Иная судьба. Книга 2

Упрямая Дори ломала глаза над старой церковной книгой уже не первый вечер. Днями ей просто не хватало времени. Кто бы мог подумать, что на новой службе не останется ни минуты свободной, и к концу дня она будет едва ли не валиться с ног от усталости! Ибо столько посыпалось на её голову новых имён, обязанностей, хлопот – и это после многолетнего тишайшего существования, скупого на события, как ростовщик на уступки! Неужели когда-то, в недолгие времена замужества, ей не составляло труда день-деньской разъезжать с визитами, беседовать, следить за каждым своим словом, общаться с приказчиками в магазинах и с прислугой – причём распоряжаться, а не просить! Всему этому пришлось учиться сызнова. И при этом помнить, что в доме не она, Доротея, главная, она всего лишь компаньонка, дуэнья, хоть и титулованная, а потому её место – в тени подопечной. Хоть Марта и оказалась прилежной ученицей, её наставнице приходилось постоянно быть настороже: то подсказать, то шепнуть нужное словечко, то вовремя ответить вместо «госпожи», потому что общаться с простым людом напрямую её светлости не полагалось этикетом. Марте было нелегко, Доротее и подавно. В её-то возрасте – и так радикально сменить образ жизни! И хоть не в первый раз – но былой гибкости не было. К вечеру она чувствовала себя апельсиновой шкуркой, выжатой насухо…

Поэтому изучение старого тома, сшитого, как оказалось, из множества тетрадей, продвигалось медленно.

Давным-давно, принимая и описывая полученное бесхозное имущество церквушки в Саре, Август Глюк распорядился большую часть старых записей просто-напросто уничтожить. Церковь отапливалась плохо, книги хранились в неподобающей сырости, отчего многие страницы проросли чёрной плесенью. В этой же, единственной, подпорчен оказался только переплёт, и, откровенно говоря, у Доротеи не поднялась рука бросить её в огонь. Ей вдруг представилось, что за каждой записью стоит судьба того, о ком вещают строки, и сожжение книги враз оборвёт эти жизни – невинных крещёных младенцев, отроков и отроковиц, прошедших Первое Причастие, молодожёнов… Когда-то у неё было чересчур богатое воображение.

Она тайком унесла обречённый на сожжение том к себе в комнату, отчистила, просушила и… припрятала в сундук. Отчего-то казалось, что пока книга жива – живы и те, чьи имена в неё занесены.

Вручить уцелевший раритет синеглазому капитану Доротея не торопилась. Вдруг там не найдётся ничего, что могло бы его заинтересовать, и она только отнимет время у занятого на государственной службе человека? Надо бы самой полистать, посмотреть, а тогда уже…

Не так уж много происходило событий в небольшом селе. Оттого-то, наверное, для придания большей торжественности и значимости предшественники пастора Глюка вели записи готическим почерком, красивым, но очень уж неудобочитаемым: сплошь в завитушках, росчерках, с тщательно выписываемыми в начале каждого абзаца заглавными буквами. Хорошо ещё, что Дори поняла систему ведения записей: на каждые два года заводилась отдельная тетрадь для крещений, венчаний, отпеваний; потом тетради сброшюровывались. Всё удобнее, чем манера её братца: он-то регистрировал события педантично, подряд, день за днём, вроде бы по хронологии, а получалось – вперемежку. Попробуй, найди, что нужно! А здесь Доротея сразу пропустила данные о крещениях и прочем, просматривая только брачные свидетельства. И вот нашла, наконец. После однообразия Жанов и Жаков, Анн и Марий, называемых по причине бесфамильностей прозвищами, она наткнулась на запись, очень уж отличающуюся от остальных.

«Свидетельство о сочетании браком.

Жених: Артур Эдмонд Тюдор, третий граф Ричмонд, вероисповедание католическое…»

У Доротеи перехватило дыхание. Неужели?..

Других Артуров навряд ли могло занести в отдалённое баронство, да ещё и для женитьбы… Тюдор? Невероятно. Не может быть.

Тем не менее.

«… Артур Эдмонд Тюдор, третий граф Ричмонд, вероисповедание католическое. Подданный Его Величества Императора Бриттании Вильяма. Брак первый.

Невеста: девица Мартина Селеста Дюмон…»

Она! Точно, она, Мартина!

«…дворянского сословья, вероисповедание протестантское, подданная Его Величества Короля Галлии Филиппа Второго. Брак первый.

Поручители: по жениху – Жак Ткач, Леон Смирный, жители селения Сар.

Поручители по невесте: Жан Поль Мари Дюмон, Леон Тихий, жители того же селения.

Препятствий к бракосочетанию в виде обязательств, данных женихом и невестой каким-либо иным лицам, не объявлено.

Таинство обручения и последующего венчания совершено:

Согласно канону святой Католической церкви – отцом Михаилом Пере,

Согласно канону церкви преподобного Лютера – отцом Себастьяном Нико».

Лаконично и просто: таинство обручения и венчания совершено. По обрядам обеих Церквей. Бесспорно. Нерушимо. Ни один суд не придерётся, ни светский, ни духовный.

Дата, подписи святых отцов, размашистый росчерк мастера Жана и три креста от имени свидетелей, у которых с грамотой было туговато. Ни Леонов, ни Жака Ткача она не могла припомнить. Очевидно, их жизни, как и многих односельчан, заодно и святых отцов Михаила и Себастьяна, забрала безжалостная эпидемия, после которой, собственно, и была объявлена вакансия на пастырское место в приходе. В неё, как клещ, вцепился Август Глюк, решивший скрыться в провинции от судебных дрязг, в которые неосторожно влез, и от возможного преследования сестры таинственными отравителями.

Доротея прикрыла глаза. Дождалась, пока перестанет частить сердце. И перечитала:

«Жених: Артур Эдмонд Тюдор, третий граф Ричмонд, вероисповедание католическое, подданный Его Величества Императора Бриттании Вильяма».

Всё-таки Тюдор. Имя и фамилия выписаны особенно тщательно, она не ошиблась. Да ещё и граф Ричмонд… Ах, Марта, девочка, племянница простого деревенского кузнеца…

Дори, конечно, пока ещё не знала всех нынешних политических конъюнктур, но помнила, что во времена её юности Тюдоры крепко не ладили со своим королём: то прощались им за надуманные обвинения, то объявлялись вне закона… Лишь одно обстоятельство не позволяло Вильяму обезглавить всё семейство, вполне возможно, претендующее на трон Империи, поскольку находилось с Йорками в родстве: в жилах Тюдоров была изрядная доля древней крови…

Нет, мало ли что болтают. Возможно, это лишь выдумки, легенда, обросшая, как часто бывает, множеством подробностей, каковые с каждым пересказом становятся всё ярче и убедительнее. А вот «граф Ричмонд» – от этого никуда не деться. Реальность. Факт. Во время венчания никто не назовётся перед Господом чужим именем.

И где он нынче, молодой – в те времена! – граф Артур? Ходили слухи, что или сгинул, пропал без вести в последней войне, или его по-тихому уморили голодом в Тауэре – за то, что дружен с опальной принцессой Бесс и даже, говорят, подарил ей одно из своих поместий, дабы обеспечить достойное житие будущей… возможной королеве. А Вильям вроде бы не простил оппозиции под носом, решил в очередной раз ткнуть рылом в навоз, показать, кто в Бриттании хозяин.

Были и те, кто утверждал, что молодому наследнику надоело ждать смерти отца, захотелось самому власти и славы, пусть не в родной отчизне, а на чужой стороне, вот и отправился он искать удачи то ли в Новый Свет, то ли в Эмираты. Слухи ходили самые противоречивые. Но не найдя подпитки, так и сдохли.

Но если Марта и впрямь несёт в себе кровь Тюдоров и каким-то образом это выплывет наружу… Опасно. Для девочки. Для герцога. Для Галлии. Возможно, это новая война… Если, конечно, сей факт кому-то станет известен.

Хоть компаньонка молоденькой герцогини только-только начала осваиваться в здешних реалиях, но уже взяла на заметку повышенный интерес посла великой державы к светлейшему семейству. Да и непосредственное участие господина Гордона в побеге Анны было для неё не секретом – господин Модильяни изволил поделиться с Доротеей некими сведениями конфиденциального характера. И в то же время свидетельство происхождения пойдёт Марте на пользу. Подтверждение дворянства – раз, родство с богатейшим и знатнейшим семейством сопредельной державы – два… Если герцог надумает узаконить каким-то образом новый брак – а рано или поздно ему придётся на это пойти, ибо нет ничего тайного, что не стало бы явным – он представит свету партию куда достойнее предыдущей.

Ещё раз сверившись с годом найденной записи, Доротея прикинула кое-что в уме – и перешла к свидетельствам о таинствах крещения, сроком на год позже. И вскоре отыскала то, что хотела: запись о крещении Анны Виктории Мартины, дочери Артура Эдмонда Тюдора и Мартины Селесты Тюдор, урождённой Дюмон.

Они обе были наречены Мартинами, мать и дочь. И, по сельской традиции, имя дочери сократили, да ещё на простонародный манер. Впрочем, возможно, мастер… Жан Дюмон, не желая привлекать излишнего внимания к крохотной племяннице, намеренно пошёл на этот шаг? Всё, связанное с неизвестным отцом девочки, тщательно скрывалось, ведь даже в свидетельстве о Первом Причастии она была записана просто Мартой…

И вот странность – по прихоти судьбы обеих жён герцога звали Аннами.

Совпадение? Или… родовое имя, которым будущий отец мог распорядиться назвать ребёнка, если родится дочь?

И то, что обе девушки были золотоволосы, и их удивительное сходство…

Кажется, богатое воображение, похороненное под спудом унылых лет, активно пробивалось наружу, руша мыслимые и немыслимые ограничения.

Что, если Артур был отцом не только Марты, но и Анны де Бирс? По этой-то причине он и стал нежеланным гостем в Саре, ибо замужняя Матильда де Бирс до его появления ещё могла как-то объяснить черноволосому супругу рождение златокудрой девочки наследованием цвета волос от прабабки-прадедки. Но появление у всех на глазах молодого человека, как две капли воды похожего…

Вернее, на него была похожа крохотная Анна…

Баронесса слыла женщиной легкомысленной и недалёкой, но у неё хватило ума понять, что сделает муж, если обнаружит измену. Она каким-то образом заманила бывшего возлюбленного в ловушку и подослала убийц. А нашла, спасла и выходила его Мартина, и неудивительно, что после вероломной интриганки Артур потянулся всем сердцем к чистой и светлой девушке. Как и нынешний герцог – к его дочери…

Ослабевшими руками Доротея закрыла метрическую книгу. Прижала к груди, словно боясь уронить.

Ей непременно нужно посоветоваться. С герцогом. С капитаном Винсентом. Она не вправе скрывать такие сведения. Это не просто имя и фамилия отца Марты, это… Пусть разбираются и принимают решение те, кто поднаторел в Больших Политических Игрищах, ибо её женского ума просто не хватит, чтобы справиться с такой сложной задачей. Да, поговорить с кем-то из них немедленно…

***

– Господин Арман…

Марта запнулась. Дракон выразительно приподнял костяную бровь, оторвавшись от созерцания закатного солнца, пробивающегося сквозь густые кроны вековых буков.

– Ваша светлость… А вы хорошо знаете людей?

«Хм-м-м… Дос-с-статочно. Почему ты с-с-спрашиваешь? И что это за «Гос-с-сподин»? Разс-с-све мы не договаривались – прос-с-сто Арман? Что с-с-случилось, крошка?»

Марта отчаянно покраснела.

– Мне бы поговорить… – Невольно понизила голос до шёпота. – Понимаете… вы всё-таки не человек, с вами не так неловко… С тётуш…с Доротеей об этом стыдно, с Жилем… нет, это просто невозможно. У меня не хватит духу, я же сгорю со стыда.

«Детёныш-ш-ш, ты меня пугаешь. Опять кто-то попал в беду, и ты храбро брос-с-силась на выручку, но на этот раз не ус-с-спела? Или набедокурила? Брос-с-сь, да какие у тебя могут быть вины, моя маленькая прес-с-ступница?»

– Ах, ну что вы, – Марта смущённо заёрзала на пеньке. – Беда не в том, что я сделала, беда вот где. – Она постучала указательным пальцем по лбу. – Нипочём не подумала бы раньше, что буду ломать над этим голову…

«Хм-м-м… Лучше с-с-сказать так: «Я и предс-с-ставить не могла, что…»

– Да, спасибо. Нипочём представить не могла, что буду думать о таких греховных вещах. Или глупых? Нет, всё-таки греховных.

«Малыш-ш-шка, пока ты не объяс-с-сниш-ш-шь, в чём дело, я не с-с-смогу определить, каковы твои печали. Поведай их мне, и мы всё обс-с-судим».

– «Поведай»! – тихо восхитилась Марта. – Сколько же у вас красивых слов, ваша светлость! Можно, я закрою глаза? Тогда будет не так стыдно.

Она зажмурилась. Помогло, но не очень. Тема была столь щекотлива, что бедняжка не знала, с чего начать.

– Вот ведь как странно: вроде бы от Жиля у меня никаких секретов нет, но не могу я с ним о таком… Вдруг он подумает, что я слишком распутная, если задаю подобные вопросы? А с вами как-то легче: вы хоть и мужчина, но всё же не человек.

Дракон странно закашлялся, словно пытаясь сдержать смех. Тем не менее, ответил совершенно серьёзно:

«С-с-спрашивай. К твоим ус-с-слугам. Не с-с-стесняйся».

– Скажите…

«Девочка, перес-с-стань краснеть. Ты хотела поговорить об этом? О том, что, наконец, между вами произошло? Давай поговорим. Мне самому интерес-с-сно, что за греховные мыс-с-сли могут бродить в этой невинной головке. Не бойс-с-ся: твои тайны будут надёжно замурованы. И, надеюсь, в мою копилку добавится толика бес-с-сценного опыта по общению с юными девицами».

– В общем… – Марта набрала в грудь воздуху побольше, как перед прыжком в воду, и выпалила: – Это нормально, если… если ласки мужчины приятны?

Казалось, даже воздух на поляне застыл, поразившись такому вопросу. Деревья-великаны перестали шелестеть кронами, замерев как бы в недоумении. Дракон внимательно посмотрел на любезную его сердцу собеседницу.

«Хм-м-м… Ненормально тут только одно: что ты об этом с-с-спрашиваешь. Я-то думал, в деревнях более с-с-свободные нравы… Или не во всех? Или я ошибс-с-ся? Да ты продолжай. Похоже, тебе надо выговоритьс-с-ся».

– Ой, как надо… – Больная тема была, наконец, озвучена, и разговор покатился легче. – Я не знаю, как себя вести с Жилем, понимаете? Он так рад всему, что с нами происходит…

Ящер лукаво сощурился.

«А ты?»

– И я, конечно. Но вот какое дело… В общем, я уже от многих слышала, какая его Анна была… нехорошая. Как женщина, как супруга. Она была… э-э…

«Не хотел бы повторять при тебе некоторых нелес-с-стных эпитетов… то ес-с-сть с-с-сравнений, но, похоже, она их заслуживала. Выражаясь библейски, эту женщину можно с-с-смело назвать блудницей, причём весьма далёкой от раскаянья. Но при чём здесь ты? Не вижу с-с-связи».

Марта сглотнула ком в горле.

– Она ведь были муж и жена, Арман. И… спали иногда вместе. Жиль рассказывал, что вроде бы она даже забеременела, только ничего потом не получилось. Но ведь спали-то вместе…

«Ревнуеш-ш-шь?» – участливо спросил дракон. Девушка, сдерживая слёзы, кивнула.

– А у нас говорят: охочая баба… извините, женщина, она в любой постели жадная, как кошка, вы уж простите, что так по-простонародному повторяю. Она ведь наверняка страстная была и… с Жилем тоже страстная, а я теперь… Боюсь быть на неё похожей, вот что! Лишний раз пикнуть опасаюсь или голос подать, чтобы он не подумал, будто мне слишком хорошо…

Марта потерянно умолкла. Продолжила, собравшись с мыслями:

– В церкви говорили, что вожделеть или получать удовольствие от этого – большой грех, а я не хочу быть грешницей. И не хочу, чтобы мой… муж подумал вдруг, что я развратна, как та, бывшая, и жить без этого не могу…

Ящер шумно вздохнул. Крупные бока всколыхнулись, по отполированным чешуйкам пробежала, отражаясь, волна закатного пламени.

« Ах, Марта, Марта… Какая каша у тебя в голове, девочка… Ну-ка, пос-с-смотри на меня. Слуш-ш-шай и зс-с-сапомни на всю оставшуюся жизнь…»

Он склонился к девичьему уху, жарко выдохнул и вдруг… лизнул раздвоенным языком. От неожиданности Марта ойкнула и подскочила на месте.

«Это для лучшего зс-с-сапоминания… Вот что я тебе скажу: с мужем – особенно с любимым и любящим – можно вс-с-сё. Никакого греха в том нет. И ещё удержи в своей прелестной головке: мужчины любят с-с-слышать, когда женщина получает удовольс-с-ствие от их ласк, это им лишний раз доказывает, какие они молодцы. Поняла?»

– Не грех? – ошеломлённо переспросила Марта. Дракон припрятал улыбку.

«С-с-сказано в Писании – когда сотворил Бог Мужчину и Женщину, провозгласил: да будут двое един дух и едина плоть. И благос-с-словил людей плодиться и размножатьс-с-ся, дабы и они, и их потомки владели созданным им миром. Поняла? Благос-с-словил. Нет греха в плотс-с-ской любви, если она произрас-с-стает из любви духовной, потому – радуютс-с-ся соединению любящих сердец ангелы, как на земле, так и на небесах».

– И на земле, и на небесах, – зачарованно повторила Марта. – Ох, как это… Постойте, а разве бывают ангелы на грешной земле?

«С-с-сходят иногда, хоть и редко. Здешний воздух им тяжек, – задумчиво отозвался дракон. И спохватился. – Не уходи от ос-с-сновной темы, детёныш-ш-ш. Видишь, любовь есть и земная, и небес-с-сная. Не каждому дано любить возвышенно и целомудренно, то – удел с-с-святых и подвижников. И, разве что, немногих рыцарей. Но и искусство земной любви – наука с-с-сложнейшая, хоть многие видят её слиш-ш-шком упрощённо и опошлено. С-с-счастливы те пары, кои в браке достигают гармонии телес-с-сной и духовной, и с-с-скажу тебе, девочка, это не такая уж редкос-с-сть… А почему вдруг такое печальное личико? Зря. Готов покляс-с-сться: ты с-с-сейчас подумала, что ничего у тебя не получитс-с-ся…»

– Я совершенная неумёха. – Марта заломила руки. – Мне бы хоть к подружкам прислушиваться, когда они парней своих расхваливали и хвастались, чем с ними занимались, а я всё уши затыкала, стыдно было… Что же теперь делать? Говорят, каждая матушка дочку перед свадьбой уму-разуму учит, а меня и поучить-то было некому. Не стану же я, в самом деле, к тётушке Дори с этим приставать, да она уже и старая… Ой!

Марта испуганно прикрыла рот ладошкой и даже оглянулась, словно забоялась – не услышит ли Доротея? Ящер хмыкнул.

«Как ты думаеш-ш-шь, с-с-сколько лет Жильберту? И с-с-сколько – твоей компаньонке? Держу пари, они почти ровес-с-сники. Хоть я и знаю её лишь по твоим рассказам, но, с-с-скорее вс-с-сего – она не ханжа и не с-с-святоша, а обычная женщина, в расцвете лет, ещё не чуждая радос-с-стям жизни. Прис-с-смотрись – и со временем поймёшь, можно ли с ней говорить о некоторых подробнос-с-стях… Но вот что могу посоветовать кас-с-сательно тебя: в пос-с-стели доверяй в первую очередь себе самой, своим ощущениям. Целомудренность – не помеха чувс-с-ственности. Твоё тело – ещё нераскрывшийс-с-ся бутончик, который со временем оформится в прелес-с-стный цветок, стоит лишь ему помочь. Ес-с-сли тебе хочется зас-с-стонать от удовольс-с-ствия – почему бы и нет? Это будет приятно и тебе, и супругу».

– И он не будет думать обо мне плохо?

«Напротив. А вот когда жена не отвечает на ласки, холодна, лежит бревном – муж рано или поздно может решить, будто это с ним что-то не так, и подумает: неужели я не в состоянии доставить женщине удовольс-с-ствие? О, сомнения такого рода очень опасны, ибо тогда мужчина попробует самоутверждаться на стороне».

– Само… что? – в ужасе ахнула Марта.

Ящер едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

«Это не то, что ты подумала. Я хотел с-с-сказать, что, не найдя отклика своей мужественности в жене, супруг возжелает проверить с-с-силы на другой женщине».

Марта широко открыла глаза.

– На лю… любовнице, да?

«Не обязс-с-сательно. Любовница требует затрат, галантного и долгого ухаживания. Есть, конечно, охотники до подобных игрищ, но большинс-с-ство предпочитает пойти более лёгким путём. Ты, должно быть, с-с-слыхала, что в каждом городе есть специальные дома с особыми женщинами, с которыми любой, имеющий несколько монет в кармане, может удовлетворить все свои запрос-с-сы. И докажет, что он настоящий самец».

– О-о… Но ведь это же… обман! За деньги-то! – Девушка насупилась. – Постойте. Погодите-ка… Нет, мой Жиль ни за что не пойдёт к блудницам! Он не такой!

Дракон снова подавился смехом.

«Разс-с-сумеется. Он у тебя с-с-совершенно особенный, детка. Я уверен: он будет страдать молча, обвиняя во всём себя и щадя твою невинность. Посему – не пускай такое важное дело, как с-с-супружеское счастье, на самотёк. Прислушивайся, как я уже с-с-сказал, и к с-с-своим желаниям, и к его, не с-с-стесняйся говорить о самом сокровенном, о том, что нравится или не нравится, с-с-спроси, чего он сам хотел бы… Да-да, увидишь, он обрадуется, как мальчишка! Уверен, у вас всё сложится как нельзс-с-ся лучше. К тому же… – Он подмигнул. – Практика – это одно, но неплохо ещё вооружиться и теорией. Есть некоторые книжки…»

– Да вы что? Неужели об этом можно писать?

«И весьма искус-с-сно, я бы сказал… Отыщи-ка в библиотеке сочинение некоего Бокачивелли… Запомнила? Бокачивелли, а называется «Октамерон». Прелес-с-стная, скажу тебе, книжечка, с ис-с-сториями занимательными, и пикантными, и печальными иногда, но она откроет тебе окно в новый, с-с-совершенно неизвестный ранее мир. И мой с-с-совет: не прячь её под подушкой. Идеально, ес-с-сли вы начнёте читать вмес-с-сте».

Марта краснела, бледнела, смущалась, а иногда и откровенно хохотала, а старый дракон всё нашёптывал и нашёптывал ей новые имена и названия. Упоминались и сказки некоей мудрой султанши с далёкого Востока, и книга с картинками из ещё более далёкого Хиндустана, и изысканные гравюры мастеров из Страны Восходящего Солнца, и сборники чудесных виршей персидского мудреца и звездочёта…

Шелестели и пересмеивались старые буки и вязы. И лиственные щеки их рдели в закатном солнце, словно от смущения и неловкости за себя, за подслушиваемые нескромные разговоры, за весь род людской, который живёт себе – и никак не разберётся, что тут греховно, а что – просто и естественно, как сама жизнь.

***

Иногда герцог д’Эстре напоминал Доротее громадного кота – этакого черногривого льва, грозно рычащего и гневно фыркающего. А вот его секретарь, Максимилиан Фуке, отчего-то сразу увиделся ей ястребом. Хищной опасной птицей, только волею обстоятельств смирившейся с колпачком, полагающимся прирученным с молодых когтей ручным соколам, но никак не вольным охотникам. Возможно, тех, кто давно общался с господином секретарём, вводили в заблуждение его педантизм, сухость и бесстрастие. Всякий раз, стоило Доре заговорить об этом человеке с окружающими, попытаться навести справки, как ей немедленно слово в слово повторяли: настоящий сухарь! Дотошен до фанатизма. Книжник. Предан герцогу как пёс. Всё знает. Знает всех.

Не более.

Спросить ли его о судьбе сэра Артура? Вот и капитан Винсент упоминал, что господин Фуке – кладезь знаний, и советовал обращаться к нему, как к неиссякаемому источнику сведений…

В полном соответствии с мысленным настроем ноги сами принесли Доротею в библиотеку, где по случаю сгущающихся сумерек уже зажглась люстра. Секретарь был здесь, за своим любимым рабочим пюпитром, с благоговением изучая какую-то инкунабулу. «Помяни чёрта к ночи – а он тут…» – невольно вспомнила Дора поговорку, которую любил цедить сквозь зубы её братец при очередных визитах посыльного от барона. И вроде бы обходителен был секретарь, и галантен, но любил – или подражал – своему хозяину чересчур рьяно. Герцог предпочитал одежду чёрных тонов постольку, поскольку, пребывая в мрачном настроении, пестроты и ярких расцветок не переносил, однако в последнее время камзолы его начали заметно оживляться. Мэтр же, подобно ворону, был наглухо упакован в чёрное, и даже манжеты на рукавах его одеяния и изысканно-скромное жабо отливали жгуче-угольным, словно носил секретарь не снимаемый пожизненный траур.

Фуке, узнав о цели посещения благородной дамы, склонил голову, обозначая глубочайшее почтение. Иссиня-чёрные пряди упали на лицо, оттенив белизну кожи, воистину аристократическую.

– Его светлость, к сожалению, отсутствует. Я могу его заменить? Всецело к вашим услугам, госпожа Смоллет.

Очень даже мог бы. Но увы – Доротея смешалась, вспомнив, что не имеет представления, в какой степени мэтр секретарь осведомлен обо всех перипетиях жизненного пути внезапно обретённой супруги герцога. Не получится ли, что, обратившись за советом и помощью, потом придётся горько пожалеть о своей откровенности? Поэтому она ограничилась лёгким реверансом и извинениями. Нет, к величайшему сожалению, ей необходимо поговорить именно с его светлостью, и если уж это в настоящее время не представляется возможным – тогда позже… или в другой раз.

– Весьма сожалею, – чопорно произнёс мэтр секретарь. И было непонятно: досадно ли ему, что герцог отсутствует, или жаль, что отвергли помощь именно его, Максимилиана Фуке, человека, в сущности, могущественного почти столь же, как и его высочайший господин. Что-то промелькнуло в тёмных глазах. – Весьма…

– Я…

Доротея Смоллет почувствовала, что растеряла слова. Этакого с ней никогда ещё не случалось. Смущённо погладила переплёт старой книги, которую, оказывается, и не заметила, как прихватила с собой, мысленно сосчитала до пяти и снова сбилась, не зная, что ответить. Как маленькая девочка перед учителем… Что за вздор! Этот мэтр уж никак не старше её, но отчего он смотрит так настойчиво, в упор, не желая отводить взгляд, это, в конце концов, просто неприлично!