Нет законов о смертной казни за преступления, даже обычных арестов, потому что нет преступлений. Нарушения цифрового порядка автоматически выбрасывают за борт кипевших одними эмоциями. Как в агрегате: «вкл.» – «выкл.»
Но гостей не оставляло напряжение, словно идеальный мир был слишком требовательным к земному человеку. Вместо человеческих отношений здесь диктовал искусственный интеллект. Что это такое, гости имели смутное представление, хотя в их мире такое понятие, и даже электронные роботы, были широко известны. Каково истинное значение ВИИ? Может быть, это и есть инструмент исследования, что выведет к пониманию сущности мироздания, его непостигаемой стройности и единства? Повзрослев, Горюнов стремился выразить это так:
Законы бытия – надежной жизни
В компьтерной системе обнажив,
Как вольно в управляемом режиме,
В едином ритме всей природы жить!
Процессы технологии завода
На горизонтах всех состыковать,
Решения – не в пустоте свободы, —
В гармонии с природой принимать.
В едином ритме всех коммуникаций
Увидеть – заготовки свет таят,
И бремя дел, что в нас живое гасит, —
Ключ золотой в законы бытия.
Хотя там, вероятно, будет не так радостно, как обычно описывают в раю.
В мире ВИИ, как в религиях, все требует идеального. А люди не идеальны. Хотя религии тоже основаны на чувстве – веры, несовместимой со здешним укладом. Даже в учении Иисуса Христа есть что-то от Искусственного Интеллекта. Потому оно до сих пор не победило человеческие души своим радикализмом типа «поцелуй врага своего». Идеальный рай, в который надо пройти через игольное ушко, тот, о чем мечтали религиозные мыслители – невыносим для живого человека.
Гостям показалось тесно здесь, как будто не могли дышать свободно. Страшно, что совсем не видно, откуда теснота! Здесь не добьешься нормального слова. Отвечают одни роботы. Чего-то не хватало.
Из аборигенов только дети естественно эмоциональны и сумасбродны, разламывают предметы и вещи, ослепленные впервые увиденными драгоценными камешками окружающего мира. Их не касается строго рациональная логическая система, они мечтают о том, чтобы вкалывали роботы, а не человек. Чат-боты в нейросети могут сгенерировать пристойное сочинение или решить любую задачу. Хотя кому из учеников важно, что тексты не эмоциональны, фразы закруглены, мало фактов и много неправильностей, что не противоречит принципам ИИ. Заглядывай в интернет, нажимай на кнопку «халява» и списывай. Пусть это лишает детей свободы и индивидуальности, к радости учителей. Хотя память детей становится хуже, перестали анализировать и обобщать, по сравнению с теми, у кого еще не было доступа к интернету.
Естественно ведут себя и животные. Их много в квартирах и на улицах, от собак и кошек до львов и тигров, и все они непонятным образом перестали желать чужого тела или бояться быть съеденными, быть хищниками и жертвами, – мирно проходили мимо или играли вместе. Наверно, пищи было вдоволь, она заготавливалась технологиями ИИ, подносилась роботами, и звери постепенно отвыкли пожирать друг друга. В кустах и на дорожках огромные львы играют с маленькими котятами, вылизывая их.
Собачки прыгают на хозяев, целуя их в лица, преданно выполняют все трюки, бегают за кинутой палкой, переворачиваются на спины, поют заунывными голосами, отчего люди заливаются хохотом. Независимые коты предпочитают смешить своим естественным видом, не выносят принуждения.
Здесь священны не только коровы, но и весь животный мир.
Видимо, звери и дети были для аборигенов отдушиной, чтобы совсем не уйти в рациональность. Даже для роботов.
А что говорить о растениях? Пожалуй, и они здесь свободны, хоть и ограничены природой, стоя на месте на одной ноге, не как человеческое перекати-поле, но зато раскрываются таким ликующим цветением, радостным и ароматным!
____
Когда пришел Гавриил, Бух ругал, на чем свет стоит, виртуальных помощников.
– Везде отвечают одним и тем же вежливым тоном, совершенно равнодушны к человеческим ошибкам и переживаниям! Животным здесь лучше! – завидовал он.
Гавриил недоумевал:
– Роботы фиксируют то, что есть. Вы что, не признаете правдивых ответов?
– Я не признаю равнодушия к чувствам человека.
– Нельзя обобщать, это другая проблема. Ведь вы обращаетесь по поводу отдельных фактов. И виртуальный помощник дает четкие определения, доказательства.
– Мы говорим о другом, – поправил Горюнов. – Разве вы не признаете, что мир переживаний – сущностная часть живого человека? Без переживаний истина не полна.
– Эмоции приводят к ошибкам. Мы переживаем постоянное ровное блаженство нахождения в стране блаженных.
Горюнов возразил:
– Должно быть сопротивление среде, преодоление, чтобы не слабели мышцы. Отсюда энергия переживаний, эмоции.
– Вражда, война?
– Нет, мирная конкуренция.
– Да, пусть даже война! – воодушевился Бух. – Цифровая страна перемалывает любые эмоции. А мы, вот, переживаем от всего, по-другому не умеем.
Гавриил стоял твердо:
– У нас многополярный мир счастья.
Олежек философствовал:
– Да, мы, славяне, разбиваемся о цифру. Запад давно стал рациональным.
Василий Иванович поморщился.
– Зачем пустая философия?
Идейные споры казались ему фанфаронством, комариным зудом над ухом.
Бух полностью не принимал этот сложный мир, в котором ничего не понимал. Убеждения его были простые – хотел, чтобы отстали. Он не желал их менять. Потому не мог приспособиться здесь, в ежовых рукавицах виртуально-цифровой логики жизни. Цифровые ограничения здесь можно было сравнить с кошмаром неумолимой налоговой системы на родине, не допускающей ошибок.
Не был приспособлен даже к бухгалтерской дисциплине, хотя прожил в ней полжизни, и без нее в бухгалтерии никак. В то же время был абсолютно уверен в программе «Налогоплательщик», исключающий ошибки после введения в нее первичных данных. Что творится в программе, он не знал, но принимал как нечто живое и авторитетное. Видимо, безоговорочно принимал информатику, позволяющую не трудиться в подсчетах после введения первичных данных. И зверел, упрямый, как старик, когда шеф пытался оспорить цифры.
Как его мог принять на работу руководитель Горюнов, натерпевшийся от его ошибок в отчетах? Занятый глобальными делами организации, он слишком поздно увидел, что у Курочкина нет финансового образования. Наверно, от занятости и излишнего доверия, или было жалко выбрасывать на улицу петушащегося Буха? Пришлось доучиваться вместе, он стал его двойником после совместно преодолеваемых долгие годы препятствий в финансовой сфере.
В основе ощущения бесконечности жизненных сил лежит свойственное человеку сознание бессмертия. Шеф со временем ощутил, что могучий неиссякаемый источник его жизненной силы стал истощаться, пальцы тряслись, не мог заснуть, когда перед его взором вставала нелепая фигура Буха. Нет, он сам виноват, что так себя поставил, нечего винить других.
Коллеги воспринимали этот мир по-разному.
Горюнов, вышедший живым из земного пекла бюрократической мясорубки, был натаскан на преодоление препятствий, более терпим к цифровой дисциплине, но тоже устал от постоянных усилий понукать и исправлять ошибки подчиненных. От постоянного ощущения, что кто-то стоит за его спиной, неумолимый, и следит, что у него в мозгах, и надо высказываться и действовать с инстинктивной осторожностью, не прямо, а обиняком.
Вообще вести извне о любых требованиях изменений в работе его организации вызывали в нем душевную боль и мысли, что надо что-то делать, идти куда-то, объяснять и просить, хлопотать, выправлять документы.
А может быть, его постепенно убивало отношение к его программе борьбы за сохранение природы. Его насмешливо сравнивали с защитницей природы Гретой Тунберг юношеской поры. Чья-то неосведомленность, невежество, амбиции сильных личностей, упрямство, страх решиться на риск, – стаскивали его программу в болото старого, привычного порядка. Хотели, как лучше, а получалось, как всегда.
И мучительно переживал трагедию: отдал жизнь экологии, а она оказалась не нужна. Экологию отменили, как утопию, бесполезную во времена вражды. А может быть, дело не в экологии, а в таких бесполезных для нужд времени организациях, как его?
И этот новый мир не успокаивал его. Он уже не мог перестать нести ответственность за свою гибнущую организацию, без проклятой лихорадочной работы.
ИП Фролов был готов принять этот уют, всегда можно найти в нем выгоду, но его основной инстинкт здесь был обречен на увядание. Выгадывать здесь невозможно – и у него, и у коллег всего достаточно, как у всех.
