Сын Дьявола
Впрочем, с подружки Ланы, как я стал ее про себя называть, много убирать и не требовалось. Короткое желтое платье на бретелях оставляло мало простора для богатой фантазии. На Лане, судя по блеску ткани, шелковый синий комбинезон с бежевой водолазкой. И, наверное, можно считать меня психом, но эта легкая ткань привлекает и возбуждает больше, чем полуобнаженное тело, сверкающей карими глазами, крали.
– Но я бы рекомендовал вам белковые натуральные напитки, – продолжает свой грязный флирт Антон, который тоже не сводит сального взгляда с испуганной мордашки Ланы. На его слова она морщит лицо, словно учуяла отвратительный запах и прицельным взглядом настойчиво попросила у меня поддержки.
Но я молчу. Смотрю мимо. Потому что она сама виновата, а Тоха брат по крови.
Когда она понимает, что я не помогу, что-то в ее лице меняется. Всего доли секунды, но передо мной другая Лана. Не милая, сексуальная девочка, а фурия, которая разгадала, что я не принц на коне, а скорее, верный конь Антона. И даже пальто не заимел.
– Свои жидкости оставьте при себе, как и воду. Мы в этом магазине ничего покупать не будем. Здесь плохо пахнет. Пойдем, – задирает острый подбородок, дергает на себя подружку, но ту резким хватом берет за талию Антон.
– Что так неприветливо? Я к вам со всей душой. Готов даже сначала трахнуть вас в рот, а не жопу, – его вторая рука резко накрывает грудь Ланы, на что та вскрикивает и со всей дури бьет его по лицу.
Пизда. Просто пизда. Я на мгновение прикрываю глаза, соображая, что девка встряла. Тоха чересчур трепетно относится к насилию. Когда оно в его отношении.
Он рычит, дергает головой, смотрит зло и грозно, а потом делает движение руками и почти достаёт Лану, но она делает испуганный шаг назад, врезается в полку с консервами. Все с диким грохотом тут же рассыпается градом нам под ноги.
Пока к нам бежит с грозными воплями продавец, разобраться, кто навел бардак в его забегаловке, девки сматывают удочки.
Антона это злит еще больше, и он просто отталкивает дядьку в другую полку с крупами и рвет когти за убежавшими.
Я останавливаю его на выходе, пихаю в стену.
– Остынь! Она убежала, че ты нарываешься-то?
– Эта сука меня ударила? Ты видел? Ты знаешь, что за такое положено? – мечет он глазами молнии.
– В нашем мире, она из другого! Оставь ее! – уже кричу.
– Значит, пора познакомить ее с нашим, – орет он в ответ и пытается вырваться, но я сильнее. Прижимаю шею локтем, не даю дернуться. Ну давай же, включи мозг! Он унимается и хохочет с меня.
– Запал, да? Чаешь эта богачка даст тебе просто так? Она Королеву сосет уже два года. Замуж за него собирается. Он всем хвастается, что отодрал ее во все дырки. Так что не такая она и чистая, как кажется. И вообще. Мы же братья. Одна кровь! Разве не помнишь, что я для тебя сделал?
– Помню, – бурчу, отпускаю, понимая, что не свезло. Да и слова про сладкого Королева набатом бьют мозг. Мне казалось она другая. Иллюзия.
– Так ты со мной? – делает он паузу. – Брат.
– С тобой.
– Тогда погнали, покажем этим цацам, какие мы любезные, пока они на трамвае не уехали.
Мы выходим на дорогу, осматриваемся по сторонам, на лес, на заправку, возле которой и был магазин. Я часто дышу, чувствуя, как горячие пары от асфальта заполняют легкие. Все еще надеюсь на удачу, может быть хоть солнце ослепит этого придурка.
– Вон они. – Антон сразу замечает вдалеке две тонкие фигурки. Даже не бегут, уверенные, что все закончилось. Жопа в том, что все только начинается.
Глава 9. Лана
Дура! Бог мой, какая же я дура! Поверила в нелепую иллюзию. Думала, что влюбилась… В кого? В шестерку главы банды?! В человека, который даже слова против сказать не может. Мнения своего не имеет. Это не мужчина. Это тюфяк. И даже взгляд лидера у него или то, что член в кулак не помещается, значения не имеет. Это… Зла на себя не хватает.
Еще и Снежане рассказала. Не все, конечно. Не совсем же я дура? Но… Лучше бы не рассказывала. Никому.
Унесла бы с собой в могилу. Спрятала приятный миг в душе, как на самом дне колодца. Забыла. Разбила в дребезги. Но нет… Так меня распирало от восторга, от такого контакта душ, что хотелось поделиться с целым миром. Облечь это чувство в какую-то форму. Сначала я просто включила на всю громкость музыку и кричала, кричала от переполнявших меня эмоций. Потом хотела подойти к маме Марине, но та была чем-то расстроена. Что даже на работу в больницу уехала без чулок. Не, не подумайте, она не врач. Как-то я порезалась, пытаясь себе тосты сделать, так она мне водкой рану залила и сказала, что до свадьбы заживет. Она главврач, проще говоря, администратор.
Отвлеклась, но суть в том, что поговорить я могу только со Снежаной. А после того, как не сдержавшись рассказала о встрече с Максом, она повела меня туда, где… «Он точно может ошиваться». Если честно, ее энтузиазм пугал, возможно, это как-то связано с ее томными взглядами в сторону Королева. И чем в итоге закончилась моя несдержанность?
Уходим быстрым шагом от этого урода Антона, слухи о банде которого ходят прямо сказать не слишком приличные. Некоторые прямо ужасают. Поговаривают, что он выловил какую-то деревенскую девушку и лишил ее девственности с помощью автомобильного фаркопа (1).
Закончилась, наверное, громко сказано, потому что спокойным шагом направляясь к трамвайной остановке, я слышу шарканье по асфальту.
Оборачиваюсь и вздрагиваю… Они идут за нами. Антон чуть впереди с мерзкой, вызывающей тошноту улыбку и Максим сзади. Мрачный, напряженный. Но теперь я понимаю: одна команда этого перекаченного не по годам блондина и его пес сорвется с цепи.
Я сразу ощущаю, как душа ручейком стекает в пятки, точно так же, как пот по спине. А Снежане все весело.
– Кажется, они на нас запали. Может повеселимся? Ты со своим, я с блондинчиком.
– Дура, Снежана, он не будет любовью заниматься, ты не помнишь, что о нем говорят?! – кричу шепотом я, дергаю очумелую подружку и ускоряю шаг.
А потом и вовсе перехожу на бег, держа крепким захватом руку Снежаны.
– Стойте, богатые сучки, мы же хотим просто поиграть, – кричит развязным тоном и ржет этот Антон, а я бросаю взгляд на темную шевелюру его добермана. Он мрачен и суров, но, как и Антон, ускоряет шаг. Бежит за нами.
Быстро перебираю ногами, и чувствую радость, когда вижу, как приближается трамвай. Нам бы только успеть. И называйте меня мнительной, но играть с этим человеком я не собираюсь. Ни во что. Даже с Максимом больше не хочу. Ничего не хочу.
Только бы успеть, – думаю я, и почти тащу почему-то ржущую в голос Снежану. Надеюсь, от страха. Но рука у нее уже влажная, соскальзывает, а на физкультуре у нее всегда были проблемы со сдачей нормативов. Трамвай издает писк, двери открывает, до него всего сотня метров. Я бегу все быстрее, подгоняя хриплым шепотом подругу, перескакиваю через камни, уже почти добегаю до заветной двери, как чувствую рывок.
Не соображая от сбившегося дыхания, почти залетаю на верхнюю ступеньку и резко оборачиваюсь.
Ахаю от страха и ужаса.
Снежану прижимает к асфальту Антон, смотря на меня, а рукой лезет ей между ног.
– Снежана! – кричу, хочу сойти, помочь. Не знаю, что сделаю, тем более, она отчаянно под ним елозит, сопротивляется. Надо помочь, делаю шаг в воздух, как вдруг водолазку на груди сжимает, растягивает крепкая рука.
Я тут же поворачиваю голову, смотрю в пустые синие глаза. В искорки гнева в них. На длинные ресницы и черные, спадающие на лоб, волосы. Все так быстро, а кажется, что проходит целая вечность.
Сейчас Максим меня схватит и будет делать все то же, что собирается со Снежаной. Моей подругой. Часто-часто выдыхаю горячий воздух, сердце бьется отчаянной канарейкой в груди. В горле ком от бега, бок колит. И все так быстро. Быстро-быстро. Или долго, кажется, что так долго тянется мгновение…
Но вот всего одно моргание и тяжелая рука ударом в грудь пихает меня назад. Взглядом дает приказ не дергаться, сидеть на заднице, что ушибла.
Двери тут же закрываются, и транспорт трогается с места. А я стою. И слезы льются по щекам, потому что теперь я не могу ничего сделать. Или не хочу. Или боюсь.
А издалека уже бегут несколько плохо одетых парней, глумливо смотрят, как Антон, что-то выговаривая Максиму, затаскивает себе на плечо Снежану и смачно шлепает по оголившейся заднице.
Нет, нельзя так это оставлять.
______________________________________________________________________________
1) фаркоп – куда цепляется прицеп
Глава 10
Оборачиваюсь к кондуктору, к людям, что как будто не видели, что сейчас произошло. Их немного, но все безразлично уставились в свои окна.
А меня трясет. Надо что-то сделать. В милицию бежать далеко. Ближе к Отцу, в Мэрию. Он поможет. Он хоть и строг, безучастен, но справедлив.
Андронов всех накажет. Вытащит Снежану из лап этих уродов. Накажет и всех посадит. Даже Максима. Пусть тоже сидит. Тварь. Безразличная тварь. Собака. Пес!
«Он спас тебя», – шепчет внутренний противный голосок, но я отмахиваюсь, потому что уверена, если Антон скажет, он тоже трахнет Снежану.
Какое ему дело до меня. До моих чувств. Влюбленности.
Слетаю с трамвая в центре города, снова бегу. Уже через главную площадь. Вбегаю по лестнице и дергаю на себя половинку двустворчатой двери.
Врываюсь в приемную, и почти не глядя на секретаршу Зину, иду к его кабинету. Я была здесь всего однажды, случайно. Почему-то мне казалось, что мне запрещено здесь появляться. И раньше я не нарушала негласное правило, но сейчас был особый случай. И невзирая на окрик Зины: «Там совещание», я быстро убираю за уши растрепавшие волосы, выпрямляю спину, распахиваю двери и вхожу. Мне нужна помощь, а кто если не мой опекун может ее оказать.
– Не понял, – слышу холодный, всегда пронизывающий до костей, голос и смотрю в сразу заострившееся лицо. Он стройный, высокий и опасный. Я всегда сморю на него исподтишка, потому что всегда понимала: я не ровня такому как он. Простая дочь шлюхи, которой повезло, а он мужчина. Наделен властью и какой-то внутренней силой. Но есть ощущение, что сила эта грязная, кровавая, как лопата, которой забили человека. Прикасаться к ней противно. Даже смотреть на него не очень приятно.
Но я сглатываю и говорю в густую тишину светлого кабинета, где все семеро строго одетых мужчин обратили на меня внимание.
– Отец, мне нужна твоя помощь.
– Если ты не заметила, я занят, – холодно, как скользкая рыба по щеке, хлещет словом. – Выйди, Светлана, и подожди за дверью.
– Нет… – впервые перечу, на что его и брови мужчин взлетают вверх. – Мне нужна помощь, даже не мне. Снежане. Ее поймали парни из…
– Выйди! – резкий рев и меня мысленно откидывает на дверь, а потом спокойное: – Я приду через пять секунд.
Хочется добавить «время пошло», но я судорожно киваю и с тихим «Извините, что помешала» выхожу.
Даже не сажусь на диван для посетителей, а просто стою у двери как постовой. Раз, два, три, четыре…
Дверь открывается, выходит опекун – отец – Андронов. Быстрый взгляд на сразу опустившую глаза Зину и поворот ко мне.
– Снежана… – начинаю я воодушевленно, как его рука резко поднимается, а щеку обжигает удар. Хлесткий, больнючий до слез.
– Никогда не смей мне перечить. Тем более на людях. Ясно?
– Ясно, – киваю, слизываю с губ покатившееся по щекам слезы и на миг замечаю, как он смотрит за этим движением языка. Странно, но не важно… Главное Снежана. Ради нее я стерплю и не такое.
– Где она, – задает он вопрос, и я тут же расплываюсь в улыбке.
– Конечная пятого трамвая. Возле заправки. Там еще магазин…
– Ринат, – перебивает меня Андронов и из-за двери в коридор выходит его не русский водитель. Я так бежала, что даже его не заметила. Он как тень, такой весь черный и худой.
– Домой ее отвези и смотри, чтобы не выходила.
– Отец…
– Я разберусь, – более участливо говорит он и тянется рукой к моей щеке. Хочу отшатнуться, как от змеи, но терплю холодное касание. Стирает слезы, улыбается. – Живо домой.
Глава 11
Сижу жду. То на кровати с бесяво-розовым покрывалом. То у окна с ажурной тюль.
Смотрю, как по небу плывут, меняя форму, облака. Такие свободные, такие невесомые.
А у меня в груди тяжесть, а на шее удавка. Это все я виновата? Конечно, я, что за вопрос. Не стоило туда идти. Нельзя было рассказывать про Максима.
Нельзя! Мое это было. Интимное. Личное. Деликатное! И вот чем закончилась моя несдержанность.
А может… все хорошо? Может, парни просто посмеялись? Ничего не сделали.
Просто проводили Снежану до дома. Точно!
Позвоню, спрошу. Наверняка сейчас услышу веселый голос и полный подробностей рассказ о флирте с плохим мальчиком.
Только беру телефон, как мне звонок от Виталика. Вот уж точно с кем не хочу разговаривать. Он еще на выпуском повел себя как хамло, порвал мне платье, получил оплеуху.
Даже обижался несколько дней. Капец!
Он значит прижимает меня к грязной стене туалета, пытается порвать трусы, а теперь обижается?
Выключаю, к черту. Даже в кино, вместо того, чтобы просто спокойно посмотреть отличную комедию, он начала трогать мои бедра. Не то чтобы прикосновения мне не нравились, просто какой-то внутренний барьер… Не знаю.
Набираю сотовый Снежаны. Слушаю гудки и брожу по комнате, как зверь в клетке. Золотой клетке.
В комнату стучится Петровна. Грузная, с добрыми глазами и самыми ласковыми руками.
– Пойдем, хоть поешь, – просит она. – Уже два часа ждешь. Стемнело. Решит все Игорь Борисович. Я тебя уверяю.
– Не могу я есть, говорю же, – топая ногой, слушаю гудки, чувствуя, как прежнее чувство паники снова побеждает надежду. – Ладно. Через пять минут.
Вру, конечно, но иначе она бы не ушла. Упертая. Иногда кажется, что в этом доме она единственная, кого заботит мое состояние здоровья. Именно с ней я всегда ездила на медицинские осмотры. Именно она заменила мне отца и мать, но все равно не имела того авторитета.
На нервах набираю домашний телефон Снежаны.
Гудок. Второй. Третий. Слышу, как сняли трубку и радостно кричу:
– Снежана, Снежана, как ты?! Я так волновалась!
Меня перебивает резкий со всхлипом голос ее матери, очень неприятной женщины с почты.
– Никогда больше не звони сюда, тварь. Это ты виновата!
Она кидает трубку, а меня трясет. По коже расползается мурашками холод. Неприятный. Мерзкий. В горле ком, в груди дыра.
Я сглатываю, чувствуя тошноту, и бегу в туалет. Меня рвет от бессилия и осознания. Случилось. То, чего я так боялась, случилось.
Вижу, как темное пространство за маленьким окном озаряет яркий свет фар и быстро умываюсь.
Приехал. Я уверена, что он со всеми разобрался. Снял скальпы. Порвал на куски. Посадил за решетку и рассказал, что эти подонки сделали с девочкой.
Бегу вниз, спускаюсь в гараж, где стоят несколько нехилых автомобилей, и почти врезаюсь в выходящего из одного из них Андронова.
– Ну что?! Ты разобрался?! Ты всех их порвал?!
Глава 12
– Угомонись… – привычным жестом отталкивает он меня, как когда-то делала мама, когда я просила поесть. Идет ко входу в дом. – С это шлюхой больше не общайся.
– Да в смысле?! – вскрикиваю, и тут же тушуюсь, когда он замирает и поворачивает голову, опаляет пустым взглядом. – Извини… Просто ты так сказал. Шлюха. Ее же осквернили… Она…
– Теперь для тебя закрытая тема. Человек, который остался за бортом. Ей не повезло. Забудь и двигайся дальше.
– Но почему! – чуть ли не плачу я. Она ведь единственная. Близкая. Родная. – Она не виновата.
– Общение с ней повредит твоей репутации. Нам… – он выделяет это слово, давит на статус, благодаря которому у меня есть все. – Это не нужно. Ты поняла?
Молчу, смотрю исподлобья, желаю запихнуть этот статус в его тощую задницу. Жую губу, пока он ждет ответа, уже полностью ко мне повернувшись.
– Ты. Меня. Поняла? … – пауза. Не может же он быть таким жестоким! Но его голос, как лезвие по и без того рваному сердцу. – Отвечай!
– Да! Да! Да! Я больше не буду с ней общаться, потому что вам, – давлю, – это не нужно.
– Я всегда знал, что из тебя выйдет очень послушная девочка, – говорит он и хочет повернуться, уйти, но вдруг раскрывает объятия. Я хмурюсь. Только не снова. – Иди к папочке, давай вместе порадуемся, что ты оказалась такой шустрой.
Я смотрю на раскрытые руки, как на колючую проволоку, которая собирается меня поразить металлическими шипами, пустить кровь, и медленно шагаю вперед. Как на плаху. Потому что не имею права отказывать тому, кто сделал для меня так много. Дал мне кров, платья, образование, еду в конце концов. И сколько бы не прошло лет, я буду помнить то яблоко с помойки. Первое яблоко за много месяцев.
Сжимаю зубы и вхожу в эти длинные руки как кольца змеи и стискиваю зубы, чувствуя, как опекун прижимает меня к себе, заботливо гладит по спине, спускаясь на поясницу и ниже.
Отшатываюсь от ужаса, но он сдерживает порыв, поднимает руку выше и шепчет в волосы.
– Ты так выросла, моя девочка.
Он сам раскрывает объятия и, даже не взглянув, уходит. А меня бьет озноб. Хочется кричать, срывая голос. Хочется содрать с себя одежду, на которой теперь его запах. Дорогие сигареты, виски, тошнотворный сладкий парфюм. Бегу наверх, не откликаясь на зов Люси сходить поесть, залетаю в комнату, кажется, не изменившуюся с моего появления в этом доме, и начинаю срывать всю одежду. К черту фирменные бриджи, к дьяволу голубую майку! Даже дорогущее белое белье – сворачиваю и в пакет.
Ненавижу его эти штучки. Никогда их не понимала. То он безразличен, то пытается примазаться. И почему такое ощущение, что на кожу налили рыбий жир и теперь не отмыться. И так каждый раз. Иду в душ. Включаю кипяток и кричу. Потому что я не могу! Не могу пойти против! Не могу сказать: «Да пошел ты на*уй со своими деньгами». Не могу вернуться к той жизни, из которой меня забрали. Остается только смириться и жить дальше. Всего месяц, летний бал и я поеду в Лондон. Там все будет иначе. Там я стану свободной!
И только один вопрос беспокоит меня, пока смотрю на проекцию звезд на потолке, а шелковое одеяло ласкает тело.
Сядут ли те ублюдки? Ну и еще один… Трахал ли Макс Снежану. Не трахал. Насиловал ли?
Глава 13
На следующий день все тело ломило, как будто по нему проехался каток, но я все равно заставила себя встать и пойти на репетицию бала, который считался украшением нашей области. На него собирался весь город, и даже кое-кто из правительственной Московской верхушки. Разумеется, без Андронова не обошлось.
Виталик подловил меня на входе в спорт клуб и по его возбужденному состоянию я поняла, что ему что-то надо мне рассказать. И, кажется, я подозревала что…
– Снежана вчера нарвалась. Говорят, их было четверо, и на ней не осталось живого места. Во все щели… Бля… Хорошо, что с ней не было тебя, – быстрит он, рассказывая мне версию, придуманную отцом, и тут же прижимает к себе.
А я поджимаю губы, чтобы не закричать, насколько мне тошно это слышать. Нарвалась?! Но она не нарывалась. Это случайность! И в ней много и моей вины.
А теперь я осталась чистой, незапятнанной, а она осквернена, осмеяна на весь город.
Я выкрутилась из неприятных объятий и осмотрелась.
– Ее нет?
– С ума сошла. Она теперь до самых вступительных экзаменов нос из дома не высунет. Если не носила таких вещей…
– Ей нечего стыдиться! – резким голосом осаживаю я своего, так называемого, парня, и иду в сторону собравшихся на репетицию.
В центре баскетбольного стоит грузная, но всегда стильно одетая Ольга Михайловна. Именно она – завуч нашего законченного лицея – считает делом своей чести идеальное проведение мероприятия в этом спортивном зале с трибунами, которые через три недели заполнятся зрителями.
И несмотря на упорную танцевальную репетицию и грозные окрики Ольги Михайловны, я слышу шепотки. Слух о случившимся распространился, как огонь в сухом лесу, и вот уже каждый знал историю Снежаны, правда интерпретировал ее по-своему.
А я не могла ничего сказать или сделать. Теперь я даже не могу ей позвонить. Так я и думала пару дней, коря себя и занимаясь самобичеванием. Чтение книг, так любимое раньше, больше не привлекало, музыка раздражала слух, оставались только прогулки по лесу.
Правда далеко я не заходила. Не рисковала. Теперь только одна мысль – встретиться с Максимом, вызывала липкий страх и острую тошноту.
Их не посадили, даже не наказали. Вы представляете?!
И как бы это не было ужасно, я ничего с этим не могла не сделать, кроме разве что звонка в службу правовой поддержки. Там сказали, что должно быть заявление от самой пострадавшей. Иначе уголовное дело не будет возбуждено.
Значит Снежана не пошла в полицию, но почему, почему…?
Этот вопрос я решила задать ей самой. Еще можно понять: не делать этого, чтобы скрыть сам факт насилия, но ведь знает уже весь город. И все почему-то считают виноватой ее саму.
Как было пять лет назад, когда одна девушка заявила об изнасиловании своим парнем. Майя Солодова, кажется. И ведь тогда парня посадили, я точно помню.
Так может быть и в этот раз… Может быть, Снежана все-таки решит разобраться с компанией.
Звонки ни на ее личный телефон, ни домой, ничего не дали. Отвечала ее мать. Весьма нелестно обо мне отзываясь. Весьма, весьма нелестно. Короче, поливая отборным матом, некоторых слов я даже не слышала никогда. Но я упертая.
Продолжала названивать. Просить прощения. Снова и снова. Весь остаток недели, когда приходила домой после репетиций. Правда моя настойчивость вышла мне боком, вернее оплеухой, которую я получила от отца.
Я проглотила слезы, пообещала больше не звонить семье Лоскутовых и поднялась к себе в комнату, ненавидя себя и весь свет. А в особенности Марину, которая в очередной раз за меня не заступилась.
Но ведь я пообещала только не звонить. Верно?
Наступает час икс моей глупости, но я не могу поступить иначе. Я дожидаюсь, когда опекуны свалят в ночь, в пятницу это происходит постоянно, и я подозреваю, что не друг друга они будут греть этой прохладной ночью. Перед Петровной делаю вид, что ложусь спать и в полной амуниции вылезаю из дома.
С собой я взяла фонарик, перочинный нож, гуделку, перцовый баллончик и надела тяжелые ботинки.
Все это я купила вчера в Москве, куда выбралась вместе с Мариной на «успокоительный» шопинг, как она любила говорить.
Купить-то это все было не сложно, а вот объяснить, зачем мне берцы – сложнее. Но и тут удача не подвела меня, я просто подарила пышное платье какой-то глазеющей на витрины девочке, а в огромный пакет запихнула не стильные покупки.
Глава 14
Так что, выбираясь из дома, я была в полной боевой готовности. У меня был четкий план. Я хотела сделать так, чтобы подонки сели, а для этого мне придется пробраться в дом к Снежане. И самое главное, повиниться перед ней, хотя бы потому, что мне без нее плохо.
Душа не на своем месте.
Направляясь к ней, очень надеюсь – это не из-за снов, что мучают меня последние несколько дней. Об одном цепном псе, который сидит на цепи, обнажает клыки и клацает зубами в мою сторону.
Потом срывается и бежит за мной. Долго-долго, пока я, срывая дыхание, все бегу и бегу. Но как спастись от дикого животного. Зверя. Обученного убивать. Силы быстро исчезали, темный лес не помогал скрыться, и черный пес валил меня на землю. Рычал, капал слюной, и мой крик ужаса был для него песней. Он впился своими клыками мне в шею, разрывал в кровь плоть. Но вместо того, чтобы ощутить боль, страшную, острую, невыносимую, я кончала во сне, просыпаясь вся в полу.
Ужасный сон. Странный, дикий. И точно не из-за него мое дыхание сейчас ускоряется, а тело бьет озноб, пока продолжаю трусцой бежать по дорожкам города, постоянно озираясь. Не из-за сна я в каждом прохожем вижу его.
Его. Его. Максим так прочно поселился во мне, что выдрать его, кажется, невозможно даже скальпелем.
Даже мокрые поцелуи и вялые ласки груди Виталиком не помогали. Была мысль заняться с ним сексом, и я знаю, с каким энтузиазмом он бы принял мою идею, но я отмела ее. Не время, я не готова.
Устаю. Уже иду по темным улицам, натянув темную шапочку и капюшон пониже, крепко держу руками баллончик и гудок. Внутренности продолжает сжимать страх, не отпускающий меня с того ужасного дня. Не трястись от каждого шороха не помогает даже яркое городское освещение, наоборот, слишком много теней. Тем более, что этот район уже не был столь благополучным. Такой хороший среднячок для семей шахтеров и других рабочих.
Лоскутовы были одной из них и жили в таком же, как и все, двухэтажном доме, оббитым белыми панелями, с крошечным клочком земли для огорода. Не бывай я тут так часто, точно бы не узнала дом. Обойдя его по периметру, я встала напротив окна на втором этаже, в котором горит желтый свет прикроватной лампы, а за легкой шторкой скрывается женский силуэт на кровати.