Рис. 1.
Принципиальная схема парового насоса Томаса Севери
Источник изображения: © Morphart Creation / Shutterstock.
Первый этап развития мировой энергетики[3 - Здесь и далее разбивка на этапы дана в соответствии с исследованием: Эволюция мировых энергетических рынков и ее последствия для России / под ред. А. А. Макарова, Л. М. Григорьева, Т. А. Митровой. – М.: ИНЭИ РАН, 2015.] длился около 70 лет – до разгара Великой депрессии (1929–1933 гг.). За этот период потребление энергии выросло в 4,3 раза – с 0,36 до 1,7 млн тонн нефтяного эквивалента (тнэ)[4 - 1 тнэ = 44,76 ГДж, или 107 ккал.] при утроении среднего по миру душевого производства энергии – с 0,29 до 0,8 тнэ/год.
В ходе первого этапа развития мировой энергетики произошли две технические революции.
Первая техническая революция была связана с изобретением паровой машины, что привело к замещению мускульной силы людей и животных углем в качестве источника энергии.
Вторая техническая революция определялась двумя ключевыми техническими прорывами:
1. Создание двигателя внутреннего сгорания, которое подорвало доминирование угля в мировом производстве энергоресурсов, дав импульс наступлению эры нефти[5 - Спрос на керосин для освещения дополнился бензином и дизтопливом в ДВС и мазутом вместо угля на флоте и железных дорогах.] и тысячекратному росту децентрализованной (в том числе индивидуальной) мобильной энергетики;
2. Освоение технологий преобразования механической энергии в электрическую и обратно, а также способов и средств передачи электроэнергии. Электромашины и трансформаторы принципиально изменили энергетическую картину мира, позволив создавать централизованные энергосистемы, а также использовать все виды первичных энергоресурсов.
В ходе второго этапа развития мировой энергетики длительностью 45 лет производство энергоресурсов выросло в 4,1 раза (с 1,7 до 7 млн тнэ). Данный этап завершился около 1980 г. нефтяным кризисом. Это был период технологического «доминирования моторов». Доминирующим источником энергии выступала нефть, доля которой в совокупном объеме энергоресурсов увеличилась более чем в четыре раза – с 11 % до 47 %. Помимо широкого распространения двигателей внутреннего сгорания, началось активное внедрение и использование газовых турбин и реактивных двигателей, что сформировало спрос на новые виды топлива, такие, например, как авиационный керосин. Одновременно постоянное совершенствование газовых турбин привело к переходу с парового цикла на более эффективный парогазовый и способствовало созданию всей современной газотранспортной системы.
Третий этап развития мировой энергетики многие связывают с переходом от индустриального общества к постиндустриальному, и, в отличие от предыдущих, он не характеризовался взрывным ростом потребления энергетических ресурсов. Более того, в ходе данного этапа сформировались такие векторы развития, как энергоэффективность и энергосбережение.
В целом третий этап характеризуется началом широкого внедрения экологически благоприятных энергоресурсов – природного газа и ВИЭ – при сравнительно невысоких, по сравнению с предыдущими этапами, темпах общего роста энергопотребления.
Существующие научные подходы к влиянию энергетических ресурсов на глобальные трансформации
В ходе развития мировой энергетики шло формирование ряда научных подходов и соответствующего теоретико-методологического инструментария к определению влияния энергетических ресурсов на глобальные политические, геополитические и геоэкономические трансформации. Указанные подходы условно можно сгруппировать в три концептуальных направления, отличающихся в оценках содержания глобальных процессов современности (см. таблицу 1).
Если рассматривать положение на рынке энергоресурсов с точки зрения «гиперглобалистов», то есть сторонников революционной интерпретации глобализационных процессов (К. Омае, М. Элброу)[6 - Элброу М. Глобальная эпоха: государство и общество за пределами модерна (Martin Albrow «The Global Age: State and Society Beyond Modernity».], этот рынок уже сейчас управляется «глобальным капитализмом». По их мнению, роль национальных государств в определении тенденций в области глобальных рынков энергоресурсов постепенно нивелируется.
Таблица 1
Концептуальные направления осмысления глобальных процессов
Источник: D. Held, D. Goldblatt, A. McGrew, J. Perraton, Global Transformations: Politics, Economics and Culture. London, 1999. P. 10.
«Трансформисты», представляющие эволюционный подход (П. Хирст, Дж. Розенау, Дж. Томпсон и др.)[7 - Hirst P. The Global Economy: Myths and Realities // International Affairs. 1997. № 73; Hirst P., Thompson G. Globalization in Question: The International Economy and the Possibilities of Governance. Cambridge, 1996.], считают, что глобализация – это случайный процесс: одни государства, общества и сообщества выходят в лидеры, другие все больше входят в состояние глобального Юга. В соответствии с этой позицией рынок энергоресурсов во многом случайно эволюционирует в сторону частичной глобализации.
С точки зрения «скептиков» (Д. Гордон, Л. Весс и др.)[8 - Linda Weiss «Globalization and National Governance: Antinomy or Interdependence?», 1999, Cambridge University Press, Vol. 25, Dec., 1999, The Interregnum: Controversies in World Politics 1989–1999.], глобализация и регионализация, в том числе глобального рынка энергоресурсов, демонстрируют противоположные тенденции, и современная мировая экономика, расколотая на Север и Юг, Европу, Азиатско-Тихоокеанский регион и Северную Америку и т. д., гораздо менее глобализована, чем в эпоху мировых империй.
В нашем исследовании мы придерживаемся «концептуального» метода, выполненного в рамках междисциплинарного эволюционного подхода к анализу глобального рынка энергоресурсов.
Теоретические основы и концепции нового мирового порядка складывались постепенно на фоне передела энергетических рынков. По мнению Валлерстайна, новый мировой порядок – это не либеральный «конец истории», а, наоборот, время «после либерализма»[9 - Валлерстайн И. После либерализма. – М.: Едиториал УРСС, 2003.]. Переход мировой системы во время «после либерализма» вызван определенным набором факторов. Среди них важнейшая роль принадлежала нефтяным кризисам 1970–1980 гг. Эти кризисы были проявлением глубокого глобального застоя мировой экономики и существенно изменили идеологию, а вслед за ней и практику подходов развитых стран к третьему миру в целом и странам – ключевым поставщикам энергоресурсов – в частности.
Нефтяные кризисы нанесли удар по фундаментальной установке классического либерализма по поводу национально-освободительных движений в колониальных и зависимых странах. Классическая схема, согласно которой за этапом национально-освободительной борьбы следует успешное социально-экономическое развитие, за редким исключением не получила подтверждения. Эта схема представляла собой перенесение либеральной тактики национальных государств на мировую систему. Суть этой тактики, по Валлерстайну, в постоянных реформах ради улучшения условий использования энергетических ресурсов и накопления капитала с одновременным материально-правовым сдерживанием обездоленных этим накоплением стран, «опасных» классов и социальных групп. Другими словами, «классические» либералы жертвовали частью своей главной ценности – свободы – ради равенства (демократии), то есть подкармливания «опасных» классов материально-бюджетным перераспределением и социально-всеобщим избирательным правом.
Во внешней политике эта тактика предполагала сдерживание «опасного» третьего мира и интенсификацию использования его природных и энергетических ресурсов развитыми странами в условиях провозглашенного в начале XX века Вудро Вильсоном принципа самоопределения наций. К середине 1960 гг. в большинстве стран третьего мира прошли этапы деколонизации и национально-освободительной борьбы, которые в равной мере, но с разных идеологических позиций, поддерживались и западным, и восточным блоками. Однако второй этап – социально-экономическое развитие новых независимых государств – пришелся на падение мировой экономической конъюнктуры, что вместе с иными антимодернизационными факторами, в том числе эксплуатацией со стороны высокоиндустриальных стран, по сути блокировало это развитие.
Нефтяной и связанный с ним долговой кризис 1970–1980 гг. нанесли фатальный удар по вильсонианству. Они опрокинули либеральную модель самоопределения и последующего развития стран периферии. Иначе говоря, энергетический фактор, выступая катализатором событий как экономическое явление, оказывал и оказывает влияние на долгосрочные идеологические основания внешней политики. Отношения между Севером и Югом стали основываться на признании некой обреченности мировой периферии, отсутствии каких-либо надежд на ее социально-экономическое процветание. Эта обреченность, по мнению Валлерстайна, приобрела всеобщий характер после распада Советского Союза, который в глазах Юга долгое время оставался примером возможности развития после национально-освободительной борьбы.
Отношения между Севером и Югом с конца XX в. неуклонно ужесточались. Страны Юга самоопределились, но не смогли избавиться от состояния хронической бедности. Либеральное сдерживание «опасных» государств перестало работать – мир погрузился в локальные конфликты, стало распространяться оружие массового уничтожения, а часть Юга противопоставила военной мощи Севера международный терроризм. Не в последнюю очередь это затронуло многие государства третьего мира, богатые различными энергетическими ресурсами. В этом смысле, по терминологии Валлерстайна, окружающий нас мир и есть «мир после либерализма».
По сути, крах вильсонианства в 1970–1980 гг. означал смену идеологии геополитических воззрений ведущих стран, разумеется, и по отношению к третьему миру. Идеалисты, к которым принадлежал и 28-й президент США Вудро Вильсон, полагали и полагают, что отношения между странами, в том числе связанные с обеспечением доступа к энергетическим ресурсам, могут подчиняться неким моральным правовым нормам. Это идеалистическое направление оформилось в иренологию – науку о бесконфликтном существовании человечества, получившую свое название от имени греческой богини мира Эйрены, или Ирины (греч. eir?n?, др.-греч. ??????, букв. «отсутствие войны»). Однако либеральный миропорядок Вильсона, заявленный им в знаменитых 14 пунктах, после кризиса 1970–1980 гг. утратил идеологический авторитет.
В области геополитики на смену идеалистическому вильсонианству пришла новая концепция реализма, согласно которой военная сила или угроза силой – эффективный фактор международных отношений и борьбы за доступ к энергетическим ресурсам. Появилось новое научное направление – полемология (от греч. polemos – «война»), наглядно проявившееся в политике, проводимой тогдашним государственным секретарем США Генри Киссинджером, который в 1974 г. собирался применить силу против нефтедобывающих государств[10 - Ергин Д. Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть. – М.: Альпина ПРО, 2023. – Гл. 29.]. Именно при его поддержке и инициативе в 1978 г. в США были созданы силы быстрого реагирования. Тогдашний министр обороны США Г. Браун прямо заявлял, что поставки нефти с Ближнего Востока – «часть наших жизненных интересов», а для их защиты Соединенные Штаты готовы предпринять «любые необходимые действия, включая использование вооруженных сил»[11 - National Security in the 1980th. San Francisco, 1980. P. 279.].
В начале 1983 г. было создано Центральное командование Вооруженных сил США (CENTCOM), зона ответственности которого распространялась на районы Юго-Восточной Азии, Индийский океан, страны Ближнего Востока – всего 19 государств. Персидский залив был объявлен «зоной жизненных интересов США», стали создаваться военные базы в Омане, Египте, Сомали, Кении[12 - Викторов Ю. Обеспечение стратегической мобильности вооруженных сил США / Зарубежное обозрение, 1983. – № 2.].
Все эти меры в 1980 гг. обрели форму концепции «войны за ресурсы» как части возникшей в то же время на Западе теории экономической безопасности. Суть ее в примате экономического, прежде всего ресурсно-энергетического, фактора в обеспечении национальной безопасности[13 - Bertram Ch. (Ed.). Third World Conflicts and International Security. London, 1982.]. Сегодня эта концепция по-прежнему актуальна и поддерживается ссылкой на глобализацию, законы которой подрывают государственный суверенитет на богатства недр и прочие энергетические ресурсы. А в 1980 гг. политические заявления о необходимости новых подходов к перераспределению глобальных энергетических ресурсов подкреплялись алармистскими прогнозами интеллектуалов Римского клуба. Американский ученый Мэрион Кинг Хабберт еще в 1956 г. ввел в обиход термин «пик Хабберта», который обозначает момент исчерпания половины запасов нефти (сейчас это определение распространяется и на другие невозобновляемые энергоресурсы). По прогнозам Хабберта, для США такой момент должен был наступить в 1970 г., а для мировой экономики – в 2000 г. Этот пик означает начало спонтанных всплесков цен на природные невозобновляемые углеводородные ресурсы, за контроль над которыми должны были начаться масштабные войны.
На фоне подобных преобразований США поставили перед собой задачу, решаемую и по сей день, – стать координатором глобальной энергетической политики. Среди прочих мер для выполнения этой цели на Вашингтонской конференции 1974 г. было создано Международное энергетическое агентство (МЭА) – организация, объединяющая импортеров энергоресурсов и призванная уравновешивать картельные соглашения экспортеров в рамках Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК).
В современных условиях, особенно в свете продолжающегося глобального энергетического кризиса начала 2020-х, концепция «войны за ресурсы и пути их транспортировки» как части теории экономической безопасности остается доминантой мировой политики и наглядно иллюстрируется событиями начала XXI в. в Ираке, Ливии, Алжире, Йемене, Сирии, Венесуэле и др. Не в последнюю очередь это находит отражение и в санкционно-репрессивных мерах глобального Запада против России.
Энергетические переходы, их классификация и особенности
Как было отмечено выше, за XIX–XX вв. в мировой энергетике можно выделить три этапа развития, каждый из которых вызвал соответствующие изменения промышленной и социальной структуры, а также политических воззрений и идеологий. Смену каждого этапа новым принято называть энергетическим переходом, определяющим значительные качественные изменения мировой энергетической системы[14 - Gr?bler, A. (1991). «Diffusion: Long-term patterns and discontinuities». Technological Forecasting and Social Change. 39 (1–2): 159–180.].
Термин «энергетический переход» впервые был использован в США после нефтяного кризиса 1973 г. После второго «нефтяного шока» 1979 г. содержание термина «энергопереход» стали связывать с приоритетным использованием ВИЭ[15 - Duccio Basosi, «The world's energy past, present and future at the 1981 United Nations Conference on New and Renewable Sources of Energy»; https://energyhistory.eu/en/special-issue/lost-transition-worlds-energy-past-present-and-future-1981-united-nations-conference (https://energyhistory.eu/en/special-issue/lost-transition-worlds-energy-past-present-and-future-1981-united-nations-conference).]. Популяризацию термина «энергопереход» связывают с именем канадско-чешского исследователя Вацлава Смила[16 - Smil, V. Energy and Civilization: A History / V. Smil. Cambridge: MIT Press, 2017. – 568 p. Smil, V. Energy Transitions: History, Requirements, Prospects. Oxford: Praeger, 2010. – 178 p. Smil, V. Energy in World History / V. Smil. – Boulder: Westview Press, 1994. – 300 p.].
В истории человечества выделяют четыре энергоперехода:
1. Первый энергопереход – от биомассы (дрова, древесный уголь, бытовые и сельскохозяйственные отходы, др.) к углю (доля угля в выработке первичной энергии в 1840 г. – 5 %, в 1900 г. – 50 %);
2. Второй энергопереход – увеличение доли нефти в выработке первичной энергии (1915 г. – 3 %, 1975 г. – 45 %);
3. Третий энергопереход – расширение использования газа (1930 г. – 3 %, 2017 г. – 23 %);
4. Четвертый энергопереход – переход к ВИЭ: энергии ветра, Солнца, приливов и т. д. (2017 г. – 3 %).
Предпосылки для четвертого энергоперехода были заложены еще в 1980–1990 гг. Было очевидно, что антропогенное влияние на климат из-за использования углеродных энергоресурсов в масштабах планеты становится критическим, а неравномерность распределения традиционных энергоресурсов несет в себе угрозу энергетической безопасности развитых стран. Тем не менее только в XXI в. технологии позволили достичь приемлемых и конкурентных уровней КПД ВИЭ и сделать их действительно реальной альтернативой источникам традиционным.
В свете начавшегося в 2022 г. мирового энергетического кризиса тенденции четвертого энергоперехода становятся разнонаправленными и неоднозначными. Так, МЭА отмечает к ноябрю 2022 г. многократный относительно предыдущих лет рост инвестиций в возобновляемую энергетику (до уровня в $1,15 трлн) и прогнозирует их объем к 2030 г. на уровне, превышающем $2 трлн в год (см. рис. 2).
Рис. 2.
Государственные расходы на поддержку инвестиций в экологически чистую энергию и в краткосрочные меры по обеспечению доступности энергии для потребителей, $ млрд
Источник: МЭА.
МЭА в своем отчете от декабря 2022 г.[17 - https://iea.blob.core.windows.net/assets/ada7af90-e280-46c4-a577-df2e4fb44254/Renewables2022.pdf (https://iea.blob.core.windows.net/assets/ada7af90-e280-46c4-a577-df2e4fb44254/Renewables2022.pdf).] прогнозирует кардинальное изменение структуры баланса производства электроэнергии. Согласно прогнозу ВИЭ в начале 2025 г. станут основным источником электроэнергии на планете. Флагманами в данном направлении, как ожидается, будут Китай, ЕС, США и Индия, которые должным образом проводят реформы рынка и нормативного регулирования.
Следует учитывать, что 95 % указанных МЭА объемов инвестиций в возобновляемую и низкоуглеродную энергетику будут принадлежать развитым странам, в первую очередь США и странам ЕС. Таким образом, в современных условиях можно констатировать растущую дифференциацию между переходящим на безуглеродную энергетику глобальным Севером и увеличивающим объем использования традиционных энергоресурсов глобальным Югом (см. рис. 3).
Рис. 3.
Инвестиции в возобновляемую энергетику в развитых и развивающихся странах по состоянию на ноябрь 2022 г., $ млрд
Источник: МЭА.
