Ханна, ведьма

Мой отец всю жизнь – от окончания школы и до смерти – проработал дежурным механиком на местной электрической подстанции. Мама каждое утро провожала его на работу, с нежной улыбкой упаковывая большие бутерброды в чистый пластиковый пакет.

Там, в Беннинг Вилле, все знали друг друга и здоровались. Лет до десяти я, как и остальные ребятишки, звал шерифа Пауэлла «дядя Джек». Двери домиков не закрывались. Воскресным утром город вымирал – все были в церкви, даже шериф с помощником, толстый доктор Батлер и обе его помощницы.

Телевизионных каналов, согласно общему единогласному решению, было восемь – как я понимаю теперь, самых скучных и консервативных в Соединенных Штатах Америки.

Компьютерами детям разрешали пользоваться только в школе, во время уроков.

Преступлений в Беннинг Вилле не совершали (я лично не припомню даже ни одной драки, кроме детских потасовок в школе). Никто не изменял мужьям и женам. Никто не переизбирал мэра Дэниэла Саттона, худого человека, который ездил на работу на велосипеде.

На уик – энды на всех лужайках перед домами загорались барбекю, и весь Беннинг Вилль пах жареными колбасками. Четвертое Июля и Рождество каждый год праздновали настолько одинаково, словно боялись допустить загадочную роковую ошибку.

Школьные матчи по баскетболу и спектакли смотрел весь городок (живущие около школы приходили, я помню, со своими стульями, чтобы никому не пришлось стоять).

Все свадьбы и похороны тоже выглядели одинаково. Умирали в Беннинг Вилле только от старости. Женились один раз. Никто ни разу не разводился.

Я не припомню ни одного странного имени. Моего отца звали Джон. Мою мать – Марша. В моем классе было четыре Джонсона, три Джексона, три Брауна и два Райта (включая меня).

Вот каким оно было – место на огромном земном шаре, где дежурный механик Джон Райт и его жена, домохозяйка Марта Райт подарили мне жизнь.

Но как же хорошо я помню день, когда изменился мир! Была пятница. Громко и причудливо просигналив, около нашего дома с визгом затормозила сверкающая машина без крыши. Из нее вышла стройная женщина с копной огненно – рыжих волос на голове, с хрустом потянулась, раскинув руки, и щелчком отбросила прямо на дорогу тонкую черную сигарету с золотым кончиком (я обмер – ни одной курящей женщины я до того дня не видел). Мне очень хотелось убежать, но ноги не слушались, поэтому я так и замер столбом прямо у порога. Джинсы обтягивали ноги незнакомки так сильно, что она казалась голой. Каблуки красных туфель были длинной с карандаш. Огромные черные очки прятали глаза. Ногти были длинными и багрово – красными, под цвет туфель.

Подойдя ко мне, она нагнулась и сдвинула очки на край носа, показав огромные и зеленые, как у сказочной кошки, глаза. Пахло от нее потрясающе.

– Это ты, шкет, Стивен, что ли? – с хрипловатой смешинкой спросила незнакомка – Ешь побольше морковки – телки, они любят высоких, понял?…

Так в моей жизни появилась Энни. Блудная младшая сестра моего отца, позор семьи, скелет в шкафу добропорядочного дома и страшный сон всего Беннинг Вилля. В шестнадцать лет она сбежала из дому, и вернулась только сейчас (ей было 25). Не удивительно, что я о ней ничего не знал! Вернувшаяся от соседки мать едва не упала в обморок, увидев Энни. И уж точно понятия не имела, о чем с ней говорить, пока не вернулся с работы отец, который тоже понятия не имел, о чем с ней говорить.

Но это было не страшно – Энни говорила за троих. Налив себе чуть не полстакана виски и покуривая свои красивые сигаретки, она бодро поведала, что живет в Нью – Йорке, второй раз замужем («его фамилия Родригес, бандит, ясное дело, и ревнивый, как сволочь, но зато бабок у него!!..)

За один вечер я, одиннадцатилетний, услышал в сто раз больше неприличных слов, чем за все предыдущие годы. Прежде, чем бледная, как полотно, мама опомнилась и тихо, с трудом произнесла:

– Стиви, дорогой, иди к себе…

– Да ладно, чего ты, в самом деле, Марша! – звонко возмутилась Энни – Завтра же выходной! Пусть пацан с нами потусуется, ему же интересно!..

Я, конечно же, послушал мать, поднялся, вежливо пожелал всем спокойной ночи, и ушел к себе. Но долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок. Я боялся, что отец выгонит свою «неприличную» сестру, и завтра, когда я проснусь, потрясающий инопланетный автомобиль уже не будет сверкать около нашего дома.

Но я ошибся. Скорее всего, отец боялся Энни не меньше меня. По другому, но не меньше.

Я знаю – это Бог послал мне Энни. Чтобы я стал самим собой. Чтобы не проработал до смерти дежурным механиком подстанции Беннинг Хилла – городка с белыми заборами и восемью телевизионными каналами.

Тетей я назвал ее ровно два раза – за столом, в тот день когда она приехала в первый раз.

Когда я произнес «тетя Энн» на следующий день, она, подойдя, крепко взяла меня за плечо когтистой лапой и выдала:

– Значит так, Стивен Райт. Еще раз назовешь меня «тетей», я оторву твою тощую задницу и скормлю ее воронам. Из-за тебя я чувствую себя старухой, понял, маленький говнюк?

Я испуганно сглотнул, но все же не промолчал:

– Вы не можете быть старухой. Вы такая…молодая…

Энни криво улыбнулась.

– Ну – ну, уже лучше. Растешь на глазах…

Так в моей жизни появилась Энни. Она осталась на две недели, затем приехала еще через пару месяцев. Затем – еще… Делала она это только ради меня. Я знал, чувствовал. Да она и сама не скрывала.

Я ничего не скрывал от Энни. У нее был ответ на любой вопрос, совет на любой случай жизни. Пересыпая крепкими словечками, она весело и ненавязчиво сделала то, что не смогли сделать ни отец с матерью, ни школьные учителя, ни приятели – рассказать мне, о чем она, эта жизнь, огромная и прекрасная, о большом Добре и таком же большом Зле, о деньгах и сексе, об успехе и нищете… Одним словом – обо всем!

Она же научила меня водить машину. Это был алый, как кровь, «Мерседес» – кабрио (до встречи с Энн я, кстати говоря, был убежден, что машины бывают только американские и японские).

– Запомни, Стиви, реальные мужики ездят только на машинах с ручными коробками передач! – как всегда коротко и ясно объяснила Энни – Потому что только на них чувствуешь, что сам управляешь своей жизнью! «Автоматы» – для лузеров и небритых фермеров на раздолбанных пикапах. Смотри сюда! Выжимаешь сцепление… Первая, вторая, третья, четвертая, пятая… Понял?

Я ничего не понял. Я даже ни разу до этого не сидел в машине с этой самой «механической коробкой». Но уже через неделю летал по окрестным дорогам, с визгом проходя перекрестки и оставляя на асфальте черные следы протекторов.

– Умница! – одобряла Энни – Все у тебя получится в этой жизни… Я спокойна…

На тринадцатый день рождения смирившийся отец нехотя отпустил меня к Энни в Нью – Йорк (о другом подарке я и слушать не хотел). К тому времени она уже успела развестись с загадочным Родригесом, снова выйти замуж и снова развестись.

Город потряс меня. Он был круче моих самых смелых фантазий, Городом городов, центром Земли.

По его улицам то ползли, то неслись все автомобили мира.

Его телевизоры показывали больше ста каналов, на каждом из которых, греша напропалую, Добро и Зло вели свою вечную войну…

На день рождения Энни подарила мне проститутку. Дорогую. Молоденькую, деликатную и умелую.

Утром я смотрел на мир так, словно он принадлежал мне. И чувствовал, что уже никогда не стану прежним.

– Ну, добро пожаловать – сказала мне тогда Энни, смерив меня долгим внимательным взглядом…

Нужно ли говорить, насколько невыносимым было снова оказаться в Беннинг Вилле?!!

Одноклассники казались мне маленькими детьми, взрослые – лузерами и дебилами. Сам городок с его заборами и лужайками – нелепой декорацией к школьному мюзиклу.

К тому же, меня все больше удивляли мама и отец. То, что в детстве я замечал, но не анализировал, теперь не давало мне покоя. Они по-прежнему смотрели друг на друга со спокойной нежной любовью. Мама всегда улыбалась, утюжа белье отца. Отец всегда улыбался, чистя ее туфли. Они обожали друг друга. И в этом их обожании я явно был лишним. Честно говоря, я ожидал, что они будут воевать за меня с Энни, но этого не произошло. Они наоборот, еще больше сблизились – например, по вечерам часами молча сидели в креслах на веранде, глядя на улицу, по которой изредка проезжали те самые «лузеры на пикапах», о которых говорила мне Энни.