Подтянувшись тысячу раз подряд, Ольга спрыгивает с турника и подходит к зеркалу, откуда на неё неодобрительно взирает высокая худая девушка. Грива непослушных серебристых волос обрамляет прекрасное узкое лицо, внимательные серые глаза светят холодной, расчётливой злостью.
– Привет, красавица!
Сегодня красавица выглядит не лучшим образом: многодневная усталость начинает сказываться. Ей с каждым днём труднее поддерживать силы, труднее делать вид, что всё в порядке. Ещё месяц назад тысяча упражнений на турнике была для неё привычной нормой, а сейчас Ольга едва не падает от усталости – энергетический баланс всё больше и больше складывается не в её пользу. А отказаться от физкультуры нельзя, вызовет подозрение. Так, ещё немного передохнуть, и нужно качать пресс, надеясь, что выпирающие рёбра не будет видно под ветровкой. Хорошо ещё, сегодня пятница – вечером будет очередной паёк.
Пакеты от сегодняшней раздачи уже распались, значит, до наступления «ночи» ещё час пятнадцать минут. Ольга коротает вечер, просматривая очередную серию «Я люблю Люси», лёжа на каменном полу и подперев голову руками. Сейчас надо двигаться как можно меньше, чтобы не сбить настройку тончайшего процесса построения молекулярной структуры, идущего непрерывно уже почти месяц. Тишина, спокойствие и концентрация во избежание малейшей ошибки, способной разорвать её в клочья.
Люси Рикардо сменяет спагетти-вестерн с Ли Ван Клиффом, когда экран отключается вместе с освещением. Свет включается через секунду, просмотр возобновлён, но для Ольги короткого сбоя в привычном распорядке достаточно. Время планов закончено, настало время действия.
Ольга встраивает последние молекулы в цепочку и останавливает процесс, сразу почувствовав прилив сил. Очень вовремя, она уже начинает терять контроль над своим проектом, ещё немного, и детонация станет неизбежной. Теперь изделие надо извлечь. По-прежнему лёжа на каменном полу, девушка подносит ладонь к нижней челюсти и точным движением выламывает себе крайний правый зуб, затем перекатывается к двери. Пошла третья секунда с начала взлома. Прикрепив зуб на нижнюю петлю двери, зажимает нерв, замкнув цепь. Теперь обратного пути нет, и если всё происходящее лишь провокация со стороны похитителей, то она купила свой билет в один конец.
Закончив с дверью, девушка перекатывается под койку, сжимается в клубок, закрыв голову руками и надеясь, что не ошиблась с расчётом эквивалента.
Контакт! Сильнейший взрыв внутри герметичного помещения рождает чудовищную взрывную волну, едва не убившую Ольгу – кажется, всё-таки переборщила. Но двери, той самой бронированной двери, что закрывала выход все эти одиннадцать месяцев, – проклятой двери больше нет: сорвана с петель и выброшена в коридор направленным взрывом.
Пошатываясь и истекая кровью, пленница выбирается из-под опрокинутой койки. Ей надо в коридор, туда, где искрят разорванные провода – где-то рядом должна быть кабельная линия, среди таких толстых стен нельзя полагаться только на радиосигнал.
Увиденный впервые коридор мало чем отличается от самой камеры – те же базальтовые стены, те же лампы под потолком, горящие вполнакала, ряды стальных дверей, ведущих в другие камеры. На противоположной стене проложены кабельные линии, часть из них разорвана осколками, Ольга видит уцелевшую выделенную сеть. Так, поехали, в дело вступает второй туз из рукава – большой набор вирусных программ, почти год составлявшийся для этого мгновения. Положив руки на искрящиеся провода, Ольга успевает заметить боковым зрением номер на выбитой двери – 49.
– Стой, или буду стрелять!
Сознание возвращается мгновенно, словно электричество после поворота рубильника. Кажется, получилось, набор программ взломщиков пробил электронный ледник и ударил вражескую сеть изнутри одновременно с ударом извне. И кажется, что это действительно не провокация и тот единственный сигнал, что прошёл сквозь стены месяц назад, был понят ею правильно.
Кругом темнота, но где-то впереди мелькают отблески пожара и слышны выстрелы. А ещё рядом кто-то есть, кто-то, сделавший ей инъекцию мощной тонизирующей смеси, восстановившей иссякшие силы.
– Встать! Руки за голову!
Громкие отрывистые фразы на космическом русском, никакой интонации – речевой имитатор. Ольга, прищурившись, встаёт в поток света мощного прожектора: ноги широко расставлены, руки сведены за головой. В голове одна-единственная очень глупая мысль – сейчас зачитают права, затем предложат хранить молчание, услуги адвоката и один телефонный звонок. Чёртов Голливуд, девушка еле сдерживается, чтобы не рассмеяться от шутки, которая рискует стать последней. В воздухе рядом с ней раздаётся непрерывное низкое гудение, как будто от дюжины электромоторов малой мощности. Привыкнув к яркому свету, она рассматривает перед собой пару десятков маленьких точек, гудят именно они.
– Не двигайся!
Она и не двигается. «Осы» висят перед ней ещё секунд десять, а затем на огромной скорости улетают прочь. Ольга отчётливо видит перед собой странную фигуру, не человека, а именно фигуру. Очень широкие плечи и толстая цилиндрическая голова без шеи, трапециевидное тело, узкая талия, чуть более широкие бёдра, плавно перетекающие в короткие толстые ноги, всё тело закрыто матово-чёрной бронёй. Руки очень длинные, почти касаются пола, в каждой по два локтевых сустава. Если это боевой робот, то такой модели она не знает. Девушка замечает у себя на груди красную треугольную метку лазерного целеуказателя. Над правым плечом фигуры поднят короткий ствол пулемёта, недвусмысленно направленный на неё.
Где-то впереди продолжается перестрелка и пожар, рядом с фигурой появляется человек в боевом скафандре неизвестной модели, стекло шлема закрыто светофильтром.
– Продолжай зачистку.
Сильный женский голос, настоящий, а не из имитатора. Заслышав приказ, странная фигура с пулемётом бесшумно исчезает с невероятной быстротой. Только тогда женщина в скафандре поворачивается к девушке.
– Как я понимаю, ты у нас не Фрунзе Анастасович, 1979 года рождения?
– Очевидно, нет.
– Но это именно ты услышала его сигнал бедствия и помогла нам, взломав сеть изнутри. Кто ты и что делаешь в этой тюрьме?
Голос у женщины, решающей сейчас её судьбу, ровный и совершенно спокойный. Ольга понимает, что таким спокойным тоном незнакомка может и чай предложить, и на расстрел отправить, как получится.
– Энсин Ольга Воронова, торговый флот Сверхновой, личный номер 294770. Здесь нахожусь по неизвестной мне причине триста двадцать девять дней.
– Владимир Ильич, проверь.
Другой голос, на этот раз мужской, с ехидными интонациями. Определённо Ольга его уже где-то раньше слышала.
– По документам энсин Воронова сыграла в ящик при невыясненных обстоятельствах в прошлом году, а потому уволена из флота по причине смерти. Так что перед тобой либо оживший труп, которому надо вбить осиновый кол в сердце, либо… глазки ей проверь.
Женщина подходит к заключённой.
– Стой прямо, смотри на меня и не моргай.
Ольга и не моргает, даже когда сканирующее устройство своим лучом проскальзывает ей по глазам.
– Да, действительно она, сетчатка подтверждает, и все остальные параметры совпадают на 98 %.
– Ильич, а если подделка?
– Не вижу особого смысла делать столь тщательную самозванку под мёртвую девицу. Бери её с собой, если это правда Воронова, у меня к ней есть пара вопросов. А если нет – выбросим за борт.
Ехидный голос отключается, женщина ещё раз оглядывает Ольгу:
– Ты идёшь со мной, надеюсь, возражений нет?
– Никаких.
– Хорошо, мы тут ещё не закончили работу, так что в коридорах пока не совсем безопасно. Ты идёшь передо мной, в пяти шагах. Если скажу лежать – лежишь, если скажу бежать – бежишь. Если поведёшь себя глупо: попытаешься позвать охрану, или запаникуешь, или ещё чего в этом роде, то я произведу пару предупредительных выстрелов тебе в спинку, договорились?
– Да.
– Тогда вперёд, узница замка Иф.
Так они и идут: впереди – пленница, незнакомка – в пяти шагах позади. В руках у своей освободительницы Ольга видит маленький пистолет, насчёт предупредительных выстрелов та явно не шутит.
Осы возвращаются, их жужжание раздаётся в темноте у самой головы. Где-то впереди доносятся ещё очереди, затем громкий хлопок взрыва. Они идут мимо сорванных с петель дверей и один раз замедляют движение, чтобы перешагнуть женский труп в форме без нашивок – кажется, та самая надзирательница, что угрожала Ольге расстрелом. Труп выглядит так, словно в теле женщины пробили тридцать дыр каждая с монетку размером, причём одновременно – здесь поработали осы, расчищая дорогу. Ольге немного жаль, что женщина мертва, ей бы хотелось с ней поговорить.
Ещё полсотни метров, ещё пара трупов в том же состоянии. Внезапно спутница подталкивает Ольгу стволом в спину.
– Бегом марш, мы нашли клиента!
Теперь они бегут вперёд, куда именно, Воронова не понимает, и только быстрые окрики незнакомки задают направление. После очередного поворота кто-то бесшумно выдвигается из тьмы рядом с нею. Спокойнее, это всего лишь та же самая фигура с пулемётом, видимо, он ждал их, чтобы сопровождать.
– Можно спросить, кто это?
– Морпех.
Ещё один поворот, и они останавливаются у очередной выбитой двери, у которой дежурит ещё один морской пехотинец.
– Он здесь, ранен, нужна срочная медицинская помощь, – басовитым голосом докладывает кибернетический убийца.
– Сделаю, прикройте нас.
– Есть!
– Ольга, вперёд, поможешь мне.
Они входят в камеру, где сразу включается дневное освещение. На койке лежит высокий седой старик в одних трусах, по всей видимости, это и есть разыскиваемый Фрунзе Анастасович.
– Для своих ста семнадцати он неплохо выглядит.
«Верно говоришь, – думает Ольга, – на вид ему не больше семидесяти. Оброс только сильно, весь седой, зато мало морщин, достаточно крепкие мускулы, ни грамма лишнего веса и все зубы целы. Но вот сейчас ему явно требуется помощь – у старика аритмия, он задыхается».
– Что с ним?
– Нейронный резонатор, имплантированный. Как пульт дистанционного управления, подключённый к нервной системе. Установлен с целью убить его в случае попытки побега или освобождения. Когда мы нагрянули, они запустили программу, но Ильич заглушил резонатор, не давая ему прикончить клиента, жаль, что полностью отключить не смог.
– Резонатор? Но я ведь тоже…
– Ты тоже заключённая в той же тюрьме, но тебе такой интересный прибор ставить не стали по непонятным причинам, потом надо будет выяснить, почему. А сейчас резонатор надо срочно извлечь, пока он не убил клиента. Возьми его за ноги, опустим на твёрдый пол.
Уложив старика на пол, женщина снимает с пояса две аптечки, которые раскрываются автоматически, а затем аккуратно продевает в них руки в тяжёлых перчатках, еле слышно клацают защёлки.
Аптечки стремительно трансформируются, ещё секунда, и каждый палец незнакомки превращается в неизвестный Ольге хирургический инструмент, отчего её руки становятся похожими на перчатки Фредди Крюгера.
– Надеюсь, тебя не мутит от вида крови?
– Переживу.
Столь точной и быстрой операции Ольга не видела ни в одном учебном медицинском ролике, хотя просмотрела их достаточно. Женщина опускается перед стариком на колени и вкалывает ему один за другим два выстрела инъекционного пистолета в левую руку, после чего пациент окончательно теряет сознание. Точным движением хирургического лазера вскрывает грудную клетку. Крови практически нет – края разреза словно спеклись. Затем из аптечки выползает на свет странное устройство, напоминающее длинную пластиковую сороконожку. Сороконожка ложится точно на разрез, зацепившись за края тонкими лапками, ещё секунда, и края разреза расходятся, пропуская внутрь грудины пару гибких манипуляторов толщиной в полтора миллиметра каждый. Извлечение убийственного устройства привело к клинической смерти пациента, но врачу удаётся вернуть его к жизни при помощи миниатюрного реанимационного аппарата, запустившего сердце и подавшего кислород напрямую в мозг. Манипуляторы уходят назад, вытащив крошечную серебристую песчинку, сороконожка подтягивает лапки, смыкая разрез. На всё про всё сорок три секунды.
Хирург убирает инструменты обратно на пояс, а затем вынимает из рюкзака длинный металлический цилиндр, скорыми движениями разложив его в лёгкие носилки.
– Идти он не сможет, придётся нести, берись с той стороны.
Маленький отряд продолжает путь: два морпеха впереди, трое замыкают, Ольга с хирургом посередине, несут больного.
– Каплей, доложите обстановку!
– Комплекс под нашим контролем, уцелевшие при штурме охранники сбежали через потайной ход в одной из камер, мы перекрыли его взрывом. Судя по данным местного компьютера, в момент штурма в комплексе было всего двое заключённых, оба у нас. Готовы отчалить.
Впереди показался свет – тускло-красный, мерцающий, как от догорающих в камине углей.
– Там что, пожар? – Ольга с тревогой вглядывается в переливающееся сияние.
– Там окно.
Мерцающий свет становится всё сильнее, ещё пара шагов, и они выходят из узкого коридора в широкий зал с высоким потолком, одна из стен которого целиком стеклянная, и от увиденного за стеклянной стеной у Ольги перехватывает дыхание.
Низкие оранжевые облака с чёрными краями, необычайно густые, тянущиеся над грязно-серой каменистой равниной во все стороны до самого горизонта, туда, где поднимаются высокие горы с плоскими, будто срезанными вершинами.
Солнца не видно, но достаточно светло – кажется, облачное одеяло само излучает переливчатое сияние. Многокилометровые чёрные столбы далёких вихрей. И ещё молнии: десятки, сотни, тысячи ослепительных ветвистых молний, рвущих облачный покров на части. Прислушавшись, девушка ощущает непрерывный низкий гул, доносящийся даже через многослойное бронированное стекло – ветер ревёт снаружи.
– Духовка, надо же, я всё время была в Духовке!
Никакая это не Земля, это Венера. Но её гравитометр, встроенный вместе с часами, всё время показывал и показывает в данный момент эталонные земные 1G, а не положенные на Венере 0.92, создавая иллюзию нахождения на третьей планете от солнца. Кто-то не только изменил время в часах, но и подправил программное обеспечение гравитометра так, чтобы она ни в коем случае не могла узнать, где находится.
Тут женщина толчком носилок подталкивает Ольгу пониже спины.
– Здесь тебе не экскурсия. Вперёд к воротам номер 3!
Они продолжают движение, а девушка нет-нет да и бросит взгляд на удивительный пейзаж за окном – она ведь впервые наблюдает чужую планету своими собственными глазами. Венера оказалась именно такой, какой описывал её Петров – тихим подземельем под бушующим небосводом.
Вот и третьи ворота, они смыкаются сразу же, как пропускают отряд. Вспыхивают прожекторы, и Ольга понимает, что они находятся в вертикальной шлюзовой камере – колодце пятидесяти метров диаметром. Над головой – огромный задраенный люк-диафрагма, а прямо перед ними поблёскивает серебристыми огнями гладкий клиновидный корпус челнока ближнего радиуса действия, стоящего на трёх лыжных шасси.
У откинутой аппарели их ждёт высоченный мужик в скафандре с автоматом в руках, морпехи быстро поднимаются в десантный отсек
– Сто двадцать секунд до взлёта, заряд установлен!
Миновав три ядовито-жёлтых бочонка с чёрной надписью Polydichloric Trinitropropane, Ольга быстрым шагом восходит на аппарель, мимоходом рассмотрев на борту челнока надпись «Отец Народов» и эмблему – шлем будёновка с красной звездой, а под ним маузер 1912, ствол которого скрещён с кавалерийской шашкой. Знакомый символ.
Последний морской пехотинец на борту, каплей уходит в кабину пилота, люки задраены, слышен гул двигателей. В полутёмном грузовом отсеке Ольга и хирург перекладывают старика с носилок в закреплённую на стене медицинскую капсулу, хирург пристёгивает его, надевает кислородную маску, затем передаёт спутнице лёгкий скафандр и указывает на противоперегрузочное кресло.
– Юрий, у нас на борту двое гражданских, один из них ранен, так что не вздумай выкинуть свой любимый взлёт на десятикратной перегрузке!
– Вас понял, не больше трёх, пристёгивайтесь!
Женщина проверяет, как Ольга устроилась, остаётся довольна увиденным и занимает противоположное кресло. Насосы откачивают из шлюза воздух, диафрагма расходится в сторону, запуская в колодец разогретую до шестисот градусов ядовитую атмосферу, гул двигателей переходит в надсадный рёв, ещё секунда, и Отец Народов отрывается от стартовой площадки, резко задирает нос и устремляется к низким облакам. Пробивая исключительно плотную атмосферу, челнок трясётся, как брошенная в ручей консервная банка, шпангоуты издают противный звук сжимаемого металла, пару раз гаснет освещение. Так продолжается полторы минуты, затем грохот отступает, тяга двигателей резко падает.
– Мы на орбите, движемся к точке рандеву, стыковка через двадцать семь минут. Можете отстегнуть ремни, выпить и закусить.
В бортах челнока прорезаются иллюминаторы, через которые Ольга видит то, от чего уже успела отвыкнуть – звёздное небо. По правому борту – медленно удаляющийся грязно-серый диск второй планеты солнечной системы. Двигатели продолжают работать, сила тяжести – треть земной.
– Ну, чтоб мне никогда сюда не вернуться, – произносит Воронова и отстёгивает ремни. Женщина тем временем снимает шлем, и Ольга впервые видит её лицо. На вид хирургу около тридцати пяти, у неё красивое русское лицо с сильным подбородком и пристальными серыми глазами, которые внимательно оглядывают девушку. Женщина поправляет тугую длинную косу, затем отстёгивается от кресла и идёт проверять старика в медицинской капсуле.
– Так, он успешно перенёс взлёт, сейчас это главное. Ты как?
– Нормально.
– Есть хочешь? Пить?
– Чуть позже. Сейчас меня интересует другое – кто вы и что это за корабль, с которым мы стыкуемся через двадцать пять минут?
Хирург садится в кресло, достаёт стакан-термос, делает пару больших глотков чёрного кофе, переводит дыхание и продолжает разговор своим спокойным мелодичным голосом:
– Капитан третьего ранга Елена Чернова, а ты у нас Ольга Воронова, бывший энсин. Итак, Ольга – Елена, Елена – Ольга, вот и познакомились, очень приятно. Я корабельный врач на «Большевике», том самом корабле, на который мы сейчас и направляемся. Слышала про такой?
Естественно, Ольга слышала про этот корабль, нет такого космонавта, который не знал бы про Старого Большевика.
ГЛАВА 2: БОЛЬШЕВИК
Тишина. Как всегда, по пробуждении её ждёт тишина. Но это другая тишина, не та, что в тюремной камере, вырубленной в скальной породе. Там тишина мертвая, неподвижная. Здесь же тишина живая, и жизнью её наполняют многочисленные машины, неустанную работу которых можно даже не слышать, но ощущать всем телом. Тишина, невесомость и данные, идущие непрерывным потоком на обработку её подсознанием, снова как на Высоком Доме, ещё до того, как она получила сигнал SOS поздно ночью третьего января. Всё как и должно быть, она там, где должна быть – в космосе, на борту боевого корабля, в постоянной матрице. И всё же, несмотря ни на что, Ольга открывает глаза медленно, с осторожностью, в приливе несвойственного ей иррационального страха – вдруг прекрасный сон растает, и она увидит над головой базальтовый потолок с прожилками кварца и оливина, знакомыми, как линии на ладонях?
Светлое серо-голубое синтетическое покрытие, за которым броня. Девушка не в тюремной камере, а в крошечной каюте, лежит на верхней койке и может потрогать серо-голубую поверхность рукой, она приятно шероховатая на ощупь.
– Осторожно, потолок низкий.
Русский язык с сильным акцентом. Товарищ Фрунзе предупреждает её с нижней полки.
– Спасибо, я помню.
Воронова парит в сантиметре над койкой, пристёгнутая широким эластичным ремнем, что неудивительно – Большевик закончил разгон и лёг на курс к Земле, двигатели молчат, невесомость. Боевой корабль – это не космическая станция с постоянной силой тяжести: привычной гравитации здесь не будет, надо привыкать, обновляя рефлексы и снова сживаясь с космосом после длительного простоя. Привыкать к невесомости, привыкать к перегрузкам и к тесноте тоже привыкать.
– Свет!
Светильник заливает каюту тёплым жёлтым светом. Ольга переводит дыхание, отстёгивает ремень, аккуратным движением переваливается через койку и подтягивает себя к замку. Несколько раз нажимает – бесполезно, круглый люк отказывается открываться.
– Ольга Воронова, прошу открыть люк, – произносит девушка, и люк уходит в сторону, открывая доступ в узкий вертикальный туннель. Туннель напоминает большую гофрированную трубу, стены облицованы тем же мягким шершавым пластиком, что и в каюте, с обеих сторон тянется ряд едва выступающих скобок штормовой лестницы, чувствуется дуновение ветра от системы вентиляции. В воздухе повисает красная стрелка, указывая вниз, к кормовым отсекам Большевика.
– Вас понял. Фрунзе Анастасович, я до кают-компании прогуляюсь?
– Не возражаю, я пока ещё посплю.
Она проскальзывает в трубу и спускается, двигаясь вниз головой и цепляясь кончиками пальцев за скобки, люк за ней закрывается. Миновав несколько задраенных отсеков, Ольга оказывается у перекрёстка, где стрелка велит свернуть в боковой туннель, пройдя который, она попадает в просторное, наполненное светом помещение с большим панорамным окном, за которым привычная тьма и маленькая Земля в правом нижнем углу. В центре кают-компании воздвигнут широкий стол, за которым в гордом одиночестве сидит окружённая раскрытыми экранами рыжеволосая девушка в ярко-красном комбинезоне, длинные волосы свободно парят вокруг головы, словно языки пламени на ветру.
– Доброе утро.
– Здрасьте, – лениво отвечает рыжеволосая, ни на мгновенье не отрываясь от экранов. Воронова проскальзывает мимо неё и скрывается за люком из матового стекла, ведущим в душевой отсек. Она была здесь вчера и снова спешит вернуться, вдоволь натосковавшись по настоящей воде за долгие месяцы. Воды немного, она строго дозирована, и расходовать надо с умом, но ничто не мешает Ольге получить максимальное удовольствие. Как же ей этого недоставало…
По возвращении рыжеволосая по-прежнему не удостаивает её ни единым взглядом. Ольга спокойно переносит радушный приём и садится за стол.
– Э-э, простите, а как насчёт завтрака?
В обращённой к ней секции стола открывается технологический лючок, через который Воронова вытаскивает пакет стандартного рациона.
– Я надеюсь, вы умеете есть в невесомости?
– Да уж как-нибудь…
Ольга старается завтракать как можно медленнее. Во-первых, чтобы насладиться настоящей едой, по которой она соскучилась не меньше, чем по водным процедурам. Во-вторых, ей необходимо использовать всё свободное время, чтобы хорошенько обдумать ситуацию: поразмыслить есть над чем.
На борту частного военного корабля Большевик она уже почти сутки. Сразу по прибытии Воронова и товарищ Фрунзе были доставлены в медицинский отсек. Ольге ещё не приходилось видеть космической операционной высшего класса, предназначенной для оказания экстренной медицинской помощи раненным в бою членам экипажа, многое здесь для неё в новинку. Доку бы понравилось.
Вторым блюдом в рационе идёт горячее мясное желе с бобами и красным перцем. Выдавливая содержимое тюбика, Ольга вспоминает, как каптри Чернова ещё раз тщательно обследовала старика, выискивая возможные «закладки» и запрограммированные патологии, могущие сработать в его теле через определённый срок как бомба с часовым механизмом. Убедившись, что жизни товарища Фрунзе больше ничего не угрожает, она переключила своё внимание на Ольгу, устроив ей сеанс диагностики. Электронный микроскоп, рентгеновский аппарат, зонды внутреннего обследования, многочисленные анализы – Елена работала в матрице, напрямую подключённая к корабельному компьютеру, которого она называла Владимиром Ильичом. Этот самый Ильич тщательно анализировал собранный материал, не забывая отпускать саркастические комментарии. Не сразу Ольга поняла, что они не только изучают её здоровье, но и одновременно ищут подтверждение личности.
Последним этапом обследования было глубокое сканирование головного мозга, на которое ушло почти два часа. Как именно происходило сканирование, она не помнит, поскольку Чернова вкатила ей изрядную дозу снотворного. По пробуждении ей выдали пакет рациона, затем капитан-лейтенант – уже знакомый высокий широкоплечий азиат, представившийся Вениамином, – отвёл девушку в кают-компанию. Приняв душ и поужинав, она затем отправилась в крошечную каюту, которую будет делить с товарищем Фрунзе до конца полёта.
Старик уже спал, а Ольга провела несколько часов, занятая изучением новостных лент, стараясь восполнить информационную пустоту последних месяцев. Она должна знать, что происходило за это время в мире, если хочет понять, кто и зачем сунул её в Духовку. Необходимо прояснить много вопросов, первый из которых – почему на календаре 16 февраля 2093 года.