Пушки острова Наварон
В ночной тишине раздался пронзительный звук телефона. Похолодев, Мэллори оглянулся. Пальцы невольно сжались в кулаки. Вновь настойчивая трель, заглушающая рокот грома. Телефон замолчал, но скоро ожил и звонил не переставая.
Пройдя полпути, Мэллори остановился и вернулся назад.
– Передумал? – с любопытством посмотрел на него грек.
Капитан молча кивнул.
– Будут трезвонить, пока не надоест, – буркнул Андреа. – А когда надоест, сюда заявятся. Причем очень быстро.
– Знаю, – пожал плечами капитан. – Ничего не поделаешь. Вопрос лишь в том, когда они сюда придут. – Мэллори машинально посмотрел в обе стороны вершины, где на расстоянии метров пятидесяти друг от друга расположились Миллер и Кейси, невидимые в темноте. – Не стоит рисковать. Чем больше я думаю, тем меньше вижу шансов провести немцев. Фрицы народ аккуратный. Наверняка разработана определенная система переговоров по телефону. Часовой должен назвать свою фамилию или произнести пароль. Да и голос может меня выдать. Но с другой стороны, часового мы убрали, не оставив никаких следов, снаряжение наше наверху, все, кроме Стивенса, поднялись. Короче, мы добились того, чего хотели. Высадились, и ни одна душа об этом не догадывается.
– Верно, – кивнул Андреа. – Ты прав. Минуты через две-три появится и Стивенс. Глупо, если все, чего мы добились, пойдет насмарку. – Помолчав, Андреа спокойно прибавил: – Немцы не придут, а примчатся.
Телефон умолк так же внезапно, как зазвонил.
– Теперь жди гостей.
– Знаю. Только бы Стивенс… – Мэллори прервал себя на полуслове и, повернувшись на каблуках, кинул через плечо: – Присмотри тут за ним, хорошо? А я предупрежу остальных, что скоро гости пожалуют.
Новозеландец заспешил, держась в стороне от края обрыва. Он не шел, а ковылял. Ботинки немца были тесны и сдавливали пальцы. Страшно представить, что станет с его ногами после многочасовой ходьбы по пересеченной местности. Впрочем, не стоит заглядывать в будущее, и в настоящем забот хватает, подумал он мрачно.
Внезапно капитан застыл на месте. В затылок ему уперся какой-то твердый холодный предмет.
– Сдавайся, а то убью, – жизнерадостно воскликнул гнусавый голос.
После всего, что испытал на море и во время подъема Миллер, оказаться на твердой земле было для него уже счастьем.
– Ну и шуточки, – проворчал Мэллори. – Умнее ничего не мог придумать?
Капитан с любопытством посмотрел на янки. Тот успел снять дождевой плащ: ливень кончился. Куртка и вышитый жилет промокли больше, чем штаны. Но выяснять, в чем дело, было некогда.
– Слышал, телефон недавно звонил?
– Телефон? Ага, слышал.
– Это часового вызывали. Ждали от него доклада или что-то вроде. Наверное, ему давно следовало бы позвонить. Отвечать мы не стали. С минуты на минуту прибегут немцы, заподозрив неладное. Могут появиться или с твоей стороны, или со стороны Брауна. Другого пути нет. Не станут же они ломать себе шею, карабкаясь по этой груде валунов. – Мэллори ткнул в сторону нагромождения камней. – Так что гляди в оба.
– Будет сделано, шеф. Огонь не открывать?
– Не открывать. Подойди к нам потихоньку и дай знать. Минут через пять я приду.
Мэллори поспешно вернулся назад. Растянувшись во весь рост на земле, Андреа вглядывался вниз и при появлении капитана оглянулся.
– Судя по звуку, он у самого карниза.
– Отлично, – на ходу обронил новозеландец. – Скажи ему, пусть поторопится.
Пройдя с десяток метров, Мэллори остановился, всматриваясь в даль. Кто-то бежал, спотыкаясь и скользя по гравийной почве.
– Браун? – вполголоса спросил капитан.
– Я, сэр. – Тяжело дыша, Кейси показывал в ту сторону, откуда прибежал. – Там какие-то люди. Огни фонарей прыгают у них в руках. Видно, сюда бегут.
– Сколько их? – тотчас спросил Мэллори.
– Четверо или пятеро. – Браун все еще не мог отдышаться. – Может, больше. Фонарей было не то четыре, не то пять. Сейчас сами увидите. – Он снова ткнул назад, но тут же удивленно повернулся к капитану. – Что за чертовщина! Исчезли. Могу поклясться…
– Не надо, – мрачно отозвался Мэллори. – Вы не ошиблись. Я ждал гостей. Приближаясь, они не хотят рисковать… Далеко ли они?
– Метров сто-полтораста, не больше.
– Найдите Миллера и живо назад.
Подбежав к Андреа, капитан опустился на колени.
– Они идут, Андреа, – произнес он торопливо. – Слева. Человек пять, а то и больше. Минуты через две будут здесь. Где Стивенс? Видишь его?
– Вижу, – с олимпийским спокойствием произнес грек. – Перелез через карниз…
Остальные слова заглушил гулкий раскат грома. Но Мэллори увидел Стивенса. Находясь посередине между карнизом и началом похожей на раструб расселины, тот, словно ветхий старик, с трудом перебирал руками.
– Что это с ним? – Мэллори выругался. – Так ему и суток не хватит… – Осекшись, капитан сложил ладони рупором: – Стивенс! Стивенс!
Но юноша, казалось, не слышал его и продолжал двигаться размеренно, словно робот.
– Из сил выбился, – спокойно произнес Андреа. – Даже головы не поднимает. Если альпинист не смотрит вверх, его песенка спета. – Пожав плечами, грек прибавил: – Спущусь, помогу.
– Не надо. – Мэллори положил ему руку на плечо. – Оставайся здесь. Я не могу рисковать вами обоими. В чем дело? – спросил он Брауна, наклонившегося над ним.
– Скорее, сэр, – произнес тот, тяжело дыша. – Скорее, ради бога! – Глотнув воздуха, добавил: – Они в двух шагах отсюда!
– Ступайте с Миллером к валунам, – скомандовал Мэллори. – Прикройте нас… Стивенс! Стивенс!
Но его слова отнесло ветром, поднимавшимся вверх по скале.
– Стивенс! Ради бога, старина! Стивенс! – громким шепотом повторил капитан.
Видно, в голосе Мэллори прозвучало нечто такое, что проникло сквозь оцепенение, объявшее усталый мозг юноши. Энди остановился и, подняв голову, приложил к уху ладонь.
– Немцы приближаются! – произнес Мэллори, сложив руки рупором. – Доберись до раструба и спрячься. И ни одного звука. Ты меня понял?
Усталым движением Стивенс вскинул руку, опустил голову и стал подниматься. Двигался он еще медленнее, движения его были неуверенными и неуклюжими.
– Как думаешь, он понял? – озабоченно спросил Андреа.
– Наверное. Точно не могу сказать.
Мэллори замер и схватил друга за руку.
Заморосил дождь, и сквозь редкую его пелену капитан заметил прикрытый ладонью луч света. Огонек прыгал по камням метрах в тридцати слева от них.
– Скинь веревку с края обрыва, – прошептал новозеландец. – В нижней части раструба вбит крюк. Он выдержит Стивенса. Скорей. Надо убираться!
Стараясь не задеть даже камешка, Мэллори с Андреа отодвинулись от края обрыва и, круто повернувшись, поползли на четвереньках к груде валунов, находившихся в нескольких метрах. Не имея в руках хотя бы пистолета, Мэллори чувствовал себя совершенно беззащитным, хотя и понимал, что опасность грозит не им, а солдатам. Первый же немец, направивший на них луч фонаря, будет тотчас убит. Браун и Миллер не подведут… Но самое главное – чтобы их не обнаружили. Дважды, шаря по земле, луч света направлялся в их сторону, последний раз скользнув мимо ближе чем в метре. И всякий раз оба прижимались лицами к промокшей почве, чтобы отсвет луча не упал на них. Наконец они добрались до валунов и оказались в безопасности.
Мгновение спустя, словно тень, рядом возник Миллер.
– Не очень-то вы торопились, – насмешливо заметил капрал. – Подождали бы еще с полчасика. – Он показал в сторону, где мелькали огни фонарей и слышались гортанные голоса. – Отойдем подальше. Они ищут его среди камней.
– Ты прав. Его или телефон, – согласился Мэллори. – Не заденьте автоматами о камни. Захватите с собой поклажу… Если немцы посмотрят вниз и увидят Стивенса, придется идти ва-банк. Хитрые планы разрабатывать некогда. Пускайте в ход автоматы.
Энди Стивенс услышал Мэллори, но не понял, что тот сказал. Не потому, что испугался или был чересчур подавлен, ибо страх прошел. Страх – порождение сознания, а сознание его под воздействием крайней степени усталости, сковавшей все его тело свинцовым панцирем, перестало функционировать. Юноша этого не понимал, потому что пятнадцатью метрами ниже он ударился головой об острый выступ, до кости разбередив рану на виске. С потерей крови Стивенс все больше обессилевал.
Он слышал, как Мэллори что-то говорит о раструбе, до которого он теперь добрался, но до сознания его смысл сказанного не дошел. Он знал лишь одно: однажды начав подниматься, надо продолжать, пока не доберешься до вершины. Так внушали ему отец и старшие братья. Добраться до вершины.
Чтобы добраться до вершины, предстояло преодолеть половину раструба. Стивенс опирался на крюк, вбитый Китом Мэллори в трещину. Вцепившись пальцами в расщелину, Энди посмотрел вверх, на устье раструба. Осталось метра три. Ни удивления, ни восторга не было. Он знал одно: надо идти до конца. Он слышал доносившиеся сверху голоса. Непонятно, почему товарищи его не предпринимают никаких попыток помочь ему и даже сбросили вниз веревку, с помощью которой было бы легче преодолеть последние метры. Но горечи он не испытывал. Возможно, друзья хотят его испытать. Да и какое это имеет значение? В любом случае ему нужно добраться до вершины.
И он добрался. Старательно, как до него Мэллори, отгреб землю и галечник, впился пальцами в край скалы и, встав на тот же выступ, на который опирался ногой Мэллори, приподнялся. Он увидел, как мелькают лучи фонарей, услышал возбужденные голоса. Вновь вернулся страх. Энди понял, что это голоса врагов, что друзья его убиты. Понял, что остался один, что это конец, что все было напрасно. И вновь туман обволок его сознание, остались лишь пустота и отчаяние. Медленно, как у тонущего, который выпускает из рук брусок дерева, пальцы Стивенса разжались. Страх исчез, осталось безграничное равнодушие. Юноша соскользнул со склона и, камнем полетев вниз, застрял на шестиметровой высоте в сужении раструба.
Ни звука не сорвалось с его губ: от боли он потерял сознание, но до настороженного слуха товарищей его, укрывшихся среди валунов, донесся глухой жуткий треск: словно гнилой сук, сломалась правая нога Энди.
Глава 6
Во вторник ночью, 2:00–6:00
Произошло именно то, чего опасался Мэллори: немецкий дозор действовал энергично, быстро и чрезвычайно старательно. Хуже того, молодой и толковый унтер-офицер обладал воображением.
Немцев было всего четверо; сапоги, шлемы, дождевики маскировочной расцветки – в зеленых, черных и коричневых пятнах. Отыскав телефонный аппарат и связавшись со штабом, унтер-офицер отправил двух солдат осмотреть участок длиной в двести метров вдоль края обрыва. Сам же с третьим солдатом принялся осматривать каменную гряду, идущую параллельно обрыву. Поиски были неторопливыми и доскональными. Унтер-офицер вполне разумно рассудил так: если часовой уснул или заболел, то вряд ли он стал бы забираться вглубь нагромождения камней. Поэтому Мэллори и его товарищам не угрожала никакая опасность.
Потом был предпринят тщательный, методичный осмотр поверхности скалы. Хуже того, осмотр начали от кромки обрыва. Надежно поддерживаемый за ремень солдатом, которого, в свою очередь, держали, сцепясь руками, двое его товарищей, унтер-офицер медленно двигался по краю скалы, обшаривая узким лучом фонаря каждый дюйм почвы. Внезапно остановившись, он издал возглас и наклонился к самой земле. Несомненно, он заметил глубокую выемку от веревки, которую Андреа закрепил за основание валуна… Мэллори и трое его товарищей выпрямились и вскинули автоматы, высунув стволы в отверстия между камнями или положив их на валуны. Стоит кому-нибудь из солдат хотя бы случайно направить карабин вниз, где лежит тяжелораненый или мертвый Энди Стивенс, – всем четверым немцам уготована смерть.
Удерживаемый за ноги двумя солдатами, унтер-офицер лег на живот и принялся осматривать раструб, освещая его фонарем. Секунд десять, а то и все пятнадцать не было слышно ничего, кроме завывания ветра да шума дождя, хлеставшего по чахлой траве; затем немец отполз от края обрыва и поднялся на ноги, качая головой. Жестом Мэллори приказал своим товарищам спрятаться. Отчетливо слышался баварский говорок унтер-офицера:
– Бедняга Эрлих. – В голосе немца звучало странное сочетание сочувствия и гнева. – Сколько раз я его предупреждал, чтобы не подходил близко к краю. Почва здесь очень рыхлая. – Невольно отступив от кромки обрыва, унтер-офицер снова посмотрел на выемку в почве. – Вот след от его каблука, а может, от приклада. Теперь это не важно.
– Как вы полагаете, господин унтер-офицер, он погиб? – спросил солдат, совсем мальчишка, с испуганным, несчастным лицом.
– Трудно сказать… Взгляни сам.
Молодой солдат неуклюже лег на край и осторожно заглянул вниз. Остальные переговаривались, обмениваясь короткими фразами. Повернувшись к Миллеру, капитан спросил его на ухо, не в силах сдержать обуревавшие его чувства:
– Стивенс был в черной одежде?
– Да, – ответил шепотом янки. – Кажется, в черной. – Помолчав, поправился: – Да нет, что же это я. Мы ж потом оба надели прорезиненные плащи маскировочной расцветки.
Мэллори кивнул. Плащи у немцев мало чем отличаются от их плащей, а волосы у часового были черны как смоль, такого же цвета, как и крашеные волосы Стивенса. Неудивительно, что унтер-офицер, увидев плащ и темноволосую голову, решил, что это часовой. Ошибка его была закономерна.
Юный солдат отполз от края и осторожно поднялся на ноги.
– Вы правы, господин унтер-офицер. Это действительно Эрлих, – дрожащим голосом проговорил солдат. – Мне кажется, он жив, я заметил, как шевельнулся плащ. Это не ветер, я уверен.
Мэллори почувствовал, как лапа Андреа стиснула ему руку. Его охватило чувство облегчения и радости. Слава богу, Стивенс жив! Они спасут мальчишку. Андреа сообщил новость и остальным. В следующую минуту Мэллори опомнился. Вряд ли Дженсен разделит их радость. Ведь Стивенс выполнил свою задачу: привел судно по назначению, поднялся на утес. Теперь же, став калекой, он будет обузой. Шансы на успех, и без того небольшие, будут из-за него сведены почти к нулю. Начальству, которое ведет игру, битые пешки только мешают, загромождая шахматную доску. Как было неосмотрительно со стороны Стивенса не разбиться насмерть! Сбросили бы его тогда с обрыва вниз, и концы в воду… Стиснув кулаки, Мэллори поклялся, что Энди будет жить и вернется домой. К черту тотальную войну и ее людоедские принципы!.. Ведь это ребенок, испуганный, затравленный ребенок, оказавшийся самым смелым из всей их группы.
Молодой унтер уверенным и решительным голосом отдавал своим подчиненным одно распоряжение за другим. Нужен врач, шины, специальные носилки, стрела с оттяжками, веревки, крючья. Знающий свое дело аккуратист не упустил из виду ничего. Мэллори заботил вопрос, сколько солдат останется караулить раненого, ведь их придется убрать и тем самым группа выдаст свое присутствие. Проблемы же, как это сделать тихо и незаметно, не существовало. Стоит шепнуть Андреа на ухо – и у часовых останется не больше шансов уцелеть, чем у ягнят, в загон к которым ворвался голодный волк. Пожалуй, даже меньше, ведь ягнята могут метаться и блеять, пока не настанет их черед.
Вопрос был решен без участия Мэллори. Решительность, знание своего дела и грубая бесцеремонность, благодаря которым среднее командное звено немецкой армии по праву считают лучшим в мире, предоставили новозеландцу возможность, о которой он не смел и мечтать. Не успел унтер отдать последний приказ, как к нему подошел молоденький солдат и, тронув его за рукав, показал вниз.
– Как быть с беднягой Эрлихом, господин унтер-офицер? – спросил он неуверенно. – Может, кому-нибудь из нас остаться с ним?
– А какой будет прок, если ты останешься? – насмешливо спросил унтер. – Руку ему протянешь? Если он зашевелится и упадет, то упадет и без тебя. Тут и сто зевак ему не помогут. А ну, шагом марш! Да не забудь прихватить кувалду и костыли, чтоб треногу закрепить.
Все трое повернулись и, ни слова не говоря, быстрым шагом пошли в восточном направлении. Подойдя к аппарату, унтер-офицер доложил кому-то о происшествии, потом отправился в противоположную сторону. Видно, проверить соседний пост. Не успел он раствориться во мраке, как Мэллори приказал Миллеру и Брауну занять прежние свои позиции. Еще слышно было, как хрустит гравий под сапогами немца, а капитан и Андреа уже спускались по только что закрепленной веревке.
Упав на острый как бритва край скалы, Стивенс лежал без сознания, похожий на бесформенную груду. Щека кровоточила, из раскрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Нога неестественно загнута. Упершись в обе стенки раструба и поддерживаемый греком, Мэллори осторожно выпрямил ногу юноши. Тот дважды застонал от боли. Стиснув зубы, Мэллори осторожно засучил штанину на раненой ноге лейтенанта и в ужасе зажмурил глаза. Из рваной багровой раны торчала большеберцовая кость.
– У него сложный перелом, Андреа. – Мэллори аккуратно ощупал ногу, потрогал щиколотку. – Господи! – пробормотал он. – Еще один, над самой лодыжкой. Плохи у парня дела.
– Это правда, – мрачно произнес Андреа. – И ему нельзя ничем помочь?
– Невозможно. Сначала надо поднять его наверх. – Выпрямившись, новозеландец посмотрел на отвесную стену. – Только как это сделать, скажи на милость?
– Я вытащу парня. – В голосе Андреа не было и тени сомнения. – Если поможешь привязать его к моей спине.
– Это со сломанной-то ногой, которая болтается на клочке кожи и поврежденной мышце? – возмутился Мэллори. – Стивенс не выдержит. Он умрет, если мы это сделаем.
– Он умрет, если мы этого не сделаем, – буркнул грек.
Капитан посмотрел долгим взглядом на раненого и кивнул:
– Ты прав. Иного выхода нет…
Оттолкнувшись от скалы, он соскользнул по веревке и очутился чуть ниже того места, где лежал Стивенс. Дважды обмотав веревку вокруг пояса юноши, он посмотрел вверх.
– Готов, Андреа? – спросил он вполголоса.
– Готов.
Андреа нагнулся, подхватил раненого под мышки и с помощью Мэллори стал его поднимать. Пока Энди поднимали, у него раза два вырывался мучительный стон. С бледным, запрокинутым назад лицом, по которому струились, смешиваясь с кровью, потоки дождя, юноша походил на сломанную куклу. Несколько мгновений спустя Мэллори уже умело связывал Стивенсу руки. Он не заметил, что бранится, видя лишь одно – как беспомощно болтается из стороны в сторону голова юноши. Под дождем краска на волосах почти смылась. «Подсунули второсортную ваксу вместо краски для волос, – возмутился Мэллори. – Пусть Дженсен об этом знает. Такой прокол может стоить человеку жизни». Он снова выругался, на этот раз досадуя на себя за то, какие пустяки лезут ему в голову.
Теперь руки у Андреа оказались свободными – голову он продел в связанные в кистях руки Стивенса, а тело юноши капитан привязал ему к спине. Спустя полминуты – выносливость Андреа, казалось, не имеет границ – он был на вершине скалы. Лишь однажды, когда сломанная нога задела о край утеса, из уст юноши вырвался приглушенный крик боли. Капитан вовсю орудовал ножом, разрезая веревку, которой Стивенс был привязан к спине грека.
– Скорей тащи его к валунам, Андреа, – прошептал новозеландец. – Жди нас на ближайшем участке, свободном от камней.
Андреа кивнул и, посмотрев на юношу, которого он держал на руках, словно бы насторожился. Мэллори тоже прислушался к жалобному вою ветра, который то усиливался, то ослабевал, к шуму дождя со снежной крупой и зябко повел плечами. Спохватясь, он повернулся к обрыву и начал сматывать веревку, укладывая ее кольцами у ног. Тут он вспомнил, что у основания раструба остался крюк, к которому привязана веревка длиной в несколько десятков метров.
Мэллори настолько устал и озяб, что не в силах был даже разозлиться на себя, однако, взглянув на Стивенса, представил, как тот страдает, и сразу встрепенулся. С угрюмым выражением лица пинком ноги новозеландец снова сбросил веревку вниз, спустился по раструбу, отвязал вторую веревку и швырнул крюк в темноту. Не прошло и десяти минут, как Мэллори, надев на плечо мокрую связку, зашагал вместе с Миллером и Брауном к хаотичному нагромождению камней.
Стивенса обнаружили у громадного валуна метрах в ста от берега на расчищенном от камней пятачке размером не больше бильярдного стола. Закрытый плащом из маскировочной ткани, он лежал на мокром от дождя гравии, на который постлали непромокаемую одежду. Холод был собачий, но каменная глыба защищала юношу от ветра и мокрого снега. Все трое спрыгнули в углубление и опустили поклажу на землю. Засучив штанину выше колена, Андреа разрезал ботинок и снял его с изувеченной ноги Стивенса.
– Раны Господни! – вырвалось у Миллера при виде кошмарного зрелища. Опустившись на колено, капрал наклонился, чтобы получше разглядеть, что произошло. – Ну и дела! – пробормотал он и, оглянувшись, добавил: – Надо что-то делать, шеф. Нельзя терять ни минуты, а то мальчишке конец.
– Понимаю. Мы должны спасти парня, Дасти. Просто обязаны, – ответил озабоченный Мэллори, опускаясь на колени. – Надо взглянуть, что с ним.
– Я сам им займусь, командир. – Голос Миллера прозвучал уверенно и властно, и Мэллори промолчал. – Медицинскую сумку, быстро! И палатку распакуйте.
– А ты справишься? – с облегчением спросил капитан. Мэллори не сомневался в капрале, он был ему благодарен, но решил все-таки что-то сказать. – И что ты собираешься предпринять?
– Слушай, командир, – спокойно ответил американец. – Сколько я себя помню, у меня было три занятия: шахты, туннели и взрывчатка. Занятия довольно опасные. На своем веку я видел сотни ребят с изувеченными руками и ногами. И лечил их чаще всего я. – Криво усмехнувшись, Миллер добавил: – Ведь я сам был начальником. Лечить своих рабочих было для меня чем-то вроде привилегии.
– Вот и отлично, – похлопал его по плечу капитан. – Займись парнем. Но как быть с палаткой? – Он невольно посмотрел в сторону утеса. – Я хочу сказать…
– Ты не так меня понял, командир. – Своими уверенными, сильными руками, руками человека, привыкшего к точной и опасной работе, Миллер ловко обрабатывал раны тампоном, пропитанным дезинфицирующим раствором. – Я вовсе не собираюсь развертывать полевой госпиталь. Мне нужны шесты от палатки. Чтобы шину ему на ногу наложить.
– Ах вот что. Шесты. Мне и в голову это не пришло. Я думал совсем о другом…
– Но есть кое-что поважнее, чем шина. – Прикрыв ладонью фонарь, американец достал из сумки все необходимое. – Нужен морфий, чтобы избежать шока. Нужны какое-то укрытие, тепло, сухая одежда…
– Тепло! Сухая одежда! Скажешь тоже, – прервал Миллера капитан. Посмотрев на Стивенса, Мэллори подумал, что именно по его вине они остались без керосинки и горючего. Губы его скривились в горькой усмешке: Энди сам себя наказал, и как жестоко наказал. – Где мы все это достанем?
– Не знаю, командир, – проронил янки. – Но достать надо. И не только затем, чтобы облегчить ему страдания. С таким переломом, промокший до нитки, он непременно схватит воспаление легких. Сколько ни сыпь на рану дезинфицирующего состава, но малейшее загрязнение – и парню…
Не закончив фразу, Миллер умолк.
– Делай как знаешь, командир, – подражая тягучей речи янки, проговорил, поднимаясь с земли, Мэллори.
Капрал поднял глаза, удивление сменилось весельем, затем он снова склонился над раненым. Занятый делом, янки не замечал, что его бьет дрожь. Мэллори вспомнил, что, несмотря на плащ, Миллер почему-то насквозь мокрый.
– Занимайся им, а я поищу укрытие, – сказал капитан, решив, что в горе с щебенистой осыпью у подножия наверняка отыщется какое-то убежище, если не пещера. Правда, в дневное время. А сейчас можно рассчитывать лишь на счастливый случай…
Кейси Браун с посеревшим от усталости и угарного газа лицом, покачиваясь, поднялся на ноги и направился к проходу в камнях.
– Куда вы, главстаршина?
– Принесу остальное барахло, сэр.
– Один справитесь? – пристально посмотрел на Брауна капитан. – Вид ваш мне не очень-то по душе.
– Мне тоже, – ответил Браун. Посмотрев на капитана, он добавил: – Не обижайтесь, сэр, но и вы давно не видели себя в зеркале.
– В ваших словах есть смысл, – согласился Мэллори. – Ну, пошли. Я с вами.
Минут десять на пятачке у каменной глыбы стояла тишина, иногда нарушаемая негромкими голосами Миллера и Андреа, которые накладывали шину, да стонами раненого, испытывавшего адскую боль и тщетно пытавшегося вырваться у них из рук. Наконец морфий подействовал, и Миллер смог работать без помех после того, как Андреа натянул над ними плащ-палатку. Она служила двум целям: защищала от мокрого снега и экранировала луч фонаря, который держал в свободной руке Андреа. Вправив, забинтовав сломанную ногу и наложив на нее надежную шину, Миллер поднялся на ноги, выпрямляя занемевшую спину.
– Слава богу, закончили, – произнес он устало и кивнул на Стивенса: – Я и сам чувствую себя не лучше его. – И замер, предостерегающе подняв руку. – Слышу какой-то звук, – прошептал он Андреа на ухо.