Проклятие Спящей красавицы
– Если по одной, то можно. Я угощусь? – И, получив согласие, взял батончик. – Опилки в сиропе, – поморщился он. – Я восточные сладости больше люблю. Особенно халву.
Ольга смотрела, как он запивает шоколадку водой. Кадык ходит туда-сюда, шея щетинистая, с засохшим порезом. Бреется Левон каждый день теперь, но темная борода проклевывается уже к обеду. И все же так ему лучше, без волос на лице. Бритый, он уже не так напоминает… кого-то! Да и волосы у Левона короткие, а у не до конца забытого грузина они падали на глаза. Он убирал их красивыми руками. Не такими изящными, как у Левона, и все же.
– Вы покрасили волосы? – спросил он, утолив жажду.
Он заметил только это! А Оля меж тем как только свою внешность не улучшала последние дни, спасибо за это Инге и сайту, где можно заказать маски, кремы, отбеливающие пасты и массу всего интересного. «Ты не из-за этой лабуды похорошела, – смеялась медсестричка. – У тебя спали отеки и нормализовался цвет лица! Еще ты схуднула, начав двигаться…»
– Покрасила, да, – коротко ответила Оля.
– Очень хорошо выглядите.
Она с достоинством кивнула – приняла комплимент.
– Я готовлюсь к выписке. Когда она состоится?
– Опять вы за свое?
– Но я делаю успехи, меня все хвалят, и физиотерапевт, и психолог…
– Вы молодец. Но, поймите, все так хорошо складывается, потому что мы не спешим. Вам категорически запрещены эмоциональные и физические нагрузки.
– Вы влюбились в меня, Левон Гамлетович? Поэтому не хотите расставаться?
Он растерялся. Заморгал часто, рот приоткрыл. А ведь она пошутила!
– На следующей неделе приедет специалист из Питера, – быстро взял себя в руки Хищник.
– Слышу о нем в сотый раз! Чем он так хорош, этот доктор Эдельман?
– Он гипнотерапевт. Поработает с вами, и тогда…
– А если я не дам согласия на это?
– Вам не хочется узнать о себе?
– Хочется, – вздохнула Оля.
– И куда вы рветесь, не пойму? Ваше содержание в больнице оплачено до конца года. А на что вы на воле будете жить? – Левон указал на все приобретенные Олей вещицы. – Вы растранжирили все, что выручили от продажи одежды!
«Но есть еще деньги за серьги, – мысленно возразила Оля. – И они пока целы. Я спрятала их как НЗ». – Вслух же она сказала:
– Можно мне хотя бы гулять? Я не делала этого шестнадцать лет.
– Вас вывозят на галерею.
– Я в сквер хочу. Сесть на лавочку, взять книжку и черствую коврижку.
– А коврижка зачем?
– Чтобы кормить голубей.
– Давно бы попросили. Это можно организовать.
Когда доктор ушел, Оля встала с кресла. В ду́ше она делала это с опаской, скользко все же, но в палате – легко. Она передвигалась по ней, стараясь не опираться на стену или ходунки. Доковыляв до шкафа, открыла дверку и сунула руку под стопку полотенец. Пальцы коснулись пластикового прямоугольника. Оля постоянно проверяла, на месте ли он – ключ от всех дверей. В больнице в период пандемии установили электронные замки на входах на этажи и в отделения, чтобы больные не шастали туда-сюда, заразу не разносили. Когда эпидемия закончилась, их оставили. Хочешь выйти, спрашивай разрешения у персонала. Но в тихий час и после отбоя никто тебе дверь не откроет – не положено. Ключи имели все, и доктора, и технички. Оля украла его у своего милого физиотерапевта. Зачем? Она пока не знала. Пригодится.
Едва она успела закрыть дверку шкафа, как в палату заглянула медсестра, чтобы позвать Олю на массаж. После него были другие процедуры и обязательная беседа с психологом. Вернуться к себе она смогла только вечером. Поужинав, Оля легла отдыхать и не заметила, как уснула.
Ей снилось что-то. Как обычно, она пыталась уцепиться хотя бы за одну деталь, чтобы «перетащить» ее в реальность. Но стоило Оле открыть глаза, как все забывалось… Но не сегодня! Пусть она по-прежнему не помнила не только сюжетов, но и образов, с ней осталось ощущение… Тревожное, гнетущее. То был кошмар? Скорее всего.
Оля встала, проследовала в ванную, умылась холодной водой. Вот она, прелесть вип-палаты, своя уборная. Тревога не проходила. Оля попыталась снова уснуть, но тщетно. Время одиннадцать сорок, она продрыхла четыре часа, и впереди у нее бессонная ночь. Раньше ее это не беспокоило. Какая разница, когда читать или смотреть кино, днем или ночью? Но сейчас она боялась полуночи. Может, из-за книги «Вий», что как раз лежала на тумбочке. Оля решила проштудировать школьную программу, чтобы воскресить ее в памяти. Но чем больше она читала, тем больше убеждалась, что в юности этим не занималась. Не была Оля книголюбом, а вот кино обожала. Многие фильмы, что она сейчас смотрит, ей знакомы.
Она подошла к окну, раздвинула жалюзи. Оле нравилось смотреть на ночной город, он на нее тоску не навевал. Забравшись на подоконник, она стала рассматривать улицу. Людей на ней не было, но машины носились, светофоры мигали, реклама на огромных экранах мелькала, и подсветка превращала привычные сталинские дома в античные дворцы.
И тут из неоткуда всплыло воспоминание. Да такое четкое, что Оля слезла с подоконника, чтобы не упасть – у нее закружилась голова! Коломна, она не просто там прописана. Она долго, возможно, до последнего времени жила в этом городе. Девочкой, девушкой, женщиной она подолгу сидела у окна. Картинка за стеклом Оле не нравилась, но она все равно вглядывалась в нее, потому что кого-то ждала…
Точного адреса не вспомнить, но это и не нужно. Оля найдет свой дом, квартиру.
Вот бы попасть в нее! Прямо сейчас!
Она резко скинула с себя пижаму и начала переодеваться. Майка, спортивный костюм, носки. Из шкафа достала не только пластиковый ключ, но и кроссовки, что выменяла у Инги. Свой старый сотовый, уже работающий, положила в карман. В другой – деньги. Все, больше ничего не нужно. Если сбежать из больницы сейчас, то можно вернуться к обходу. Авось не заметят ее отсутствия.
– А если заметят? – паниковала другая часть Оли, послушная, трусливая. Она обнаружила ее в себе в день, когда воровала магнитный ключ.
– Плевать! – отвечала ей дерзкая, авантюрная половина Оли. – Я не в тюрьме, срок не накинут.
Обернув дополнительную подушку в покрывало, она сделала «куклу». Если не подходить к кровати, а смотреть на нее от двери, можно подумать, что лежит человек. У Оли есть как минимум семь часов на то, чтобы съездить в Коломну и вернуться. Утром уже будет суета, пересменок, сдача анализов, и она сможет незаметно прошмыгнуть.
Перед тем как покинуть палату, Оля выпила таблетку ибупрофена, остальные сунула в карман. Ее ждут большие нагрузки, значит, боль. К ней нужно быть готовой!
* * *Оля смогла покинуть здание больницы, но куда дальше двигаться, не понимала. Ясно, что не к воротам, ее тут же заметят. Через забор она перелезть не сможет. Машину с парковки угнать тем более. Даже если в той оставлены ключи. Оля не представляла себя за рулем авто. Неужели раньше не водила? Или так лихо водила, что попала в аварию и приобрела автофобию?
Тут Оля увидела собаку. Крупную, лохматую. К ее уху была приделана клипса-чип. Та деловито трусила от мусорного бака, расположенного возле столовой, к забору. Лохматая знает, где проход? Вот умница!
– Главное, чтоб это был не лаз в земле, – пробормотала Оля. Она точно толще собаки, да и пачкаться не хотелось бы, этот костюм у нее единственный.
На ее счастье, проход к свободе был через дыру в заборе. Ту маскировала болтающаяся фанерная вывеска с рекламой.
Оказавшись на свободе, Оля сразу пошла к дороге. Она встала у остановки (общественный транспорт уже не ходил) и принялась тормозить машины. К ее удивлению, никто не останавливался. Ни бомбилы, ни таксисты. Оля вспомнила: Инга говорила, что сейчас все пользуются приложениями в телефонах. Не звонят, а на кнопочки экрана нажимают, и машины приезжают в нужное место.
Наконец возле нее притормозил «Мерседес». Черный, прокачанный.
– Командир, до Коломны довезешь? – весело обратилась к водиле Оля. Она еле стояла и боялась, что рухнет в любой момент, но улыбку давила.
– Сдурела, что ли? Это такая даль! Такси вызывай.
Оля в ценах уже более-менее разбиралась, поэтому сказала:
– Три косаря.
– Пять.
– У тебя такая крутая тачка, а ты крохоборничаешь! Четыре, больше просто нет…
– Ладно, запрыгивай.
Красиво сказал! Сделать красиво не получилось – Оля кряхтя забралась в салон.
– Вроде молодая, а как колода, – проворчал водила.
– За молодую спасибо. Ноги больные, колени не сгибаются. – Она устроилась на заднем сиденье, выдохнула: – Хорошо у тебя. Комфортно. Вот что значит крутая тачка.
Он бросил на Олю недоверчивый взгляд. Поняв, что она серьезно, хохотнул:
– Нет, когда-то была, конечно… Но сейчас это ведро с болтами. «Мерину» почти двадцать лет.
– А прикинь, сейчас бы в наше время телочка из начала нулевых попала, сразу бы тебя за крутого бандита приняла и влюбилась.
– Я у такого ее и купил. Сейчас, правда, ни хрена у него не осталось, только пара магазинов для рыбаков…
Они болтали всю дорогу, и Олю этот диалог успокаивал. Как и пейзажи за окном. Они не были тревожными! Город изменился, стал чистым, красивым и каким-то картинным. Она помнила его не таким…
А она помнила!
Узнавала некоторые строения, памятники, мосты… Даже один светофор, и он по-прежнему долго мигал желтым, и красный в нем был тусклым и напоминал солнце в пустыне.
– Куда едешь, красавица? – спросил водила.
– Домой.
– Но ты не помнишь адреса. – Он спросил, она сказала, что покажет.
– Давно не была, запамятовала.
– Кто тебя там ждет?
– Если б я знала…
– Загадочная ты женщина. – И он подмигивал Оле. – А не хочешь ли…
– Нет, – тут же отвечала она, понимая, на что он намекает.
Приехали. Оля расплатилась.
«Мерседес» тут же отъехал. Его владелец, получив не только деньги, но и отказ, поспешил домой.
Оля подошла к двери подъезда. Увидев домофон, не растерялась. Она знала, как попасть внутрь.
Под плитой крыльца когда-то она оставила ключ. Спрятала на всякий, как говорили в ее детстве, пожарный. Универсальный магнитный и обычный от двери в квартиру. Если его сменили, она будет стучать, а коль не откроют, станет ночевать в подъезде.
Нужная ей квартира располагалась на третьем этаже. Оля подтянулась по лестнице, подошла к двери. Не похоже, что ее часто открывают. И замок вроде тот же…
Она сунула ключ в скважину и дважды его повернула. Дверь тут же подалась назад.
В нос пахнуло знакомым. Чем, непонятно.
Оля зажгла свет в прихожей, она знала, где выключатель. Лампа под потолком озарила пространство, чтобы визитерша смогла его рассмотреть. Пыльно, но не грязно. В квартире нет бардака, просто она стоит закрытой. И в ней устаревший ремонт. Не советский, а «евро». Даже не нулевые, а девяностые! Это Оля не по памяти определила, она уже набралась знаний из телика и интернета.
В большой комнате, так называемом зале, имелись стенка, угловой диван, кресла и журнальный столик. Но Оля уселась на пол. Ей нужен был нижний ящик книжного шкафа. Там в их семье было принято хранить архивы – документы, фотоальбомы, награды и памятные вещицы. Открыв его, Оля выгребла все, что увидела, и стала перебирать. Она чувствовала, что воспоминания придут…
Часть вторая
Прошлое…
Дед называл ее Лялькой, Лялей. Куклой по-украински. Бабушка-молдаванка – Черешей, Вишенкой.
Оля была похожа именно на них, а не на отца с матерью. От деда она взяла дымчатые глаза и вздернутый нос, от бабушки смоляные кудри и смуглую кожу. Характер же у обоих был взрывной. Когда «старики» ругались, дрожали стены. Но дедушка всегда мирился первым. Покладистый, говорили соседи. Мудрый, поправляла их бабушка. За мудрость первая красавица города и полюбила невзрачного хлопца, круглый год носившего одни и те же штаны (зимой он под них армейские подштанники поддевал). Они учились вместе, он помогал и в учебе, и в жизни. Мог и конспектом поделиться, и шкаф починить, и дельный совет дать.
Оля до десяти лет жила с дедушкой и бабушкой на Кубани. Родители, геологи, были постоянно в разъездах, и она их редко видела. Но когда отец с матерью решили сменить род деятельности, они забрали дочку. И Оля переехала из дома в Армавире в типовую двухкомнатную квартирку в панельной пятиэтажке подмосковной Коломны. Ей казалось, что из рая в ад попала. Еще вчера она носилась по цветущему саду, а сегодня смотрит в окно на серое небо, дома, людей, раскисшие дороги, голые деревья. Льет дождь, а из ее глаз текут слезы.
Лялька просила отвезти ее назад не раз и не два, даже не сто или тысячу. Миллион! Она начинала с этого день и этим же заканчивала. Но родители твердили одно: потерпи, ты привыкнешь. Оля сколько могла терпела, но так и не привыкнув, сбежала. Думала добраться до Армавира на электричках и автобусах. Доехать смогла только до Москвы, откуда ее забирал перепуганный отец.
– Ты понимаешь, что нас могут за эту твою выходку родительских прав лишить? – возмущался папа. Ребенка без сопровождения заметил милиционер и отвел в детскую комнату при вокзале. Оттуда позвонили родителям домой.
– И пусть, – сердито отвечала она. – Тогда меня дедушке и бабушке отдадут.
– Да как ты не поймешь, что они уже старенькие, им тяжело с тобой.
– Я им помогаю, – возмущалась она. – В саду и огороде!
– Поэтому так плохо учишься?
– Нормально я учусь, – не соглашалась Оля. – У меня всего одна тройка.
– А мы с твоей мамой отличниками были! И дипломы у нас красные.
– А я вообще в институт поступать не собираюсь.
– Как это? – Отец так растерялся, что даже сердиться перестал.
– Я парикмахером хочу стать.
– И отучиться в… ПТУ?
– На курсах.
– Час от часу не легче! Ты хочешь стать первой в нашей семье со средним образованием? Даже прабабушка твоя, деревенская девчонка из многодетной семьи, педагогическое училище окончила…
После того разговора отец всерьез за дочку взялся, начал заниматься с ней, водить в кружки. Мама же опять пустилась в разъезды, но теперь она моталась в Польшу за шмотками. Челночила. В одной из поездок познакомилась с болгарином из Варны. Влюбилась. Когда Оле исполнилось тринадцать, родители развелись. Мать уехала жить к новому мужу, а девочка осталась с отцом. Так она сама пожелала, но мать, надо сказать, не очень этим расстраивалась, она уже ждала второго ребенка.
С сестренкой Оля виделась всего раз, когда приезжала к маме в гости. Но семья вскоре переехала в Канаду, и туда девочку уже не звали. Другая бы расстраивалась, а Ляльке было все равно. Больше всех на свете она любила дедушку с бабушкой, но как те ее предали, она как будто запретила себе к кому-то сильно привязываться. Да-да, именно так она воспринимала их поступок! Любили бы так сильно, как она их, не дали бы внучку забрать. Убедили бы родителей ее оставить. Но нет, они с легкостью от нее отказались, заявив, что это правильно, когда ребенок с родителями… Считай, предали!
Она больше не ездила к ним. Даже на похоронах деда не присутствовала. Но тому имелась уважительная причина: она не могла уехать, у нее были вступительные экзамены. Не в институт, как мечтал папа, а в училище.
– Все же ПТУ? – вздохнул он. – На парикмахера?
– Пап, ты чего? Туда без экзаменов принимают. Я в театральное училище. Оно высшее.
– Ты это не серьезно, – не поверил ей отец. – Шутишь, да? Какая из тебя артистка? Вот парикмахер и правда неплохой, куклам своим отличные прически делаешь.
– Когда это было? Мне семнадцать, папа. И я уже два года занимаюсь в театральной студии.
– Это я знаю. Если ты помнишь, был даже на одном спектакле.
– Где я играла одну из главных ролей.
– На которую тебя взяли из-за внешности, а не по причине таланта.
– Ты же хвалил мою игру! – возмутилась она.
– Я сказал, ты была бесподобна, – поправил ее отец. Ему не хотелось обижать дочь, вселять в нее неуверенность, но кто, если не он, скажет ей правду. – Это не касалось актерской игры.
– Хочешь сказать, я просто красивая, но бездарная? – все больше распалялась она. Спасибо деду с бабкой за характер!
– Посредственная, – как мог смягчил отец. Но бездарная – правильное слово. Он и ходить на спектакли перестал, чтобы больше не испытывать испанский стыд. – Иди лучше в парикмахеры, Оленька. Они всегда копеечку заработают. А театр умирает сейчас. Да и кино в упадке.
– Ничего, все скоро устаканится. Я к тому времени как раз отучусь.
Шел 1996 год. В стране царил бардак, и в упадке был не только театр, но и наука, промышленность, сельское хозяйство; армию разворовывали, на лом разбирали заводское оборудование, в больницах из бесплатных лекарств имелись лишь анальгин и зеленка. Процветали тогда только торгаши да бандиты. Но Лялька верила – все наладится, и она станет сверхновой звездой молодого Российского государства, затмив всех див ушедшей эпохи социализма. Еще и «Оскара» получит! И выйдет замуж за Патрика Суэйзи из «Грязных танцев». Оля так живо себе это представляла, что уже репетировала речь на вручении премии, держа в руках вместо статуэтки баллончик с освежителем воздуха, и целовала на ночь будущего супруга, точнее, его фото.
Но мечты пошли прахом. Лялька провалилась на первом же отборочном туре. И не только в высшем Щукинском, но и в профессионально-техническом города Егорьевска. Профнепригодна – такой вердикт вынесли все члены приемных комиссий.
– Вы девушка красивая, – сказал ей дедулечка, что преподавал в провинциальном училище сценическое мастерство, – но бесталанная. Устройтесь манекенщицей, к примеру. А лучше пойдите учиться на парикмахера, вон у вас какая прическа красивая.
Но на подиум Оле тоже был путь заказан – росточком не вышла. В их семье все были невысокими, и надежды на то, что еще подрастет, не имелось никакой. Сто шестьдесят два сантиметра для жизни нормально, но не для работы моделью. Что же касается профессии парикмахера, то ее Лялька для себя давно не рассматривала. Делать других красивыми – не ее удел. Она сама должна блистать!
А отец тем временем решил вернуться в профессию. С торговлей у него не задалось, ни барышей больших, ни удовольствия, да и на одном месте сидеть надоело. Соскучившись по романтике экспедиций, он подписал годовой контракт с иностранной фирмой и с позволения дочери уехал на Дальний Восток. Ляльке еще восемнадцати не исполнилось, но она уже была очень самостоятельной. Только безработной! Но отец обещал присылать деньги и велел готовиться к поступлению в институт, только не театральный, а «нормальный». На репетиторов он тоже обязался средства отправлять. И делал это три месяца, пока не пропал без вести.
Когда с Олей связался начальник отца и сообщил об этом, она мгновенно разревелась.
– Он погиб, но его тело не найдено, так? – сквозь всхлипы пробились и слова.
– Нет-нет, все не так! – поторопился успокоить девушку начальник. – Есть предположение, что ваш отец, если можно так выразиться, дезертировал…
– Я не понимаю.
– Условия у нас тут тяжелые… – Он помялся. – Не те, что обещали. Поэтому многие хотят разорвать контракт, но большое начальство не велит никого отпускать. Грозит огромными штрафами, судами, но и это не помогает. Люди разбегаются.
– Папа не побежал бы, – уверенно проговорила Лялька. – Его тяжелыми условиями не испугать.
– Попал под влияние. Женское. Он ведь у вас холостяк? А тут у нас и дамы имеются, и с одной, бухгалтершей Анжелой, он был замечен. Она, к слову, тоже дезертировала.
– То есть мой папа сбежал с возлюбленной с вашего объекта и… пропал?
– Без вести, – вздохнул начальник. – Их разыскивали, как и остальных беглецов.
– Зачем? Чтобы вернуть на работу силой? Как крепостных или зэков?
– Призвать к финансовой ответственности, только и всего. Но конкретно вашего отца нужно уговорить вернуться на других условиях. Он отличный специалист, им руководство дорожит. По его поручению я и звоню. Вы уж, Оленька, передайте ему эту информацию, когда он с вами свяжется.
– Хорошо. А когда он пропал?
– Да неделю уже как.
– Так, может, с ним что-то случилось? В милицию надо!
– Пока своими силами пытаемся найти. Чтоб, как говорится, сор из избы не выносить…
Договорились, что Оля сразу же позвонит начальнику, как папа соизволит прислать весточку. На том разговор и закончили. Он, естественно, девушку взволновал, но не напугал. Жизнь продолжалась, и весьма бурная. Деньги, которые присылал родитель, Оля тратила не на репетиторов, что неудивительно для человека, не желающего поступать ни в какие «нормальные» институты. Она записалась в школу фотомоделей (для них рост не важен), где занималась три раза в неделю. После уроков они с девочками гуляли по Арбату и Патрикам, ходили на концерты, заглядывали в бары, иногда до утра отрывались на дискотеке, и домой Оля возвращалась уже на первой электричке. Дискотека называлась «У ЛИСа». Модное место, куда девочки ходили в надежде найти богатеньких ухажеров. Но им мало везло, и получалось разве что шампанского на халяву попить, на машине красивой прокатиться, а вольно себя ведущим переспать с ее обладателем. Но серьезных отношений, к которыми подружки стремились, увы, никто не завязал. Оля же дальше флирта не заходила. Ей никто не нравился, а хотелось первый раз если не по любви, то по большой симпатии.
Прошло еще полтора месяца. От отца ни весточки, ни денежки. Оля позвонила его начальнику. Тот со вздохом сказал, что он как в воду канул и теперь его розыском занимается милиция. То есть Лялькин папа действительно пропал без вести.
– А его дама сердца? – решила уточнить она.
– Эта нашлась. Сидит сейчас в СИЗО. Я говорил, что Анжела бухгалтером у нас работала? – Оля подтвердила. – Сбежала с деньгами. Отца вашего, Оля, с ней не было. Так, по крайней мере, она говорит.
– И что же мне делать? – растерянно протянула девушка.
– Ждать.
– Чего?
– Новостей. А что вам еще остается?
И он быстро с ней распрощался. А Оля, поплакав, стала звонить матери. Кто-то ведь должен взять за нее ответственность, не так ли? Но телефон той не отвечал. Сменила номер? Снова переехала? Тоже пропала без вести? Если б умерла, сообщили бы, наверное…
Или нет?
Чтобы не умереть с голоду, Оля продала свои золотые сережки и отцовский японский фотоаппарат. По окончании модельной школы девочкам обещали трудоустройство, и ей нужно было протянуть чуть больше месяца. Теперь без дискотек, концертов, только с прогулками, во время которых ничего, кроме баночки газировки, она себе не позволяла. И вот свершилось – Оля получила диплом фотомодели. И не только бумажку, но и альбом с фотографиями – портфолио. С ним девушка отправилась на первый, устроенный их школой, кастинг. Его Ляля не прошла, как и две ее лучшие подружки. Обещанную работу получили единицы. В мире тогда ценились славянские красавицы, и выбраны были лишь русоволосые светлоглазые барышни с точеными скулами и ногами от ушей. Одна даже в Париж отправилась. А смуглая брюнетка Оля над этим самым Парижем… фанерой пролетела! Точно как ее подружки, конопатая Ида и полноватая Машка. Последней велели за полгода похудеть на двенадцать кило, но она так этого и не сделала. Точнее, Машка сбрасывала два-три кило за месяц, вознаграждала себя за это кусочком торта и не замечала, как снова набирала вес.
– Мне в эротические модели идти надо, – говорила она, закидывая в рот очередную конфетку. – Там формы ценятся.
– Талия тоже, – хмуро возражала ей внешне жизнерадостная, солнечная Ида. – А у тебя на боках жир.
– Откачаю, – беспечно отмахивалась Машка. – Мне бы только найти спонсора. – Именно так они называли богатых ухажеров.
– А если он тебя и с жирами полюбит? – спрашивала Оля. У нее с фигурой все было в порядке: и формы, и талия, и ноги для ее роста довольно длинные. Для эротических фотосессий она годилась и без каких-то вмешательств во внешность, но позировать полуобнаженной стеснялась.
– Тогда я сама ради такого мужика похудею!
Именно Машка инициировала их поход на следующий кастинг, но не модельный. Примчалась на место общей встречи из своей Балашихи возбужденная и особенно нарядная. Главным атрибутом стиля «чтоб все попадали» был кожаный корсет. В нем Машкина талия казалась тонкой, как у молодой Людмилы Гурченко. Дышала она в нем с трудом, жутко потела, поскольку кожа была не натуральной, но красота требует жертв, не так ли?
– Девки, я нашла нам работу! – выпалила она, плюхнувшись на лавку. Грудь ее тут же подпрыгнула и подкинула кулон с кроликом – символом журнала «Плейбой». На его разворот Машка и мечтала попасть. – Кастинг через два часа.
– Что за работа? – поинтересовалась Оля. Ей деньги до зарезу нужны были! Она проела не только серьги и фотоаппарат, но еще и отрез натурального индийского шелка белого цвета с золотыми искрами – его хранили на Лялькину свадьбу.
– Эскорт.