Ангарский сокол: Шаг в Аномалию. Ангарский Сокол. Между Балтикой и Амуром
Николай хлопнул тунгуса по спине, отчего тот сконфузился и закивал. Говорить по-русски он так и не выучился, но понимал, видимо, уже всё.
– Ладно, Николай, за нами два струга с казаками идут, надо в лес отойти.
– У нас там две избушки стоят уже…
– Ну и отлично. Берег прекрасно простреливается, так что я не думаю, что они тут сунутся. Главное, чтобы наш струг не спалили.
– А вот и они! Отходим, ребята.
На реке показались два струга казаков. Увидев одинокий кораблик беглецов у берега, оба направились к нему. В бинокль было видно, как напряжённо вглядываются в берег казаки. И как удивил их причал с пришвартованным стругом. Один корабль казаков причалил с другой стороны, а со второго перебросили мостки: таким вот образом казаки перебрались на берег и встали, ощетинившись пиками и выставив дула пищалей. Казаков было примерно человек тридцать пять – тридцать семь, сосчитать их безошибочно было очень сложно. Хмурые лица покорителей Сибири не обещали скрывшимся от них на берегу беглецам ничего хорошего.
– Дайте бинокль Кузьме! Хрипунова пусть смотрит, вдруг он тут, – громким шёпотом проговорил Вячеслав.
Кузьма взял переданный ему Васильевым бинокль, долго высматривал приближающихся к зарослям казаков, и, отдавая бинокль, указал Новикову:
– Вона, в шишаке с бармицей. Красный кафтан, высокий ворот.
– Так, дуй на правый фланг, во-он к тем кустам у скалы И лупи по каждому, кто будет струг подпаливать или пищаль вскидывать для выстрела. Насмерть не бей, в ноги-руки работай.
Василий отправил снайпера с напарником поддерживать их отряд огнём справа. Второго снайпера из отряда Васильева отослали на левый фланг.
– Вячеслав Андреевич, заберите всех лишних: Дарью, тунгусов и идите к избам, тут прямо, а то вдруг зацепит, – Васильев отослал вносящих сумбур в оборону людей подальше от места возможного боестолкновения. – Там, кстати, ваши строители.
Казаки меж тем подошли метров на двадцать к лесу и, видимо, приготовились к последнему рывку. Кое-кто крестился, кто-то крикнул здравицу Богородице. Пора действовать.
– А ну стоять, казачки, где стоите! – Новиков крикнул, сложив ладони рупором.
И тут же грохнулся наземь, справедливо ожидая слаженного пищального залпа. Но его не последовало. Лишь на мгновение оторопев, казаки быстро пришли в себя, и один из них выкрикнул:
– А ты кто таков, мил человек, и пошто тут промышляешь промеж нас?
– Это вы на нашей земле находитесь! Мы с Енисейском границы установили на Уде-реке!
– Какое нам дело до Енисейска? Кто таков есть, отвечай!
– Сержант морской пехоты Российского государства Василий Новиков!
Казаки потеряли дар речи от подобной наглости.
– Мы с товарищами служилые казаки, отправленные сюда, дабы привести сей край под высокую руку государя нашего, самодержца Всероссийского Михаила Фёдоровича!
– Это тот, чей отец у ляхов королевича Владислава на Русь просил, да у Тушинского вора в стане обретался, а сейчас вертит им, как хочет?
– А-а! Кузёмка! И ты там, смутьян! Достану тебя, да в кандалы закую! Не твоё то дело собачье, власть нам от Бога дана.
– Не от Бога власть эта, а от чёрта!
– Эй, Кузьма! О чём ты, помолчи-ка пока! – Новиков уже понял, что дальнейшее сотрясение воздуха ни к чему хорошему не приведёт.
– А ну выходи, с кем разговор держать вместно! Иначе наши пищали говорить будут, – снова крикнул Хрипунов.
– Так, я пошёл. Прикрывайте, если что, – Новиков выдохнул и, перемахнув через поваленное дерево, вышел на песок обширного пляжа.
В разговоре он не рассчитывал на какое-либо замирение сторон, он хотел лишь одного – чтобы два отряда не стали проливать свою кровь. Тем более что проливать кровь придётся лишь казакам, фронтальный и фланговый огонь закончит тут всё через десяток секунд. Значит, надо любым способом отговорить казаков от атаки.
Хмурые и бородатые лица казаков приближались, уже можно было разглядеть их амуницию и дымки фитилей. Вышедший вперёд толпы Хрипунов что-то сказал своим людям и те опустили своё оружие к земле.
– Здравствуй, – Новиков протянул руку Хрипунову.
– И тебе не хворать, воин, – казак пожал протянутую ему ладонь. – Кто ты, сын боярский? Али воевода местный?
– Скажем, что я полусотник нашего атамана, – ответил Новиков.
– Пошто без брони вышел, доверяешь нам? – ухмыльнулся Хрипунов.
– Без брони я, потому что ни к чему она мне, а врага я близко не подпущу.
– Экий ты хвастливый! Ворог не будет спрашивать, он просто…
– Мы обо мне будем разговоры вести или по делу?
– А можливо и по делу. Пошто вы сию землю своей называете? С каких прав?
– А с прав первооткрывателя, мы первые тут обосновались, значит, наша эта земля будет.
– Хм, чудно ты говоришь, ну да ладно. Был я ранее воеводой в Енисейском острожке, хлопотал о постройке острожков в Красном Яру и на Каче-реке, а сейчас послан из Москвы для сыску серебряных руд на Тунгуске-реке. Памяти обо мне спущены в поместный, стрелецкой и ямской приказы. Так что по царёву приказу я тут.
– Понятно. Короче, я предлагаю так. Или вы уходите сейчас все, или ты идёшь со мной до нашего воеводы.
– А если я сейчас задам вам трёпку, а голову твою на копьё посажу? – прищурил глаз Хрипунов.
И казаки в подтверждение зашумели, бренча железом. Раздались выкрики, определяющие, каким именно способом следует умучить этого наглеца, а особливо предателя Кузёмку.
– Ладно, смотри, – Новиков, с трудом сохраняя хладнокровие, замахал снайперу на правом фланге. Тот вышел из-за куста, а за ним показался его напарник. Новиков, отойдя чуть назад, указал снайперу на небольшой валун перед своими ногами. Мгновение спустя по валуну со свистом чиркнула пуля. Таким же образом с валуном обошёлся и снайпер с левого фланга. Хрипунов явно был впечатлён.
– А ежели я на твою голову покажу вместо валуна этого, то не успеешь насадить мою на копьецо-то. Ну и на сладкое, смотри внимательно. Только… господа казаки, прошу не стрелять в меня от неожиданности, а я в землю шмальну, – Новиков не спеша переставил на «калаше» режим одиночных выстрелов, сделал шаг назад и произвёл четыре выстрела, периодично выбивая фонтанчики песка.
Казаки, конечно, не стали разбегаться в припадке ужаса перед оружием двадцать первого века, да и воплей гнева не последовало. Но лица их стали каменными, и они заметно подобрались, как стянутая пружина. Новиков испугался, что они всё-таки бросятся на него, а потом и на остальных, слишком уж решительны были их лица – у них не было совершенно никакого страха перед автоматическим оружием.
– Ну что же… – Хрипунов явно оценил всю незавидность их положения, а именно: толпа казаков на открытом и полностью простреливаемом месте, – я пойду говорить с вашим воеводой.
– Отпускай тогда всех своих казаков на струги. И пускай ждут тебя на том островке. Мы тебя к ним потом отвезём. Ты согласен на такие условия?
– Да, я согласный. Оружье вам оставлять?
– Оставляй себе, я же не в плен тебя взял, а в гости.
Новиков повернулся и не спеша пошёл к своим, закусив нижнюю губу и ожидая удара в спину. Нет, он так и не поверил этим людям до конца. Хрипунов сверлил тяжёлым взглядом удаляющегося от него этого спокойного и уверенного воина, потом, не глядя на своих товарищей, поднял одну из гильз. Внимательно осмотрев, положил её в карман и, тяжко вздохнув, стал догонять уходящего к лесу полусотника. Дождавшись, пока два струга казаков отвалят от берега, направившись к назначенной им стоянке на ангарском острове, Вячеслав, после небольшого роздыха и поправки нервов, объявил о продолжении похода.
Опять загрузили струг и отправились вверх, против течения Ангары. При входе в Байкал гребцам пришлось напрягать все свои силы, преодолевая сильное течение. И только выйдя в озеро, можно было расслабиться и побалагурить. Наконец показалась заветная бухточка, а пока шли к причалу, встретили несколько рыбацких лодок, из каждой людям на струге приветливо махали. На берегу были выставлены жерди, где ровными рядами вялился улов.
Недалеко от причала возилось несколько человек, в основном тунгусы. Была парочка учёных, осваивающих плетение сетей. Они и послали в посёлок паренька-тунгуса известить Смирнова о прибытии гостей.
Посёлок встретил гостей выкопанным рвом у пологой северо-западной части стены. Копать ров с других сторон нужды не было – на востоке возвышался холм, с южной стороны – частокол, а казарма вообще выходила на обрыв, из которого подняться было невозможно. Западная стена, ворота и надвратные башенки уже были обложены светлым кирпичом, а чуть поодаль, к северу от ворот виднелись строительные леса, прилепившиеся к частоколу. Похоже, Смирнов сделал правильные выводы из нападения и теперь нехило укрепляется. Вячеслав с видимым одобрением наблюдал за сушащимися рядами кирпичей, ждущих обжига, и штабелями очищенной древесины.
– Молодец, полковник, – ухмылялся в усы инженер.
Хрипунов хмуро обозревал стены посёлка, которые уже было не взять просто так, лихим наскоком, а только с помощью артиллерии и долгой осады.
Глава 10
Посёлок Новоземельский. Лето 7137 (1629)
За столом сидели Смирнов, Соколов и Хрипунов. Поначалу троица сохраняла молчание, каждый из них не решался начать сложный разговор. Наконец Смирнов нарушил тишину.
– Яков Игнатьевич, мы разграничили землю с Енисейским острогом.
– Я уже говорил, что мне нет дела до енисейцев!
– Насколько я знаю, здешние места выше Уды – место сбора ясака енисейскими людьми, так?
– Так, – буркнул Хрипунов.
– Вячеслав сказал мне, что вы брали ясак на нашей земле.
– Я послан на Ангару искать серебро из самой Москвы!
– Ну а какое нам дело до Москвы? – перефразировал казака Смирнов.
Тот аж задохнулся от возмущения.
– Государь наш, самодержец Всероссийский, великий…
– Подожди, в чём великость? У кого сейчас Киев?
– Ляхи…
– Смоленск?
– Сызнова ляхи, а пошто…
– Корела?
– Свеи взяли! Пошто ты об этом?
– Яков, ты же сам говоришь, великий, мол. Вот когда всех оккупантов из Руси выгонит – тогда и будет великим.
– Поганые вещи ты городишь и язык твой поганый! Да вас всех на дыбу… Не может царь за всем уследить, когда ворогов полно со всех сторон!
– Ладно, Яков, не будем о грустном. Короче, дела такие: от Уды-реки вся местность – наша. Вы тут ясак не собираете. Мы не лезем за Удинский острог. Мы поставим форт… острог-то есть, напротив Удинского острога вашего енисейского воеводства. Говорить теперь там будем. В следующий раз мы не будем разговаривать, если вы пойдёте собирать ясак на нашей Ангаре. А что сегодня собрали – нам отдаёте. Всё, такие условия.
– Ну что ж, Бог вам судия. На Москву я отпишу про ваши безотчественные басни. А далее сил моих нет находиться тут.
Смирнов развёл руками и глянул на Вячеслава.
– Тогда не будем вас задерживать. Завтра с утра вас отвезут к вашим товарищам.
Вячеслав выглянул за дверь и позвал морпеха, караулившего на входе.
– Отведи казака в башню, он отдыхать будет.
Инженер вернулся за стол. С минуту друзья сидели молча. Смирнов ладонями потёр лицо и, подняв красноватые глаза на Вячеслава, произнёс с хрипотцой:
– Ну, что делать будем дальше, Андреич?
Тот, помедлив, не совсем уверенно ответил полковнику:
– Ты не думаешь, Андрей, что мы несколько перегнули палку в общении с представителями Москвы? Нужна ли нам прямая конфронтация? Мы не сможем сдержать тот вал, что будет накатывать на нас, а с каждым годом он будет всё сильнее.
– Думаешь, мы не сможем отбиться?
– Да, Андрей, именно это я и думаю. А если казаки подтянут артиллерию, а если прибудут войска? А что делать, когда у нас кончатся боеприпасы?
– Ну, допустим, с войсками тут у них не получится – ты сам слышал, в Московском царстве сейчас полнейшая задница и Сибирь осваивают полуофициально, силами казачьих ватаг. А пушки нам самим надо клепать – трубы бурильных установок используем. Вот только заряды где брать, да затвор какой ставить – я об этом думаю.
– Намекаешь на московского литейщика? А будет ли он с тобой сотрудничать?
– Думаешь, не будет?
– Ну, допустим, будет. И что, ты будешь воевать с Россией?
Смирнов опустил голову.
– Не знаю, Андреич. Не знаю. Надо выстроить отношения. Стать чем-то, что больше нуля… А потом и разговаривать. Пока нас не смогут выбить отсюда – это факт. У нас есть время. Посмотрим. И, кстати, это тебе с литейщиком разговаривать, а не мне. Заберёшь его с собой, у тебя база для производства будет.
Вячеслав, подумав, кивнул. В конце концов – это логично, к тому же рядом железо.
– Ладно, Андрей, давай на более приятные темы. Я знаю, у тебя кроме Мышкиной ещё несколько девушек в интересном положении. Ты детский сад собираешься открывать скоро?
– Отличная идея, Вячеслав. Нет, я серьёзно. А что? Построим детский сад и школу в одном доме – в разных половинах. Будет чем женщин занять, да и ребята Радека не все себя нашли – некоторые руками работать совершенно не могут, но башка у них варит. Вот пусть со школой и возятся. А сейчас – за учебники принимаются. Нам же знания надо сохранить и передавать дальше – детям, внукам!
– Эка тебя занесло, – улыбнулся инженер. Налив себе ягодной вытяжки, он подошёл к закрытому полиэтиленом оконному проёму и, отодвинув край, с удивлением отметил:
– Гроза будет. Андрей, любишь грозу в начале мая?
Словно подтверждая слова инженера, в вечернем небе ярко сверкнула молния и ударил мощными раскатами гром. Тяжёлые капли воды забарабанили по земле. Люди в посёлке забегали, стараясь укрыться в домах от надвигающегося ливня. Вскоре небо окончательно потемнело и начался сильный дождь, перемежающийся с частыми ударами грома вслед ярким бликам молний. Под грозу начальники принялись ещё обсуждать белореченские новости и заботы.
Наутро пахло сыростью, воздух был чист и свеж, собственно, таким, каким он обычно и бывал. Смирнов, перед тем как проводить друзей к причалу, хотел показать инженеру пристроенный ещё вчера к хлеву загон для поросят. Вокруг него уже толпились люди, со смехом показывая на резвящихся в тёплой луже четверых поросят – одного будущего хряка и трёх его подруг. Полковник пообещал Вячеславу в будущем поделиться с ним приплодом, и товарищи, зайдя за гостем, пошли к Байкалу…
Хрипунов всю дорогу до острова молчал. Спустившись в лодку, которая доставила его к стоянке казаков, он лишь бросил цепкий взгляд на Вячеслава.
– Шкурки, что пограбили у наших данников, все грузите в лодку. – Это Новиков начал вживаться в роль.
Со струга берег держали на прицеле, хотя желания залить его свинцом ни у кого не было. Слава богу, что казаки не стали артачиться и честно отдали все уворованные у ангарских тунгусов шкурки пушистых зверьков – этого эталона ценности на огромных пространствах Сибири. Так меховой запас поселенцев стал наполняться. Казакам был оставлен наказ – уйти с той части реки, что контролируется посёлками. И впредь не появляться на Ангаре выше Удинского зимовья енисейцев.
В устье реки Белой встретили отряд Саляева с несколькими тунгусами, которые окапывались на берегах реки. Помимо стоящей башенки наблюдателей на холме у излучины Сазонов поручил Саляеву для обеспечения безопасности Белой выстроить редуты на высоких берегах реки. Вячеслав мысленно порадовался за своевременность этого строительства – проходящие мимо казаки увидят со стругов эту работу, оценят и сделают выводы. И пора бы уже и известняк вытёсывать для крепости редутов, да на плотах сюда доставлять.
Инженер обратил внимание на литейщика: Иван сидел хмурый, но бросал искоса уже отнюдь не волчьи взгляды – Кузьма постепенно забалтывал его, разводя на разговор. Это хорошо, а там глядишь, скоро и совсем притерпится к новому окружению. Главное, чтобы не сбежал, охранять его надо цепко.
После обеда за кружкой травяного кипятка Сазонов поведал Вячеславу о рейде Саляева. Тот с четырьмя морпехами на вёслах настиг струги казаков в момент, когда они встали у берега, чтобы забрать ясак у тунгусского кочевья, чьи охотники неосторожно вошли в контакт с казаками, будучи застигнутыми ими на реке. Подарив шаману и вождю кочевья нехитрые подарки, они привели тунгусов в формальное подданство московского царя. Когда казаки стали лагерем на острове, Саляев решил возвращаться в посёлок.
– Значит, мы с ним там и разминулись, – походя сказал Вячеслав.
Морпехи отошли берегом к припрятанной в зарослях у реки лодке и поплыли домой, по прибытию доложившись майору.
– Мда, нехорошо это. Придётся тех тунгусов в другое подданство вводить.
Карпинский проснулся после ночной смены в поселковой охране от непонятного шума, доносящегося из соседнего, казацкого блока казармы. Хотя блок – это громко сказано: грубо сколоченные ряды топчанов разделяли лишь обитые брусом несущие балки помещения. Слышалась какая-то возня, сопение, а потом и ругательства. Явно различался сильный бас Конана-Елисея и какого-то молодого казака, которого Пётр по голосу не мог определить.
– Елисейка, сукин сын! Нешто ты… – голос казака резко замолк.
Карпинский оторопел: «Ёшкин кот, да что они там?!»
Пётр, резко скинув оленью шкуру, что служила одеялом, бросился к казакам. То, что он увидел, повергло его в состояние ступора на несколько мгновений. На сброшенном с топчана тряпье лежал самый молодой из казаков. И только увидев его, Карпинский вспомнил, что казаки звали его Черкас. Неестественно загнутая рука, бессмысленный взгляд, вздрагивающее тело. Из оцепенения Карпинского вывел тихий хрип смертельно раненного. Пётр метнулся к окну с напрочь оторванным полиэтиленом. Неловко спрыгнув с него, подвернув ногу – затекла во сне, чёрт! – он истошно заорал на весь посёлок:
– Елисея, суку, ловите! Он парня убил! Медика! Медика в казарму, быстро!
И похромал к сбегающимся на его крики людям.
Дарья ковырялась в организуемом поселковом огороде, где агротехники высаживали в грунт и в теплицы овощную рассаду, привезённую казаками от огородников Енисейска. Тут была репа, морковь да капуста – всё это ох как пригодится людям! Агротехники – Олег и Тамара, уже находившаяся в интересном положении, негромко командовали бойцами из хозвзвода, которые сооружали теплицы из деревянных реек и полиэтилена. Тамара организовала посевную в соответствии с приметами, коих она знала великое множество.
Овёс уже засеяли, так как овёс сеют, когда берёзовый лист распускается, пшеницу сеют, кода зацветет черемуха, однако не раньше, чем на дубе появится лист, гречиху сеют, когда захорошеет трава, картофель сажают, когда берёза позеленела да черемуха белая зацвела. Вот и получилось, что картофель будет высаживаться во второй декаде мая, пшеница в конце месяца, горох на неделе, а овёс уже засеяли, до гречихи ещё было далеко. Мелкий лук-севок и чеснок высаживали ещё в октябре – под зиму, так как хранить его было бы сложно.
– Парни, золу теперь несите. Там грядки делайте выше, бороздки глубже!
Внезапно к огородникам забежал встревоженный рабочий и, высмотрев Дарью, выпалил ей:
– Дарьюшка, давай быстрее, родная! Парня ножом в бок пырнули. В казарме лежит…
Дарья, всплеснув руками, стала быстро мыть в ведре запачканные от ковыряния в земле руки.
– Наташа, на перевязку всё готовь, инструменты, живо!
Вбежав в казарму, Дарья застала столпившихся вокруг умирающего казака людей, они ругались и вздыхали, жалея парня.
– Эх, Мишаня, что же ты так…
– Не жилец, паря…
– А ну, разошлись все отсюда! Нож не трогали? – Дарья пыталась нащупать пульс. – Ну хоть слабенький, ну давай! Борись! – не теряла она слабую надежду, опытом своим понимая, что парня не спасти.
– Да всё, преставился он…
– Помер Мишаня…
Мужики поснимали шапки и начали креститься.
– Уйдите все отсюда! – истерически выкрикнула Дарья. – Пошли вон!
Так и не нащупав пульс, она пыталась сделать ему массаж сердца, пытаясь восстановить кровоток и заставить сердце заработать.
– Да без пользы это, девонька, – грустно произнёс седой казак, последним выходя из казармы.
Дарья не ответила, лишь быстро отерев пот со лба да поправив непослушную чёлку, продолжая работать.
– Где эта тварь?!
Елисея схватили только у реки, на причале. Он, лисицей прошмыгнув мимо морпеха у ворот, выскочил на берег и пытался стащить на воду лодку. Тут его стражники и повязали за несанкционированные манипуляции с плавсредством. Пока Елисея выспрашивали о цели водной прогулки, налетела толпа казаков и его начали убивать. Не бить, а именно убивать. Обалдевшие от подобного зрелища морпехи лишь чудом отбили Елисея, выстрелив по разу в воздух из пистолетов. Казаки требовали немедленно убить Елисея и были настроены весьма решительно. На шум выстрелов прибежал Сазонов и группа морпехов, которые еле оттёрли толпу казаков подальше от лежащего навзничь злодея.
– А ну, тихо! Никакого самосуда я не допущу, – спокойно сказал майор.
– Пошто защищаешь убивца, майор?
– Отдай его нам, всего делов!
– Да подождите вы, сначала узнать надо, зачем он это сделал, – махнул рукой Сазонов.
Подошёл Вячеслав и ещё несколько человек, все хмуро уставились на избитого человека.
– Поставьте его на ноги. Водой плесканите сначала, – приказал Вячеслав.
Елисея-Конана облили водой, а когда тот заворочался, поставили на ноги, придерживая, чтобы не упал. Вячеслав подошёл к Елисею вплотную.
– За что ты его так, Елисей?
Избитый запрокинул голову и, выплюнув кровавую жижу изо рта, ощерился осколками зубов.
– Ништо у вас не сдеется. Не сдюжите! Побьют вас вскорости.
– О чём ты? За что парня убил, сволочь?
Елисей молчал. Сазонову передали котомку, которую тот уже закинул в лодку.
– Обыскать его! – приказал Вячеслав.
– Одёжу с его сымите, может он заховал в подкладку чего, – раздалось из толпы казаков.
Сазонов подошёл к стоящему в одном исподнем преступнику.
– Ты расскажешь нам что-нибудь?
Елисей безучастно молчал.
– Повесить, – коротко бросил Вячеслав и, развернувшись, пошёл в посёлок.
Казаки одобрительно загудели.
Начальство посёлка было окончательно запутано дикой выходкой одного из гостей, выдавшего себя за друга и якобы заинтересованного в них человека. Теперь стоило подумать, что ожидать от остальных посланников с Руси. После случая с Елисеем их тут же изолировали, и если боярские дружинники не противодействовали этому заключению, то Никита и люди его отца отчаянно сопротивлялись тому, чтобы их заперли в башенный погреб.
– Это душегуб от Судакова Анисима, не наш человек! Мы не в ответе за его деяния! – кричал Никита запиравшим его в погребе морпехам.
– Что делать будем, Андреич? – спросил Сазонов начальника посёлка, наблюдая, как могучий ефрейтор накладывает запор на люк погреба. И тут же сам себе ответил: – Чую, хана настанет с такими гостями. Как котята слепые. Разведку бы замутить.
– Откуда её взять-то, – удивился Вячеслав, – да и кто в разведку пойдёт? Мы же как белые вороны! Или ты казачков хочешь использовать?
– Я бы не стал на них полагаться, – ответил Сазонов.
– А Кузьма?
– А что он? Он с Хрипуновым на ножах – ты это имеешь в виду?
– Ну да, думаешь, тоже не стоит доверять?
– Думаю, что рано ещё, Андреич. Так что пока мечты и только. Со временем всё придёт, а пока нам только тыркаться. Опытным путём, – невесело усмехнулся майор.
В котомке Елисея ничего особенного не нашли – кое-какие припасы да всякая мелочь личного характера. А вот распоротая подкладка кафтана явила на белый свет небольшой кожаный свёрток со скрученными листами плотной бумаги внутри. Прочитать что-либо было абсолютно невозможно – писавший Елисей использовал тайнопись, сущую китайскую грамоту. Сазонов предложил испытать Никиту – он, будучи представителем этой группы, должен знать, как прочесть подобную вязь.
Никита, борясь меж своим уязвлённым самолюбием и возможностью пригодиться этим странным людям, сначала дал выход скопившимся эмоциям и лишь потом, успокоившись и справившись о состоянии отца, сказал, что готов помочь. Однако прочесть он смог далеко не всё, расшифровке поддались лишь пара листов, остальное и для Никиты стало неодолимым препятствием.
– Ну говори, о чём он пишет?
– То, что я смог прочесть… Пишет о дороге до Ангары, острожках, количестве служилых людишек. О геройстве своём пишет.
– Интересно, хм. А дальше что? – поинтересовался Вячеслав.
– А далее не мочно мне прочесть, однако мыслю, что о вас пишет, – пожал плечами Никита.
– Логично. А что, Никита, отец твой прочёл бы? – озабоченно произнёс инженер.
– То не ведаю, – Никита плюхнулся на лавку и уронил голову на грудь. – Прошу вас не заключать меня в башню сызнова, да и людишек моих выручить оттуда нужно, мы не вороги вам, – глухо проговорил парень.