Алекс Бринер. Последний ранг
– Давайте обсудим потом, – отмахнулся я от Троекурова, оттесняя его к двери, чтобы выпроводить.
Но он покачал головой и встал, как вкопанный.
– Нет уж, уважаемый! – В его голосе появились решимость и угроза. – Эта сволочь и на меня напала, так что я в деле! Сдадим гада в полицию!
Пока он заявлял о своей решимости сдать преступника, я обшарил карманы портье. Вытащил связку ключей, бумажник и визитные карточки гостиницы. Но искал другое.
Штемпель с красным треугольником. Его нигде не было.
И тут Троекуров шагнул за тумбу, наклонился и поднял Печать с пола.
– Печать Блокады? – удивился он. – Слабенькая и недолгая, но откуда она тут, да ещё и без краски? – Он вдруг с ужасом уставился на меня. – Менталист успел поставить на вас Печать?
– Нет, вряд ли, – покачал я головой. – Мне удалось перехватить его руку.
Мой ответ профессора не успокоил, а ещё больше растревожил.
– Раздевайтесь! Живо! – вдруг потребовал он, поспешив ко мне. – Надо проверить!
Я забрал у него Печать, уже без краски. А ведь она была – я точно видел.
Неужели этот ублюдок всё же успел сделать оттиск? Но тогда почему я не ощутил действие Печати? Она ведь работает так, будто из мага вдруг вынимают все жизненные силы – такое ощущение ни с чем не перепутаешь. Я однажды ставил такую Печать добровольно, перед поединком на кулаках. Были у магов когда-то такие развлечения.
– Раздевайтесь! – опять потребовал профессор. – Печать Блокады не обязательно должна задеть кожу, чтобы сработать. Она примагничивается к телу мага без соприкосновения, если он не защищён. А у вас нет даже элементарной защиты, как я посмотрю.
Эсфирь подскочила ко мне и принялась задирать на мне рубашку.
– Раздевайся! Давай! Алекс! Ну чего ты стоишь?! Надо проверить!
Скрипнув зубами, я быстро скинул пиджак, расстегнул рубашку и стянул её с себя.
Дальше раздеваться уже не пришлось.
Под рёбрами, с левой стороны живота, на коже мерцала Печать Блокады – красный треугольник. Видимо, из-за того, что эфир во мне был на нуле, я даже не заметил действие Печати.
– Плохо… очень плохо… – помрачнел Троекуров, скептически поджав губы. – Печать хоть и слабая, но пару дней продержится. Вы можете перебить её хорошей дозой радонита, но и то временно, буквально на пару минут. Однако меня больше беспокоит, зачем эта Печать вообще понадобилась? У вас есть враги? – Он нахмурился и добавил: – Хотя о чём я спрашиваю… Конечно, есть. У вас враги – это вся страна. Я бы даже сказал – весь мир. Причём, обе его стороны.
Я быстро надел рубашку и накинул пиджак.
Враги – весь мир. Звучит обнадеживающе. Что же такого сделали родители Алекса Бринера год назад, чтобы их возненавидел сразу весь мир?
Профессор глянул на портье, лежащего на полу, и брезгливо поморщился.
– По суду, его лишат магии навсегда и вживят нестираемую Печать Блокады. Могу гарантировать.
Я склонился над портье и внимательно его оглядел.
– Надо понять, кто его послал. У врагов обычно есть имена, даже если их целый мир.
Троекуров хмыкнул, соглашаясь с моим доводом. Привычным движением он сунул руку в карман, вынул мятное драже и зажевал. Похоже, он делал так всегда, когда пытался успокоиться после нервной встряски.
– Только не перестарайтесь, молодой человек, – пробормотал он. – Лучше не оставлять следов на теле, иначе полиция вас и самого не отпустит. Хотите, принесу вам один из моих алхимических приборов? Он вполне подойдет для допросов. Это портативная гильотина для рубки твёрдых ингредиентов.
Я и Эсфирь уставились на профессора, такого интеллигентного и такого великодушного сукиного сына.
Он однозначно понравился нам обоим.
– Гильотина вполне подойдёт, – кивнул я.
Через пару минут в моих руках уже имелась та самая гильотина – устройство небольшое, но острое, с ножом, скользящим в пазах. Щёлк – и какой-нибудь части тела просто не будет.
Идеально.
Я ухватил связанного портье за грудки и усадил в кресло, затем просунул под нож гильотины его правую руку и попросил Эсфирь хорошенько ударить парня по лицу, чтобы тот очнулся.
Эсфирь с большой охотой отвесила ему пять пощёчин.
На шестой он замычал с кляпом во рту. Фартук, которым ему завязали глаза, уже успел пропитаться кровью от порезов – керамической вазой я его недурно шандарахнул.
Он приподнял голову и хотел было дёрнуться.
– Твоя правая рука находится под ножом, – сразу заговорил я, и портье замер, панически вслушиваясь в каждое моё слово. – Итак, я спрашиваю, ты отвечаешь. Если заорёшь – то вместо руки, я тебе голову отрежу, понял?
Он судорожно сглотнул и кивнул, ну а я сразу приступил к главному:
– Кто приказал тебе поставить на меня Печать Блокады?
Эсфирь вытянула из его рта кляп, мужчина облизал окровавленные губы и стал отвечать хрипло, но довольно охотно:
– Я увидел тебя и сразу позвонил Тарасу Сафроновичу… он просил всегда докладывать, когда что-то не так. Это он приказал тебя «упаковать»… и девчонку. За вами должны скоро приехать и забрать. Но он не приказывал убивать… к тому же, я не убийца… просто спящий наёмник по отлову всякого сброда…
– Ты про меня сейчас?
Он поджал губы и трусливо промолчал, ну а я продолжил:
– Кто такой Тарас Сафронович?
Портье опять облизал губы.
– Его фамилия Царёв… начальник охраны Дома Стрелецких. Он сразу заинтересовался, что у тебя какие-то делишки с алхимиком Троекуровым.
Услышав это, профессор Троекуров побледнел и схватился за лоб.
По его лицу было видно, что новость о Доме Стрелецких его совсем не обрадовала. Наверняка, он уже пожалел, что сегодня вообще заговорил со мной на улице и оказал поддержку.
– А Печать Блокады зачем? – задал я ещё один вопрос. – Почему бы просто не прикончить сразу?
Портье дёрнул головой.
– Тарас Сафронович сказал, что сначала надо лишить тебя магии и «упаковать». Всё остальное – уже не моего ума дело.
– И много менталистов работает на Стрелецких?
Задавая вопрос, я щёлкнул гильотиной над его рукой, но тут же остановил.
Портье вздрогнул и ответил быстро, слишком быстро.
– Я один… один такой… больше никого.
Он врал. Причём, ради этого вранья он был готов умереть. И даже если бы я отрубил ему руку, то он бы всё равно не сказал, где остальные менталисты и работают ли они на Стрелецкого. Такое я сразу чую.
Внезапно портье захрипел, из его рта полезла розовая пена. Он вытянулся в судороге, его затрясло, а потом так же быстро отпустило. Через секунду он обмяк.
– О, великое солнце! – ахнул профессор Троекуров и бросился к нему.
Приложив пальцы к его шее, он мрачно посмотрел на меня.
– Мёртв? – уточнил я на всякий случай, хотя тут и без ответа всё было ясно.
Уже дважды на моих глазах умирает маг, который ну никак не должен был умереть. Будто кто-то убивает их издалека, на расстоянии, каким-то заклятьем.
Кто-то очень сильный.
Я развязал скатерть на ногах и руках менталиста, быстро убрал на место на стол, а затем стянул с лица мёртвеца фартук Эсфирь, весь пропитанный кровью от порезов.
Картина предстала неприятная. Застывшее лицо портье выражало муку, рот скривился, будто перед смертью маг испытал едва переносимый ужас.
Открытые глаза менталиста полностью побелели. Так происходило со всеми магами Пути Психо после их смерти, потому что глаза были их основным оружием.
– Ох, молодой человек… – выдохнул в панике Троекуров. – Судя по тому, как умер этот портье, тут орудует мощнейший некромант. Очень сильный маг Пути Эреба. Выпуская своих агентов на охоту, он заклинает их жизнь, а потом, если они не справляются, забирает её полностью. Я слышал о таком, хотя никогда не видел воочию.
– И как некромант узнал, что его агент не справился? – задал я вопрос, больше самому себе, чем профессору.
Ответом мне стал шум на первом этаже.
Кто-то звал портье, очень настойчиво звал – звенел звонок.
– Мы можем уйти через вашу комнату? – быстро спросил я у профессора.
Тот сомневался недолго – пару секунд, не больше.
Троекуров хоть и был профессором, но показался мне азартным, отчаянным и довольно смелым человеком.
Ведь не просто так он оказался в этой гостинице и бродил по тёмным переулкам пригорода, рискуя шкурой и имуществом, хотя мог отправить вместо себя слуг. Скорее всего, у него были тут какие-то делишки, о которых он явно не хотел распространяться.
А это значило, что профессор не так прост, как кажется, и вряд ли захочет огласки. К тому же, речь о Доме Стрелецких, а о них Троекуров явно наслышан.
В итоге я в нём не ошибся.
– За мной! Живо! – Он высунулся за дверь и тихо выскользнул в коридор.
Я быстро забрал с собой гильотину и фартук Эсфирь, схватил девчонку за руку и отправился следом за стариком. Мы как раз успели скрыться в его номере, и уже через пару секунд на лестнице послышались тяжёлые шаги.
Не тратя время на то, чтобы прислушиваться, я повернулся к старику и спросил прямо:
– У вас есть радонит?
Он сразу понял что к чему, бросился к своему чемоданчику и торопливо ввёл пять цифр на кодовом замке. Тот щёлкнул, чемодан открылся. Старик нашарил внутри блистер с прозрачными крупными зёрнами, похожими на хрустальные капли.
Значит, вот он какой, тот самый радонит.
Химический эфир.
– Вскройте не больше пары штук, иначе потеряете сознание! Вы слишком слабы для больших доз! – Профессор перекинул мне блистер. – Скажу прямо, радонит не делает чудес. Но он хоть немного…
В этот момент в дверь постучали.
– Господин Троекуров! – громко и требовательно произнесли мужским голосом. – Это персонал гостиницы! У нас чрезвычайная ситуация! Профессор! Откройте! Срочно покиньте номер!
Я бросил гильотину и грязный фартук Эсфирь в открытый чемоданчик профессора. В этот момент случайно заметил внутри чемодана странное устройство, похожее на механическую ладонь (видимо, это и было самое ценное в вещах Троекурова).
Правда, мне было не до разглядывания.
Немедля ни секунды, я вскрыл две ячейки блистера с радонитом.
Не хотелось пробовать на себе эту дрянь бездумно, но выбора не было. Я стиснул в пальцах две хрупких капли, чтобы разломить. С глухим звуком скорлупа радонита треснула, и эфир тут же высвободился.
Это был белый пар, который моментально впитывался через кожу. Но в моём случае он почему-то растворился в воздухе.
– Профессор! Откройте немедленно! – орали за дверью. – ПРОФЕССОР!!!
Но тот молчал и смотрел на меня во все глаза. На его лице отразился ужас: старик будто не верил в то, что видит.
– Возьми еще две… – прошептал он, от волнения забыв о привычном этикете аристократа и переходя на «ты».
Я тут же вскрыл ещё две ячейки и разломил хрусталики пальцами. Снова высвободился эфир. И снова растворился в воздухе, минуя мою кожу.
– Профессор Троекуров! – В дверь заколотили. – Откройте немедленно!!! Или мы будем вынуждены войти! ОТКРОЙТЕ! ПРОФЕССОР!
Старик не обращал внимания на требования.
Он схватился за лоб и прошептал, глядя на меня округлёнными от шока глазами:
– Это безнадёжно… радонит на тебя не действует. Вообще не действует…
Эпизод 4.
От его слов холодок пробежал по спине.
Внешне я среагировал спокойно – паника всё равно не поможет – но внутренне весь превратился в пружину. Мышцы напряглись, готовые драться. У меня не было ни оружия, а теперь и магии, зато имелись навыки рукопашного боя.
Очень хорошие навыки.
Но профессор Троекуров покачал головой и прошептал:
– Просто стойте и молчите… прошу вас. Остальное оставьте мне. Поверьте, я умею устраивать представления. От вас требуется лишь сделать несчастный вид.
Видимо, до несчастного вида мне было далеко, потому что Эсфирь ткнула меня в бок.
– Алекс, ну ты чего? У тебя вид, будто ты сейчас тут всех прикончишь.
Она была близка к истине, но в то же время я понимал, что сейчас лучше действовать иначе. К тому же, агрессивные методы можно применить всегда, когда не останется других вариантов. А мне, как и Троекурову, сейчас не нужна была огласка.
– Смотри, как надо. – Эсфирь показала мне свой «несчастный вид». У неё даже слеза по щеке потекла. Будто по заказу.
Тем временем старик распахнул дверь и вместо того, чтобы спрашивать, что случилось, сам об этом заявил (отличная, кстати, тактика):
– ЭТО БЕЗОБРАЗИЕ! ЭТО СКАНДА-АЛ! На меня напал менталист! Сотрудник вашей гостиницы! Он хотел меня ограбить! Мне пришлось спасать свою жизнь, и если бы не та ваза с цветами, мне бы уже ничего не помогло! Я напишу, куда надо – и вас всех пересажают! Менталист! Да вы сами понимаете, какие у вас теперь проблемы?! Вы знаете, какой у меня социальный рейтинг?!
Он махнул на меня и Эсфирь рукой.
– А эти бедняжки… эти дети… что им пришлось пережить! Они напуганы! Их чуть не убил менталист! Это скандал! Меня знают в высших кругах! Я открываю магазин, об этом все газеты писали! И надо же! Только приехал – и сразу нападение! Менталист! Здесь менталист! МЕНТАЛИСТ!
Он специально повторял слово «менталист» и выкрикивал его вместе со словом «скандал», потому что отлично знал, что вряд ли хоть кто-то захочет признаваться в связи с менталистами. Не только какая-то гостиница, но и всесильный Дом Стрелецких. Тем более он.
На пороге стояли трое.
Два здоровенных бородача в дорогих костюмах, явно не из персонала гостиницы. От них несло древесной магией друидов.
С ними был ещё один – попроще и потоньше, зато с пышными рыжими усами. Возможно, управляющий.
Он примирительно выставил ладони.
– Прошу вас, господин Троекуров… прошу вас, будьте к нам снисходительны. Мы ведь и сами не знали, что этот портье – менталист. Прошу вас. Но ведь вы его убили…
– Я? Убил?! – ужаснулся профессор. – Я лишь слегка ударил его вазой по голове, потому что защищался! Вы меня ещё и осуждать будете?!
– Ох, нет… конечно, нет… полиция разберется, всё непременно выяснят… ещё раз приносим свои глубочайшие извинения…
Пока он бормотал и каялся перед профессором, меня и Эсфирь пристально рассматривали двое здоровяков.
Сомнений не возникло – это люди того самого Тараса Царёва, подручного Дома Стрелецких.
– Никогда! Слышите? НИ-КОГ-ДА! Никогда ноги моей не будет в вашей жалкой гостинице! – орал тем временем Троекуров, хватая чемодан и срывая клетчатый пиджак с вешалки. – Мы с детьми немедленно уходим! Ни секунды больше не хочу тут находиться! Где у вас телефон? Я заявлю в полицию!!
Он уже потеснил усатого управляющего, который всё никак не мог вымолить прощения, но тут путь профессору преградили верзилы Стрелецкого.
– Мы из охраны гостиницы, – заявил один из них. – При всём уважении, господин Троекуров, но какое отношение к вам имеют эти люди? – Его взгляд указан на меня и Эсфирь.
– Как это – какое?! – возмутился Троекуров. – Это мои родственники!
Верзила даже с места не двинулся.
– Проверка документов показала, что это дети Бринеров. Что вы на это скажете?
Профессор не смутился. Он даже глазом не моргнул.
– Вы глухой?! – рявкнул он, изображая такой праведный гнев, что даже актёр не сыграл бы лучше. – Я ж вам говорю, что это мои родственники! Думаете, у Бринеров не может быть далёких родственников? Я приютил этих несчастных детей! Они ни в чём не виноваты! Не они открыли червоточины, а их родители!
– Однако вы не имеете права их содержать, – с каменным лицом не сдавался верзила. – По суду никто не имеет права их содержать.
Но профессора сложно было выбить из колеи.
– А я их и не содержу! Они на меня работают! – Он опять махнул рукой в нашу сторону. – Алексей в моём магазине тестировщиком оружия устроился! Он гладиатор, посмотрите на него, какой крепкий! Отличный тестировщик оружия! А я каждый день тестирую оружие, мне нужен тестировщик ежечасно, даже в жалких гостиницах, вроде этой!
– По социальному рейтингу Бринеры имеют право работать только прислугой, – покачал головой верзила. – Они должны знать своё место.
Я посмотрел на него спокойно и выдержанно.
В моё время после таких слов он бы не понял, как сдох. Да он не посмел бы такое подумать, не то что сказать вслух. Хотя даже сейчас он вдруг опустил глаза, встретившись со мной взглядом, будто почуял, что я его запомнил не просто так.
Ну а Троекуров лишь ухмыльнулся.
– Алексей Бринер отлично знает своё место, поверьте мне. Вот, глядите.
Он быстро открыл чемодан и вынул оттуда кинжал.
А затем не глядя швырнул в меня.
Я схватил кинжал на лету, а потом метнул его в дверной косяк, аккурат над головой верзилы, буквально над его макушкой. Тот аж вздрогнул от глухого удара.
– Хорошее оружие, Пимен Сергеевич, но надо доработать сплав, – констатировал я, затем неторопливо подошёл, протянул руку и выдернул кинжал, одновременно заглядывая верзиле в глаза.
Здоровяк заметно напрягся во время этой демонстрации. Он снова отвёл взгляд, прокашлялся и посмотрел на Эсфирь.
– А Розочка – теперь моя горничная! – опередил его вопрос Троекуров, не зная даже, как на самом деле зовут Эсфирь. – Ну не могу я без своей горничной, везде с собой беру! Я вообще всех своих горничных называю "Розочка", уж не обессудьте. А Розочка так хорошо готовит, как не готовит никто! Может, вам и еду продемонстрировать?
Мысленно я усмехнулся.
Эсфирь никогда не простит ему «Розочку, которая хорошо готовит».
Верзила опять прокашлялся и посторонился. Держать профессора тут было себе дороже: скандал он, и правда, мог устроить знатный и слишком привлек бы внимание.
– Прошу прощения, господин Троекуров, это наша работа. Нам ещё с полицией разговаривать.
– Вот-вот, голубчик! Разговаривайте, а нас не задерживайте! Мы сами, куда надо, обратимся, как потерпевшие! – Профессор зашагал по коридору вместе со своим чемоданом.
Я подтолкнул Эсфирь вперёд, прикрывая её собой, и последовал за Троекуровым.
От верзил исходила опасность, но это были слишком мелкие сошки, работающие лбом, а не мозгами.
На этот раз мы выкрутились, правда, ненадолго.
Тем более, что радонит на меня не подействовал, а значит, магии у меня теперь не было…
***
– Спасибо, что помогли, профессор, – поблагодарил я старика, когда мы сидели в дилижансе-такси, который поймали на соседней улице.
– Ты спас меня, а я спас тебя, потому что не люблю оставаться в должниках, – ответил на это Троекуров, уже окончательно перейдя на «ты». – С полицией я разберусь. Но скажу честно, плохи твои дела, Алексей. Не знаю, что именно ты сделал вице-губернатору Стрелецкому, но если он в тебя вцепился, то не скоро отстанет. Надеюсь, в меня он не вцепится.
Я нахмурился.
Вице-губернатор Стрелецкий? Неужели это отец или дядя Радислава Стрелецкого?
– Мы сражались с ним на Чёрной арене, – пояснил я, кашлянув в кулак.
Профессор с недоверием уставился на меня.
– С кем? С вице-губернатором? Или с одним из его сыновей?
– С Радиславом.
– Оу… ясно… – Троекуров помрачнел. – Только не говорите, что вы его победили.
– На Чёрной арене либо победа, либо смерть, – ответил я. – А если я с вами разговариваю, то значит, победил.
Мой ответ совсем огорчил профессора.
– Драться на Чёрной арене – самое неумное занятие, какое только можно себе вообразить, голубчик. А мне показалось, вы умный человек.
На это я промолчал, зато высказалась Эсфирь:
– Это из-за меня, профессор. По решению суда я служила в доме у Стрелецких горничной. Из-за долга родителей. А брат решил восстановить справедливость по-своему. К тому же, Стрелецкие живут в бывшем особняке Бринеров. А я там прислугой работала…
Она поджала губы, явно вспоминая что-то нехорошее.
– Ох, теперь всё понятно, – ещё больше помрачнел Троекуров. – Радислав свой проигрыш просто так не оставит, вот что я могу сказать. Но зная осторожность вице-губернатора, предположу, что он не станет напрямую лезть в дела сына. По крайней мере, сразу. Однако Радислав не отстанет.
Я кивнул, сам это понимая.
Не знаю, что там насчёт его отца, но в том, что его сын от меня не отвяжется, можно было не сомневаться.
Если бы я был сейчас один, то действовал бы по-другому, но на моей шее имелась ещё и малолетняя девчонка, которую надо было куда-то пристроить и обезопасить.
– Я не умею готовить и не хочу быть горничной! – злобно буркнула Эсфирь, будто прочитав мои мысли.
А ведь я как раз собирался попросить профессора взять её в горничные.
– Это не обсуждается, – бросил я и озвучил просьбу Троекурову: – Она поработает у вас горничной, если вы её возьмёте.
– Это неизбежно, – вздохнул он, – потому что я уже заявил, что вы у меня работаете. Причем, не только Розочка, но и ты. Так что придётся вас обоих пристроить.
– Я вам не Розочка! Меня зовут Эсфирь! – отчеканила девчонка. – И вообще, у вас скоро зуб выпадет! Думаю, послезавтра!..
Я тут же перебил Эсфирь с её зловещими предсказаниями.
– У вас действительно есть должность тестировщика оружия?
– Конечно, – ответил профессор. – Но в другом городе, на заводе. А здесь я не планировал. Но теперь ты будешь значиться, и судя по тому, как ты владеешь холодным оружием, я не прогадал. Даже жалование тебе назначу. Правда, небольшое. Судя по сложности заселения в гостиницу, социальный рейтинг у тебя невысокий. Наверняка, не больше десятка?
Я прокашлялся.
– Минус один.
– Оу… как безнадёжно… – Профессор тоже прокашлялся, смутился, но почти сразу что-то для себя решил: – Ничего страшного. Чуть позже, возможно, я предложу тебе работу на новом направлении. Это поднимет социальный рейтинг. Если ты, конечно, не против.
Против я точно не был.
Иметь доступ к оружию, сплавить Эсфирь под защиту Троекурова и поднять злополучный «рейтинг» – это было неплохое начало. Оно развяжет мне руки.
Однако я уловил напряжение в голосе профессора, когда он намекнул мне про работу на новом направлении. Что-то подсказывало мне, что это связано с тем, что лежит в его чемоданчике, который он опять прижимал к себе.
И это что-то – противозаконное.
Великодушный, азартный и в то же время практичный Троекуров смекнул сразу, что лучше меня кандидатуры для незаконных дел не найти. Я бесправный Бринер, без денег и связей, без рейтинга и практически без силы, а значит, пойду на всё, чтобы выжить и заработать. Ну и самое главное – буду молчать, чтобы не лишиться покровительства.
Что ж, всё верно: мой хитрый и жестокий отец часто пользовался таким методом, чтобы получить верного слугу, который ему нужен.
Но сейчас мне было плевать, как профессор попытается меня использовать. До поры до времени мне действительно нужен покровитель, пусть даже с незаконными делишками. Облапошить меня он всё равно не сможет – я повидал слишком много подобных интриг.
Сейчас же меня интересовало кое-что другое.
Зацепила одна фраза, которую произнёс профессор ещё в гостинице. Он сказал: «Не они открыли червоточины, а их родители!».
Что за червоточины?
Я про них вообще никогда не слышал. Такой магии не существовало ни на одном из Путей, даже запретных – я бы точно такое знал.
Пришлось снова обратиться к памяти Алексея Бринера.
Но та никак не хотела выдавать мне информацию. Воспоминания, с этим связанные, оставались за пеленой и ускользали от меня всё дальше.
Я глянул на профессора и решил прощупать почву:
– То, что вы сказали насчёт червоточин, профессор… спасибо, что проявили понимание.
В его взгляде появилось сочувствие.
– Вы ведь, и правда, не виноваты в ошибках своих родителей. Они полезли невесть куда. Видите ли, чистый эфир миру решили вернуть, ошибку Коэд-Дина исправить, честь Бринеров возродить. Ну вот и нарешали так, что теперь вся наша половина мира в опасности и никто не знает, что с этим делать. Столько народу погибло…
Он положил ладонь себе на грудь.
– Прости, Алексей. Понимаю, как тебе неприятно слушать о червоточинах, да и я не хочу продолжать эту тему.
– Никто не хочет, – буркнула Эсфирь: она, как и сам Алекс, отгородилась от неприятных воспоминаний глухой стеной.
Я не стал больше давить, но решил выяснить подробнее, что за червоточины. Чуть позже.
Пока же у меня оставалась более серьёзная проблема. Гигантская, я бы сказал.
– Радонит, профессор… – начал я.
– А вот с радонитом у тебя беда, – мрачно произнёс он. – Не знаю почему, но ты не можешь повышать силы с помощью радонита. Впервые вижу такого мага. Химический эфир твоё тело не принимает. Безнадёжно. Даже не знаю, чем тебе помочь. Если бы мы жили лет сто назад, то ты бы просто взял чистый эфир, но… – он развёл руками, – увы. Какая ирония, верно? Твой предок Коэд-Дин, кольцо которого ты носишь, очень тебе удружил, когда уничтожил чистый эфир на всей планете ради поднятия ранга, но в итоге так его и не получил. Эгоистичный вредитель! Он изменил всю планету! Земля больше никогда не станет прежней!