Гнев ангелов

Этот разговор вызывает во мне какие-то воспоминания. Я закрываю глаза и пытаюсь сконцентрироваться на них, несмотря на боль. В ночь перед тем, как открылась арена, у меня был один из этих странных снов.

– Нам надо увести ее отсюда, – говорил кто-то в том сне, пока я пряталась за темно-красным занавесом. Или, скорее, человек, которым я была в этом сне.

– А где они будут в безопасности? – спросил кто-то другой, и теперь я снова узнала эти два голоса, потому что тоже пряталась за занавесом.

– Он везде их найдет, – сказал тогда Люцифер.

– Если мы не оставим следов, не найдет. Мы должны хотя бы попытаться, – ответил ему Семьяса. Его голос был измученным. Чувства женщины, которой я была в этом сне, снова отзывались во мне. Тогда я видела воспоминания чужого человека. Они с Семьясой были близки. Я чувствовала ее страх, тоску и отчаяние. Люцифер ответил усталым стоном.

– А ты сможешь это устроить?

Женщина отодвинула занавес в сторону, и мужчины замерли.

– Я никуда не пойду, – сказала она уверенным голосом. – Без тебя никуда.

Семьяса подошел к ней и обнял ее.

– Но у нас нет никаких шансов против его армии. Нас слишком мало. Мы спрячем девочек, – прошептал он ей на ухо. – Это единственное, что мы можем сделать.

Раздается звук, как будто кто-то ударяет по деревянной доске, и воспоминание о сне угасает.

– Черт возьми, – шипит Люцифер.

– Мун вынослива, – пытается Семьяса успокоить его, – она наверняка где-то спряталась.

Дверь открывается, и кто-то еще заходит в комнату.

– Где она? – раздается знакомый мне голос, и я прижимаю свою грязную руку ко рту, чтобы не вскрикнуть от неожиданности. – Что ты с ней сделал?

– Ангел четвертого небесного двора явился в самую пасть геенны огненной, – замечает Люцифер, и его голос сочится сарказмом. – Кто бы мог подумать. Кассиэль, какая честь!

– Можешь спрятать свой цинизм куда подальше. Где Мун?

– Откуда мне знать? Может быть, ты освободил ее из темницы и увел в безопасное место? Все-таки ты обязан этой маленькой девочке своей жизнью. С ее стороны было очень смелым поступком защитить тебя. Она могла умереть, пока тащила тебя на себе.

За этими словами следует оглушительное молчание. По моей щеке стекает слеза, но я не смахиваю ее.

– Ты, как и я, знаешь, что у меня не было выбора.

Голос Кассиэля теперь звучит напряженно.

– А я знаю, по-твоему? – Шаги Люцифера яростно грохочут по каменному полу, и мне приходится напрячься, чтобы понять, что он сказал.

– Конечно, я и на секунду не подумал, что ты можешь пойти против Михаэля. Люди этого недостойны, не правда ли, Кассиэль? Тем более девушка, даже если речь идет о Мун.

– Я не буду оправдываться перед тобой, – уверенно отвечает Кассиэль. – Ты думаешь только о себе. В течение тысяч лет другим архангелам приходится расплачиваться за то, что ты натворил. Каждый из нас поступается со своими желаниями, кроме тебя. Ты все такой же надменный и самоуверенный, как и десять тысяч лет назад.

– Исчезни из моих покоев, пока я не перебросил тебя через парапет, – говорит Люцифер. – И больше никогда здесь не появляйся!

– Я уйду только тогда, когда узнаю, где Мун и как у нее дела.

Значит, теперь он захотел мне помочь? Теперь он решил обо мне позаботиться? Кассиэль это явно несерьезно. Мне не нужна ни его помощь, ни забота. Пусть идет к черту! Хотя он уже и так тут. Истерический смех вырывается из меня, но я прикусываю губу. От ярости я дрожу еще сильнее, чем от холода, и чуть не пропускаю мимо ушей звук снова открывающейся двери. Я слышу стон, и что-то скользит по полу. Я не могу ничего с собой поделать и приподнимаю занавес, чтобы заглянуть под него. Сначала я вижу только сапоги, но потом еще немного приподнимаю ткань. Ангелы находятся в комнате, напоминающей рабочий кабинет. Стены обставлены книжными полками, а в центре стоит огромный письменный стол, заваленный горами бумаг. Высокие арочные окна впускают внутрь комнаты солнечный свет, в котором танцует пыль. Ковер лишь частично прикрывает мраморный пол. Сначала я вижу Семьясу. Он расслабленно опирается на письменный стол и крутит глобус, похожий на те, которые стояли в библиотеке моего отца. Люцифер встал перед Кассиэлем, и оба уставились на грязную кучу у их ног. Кассиэль побледнел. При взгляде на него мое сердце на мгновение останавливается. Он предал меня ценой похвалы своего архангела. За красивым фасадом скрывается душа Иуды. Если у него вообще есть душа. Куча двигается, и я узнаю Рикардо, грязного стражника. К сожалению, я могу рассмотреть его только сзади. Я бы хотела узнать, насколько сильно я разукрасила его в ответ, когда они с друзьями меня избивали. Я аккуратно касаюсь своего сломанного носа. Он стал большим и опухшим и болит, даже когда я едва до него дотрагиваюсь.

Семьяса подходит к стражнику и пинает его кончиком ботинка. Рикардо тихо хныкает. Все ясно, он панически боится ангелов, а в темнице вымещает свою злость на заключенных.

– Может, ты хочешь нам что-то рассказать? – спрашивает Люцифер, и даже я замираю, услышав этот ледяной тон. Он одет в черное, и я вижу, как его темные крылья сверкают в солнечном свете. Туман окутал Люцифера и ползет по мраморному полу в направлении стражника, который судорожно от него уклоняется. Рядом с окруженным темнотой Люцифером Кассиэль кажется светлым, как день.

– Она напала на меня, когда я принес ей еду, – заикается он. – Она бросилась на меня как сумасшедшая!

– Безоружная девушка? – спросил Люцифер. – Девушка, которая только-только оправилась после болезни, если меня правильно проинформировали.

Рикардо уставился в пол. Если бы он мог, он бы утопился в мраморе.

– Куда она убежала? – вмешивается Кассиэль. – Она была одна?

Рикардо кивает:

– Она убежала в катакомбы. Мы везде ее искали, но не нашли. Она наверняка уже давно мертва. Все выходы замурованы. Она не выберется оттуда.

Кассиэль становится еще бледнее и недоверчиво качает головой:

– Ты думаешь, она мертва?

Рикардо кивает, не поднимая на него взгляда, и Кассиэль проводит обеими руками по волосам.

Пусть он так и думает. Так будет даже лучше. Если ангелы заметят меня, Люцифер сразу же отдаст Семьясе приказ снова бросить меня в темницу, а в моем нынешнем состоянии Рикардо куда легче удастся получить от меня желаемое.

Кассиэль тихо вздыхает, оборачивается и идет к двери.

– Ты куда собрался? – спрашивает Люцифер. – Ты не хочешь узнать, что еще он может рассказать о местонахождении Мун? О том, где может быть ее труп?

– Я пришел, потому что надеялся, что она у тебя. Но я ошибся, – ангел переводит дыхание. – Мун исчезла два дня назад. Никто не выживет в катакомбах так долго. Она мертва, и я ничего не могу с этим поделать.

– Тем не менее ты можешь отправиться на ее поиски, – провоцирует его Люцифер. – Ты мог бы спуститься в темные лабиринты, чтобы посмотреть, не оставили ли эти жестокие ублюдки от нее хоть что-то, что еще можно спасти. Может быть, тогда ты сможешь хоть как-то извиниться перед ней за свое предательство, – последние слова он выкрикивает так громко, что я вздрагиваю.

– Ты мог хотя бы попытаться спасти ее. Мог бы отплатить ей тем же за свое спасение. Но, конечно, ты выбираешь путь наименьшего сопротивления.

Рука Кассиэля уже лежит на дверной ручке.

– Уже слишком поздно, чтобы что-то менять, – отвечает он, и я задаюсь вопросом, что бы Кассиэль сделал, если бы нашел меня в покоях Люцифера.

Тот презрительно фыркает и машет на Кассиэля рукой.

Когда ангел исчезает, Люцифер пинает Рикардо по ногам.

– Расскажи нам, что именно произошло после того, как она сбежала, ленивый ты ублюдок! И я предупреждаю тебя, не смей мне лгать.

– Мы попытались остановить ее, но она очень быстро скрылась.

– А пока вы пытались ее удержать, вы решили заодно снять с нее брюки? – Семьяса кажется заскучавшим, он рассматривает свои ногти. – Интересную же технику вы выбрали, чтобы остановить беглянку.

Рикардо закрывает свою голову руками в ожидании очередного удара, и он вполне может последовать, потому что Люцифер сжимает и разжимает кулаки, будто едва контролирует свою злость.

– Она сделала вид, что пытается нас соблазнить, – дрожащим голосом объясняет Рикардо.

Что за свинья! Я уже близка к тому, чтобы вылезти из-за занавеса и ударить своего мерзкого обидчика прямо между ног. Нападать на беззащитных девушек и так раболепствовать перед ангелами – последнее дело. Неудивительно, что ангелы нас так презирают. Надеюсь, они ему не верят.

Люцифер почти весело смеется, скрещивая руки на груди.

– Я уверен, она просто с ума сходила по вам, немытым и вонючим придуркам.

Если бы я чувствовала себя лучше, я бы даже улыбнулась. Но мне удается только прохрипеть. Я запретила себе думать о том, что эти мужчины сделали бы со мной. Но мысли об этом сами приходят в мою голову. Теперь я зажмуриваюсь, чтобы прогнать эти картины. Когда я снова открываю глаза, я замечаю на столе чашку чая и тарелку с кантуччини[1]. Мой живот урчит, а взгляд Люцифера скользит по комнате. Я опускаю занавеску и прижимаюсь к стене.

– Ты хоть понимаешь, в какие неприятности ты вляпался? – слышу я его голос. – Мун де Анджелис – кандидат на испытания ключей, идиот!

Рикардо заикается:

– Если она умерла, значит, такая у нее судьба…

– Судьба? – гремит голос Люцифера, заполняя комнату, и я замираю.

– Ну, она же не единственная девочка в семье, – продолжает Рикардо. – Что насчет другой из библиотеки? Там была еще одна девчонка.

У меня перехватывает дыхание. Нет! Откуда он вообще знает о Стар? Это невозможно!

– Наверняка она ключ. Она была очень красивой и намного более покорной, чем это неуправляемое чудовище.

– Ты о чем вообще говоришь? – Люцифер как бы подчеркивает каждое слово, словно с трудом сдерживает себя.

– О сестре Мун. Стоит попробовать с ней.

В это мгновение мне кажется, что мир остановился. Все, что я делала, было для защиты Стар. И все обернулось прахом. Все… Я пытаюсь слегка отодвинуть занавеску в сторону.

– У нее есть сестра? – спрашивает Люцифер, обращаясь к Семьясе. – Почему я об этом ничего не знаю?

Тот пожимает плечами:

– Кассиэль никогда не упоминал вторую девочку.

Люцифер снова начинает ходить взад-вперед.

Рикардо осмеливается посмотреть вверх и кивает:

– До вашего возвращения я работал в музее. Там были две маленькие девочки. Эта, дерзкая, и еще одна, которая не разговаривала, но при этом выглядела как ангел, – стражник задыхается, словно понимая, что он только что сказал. Сравнивать человека с ангелом сегодня считается оскорблением. Никакой человек не может быть идеальным, как ангел.

Люцифер скрещивает руки на груди:

– Она выглядела как ангел? Значит, ты не уверен, что она все еще жива?

– С тех пор я ее больше не видел, – признается Рикардо. – Может быть, она уже умерла. Их мать и отец уже умерли.

От холода и голода у меня голова идет кругом, но мне нужно что-то предпринять. Если Люцифер решит отправиться на поиски Стар, она, считай, потеряна. Они увидят в ней идеальный ключ. Я не могу этого позволить.

– Убери его с глаз моих, – требует Люцифер в момент, когда меня охватывает отчаяние. – Если я еще хоть раз поймаю тебя на том, что ты плохо обращаешься с заключенными, я сразу перережу тебе горло, – добавляет он таким будничным тоном, словно заказывает стакан воды в ресторане. Слова звучат совершенно бесстрастно, а меня охватывает паника. Руки дрожат, а мое тело покрывается холодным потом. Что он сделает, если найдет меня здесь? Кровь ударяет по венам. Все было напрасно. Земля уходит из-под ног.

– Поднимайся с пола, – командует Семьяса ноющему стражнику, а затем я слышу затихающий звук шаркающих шагов и закрывающейся двери.

Я заставляю себя вдыхать через нос и выдыхать через рот. Это не помогает мне успокоиться. Нужно выбраться из этого чертового дворца. И как можно скорее. Но даже если мне это удастся, куда я поведу Стар? Фениксу придется спрятать ее. Он знает такие места в городе, о которых не слышали ни люди, ни ангелы. Он моя единственная надежда. Нужно только предупредить его об этом. После они могут делать со мной все, что захотят. Я пройду эти испытания, если это та цена, которую я должна заплатить за безопасность своей сестры.

Но пока что я заперта в этом коридоре. Я не могу вернуться, потому что боюсь снова потеряться в путанице подземных переходов. Отсюда выйти я смогу только тогда, когда Люцифер покинет комнату. Я слышу, как он вышагивает по комнате туда-обратно. Неужели у него нет неотложных дел? Мне плохо, и я срочно должна что-то выпить, прежде чем сойду с ума от обезвоживания. Рана на моей ноге выглядит не очень хорошо, и, хотя мои глаза уже не такие опухшие, мое лицо явно усыпано синяками. Я аккуратно втягиваю свежий воздух в легкие и пытаюсь увлажнить свои разбитые губы языком. Боль заставляет меня тихо стонать, и шаги в комнате утихают. Секундой позже занавеска отодвигается в сторону.

– Мун! – Люцифер становится на колени передо мной. Его голос кажется ошеломленным и в то же время обеспокоенным. –   Ты что здесь делаешь?

Действительно, что я здесь делаю? Ожидаю свое водное такси. Злость на него и весь мир зажигается во мне, а лихорадочные мысли одна за другой приходят в голову. К сожалению, ни одна из них не может быть реализована. Я опустошена, и у меня нет сил прыгнуть и оттолкнуть его в сторону. Я даже пальцем пошевелить не могу.

– Воды, – шепчу я вместо этого.

Люцифер кладет палец на мой подбородок. Куда мягче, чем я ожидала, он поворачивает к себе мою голову и рассматривает мое избитое лицо.

– Это стражники с тобой сделали?

Я не отвечаю ему. Он должен уйти. Люцифер и так уже достаточно унизил и оскорбил меня, а потом запер меня в темнице. Что ему еще нужно? Ему не хватило? Гнев во мне сгущается, словно грязная, жесткая смола. Я хочу ударить его. Хочу бить его снова и снова. Это не охранники виноваты в том, что со мной произошло, а он. Люцифер должен был знать, в какие условия меня помещает, и он позволил мне сгнить на этом грязном сене в подземелье.

Люцифер встает и идет к письменному столу. Через секунду он снова оказывается рядом со мной и подносит стакан к моим разбитым губам. Я жадно пью теплый чай, который сладостью растекается по моему горлу. Когда стакан опустел, Люцифер отставляет его в сторону. Я хочу больше. Его холодные пальцы гладят меня по лбу.

– Ты все это время была в катакомбах?

Я снова не отвечаю. Неужели я действительно провела там два дня? Они тянулись, словно десятилетие. Как я вообще смогла выжить там все это время?

– Поговори со мной. Скажи мне что-нибудь.

Не дождется. Исчезни, хочу я сказать ему. Исчезни и оставь меня в покое. Но я должна сказать что-то, чтобы отвлечь его от Стар. В моей голове вата, и я так устала. По крайней мере, паника испарилась, хотя мое сердце все еще бьется слишком быстро. Вместо того чтобы исчезнуть, Люцифер без предупреждения скользит руками по моей спине и ногам. Я слышу, как он шипит, когда касается моей голой кожи и поднимает меня на руки. Я воняю, испачкана кровью и вся в грязи, почему он это делает? Почему он не зовет стражников и не отправляет меня обратно в камеру? Я ничего не могу предпринять, разве что прыгнуть с балкона – их во Дворце дожей достаточно. Но несмотря ни на что, я не хочу умирать. Я не могу умереть, ведь теперь он знает о Стар.

– Ты запачкаешь свою красивую рубашку, – выдавливаю я, пытаясь выскользнуть из его рук. Я не хочу, чтобы он нес меня. Только не он.

– Я так и думал, что ты очнешься, когда я прижму тебя к своей груди. – Люцифер демонстративно прижимает меня сильнее. – Ты так и не научилась хранить молчание, когда ситуация этого требует.

Мой дух противоречия ослабевает, когда дверь открывается. Против двух ангелов у меня еще меньше шансов, чем против одного.

– Неужели наша блудная дочь вернулась? – слышу я Семьясу, выдыхающего с облегчением. – Или ты уже давно ее там прятал, Люц? Эх!

Я очень надеюсь, что фраза о блудной дочери – это всего лишь метафора.

– Она только что упала мне в ноги, – отвечает Люцифер. – Будь полезным и позови врача. Он должен ее осмотреть.

Люцифер делает пару шагов в сторону двери. Я не хочу, чтобы он заметил это, но при мысли о том, что он отнесет меня обратно в темницу, я вздрагиваю. Тем не менее я не буду ни просить, ни молить его о том, чтобы он отнес меня в другое место. Моя гордость – последнее, что у меня осталось.

– Думаешь, они ее… – продолжает Семьяса.

Из-за его обеспокоенного тона я понимаю, что он хочет спросить, ведь я полуголая.

– Я не знаю, – отвечает Люцифер. – В любом случае они ужасно с ней обращались.

– Эти мужчины тоже не выглядели здоровыми, – отмечает Семьяса. – Судя по всему, она защищалась, как дьявол.

– Забавный каламбур, – шепчу я. – И нет, они этого не сделали. Я бы их кастрировала.

Семьяса тихо смеется.

– Эту девчонку не так просто сломить. Что ты думаешь с ней делать? Только не говори, что ты снова отправишь ее в эту вонючую дыру, – озвучивает Семьяса предположение, которое меня тоже очень интересует.

– Я отнесу ее в свои покои, а ты сейчас же отправишься за врачом, – напряженно вздыхает Люцифер.

– Ты думаешь, это разумно? – спрашивает Семьяса. – Ты не можешь предъявлять свои претензии на одного из кандидатов до церемонии выбора. Михаэль и Габриэль, возможно, сочтут это провокацией.

– Я не предъявляю никаких претензий. Если кто-то из них захочет забрать Мун, они знают, где ее найти. Я лишь позабочусь о том, чтобы она дожила до испытаний, а пока ты стоишь здесь, я сомневаюсь, что это возможно.

– Я уже ухожу. Не обижай ее, брат.

Когда мы снова остаемся наедине, я напрягаюсь в руках Люцифера и пытаюсь собрать все свои силы, чтобы сбежать при первой же возможности. Габриэль убил моего отца, а по приказу Михаэля Кассиэль обманул и предал меня. Я не думала, что Люцифер станет меньшим из зол.

Он, конечно же, не может не заметить моих телодвижений.

– Забудь об этом, – бормочет он, шагая по комнате. – В этот раз ты от меня не сбежишь.

Это мы еще посмотрим. Один раз мне это уже удалось, и во второй раз тоже получится. Чтобы сломить мой дух сопротивления, им придется меня убить.

К моему удивлению, Люцифер действительно не несет меня обратно в темницу, а спускается по лестнице со мной на руках. Мы проходим по нескольким коридорам. Я стараюсь запомнить, куда он идет, но от усталости, голода и боли у меня кружится голова. Я чувствую, как я проваливаюсь в сон, а его равномерные шаги еще больше меня усыпляют. Моя голова лежит на его плече, и я чувствую, что он все еще пахнет шоколадом. Неужели Люцифер целыми килограммами его ест? Натренированная фигура архангела явно противоречит этому предположению.

– Не засыпай, – командует он. – Тебе обязательно нужно принять ванну, а еще врач должен тебя осмотреть. На тебе вообще осталось хоть одно живое место?

– Не знаю. Мне так не кажется.

Я пытаюсь не поддаваться усталости, но с каждым пройденным метром мне все сложнее это дается. Только когда Люцифер кричит на кого-то, чтобы тот открыл дверь, я частично прихожу в себя и хлопаю глазами. Перед высокой двустворчатой дверью стоят два ангела. По его приказу они открывают ее, и Люцифер заносит меня в огромную, наполненную светом комнату.

На широких белых диванах сидят ангелы, которые любопытно поворачиваются в нашу сторону. Прозрачные занавески колышутся перед большими арочными окнами в свете вечернего солнца. Здесь пахнет розами и лавандой. После Вторжения ангелы внесли много изменений в архитектуру Дворца дожей. Но такого я не ожидала. Великолепие и декаданс пугают меня – особенно в сравнении с бедностью, воцарившейся на улицах. У них есть все, а у нас – ничего.

– Опусти меня на пол! – шиплю я, но Люцифер делает вид, что совсем меня не слышит.

– Что ты там снова подобрал, Люц? – спрашивает Наама своим типично скучающим тоном. Она размахивает своим бокалом с пузырящейся жидкостью и делает глоток. Сегодня на ней струящаяся шелковая мантия, а волосы распущены. Девушка выглядит потрясающе. Когда Люцифер игнорирует ее, она поджимает губы и изучает меня своими прищуренными глазами. Я осматриваю комнату на предмет возможных путей побега, но с таким количеством ангелов в помещении у меня нет шансов.

– Мун нужно искупать в ванне. Лилит? – огрызается Люцифер.

Другая молодая женщина с распущенными рыжими волосами, завернутая в красочный шелковый кафтан, крылья которой переливаются всеми цветами радуги, встает, кивает и упархивает прочь. Он назвал ее Лилит? Так звали первую жену Адама, которая, согласно легенде, стала демоном. В Священных Писаниях она никогда не описывалась как красивая эльфийка, скорее называлась фурией и убивающим детей чудовищем. Но я уже ничему не удивляюсь. Столько всего, во что мы когда-то верили, оказалось неправдой после того, как ангелы вернулись на землю. Ангелы – не мягкосердечные существа, защищающие и направляющие нас.

– Ты еще не заснула? – спрашивает меня Люцифер, следующий за девушкой в соседнюю комнату. Она такая же солнечная, как и другая. После дней, проведенных в темной и зловонной канализации, я зажмуриваю глаза, потому что солнце ослепляет меня. Люцифер аккуратно опускает меня на пуфик.

– Я оставлю вас вдвоем и предупреждаю тебя, Мун. Не делай глупостей.

Я и не буду, пока ты держишься подальше от моей сестры, хочется сказать мне вслух. Не уверена, что это было бы разумным решением. Кроме того, я больше не могу сохранять свою голову ясной и не доверяю своему разуму. В последнее время я совершила слишком много ошибок. Но мне нужно сказать ему, что моя сестра мертва. Другое решение не приходит мне на ум. Служанки заходят в комнату. Это кающиеся, которые счастливы иметь возможность облизывать ноги ангелов. Мне противно от того, как покорно они обхаживают Люцифера, даже не поднимая на него глаз. Почему он не уходит?

Я слышу плеск воды. Конечно, наверняка во Дворце дожей воду не нужно тащить из цистерны и предварительно нагревать. По какой-то мне неясной причине водопроводные трубы здесь все еще функционируют. Запах трав распространяется по помещению и ударяет мне в нос. Я чувствую розмарин, фенхель, анис и еще что-то цветочное.

– Ты справишься с ней одна? – обращается Люцифер к Лилит. – Она замерзла и поранилась. Я уже послал за врачом.

– Если она может сама залезть в ванну, без проблем, – отвечает ему Лилит. За этим следует молчание, а затем я понимаю, что будет, если я не смогу этого сделать. Кому-то придется положить меня в ванну. Разве демоны не все невероятно сильные? Неужели Лилит не сможет мне помочь? Я вздыхаю. Ни в коем случае я не позволю Люциферу держать меня голую на руках.

– Я в состоянии это сделать, – бормочу я, кажется, слыша облегченный выдох в ответ.

– Тогда иди уже. Не переживай, – торопит его Лилит. – Мы ее вылечим. Придумай лучше, что ты скажешь Габриэлю. Я не позволю им снова отправить ее в темницу, – продолжает воинственно настроенная девушка.

Я немного озадачена тем, как она общается с принцем ада. Это не звучит неуважительно, но и не звучит покорно. В любом случае эта маленькая девушка его не боится.

Люцифер остается у двери, а кающиеся проскальзывают мимо него.

– Что бы я делал без твоих умных советов, Лилит, – улыбается он ей.

– Вот и я не знаю, – ухмыляется она.

Люцифер наконец уходит, и дверь за ним закрывается.

Лилит приносит мне стакан воды, в котором плавает долька апельсина. Я жадно выпиваю воду, хотя мои разбитые губы явно против этого. Затем она помогает мне выпрямиться. Лилит стягивает мою затвердевшую от грязи рубашку через голову. За ней следуют майка и нижнее белье. Кажется, ее совсем не волнует ни то, что она пачкает о меня свои руки, ни то, что я человек. В ее глазах я вижу сочувствие, которое я не ожидала увидеть в глазах ангела. Вдруг Лилит резко втягивает в себя воздух. Я моргаю, уставившись в пол.

– Радуйся, что Люц не увидел твоих ран, – говорит она. – Он тут же бы зарезал парней, которые так с тобой поступили.

Это не было пустой угрозой, потому что я действительно выгляжу жутко. Мое тело покрыто зелеными и сине-черными кровоподтеками. На ногах и руках порезы. Своего лица я не вижу, но, когда ощупываю его, я чувствую пальцами отеки и небольшую кривизну своего носа.

Лилит помогает мне залезть в ванну, и я, приложив некоторые усилия, сажусь в нее. Моя израненная кожа горит от теплой воды словно огнем, но согревает. Я не могу поверить, что скоро перестану мерзнуть и, возможно, выздоровею. Я аккуратно погружаюсь в воду, чтобы намочить волосы. Они расплываются веером вокруг меня. Когда я снова выныриваю, Лилит садится позади и начинает намыливать мое тело. Если бы это не сопровождалось такой болью, возможно, мне было бы даже приятно. Однако я ужасно напряжена. Я сижу в теплой ванне в покоях Люцифера, женщина-демон моет мне голову, а я вся покрыта синяками и боюсь того, что принц ада в это мгновение пытается добраться до моей сестры. Мной овладевает желание вскочить с места и что-то предпринять. Но остаток здравого смысла твердит о том, что у меня нет ни малейшего шанса выбраться отсюда.