Важен каждый

Вечером я рассказала про этого водителя грузовичка сестренке: «Представляешь, он сидел такой счастливый…». Для меня это было как чудо посреди моего ежеминутно напряженного государственно-правоохранительного окружения лета 2009 года.

– У каждого своя жизнь, и, наверно, у него было хорошее настроение, – ответила мне добрая, маленькая, но рассудительная сестренка.

А для меня это был как лучик света среди тьмы арестов, допросов и прослушек. Как зеленые листики на деревьях, которые я увидела только летом в один из первых моих годов работы в Астане. Тогда мы работали чуть ли не сутками, и я не заметила, как прошла мимо меня весна, хотя до этого я всегда любила замечать, как расцветает природа после долгой зимы…

Как по-разному течет время, какие разные вещи мы замечаем и ценим в разные периоды нашей жизни. Наша душа чувствует одни и те же вещи по-разному в зависимости от своего состояния…

Сентябрь 2009

Обработка бланков переписи велась в регионах на больших промышленных сканерах. Я торопила регионы. Мне казалось, если мы дадим итоги Переписи, это ускорит освобождение моих замов.

Первого сентября 2009 года президент объявил итоги Переписи на открытии сессии парламента.

Через неделю меня вызвал премьер-министр:

– Президент сказал – тебе на время нужно уехать из страны.

– Я не могу уехать. Если я уеду, все решат, что я виновата. Передайте это, пожалуйста, президенту.

Он пообещал так и сделать. А еще через две недели подтвердил: сказали, надо уехать на год-полтора и вернуться, когда во всем разберутся.

– А если я откажусь уезжать?

– Тебя могут арестовать. Как я буду смотреть тебе в глаза?

– А вы не будете смотреть мне в глаза.

Когда мы говорим не задумываясь, мы говорим в точку.

Он улыбнулся неожиданной грустной шутке.

Я не знаю, что делать. Понятно, что, если я уеду, скажут, что я виновата и поэтому уехала.

Иду к адвокату. Я тоже перешла на шепот:

– Мне сказали уехать.

Адвокат категорически против моего отъезда. Объясняет мне про преюдицию – обязательность для всех судов, рассматривающих дело, принять без проверки доказательств факты, ранее установленные вступившим в законную силу судебным решением по другому делу, в котором участвуют те же лица.

– Если вы уедете, а ваших замов осудят, нам трудно будет доказать отсутствие состава преступления.

– Мне обещали, что заместители сидеть не будут.

Разводит руками:

– Что нам остается делать? Раз это распоряжение первого лица.

Я уже не знаю, кому доверять. Поэтому решаю сначала ехать в Турцию на море и там подождать еще десять дней. Может, руководство изменит решение о моем отъезде, – наивно думала я.

Я иду по крупным туристическим агентствам. Туры в Турцию самые дешевые, но они уже закрыты. Наконец, нахожу чартерный рейс в одну сторону, обратный рейс – регулярный. Я покупаю билеты в два конца. Я все еще надеюсь, что руководство вернет меня назад.

Вечером собираем с дочкой вещи. У нас у каждой один чемодан среднего размера. Мы не должны вызывать подозрений. Ощущение очень странное. Вроде мы выезжаем по распоряжению руководства страны, пусть и устному. Но в то же время как будто тайком.

Я так и не поняла этого хода. Меня выставили из страны, чтобы свалить на меня все обвинения по этому делу? Или меня выставили и просто забыли? Хочется верить, что руководство действительно считало, что правоохранительные органы разберутся, и я спокойно вернусь на Родину.

Остаться или уехать? Осенью 2009 года я не слишком думала над этим вопросом. Слишком верила президенту. Раз сказали, что разберутся – значит разберутся.

Думала я много уже после. Когда вместо того чтобы разбираться, всех просто осудили.

Если бы я не уехала, могла ли я повлиять на исход дела? Большая вероятность, что в итоге меня бы тоже арестовали, и мы все поехали бы по лагерям одновременно. Была только одна, но существенная разница. Дети моих заместителей остались со своими мамами – их женами. У меня же не было мужа – отца, с которым могла бы остаться моя дочь. Мы с ней всю жизнь вдвоем, у нас с ней хоть и маленькая, но настоящая очень дружная и любящая семья. Тогда ей исполнилось 14 лет – переходный возраст.

Мои родители живут в Усть-Каменогорске.

Все лето я не разрешала моему папе приехать в Астану, боялась, что и за ним будут следить. По какой-то случайности папа с мамой приехали на свадьбу к родственникам в Астану именно вечером в ночь нашего отлета. Мы попрощались, но я не сказала им, что мы надолго. Сказала, что наконец разрешили поехать в отпуск, и мы вернемся через две недели.

Испытания выпали на всю нашу семью. О том, что происходило с Асель, она расскажет сама.

Асель: Перемена

Начинался новый учебный год. Это был восьмой класс. В то время у меня были резкие перепады настроения, как и у всех подростков, и больше всего на свете я не хотела идти в школу. Удивительно, насколько это мощное желание объединяет детей всего мира и насколько сложно поворачиваются механизмы в устройстве общества, чтобы хоть как-то поменять эту структуру обучения в лучшую и интересную сторону. Казалось, что я ощущала всю грусть и тоску мироздания, думая о предстоящих занятиях. Школьная программа мне была неинтересна – от мысли о том, что мы будем проходить в этом году, и как будут идти занятия, я впадала в полное уныние. Единственное, что меня увлекало во всём этом – это заданные на лето книги по литературе. Но я предполагала, что могу читать книги и без школы, и всё никак не могла взять в толк, зачем мне она вообще нужна. Так что, в конце лета, вернувшись с отдыха от бабушки с дедушкой, не было ни дня, чтобы я не помолилась о том, чтобы хоть что-нибудь случилось, и я бы не пошла в школу.

Я была потрясена до глубины души, когда мама, как-то раз вернувшись с работы в начале сентября, сказала мне, что мы уезжаем на отдых в Турцию! Как же я была рада! Мне показалось в тот момент, что я могу быть вершителем великой вселенской энергии. Но уехать в начале учебного года – странная затея. Особенно если эта затея исходит от моей мамы, которая всегда настаивала на важности обучения и никогда лишний раз не позволяла мне прогуливать школу без веской причины в виде болезни. И настроение у мамы было странное – она была очень серьёзной. Условие быстро собрать чемоданы с самыми нужными вещами за две недели до отъезда, и никому не рассказывать про него, было таинственным. Я привыкла рассказывать всем всё, что происходит вокруг меня и у меня на душе, так что это было серьёзным испытанием. Но когда эта тайна принадлежит кому-то другому, и человек взял с меня обещание, это облегчает задачу. Тут в дело вступает моя совесть перед другим человеком. Так я и проходила две недели, и не делилась ни с кем ни своей радостью, ни настороженностью.

Выезжали мы ночью, что мне очень понравилось. Звёзды, все дела. Но тут за машиной наших друзей, которые нас отвозили, поехала другая машина, которую взрослые сразу приметили, и в воздухе повисли нервозность с тревогой. Удивительно, как я была сконцентрирована на собственных житейских переживаниях подростка и как мало я замечала вокруг. Ещё сказалось отсутствие привычки читать новости. Я не знала о процессе, который дамокловым мечом висел над моей мамой, а мама старалась от меня ничего не скрывать, но и в суть дела не посвящала, чтобы не тревожить, и чтобы, скорее всего, я не болтала об этом с друзьями. Мама постоянно оберегала меня от неприятных сторон внешнего мира, и видимо из-за этого я так и осталась наивной девочкой из космоса.

Помню, как-то раз мы гуляли по Астане, мне было девять лет, перед нами огромная чёрная собака кинулась на кошку и схватила её, а мама тут же закрыла мне глаза, так что, я не увидела, как собака вгрызлась в кошку, и у меня не осталось в памяти этого жуткого образа. Но когда мама быстро уводила меня, я видела клочья шерсти и крови на асфальте, и сцена врезалась мне в память. Точно так же происходило и со всеми другими событиями в нашей жизни, в том числе и с маминым судебным делом. Я не видела, как всё происходило в этом деле до тех пор, пока мама была рядом, прикрывая мне глаза. Однако видела последствия.

Часть 2. Ссылка

Турция

И вот мы в пять утра в международном аэропорту Астаны, на паспортном контроле, ждем, чем закончатся переговоры офицера погранслужбы с кем-то по телефону. Ожидание длилось и длилось, прошло примерно полчаса. Похоже, им пришлось разбудить руководство правоохранительных органов. И меня пропустили.

Самолет взлетел. Дышать стало как будто легче. Мы улетаем от четырехмесячного ужаса.

Тогда я не знала, что это только начало…

Первые несколько дней я лежала на песке практически целыми днями. Как-будто из меня в песок уходило накопленное напряжение.

Дочка больше моря любила бассейн, поэтому с учебниками лежала на шезлонге. Туристы, видевшие девочку в купальнике со школьными учебниками, сочувственно улыбались ей. Я настаивала, чтобы она каждый день училась как в школе, только самостоятельно.

У меня всегда был с собой мобильный телефон. Я надеялась, что мне позвонят и разрешат вернуться.

Последний туристический сезон в октябре в Турции. Много маленьких детей. Я понимаю, что не могу спокойно смотреть на танцующих маленьких детишек. Я вспоминаю, что в мае у Биржана родилась дочка, а в июне его арестовали, и слезы сами собой катятся из глаз.

Через неделю я понимаю, что звонка не будет. Я начинаю звонить друзьям в Москву, объясняю без подробностей, что мы вынуждены приехать в Москву на неопределенное время, и нам надо будет где-то жить. К счастью, у наших московских друзей оказалась временно свободная квартира на окраине, и мы могли там остановиться на несколько недель.

Прошу туроператора поменять билеты на Москву.

Асель: Турция с солнцем и учебниками

Я уже плохо помню, как мы добирались из Астаны в Турцию, но помню время, проведённое там. Я была счастлива. Тепло, солнце, вода, вкусные блинчики с шоколадом, которые готовили на улице около отеля, веранды, плетёные кресла, гамаки, пальмы. Всё как надо. Но только не учебники. Это были бестии, которые мама купила специально, чтобы я не отставала от школьной программы. Школа будто бы преследовала меня по пятам. У мамы были очень хорошие и благородные цели, но для меня это был сущий ад. Все объяснения законов и правил химии с физикой, теоремы геометрии и задачи по алгебре, грамматика по русскому языку заставляли мой мозг гудеть своими непонятными формулировками и афоризмами с эпитетами. Так что я ходила под солнцем с раскалывающейся головой. Я поняла, что призрак школы бессмертен, и вне своих стен он даже хуже, чем в своей обители. В школе хотя бы встречались хорошие учителя, которые были в силах понятно разъяснить эти иероглифы в учебниках.

В Турции время пролетело незаметно, исключая часы учёбы, и вскоре мы отправились в Москву. Вот это я понимаю – кайф. В Москве я всегда бывала с мамой проездом, но образ город оставил очень хороший, добрый и красочный. Так что я была рада, но немного напугана внезапными сменами планов – я не понимала, почему мы не возвращаемся домой. А ещё меня пугала затея пожить в Москве. Жить в ней – не то же самое, что быть проездом. В этом огромном городе с кучей людей и постоянным движением? Да-а, серьёзная затея. Особенно после просторной и спокойной Астаны, где всё так понятно и просто.

Ссылка

Второй день в Москве. Утро. Звонит телефон. Приехали Сережа с Олей. Говорят, времени нет зайти, просят спуститься. Надеваю свою теплую белую куртку и иду на улицу. Они оба в серо-черной одежде. В Москве почти все одеваются зимой в темное – это практично. В Москве очень плохая экология, а зимой еще добавляется жуткий антиобледенитель – белые солевые кристаллы высыпают на улицы десятками тонн, они смешиваются со снегом, растворяются в нем и образуют коричневую кашу-жижу на тротуарах и проезжей части, и плохо смываемый серо-черный налет на обуви, автомобилях, деревьях, зданиях и, разумеется, одежде. Дует холодный ветер. Мои друзья ежатся от холода. И лица у них тоже по-московски серые. А у меня – загар. Мы смеемся – непонятно, у кого из нас проблемы. Обнимают меня и протягивают конверт: «Сколько можем. Держитесь».

Госслужба съедает много времени. Думаю, в Астане я недостаточно занималась с дочкой. Зато теперь я готовила дочке завтрак, обед и ужин по ее заказу, могла с ней гулять и ходить в театр, смотреть вместе японские аниме и просто сидеть на кухне и разговаривать. Это – главный плюс моей вынужденной ссылки. Мы учим детей, но и они многому учат нас…

Каждое утро я смотрю казахстанские новости в интернете, в надежде прочитать об окончании «дела статистиков». Просыпаюсь с надеждой, что сегодня наше изгнание закончится, пока однажды в ноябре не читаю об уголовном деле против меня и объявлении в международный розыск по линии Интерпола.

Когда понимаешь, что в Москве придется жить и ждать неизвестно сколько, начинаешь думать, как и на что жить. Начинаю встречаться с теми, кого знаю, и бывшими коллегами. Мне нужна работа. Все всё понимают. С моим резюме легко получить работу и в министерствах, и в крупных компаниях. Но, когда узнают, что я в розыске, сразу говорят: «Нет, это опасно, прежде всего – для вас».

Официально устроиться я не могу. Я занимаюсь переводами с английского на русский и экономической аналитикой. Очень помогают друзья.

Два раза в неделю, отправив дочку в школу, я еду в гости к Юле с Филом. Дорога занимает два часа. Расстояния в Москве такие, что на дорогу можно потратить полдня, поэтому в дороге все читают или утыкаются в свои телефоны. Приезжаю уже уставшая. От домашнего образа жизни у Фила, который тоже не был гражданином России и работал онлайн, начались боли в спине, и мы стали дружно заниматься цигун в их небольшой однокомнатной квартире. Было весело и смешно, потому что их маленькая дочка Сонька при каждом «упражнении сидя» пыталась залезть на спину то к папе, то к маме. Так я проездила к ним полгода, пока они не уехали жить в Англию.

Ожидание тянулось томительно долго – дни, месяцы, годы. Ждать чуда. Чуда, что правоохранительные органы Казахстана во всем разберутся и объявят, что мы можем вернуться домой.

Асель: Первый кошмар

В моей пока ещё недолгой жизни было всего два периода, когда мне хотелось умереть. И вот первые два месяца в Москве были моим первым периодом. Мои страдания по поводу школы, которые сопровождали меня половину седьмого класса и начало той осени, показались мне сущей ерундой. Если вам снились кошмары, в которых вы чувствовали тяжесть во всём теле, удушье, а вокруг было тесное и замкнутое пространство, то да, это наши первые два месяца в Москве, вы их можете прочувствовать, вспомнив эти сны. Конечно, я понимаю, что многим людям приходится проходить через куда большие страдания и испытания. Но для меня, в моём единственно-личном опыте, это было самым страшным. И слава Богу, пока это единственные мои испытания.

Мы смогли поселиться в маленькой квартире, в которой была стандартная для хрущёвки мелкая кухня, где еле могут разойтись два человека, и зал с раздвижным диваном. Когда диван раздвигался, пройти к письменному столу у окна за диваном тоже мог всего один человек, так как часть комнаты напротив него занимал шифоньер.

Нам нельзя было часто выходить на улицу. Маму уже объявили в розыск. Мы не ездили в центр. Самым большим развлечением для меня тогда был поход в соседний Макдональдс. К счастью, у нас с собой был мой большой ноутбук Asus, и мы выходили в интернет. Мама проверяла новости, а я сидела в соцсетях. Точнее, мама запрещала мне в них сидеть. И понятно, почему – нас могли найти по моей странице ВКонтакте и через моих друзей, с которыми я списывалась. Но я тогда этого не понимала и тайком заходила в сети, пока мама была на кухне или спала.

Большую часть времени я должна была заниматься. Я хотела сжечь эти казахские учебники. Мама помогала мне изучать один раздел за другим. В духоте замкнутого пространства этой квартиры голова у меня варила хуже обычного. Пользы я в этом не видела, и отсутствие мотивации помогало моему торможению. За окном беспросветная серость и влага. Мама злилась, когда я тупила, и вот это меня пугало больше всего. Нет ничего страшнее, когда твоя обыкновенно добрая мама злится. Я регулярно плакала, даже скорее рыдала.

Удивительно, как я не выкинула учебники в окно, в этот вечно мокрый от дождя двор. Наверное, я слишком боялась маму. Через месяц я начала со слезами на щеках просить маму отдать меня в школу. Вот ведь комедия жизни, вы только подумайте. Я! Прошу отдать меня в школу! Ха! Вот это я понимаю, ирония судьбы. В итоге наши друзья смогли зачислить меня в школу. Вскоре мы перебрались в двухкомнатную квартиру с большими окнами в пяти минутах ходьбы от школы. Это был самый настоящий глоток свежего воздуха. Ощущения были невероятные, притом, что новая квартира не шла ни в какое сравнение с нашей, астанинской – тоже обычной, но которую мама сама обставляла и которую мы заполняли своими красивыми сувенирами из разных стран. В которой были все наши вещи, моя яркая комната со всеми игрушками и компакт-дисками.

Всё это для нас кануло в лету. На контрасте с двухмесячным адом новая жизнь казалась уже не такой страшной.

Близкие люди из ближних и дальних стран

После приезда в Москву первую неделю мы еще общались с родителями. Но скоро поняв, что их беспокойство за нас настолько сильно, что они будут звонить каждый день, пришлось привести все возможные доводы, что с нами все будет в порядке, что скоро мы вернемся в Казахстан, и сменить телефон. Понять, насколько тяжело родителям четыре года прожить в неведении, когда и как закончится ссылка дочки и внучки, думаю, сможет только тот, кто сам пережил такое.

Уже позже, при свиданиях в лагере под Алматы, родители рассказывали, как им было тяжело. К ним домой в Усть-Каменогорске приходили следователи и спрашивали про наше местонахождение. На что им моя смелая мама заявила, что это они должны сказать, что с их дочкой и внучкой. Все родственники, друзья и коллеги их поддерживали. Посторонние люди отреагировали по-разному – кто-то сочувственно, кто-то не очень… Я под такими взглядами – удивленными, сочувствующими, испуганными, любопытными – проходила четыре месяца после ареста моих замов, мои родители – четыре года после нашего вынужденного отъезда…

Первые дни и месяцы после объявления меня в розыск я боялась выходить из дома. После четырех месяцев круглосуточной слежки и прослушки в Астане мне казалось, что кругом бродят сыщики… Я не знала, насколько серьезно меня ищут. А неведение порождает еще больше страхов.

В январе 2010 года нас навестили друзья из Европы. Мы пошли в театр. Это был первый за долгое время выход в публичное место. Все прошло хорошо. Для дочки это был первый опыт оперы, для меня – пара часов ощущения свободы. Второй день мы гуляли по историческим местам. На третий день пошли в костел слушать классическую музыку. Было время Рождества. Неважно, какой мы религии, мы все равно получили подарки.

Мой телефон был у одного нашего хорошего друга из Казахстана. Номер был дан ему только с одной целью – сообщить, если про меня вспомнят, и надо будет что-то предпринять. Через два года после нашего переезда, в 2011 году он позвонил мне из номера гостиницы. Моя реакция была как у настоящего разведчика: «С какого телефона ты звонишь?»

– Из гостиницы

– Из какой гостиницы?

– Посольской.

Я сразу положила трубку. Звонить из гостиницы Посольства Казахстана в Москве было то же самое, что звонить из здания правительства в Астане.

Он перезвонил с улицы. Новостей не было. Встречаться я не хотела, боялась, что за ним могут проследить.

Летом следующего 2012 года он снова был проездом в Москве и настоял на встрече. Встреча вылилась в настоящий детектив. Мы договорились встретиться в 8.30 вечера возле большого монумента в одном из парков. Монумент с разных сторон вроде бы одинаковый, на самом деле оказался разным… В поисках друг друга мы ходили вокруг не меньше получаса… Когда мы наконец друг друга нашли, уже темнело… У него оставалось полчаса времени. Что можно обсудить за 30 минут? Он быстро спрашивал, как мы живем, я спрашивала, есть ли какие-нибудь изменения в нашей стране.

Еще несколько наших друзей из Казахстана пытались с нами связаться. Но я сочла, что лучше отказаться от общения, чем подставлять и их, и себя.

Июнь 2010 года. Открываю интернет. Приговор суда – пять лет Биржану, шесть лет – заместителю по переписи Нурлану. Первый порыв – лететь первым же рейсом в Астану. Ведь мне сказали, что во всем разберутся…

Друзья говорят, что ехать бесполезно. Если я поеду, меня сразу посадят, вместе с ними. Уговаривают оставаться.

Снова дни ожидания. Такая наивность, что после неправедного суда над ними еще кто-то будет разбираться со мной.

«Эмираты»

Апрель 2012 года. В интернете новости про меня. Но что за ерунда – будто меня нашли в Арабских Эмиратах!

В Арабских Эмиратах я была один раз, и то транзитом полдня, в 2005 году.

Почему именно Арабские Эмираты? Может быть, потому что Арабские Эмираты ассоциируются у большинства с красивой сказочной жизнью?

В Казахстане объявлена борьба с коррупцией. Аресты транслируются по всем телеканалам страны.

Когда государство проводит целенаправленное мероприятие, параллельно идет пропаганда в средствах массовой информации, то это общая практика в любой стране.

В нашем случае – сначала шла информационная лента, под которую потом подгонялись события. В новостях мы объявлялись преступниками. Пропаганда борьбы с коррупцией привела наше дело, которое находилось еще в стадии расследования, к точке невозврата: обвинили, значит надо и осудить.

Сначала Финансовая полиция объявила об аресте заместителя председателя Агентства по статистике по Переписи и о хищении денег Переписи. Это было сделано в июне 2009 года, когда дело еще не было расследовано. Но заявление сделано! Значит, Финполу надо доводить дело до конца именно с такой формулировкой – «хищение».

Затем арест первого заместителя. Снова «сброс» негативной информации в СМИ.

Это, в свою очередь, зародило недоверие к итогам переписи населения и к статистике как таковой. Народ начинает сомневаться в итогах Переписи – это при том, что в Переписи участвовал каждый, все заполняли бланки.

Журналисты в Казахстане относились ко мне хорошо. Я не любитель публичности. Но в период подготовки и после Переписи я дала множество интервью на телевидении и в газеты, после чего стали просить интервью не только про Перепись.

Экстренные события – хлеб журналистов. Что им делать, если правоохранительные органы официально заявляют, еще и в парламенте, что я нахожусь в ОАЭ, и именно поэтому Казахстан ведет переговоры с Эмиратами о подписании соглашения об обмене преступниками? Конечно, они хором печатают и передают эту информацию.

Асель: Школа

Меня зачислили в обычную среднеобразовательную школу. Через некоторое время я там освоилась. Моя интеграция с одноклассниками и учителями происходила по стандартному сценарию. Хотя, наверное, мой путь был намного легче, чем это бывает у новеньких. Я начала общаться с девочкой, к которой меня посадили на первом занятии. Она сидела одна за первой партой в среднем ряду. Мне она показалась особенно красивой. Позже оказалось, что у неё нет друзей в классе. Сейчас я не буду вдаваться в подробности, почему она и дети вообще могут становиться изгоями в школе. Но это происходит. И как оказалось, я тоже была немного на периферии, из-за пропасти в культурном бэкграунде. У московских средних школ своя атмосфера, ритм жизни, свои привычки, свои приколы. Я была форменным инопланетянином и из-за того, что я с другой почвы, и из-за личных черт характера. Но всё было совсем не критично, я дружила с разными девочками, с восьмого по девятый класс все ходили отдельными группками.