно бешеные. Но чтобы развлечься – достаточно. Видишь проходы в виде арок, закрытые шторами?
– Да, – отвечает Томас.
– Красные шторки означают комнату отдыха. Отдыха через оргазм. Разные шлюхи заходят туда и трахаются со всеми, кто посещает их. Разумеется, придется платить. Синие шторки – для тех, кто хочет расслабиться по-другому. Кальян с травой, иначе говоря. Там, где проход завешан черными шторами, играют на по-настоящему крупные суммы. Как ты понимаешь, это не для нас.
– А коричневые?
– Это сортир. Но в кабинках есть такие дырочки, куда можно засунуть. Хотя это только для голубых. Но не всегда…
– Как играть в автоматы?
– Вообще это чистая удача. Вряд ли мы поднимем с тобой бабла, иначе подобных мест просто не существовало бы. Но чувство азарта… С ним не сравниться ничего.
– Часто ты здесь бываешь?
– Не часто. В основном на выходных.
Человек без лица принес им виски. Итон тут же опустошил стакан. Томас последовал его примеру.
– Погнали? – спрашивает Итон.
– Погнали.
Дурманящий звон монет, нелепая музыка. Они запихивают купюры, и сразу же после этого экран начинает вертеться. Неумолимое чувство голода, жажда, словно ты никак не можешь кончить, аккуратно пробирается в дебри разума, подпоясывает сердце и заставляет хотеть еще. Глаза перестали моргать. Наконец наступило завтра.
Когда-то Диана была лучшим способом отвлечься от реальности, теперь реальность – это Диана.
Томас пытается отвлечься от нее.
Нет, ее не существует, как никогда не существовало и Элли. Итон – всего лишь голос. Почти роботизированный, только совсем не женский.
Яркие краски туманят мозг. Мелкие выигрыши подкидывают топлива в костер, загоревшийся где-то на пороге сознания. Глаза превращаются в камеры. Две бесчувственные линзы, поглощающие азарт.
– Эй, Томми! Томми! Остановись!
– Я почти уже выиграл, – отвечает Томми.
– Я же тебе говорил, здесь практически невозможно выиграть.
– Сыграю последний раз.
После этих слов Итон встревожился не на шутку. Не совершил ли он ошибку, позвав сюда своего друга? Надежда легкого обогащения могла с легкостью проникнуть в его мозг. Она могла стать желанием.
Каждый последний раз становится предпоследним. Томас запутался в сетях. В сетях собственного влечения и жажды заработка.
– Эй, Томми! Пойдем покажу кое-что.
– Последний раз…
– Нужно сейчас.
Томас жмурит глаза. Он пытается взять себя под контроль. Ему хотелось открыть их и оказаться дома. Он открывает – все тот же монитор с бегающими картинками. Итон тянет его за руку. Томас наконец отрывается.
– Все это порочный круг, не поддавайся искушению. Сыграл пару раз – остановился. До хорошего точно не доведет.
– Твою мать, Итон. Эта хрень вмазывает сильнее наркотиков.
– Только не привыкай. Это временное наслаждение. Но полного удовлетворения никогда не будет, это точно.
– Что ты хочешь мне показать?
– Вот это.
Итон указывает, на стол, изрезанный линиями вдоль и поперек. В квадратах написаны цифры. Тучное колесо медленно крутится, волоча за собою шарик.
– Рулетка, – говорит Итон.
– Никогда не видел этой дряни в жизни.
– Правила достаточно просты. Ты делаешь ставку на число или на цвет. Можешь как на одно, так и на целый ряд. Соответственно, чем меньше шансов на победу, тем больше выигрыш.
– Например?
– Если делаешь прямую ставку, то можешь преумножить ее в 35 раз. Примерно.
– Я хочу сыграть.
– Ты уверен?
– Не парься.
Томас, очарованный игрой, сверкает глазками так, словно десятилетний ребенок, впервые увидевший порно. Он достает фишки, полученные в специальной кассе. Итон говорит:
– Делай каре.
– Каре? – спрашивает Томас?
– Ставь на пересечении линий. Таковы правила.
Томас делает ставку. Бледнокожий крупье принимает ее и раскручивает колесо.
– Ставки сделаны, ставок больше нет.
Промах. Мужчина напротив ставил на целый ряд.
– У него выплата два к одному, – говорит Итон.
Томас смотрит на его ухмылку и бесится. Он вдруг неожиданно стал врагом.
– Ставь туда же, – говорит Итон. – Так шансов больше.
– Я в этом не уверен.
Колесо крутится. Шарик карябает его поверхность. Выпало Тринадцать. Снова промах.
– Я же тебе говорил, – возглашает Итон. – Хорошая ставка, нужно просто быть понастырнее.
– Еще раз.
– Дружище, может хватит?
– Ладно… Да, точно… Ты прав.
– Я схожу отлить.
Томас кивает. Неумолимой ужас вдруг застигнул все его тело, он не мог не думать об игре. Словно какой-то капризный бес приютился в его груди и жалобно стонет, взывая вернуться к ставкам. Вернуться в настоящее оказалось труднее. Взгляд до сих пор затуманен, руки слегка потряхивает и ты до сих пор сидишь за столом.
Нет. Этого не существует.
Ты бредешь вдоль стен и разглядываешь шлюх, выходящих из комнат с красными шторами. Они кажутся ему счастливыми. Все они разные, но одинаково сексуальны. У одних грудь с его голову, у других – с его кулаки. Но Томас хотел сорвать лифчик с каждой
Сорвать и прислониться языком к соскам. На вид, самой старшей из них не больше двадцати пяти, самой младшей едва исполнилось восемнадцать.
Томас возбуждается при мысли о том, чтобы трахнуть одну из них. Он отчетливо видит задницы этих дамочек. Представляет их тугие щелки и мечтает взглянуть на них раком. Хотя бы разок, хотя бы на долю секунды.
Он проходит мимо прохода с черными шторками. Они отдергиваются. Томас встречает ковбоя Дэнни. Счастливчика Дэнни.
– Эй, Томас Клаус! Мой верный приятель Томас Клаус! – возглашает счастливчик Дэнни. – Сколько лет, сколько зим, дружище. Какими ветрами ты оказался тут?
Грудь Томаса пробивается волнением.
– Да, я… Привет. Зашел расслабиться.
– Отличный выбор, дружище. Всегда знал, что ты – отличный парень. Помнишь нашу юность?! Нашу яркую беззаботную юность. Девчонки, бухло, наркотики. Это было что-то, не так ли?
– Что-то…
– Да ладно, расслабься ты. Ты же пришел сюда отдохнуть, так вот и отдыхай.
Ковбой врет. Дэнни знает это. Они никогда не были друзьями. Дэнни всегда считал себя лучше других. Папочка давал ему крупные суммы, чтобы его эго становилось тверже.
– А ты что тут делаешь? – неуверенно спрашивает Томас.
– Что я тут делаю? Чувак, я хозяин этого заведения. Все, начиная от этих дамочек, заканчивая гребанными фишками в казино, принадлежит мне. Я, мать его, Аль Капоне, а ты находишься в моем Чикаго, друг.
Томас удивленно кивает. Из его глотки брызжет кислая слюна зависти.
– Это круто, – отвечает Томас. – Хорошее местечко, меня устраивает.
– Конечно устраивает, о чем ты вообще! Эй, ребята, взгляните на этого быка – это мой приятель Томас! Хитрый проныра Томас! Так с ним отрывались по молодости.
Кучка деловитых ребят, похожих на гангстеров, подняла бокал в его сторону и выпила в одном темпе. Среди них – самые искушенные люди города. Протеже самих себя. Мистер Уолкер, вероятно, лижет им задницу.
Ковбой Дэнни продолжает:
– Этому кабану досталась лучшая женщина нашей школы – Диана. Твою мать, до сих пор мечтаю ее трахнуть. Как она? Извивается? Ухх, хотел бы я взглянуть на нее.
Желчь пробивается изнутри. Голова начинает кружится. Кулаки Томаса инстинктивно сжались, а брови нахмурились.
– Да ладно тебе, Томми, не валяй дурака. Я же понимаю, что у вас замужество, светлая семейная жизнь, все дела… Это так – либидо. Эй, Маргарет! – кричит счастливчик Дэнни, подманивая пальцем девушку. Она подходит, кладет свои ладони ему на плечи и упирается коленкой в пах.
Ее ноги обтягивают сетчатые чулки, уходящие под кожаную юбку. Сверху – прозрачная кофточка, под которой красуется черный лифчик. На ногах – ботинки, чем-то похожие на берцы.
Так вот как выглядит шлюха Маргарет. Дэнни говорит ей:
– Обработай этого юнца, покажи ему как надо трахаться.
Маргарет улыбается. Она хватает Томаса за руку и уводит в красную комнату. Томас смотрит на нее и чувствует как яйца набухают, а сперма подкатывает к ним.
Томас моргает – Маргарет толкает его на кровать.
Интересно, сколько человек было на ней сегодня?
Разум спрашивает: «На Маргарет?».
Смыкание глаз – она снимает лифчик, повернувшись к нему спиной и слегка наклонившись. Из-под юбки выглядывает задница. Она вертит ей. Она дразнит Томаса.
Томас открывает глаза – грудь Маргарет приближается. Два идеально ровных круга. Маргарет кладет ладони на голову Томаса. Она прижимает его к своей груди. Томас невольно кладет руки на ее задницу. Секунда – и она скачет на его члене, запрокинув руки к плечам и сексуально улыбаясь.
Она говорит:
– Да папочка, трахни меня!
Томас смотрит на нее и видит Элли.
Твою мать.
Нет. Все это мысли. Галлюцинации Разума. Маргарет скачет. Глаза Томаса закатываются. Ее грудь – совсем не то же самое, что грудь Дианы. Хотя Диана старше ее в два раза.
Томас кончает. Струя спермы брызгает на бедра Маргарет. Она симулирует оргазм. Томас знал это.
Маргарет говорит:
– Тебе нравилось все, что я делала?
– Да, – говорит Томас.
Только сейчас он понимает, что все это время представлял Диану. Маргарет говорит:
– Ты хочешь трахнуть меня еще раз?
– Да, – отвечает Томас.
Из головы не выходит Диана. Она намертво въелась в извилины мозга. Только сейчас он понимает, что изменил жене. Никакого единения двух противоположностей. Безумно страстный секс, но точно такой же бесчувственный, как с Дианой. Маргарет говорит:
– Только не забудь мне заплатить, я не трахаюсь бесплатно.
Твою мать.
Глава 2. Бесшумный половой акт
1
– Это же скоро закончится, ведь так? – говорила Диана.
– Что именно?
– Мы с тобой.
Томас Клаус и Диана Кларк. Они лежали на бесконечно прошлогоднем сене головой друг к другу, не спеша затягивали косяк и передавали его кончиками пальцев. Солнечный свет дразнился бликами, что проникали сквозь щели в крыше и бегали по стенам чердака. Диане – девятнадцать. Ее губы смыкались в трубочке, грудь вздымалась, она выдыхала дым и говорила, закрыв глаза.
– Так ведь оно обычно и происходит. Подростки любят друг друга, вместе взрослеют, затем они разъезжаются из родительских домов и навсегда забывают друг друга. Они находят более подходящих людей и строят с ними отношения, которые продержатся до конца их жизни. Между нами всего лишь страсть, Томас, желание познать противоположность со всевозможных ракурсов.
Они лежали поддатые, слегка сходившие с ума, но спокойные, а голос их монотонный, словно скрип деревенского пола.
– Ты, вероятно, тронулась умом, Диана. Разве нужно нам прощаться друг с другом и навсегда забывать? Мы ступаем во взрослую жизнь и это бесспорно, но мы ступаем в нее вместе.
– Не будь дураком, Томми, это же бессмысленно. Я видела, как ты заигрывал с этой девчонкой Эшли. Это потому что у нее задница как две моих или ты рассчитываешь на деньги ее отца?
– Скажу тебе одно, Диана. Если бы я хотел трахнуть Эшли, я бы трахнул ее, как делали десятки человек, но почему ты думаешь, что банальный флирт является чем-то серьезным?
– Потому что ты никогда не флиртовал со мной.
Молодость. Она кончается медленно. Должны пройти годы, чтобы джинсы клеш сменились китайскими брюками. Надутая копна волос превращается в стрижку "Я хожу на работу чтобы платить за ипотеку". Джинсовка становится тоньше, на ней прорисовывается узор, и теперь это простая рубашка, возможно даже смирительная.
– Я не совсем бесчувственный кобель, Диана. Я не собираюсь спать ни с кем, кроме тебя, а лишние пару слов в адрес какой-либо девушки – всего лишь способ самоутвердиться.
– Самоутвердиться за счет других? Они ведь даже тебе на дают.
– Дают. Я отказываюсь.
– Ты все равно не ответил на мой вопрос. Почему ты не флиртуешь со мной?
– Потому что мы с тобой вместе.
– Это не ответ, – настаивала Диана.
– Потому что мы с тобой не настолько глупы, чтобы попусту тратить время. Посмотри вокруг. Здесь нет никого, кроме нас. У нас есть магнитофон и несколько самокруток. Мы счастливы вместе, именно поэтому я не флиртую с тобой, Я делю свою жизнь напополам и отдаю половину тебе.
– А ковбой Дэнни флиртует…
С годами привычка вкуса становится более блеклой. Любимая музыка затихает и начинает нести мораль. Лик самого Бога спускается к тебе и говорит: "Теперь ты взрослый, Томми, пора быть ответственным за свои поступки".
– Этот ковбой Дэнни катает свои яйца ко всем. Его волнуешь не ты, а желание отыметь тебя, – возникал Томас.
– Что-то я не видела, чтобы он катал свои яйца к Эшли. В любом случае, Дэнни настойчивый. Что, если однажды я сдамся и пересплю с ним?
– Не переспишь, – ответил Томми. Они по-прежнему тянули косяк, передавая его друг другу после затяжки.
– С чего бы это?
– Ты будешь жалеть об этом.
– Но ты ведь не жалеешь о том, что флиртуешь с Эшли.
– Я не сделал ничего такого, что было бы нельзя исправить. Одно твое слово и я даже смотреть на нее не буду.
– Если ты сделал хоть что-то, это уже автоматически нельзя исправить. Но я бы хотела, чтобы ты все-таки не смотрел.
– Хорошо.
Молчание между ними не было неловким. Создавалось впечатление, будто они давным-давно превратились в единое целое, слились в неумолимом полете жизни в абстрактные формы живописи. Если один молчит, значит, другой желает того же.
– Так что насчет Дэнни. Собираешься спать с ним или нет? – снова встревает Томас.
– Я еще подумаю. Деньги у него водятся, так что он мог бы скрасить мое состояние.
– Деньги – не проблема.
– Мы живем в родительском доме, который построили еще древние негры-рабы. Что-то я не вижу возле него бассейна и парковки с автомобилями.
– Я могу заработать эти деньги для тебя.
– Заработай.
– Хорошо. Однажды ты будешь лежать на берегу какого-нибудь моря, попивая свежевыжатый сок или холодный мохито, и тебя не будет волновать ничего, кроме того, какой коктейль заказать следующим. А рядом буду я. Наверное, к этому времени я подкачаюсь. Так что твои дешевые подружки будут завидовать нашему положению.
– И никакой Эшли в нашей жизни, – добавила Диана.
– Никакой Эшли и никаких других женщин. В том числе Дэнни.
– Ты назвал Дэнни женщиной?
– Да.
Безудержное чувство великой сласти, порождаемое клапанами влюбленного сердца. Как часто оно опьяняет мозг, обдувает тело прохладным воздухом и делает все вокруг возможным. Когда тебе двадцать и ты трахаешься, как Хью Хефнер, ты вряд ли думаешь о том, что когда-то данные обещания придется сдержать.
– Обещай мне, – говорила Диана.
– Есть одно условие.
– И какое же?
– Ты должна обещать мне то же самое.
– Только если получу оргазм в ближайшие полчаса.
Томас тушил косяк. Он ждал от нее этих слов.
2
Первая работа, личные деньги, однушка на периферии города. Когда тебе двадцать два, ты начинаешь принимать реальность. Старый чердак остается отрывком памяти, черно-белым кадром на потрепанной видеопленке. Ты – сочетание больших надежд и тлеющих осадков прошлого с примесью слабого легкомыслия.
Томас Клаус начинал просыпаться в шесть. Диана Кларк становилась Дианой Клаус.
Жизнь превращалась в прямую линию с пунктирами в виде выходных. Томас Клаус превращался в Итона Спаркса. Итон Спаркс превращался в Томаса.
– А ты знал, что примерно восемьдесят процентов людей в твоей жизни останутся для тебя никем?
– К чему это?
– Просто интересно, будем ли мы входить в оставшиеся двадцать процентов.
Календарь вызывает смутные ощущения. Ты начинаешь сомневаться в реальности самого себя, когда на улице ноябрь, а вроде бы еще вчера был апрель. Секс, конечно, приносит оргазм, но уже не такой яркий, как когда-то.