Преданый Димитрий
Очень возможно, что уже не дожидаясь отъезда, она тайно пристроила сына в семью, связанную с Романовыми, взращивая чужого ребёнка, которым ей не жалко было пожертвовать. И так же возможно, что человек, которому приписывают роль «Самозванца» – Григорий Отрепьев, был на самом деле незаконным сыном самого Ивана Грозного. Никто не знает ведь, в каких любовных шашнях участвовал неутомимый в любовных утехах царь и сколько бастардов тянулось за ним следом. Шансы незаконного сына или дочери воспользоваться своим происхождением были равны нулю, но сам факт такого родства мог пробудить в неудачливом, но умном и амбициозном «наследнике» известные тщеславие и амбиции, а сама близость к эпицентру дворцовых интриг и знание о происходящем могло подсказать извилистые пути дальнейшей интриги.
Интересно что год рождения Юрия Отрепьева почти полностью совпадает с годом рождения Димитрия. Имение Отрепьевых было под Галичем, в непосредственной близости от дворца Марии и учитывая малочисленность уезда – 2—3 тысячи человек, ясно, что Нагая знала их и общалась с ними.
Перемещение Нагой с сыном в Углич было запланировано уже давно. Через несколько лет к семье Нагой и Димитрию, «для наблюдения» за царевичем и его матерью были официально приставлены: дьяк Михаил Битяговский, его сын, его племянник Никита Качалов, в официальную обязанность которых было вменено постоянно и подробно докладывать Годунову о жизни царевича и его матери. Каким образом осуществлялась связь с Годуновым, была ли особая почта, нам не известно. Этакая семья сыщиков и соглядатаев, приставленная якобы с благой целью к претенденту на престол огромного государства, естесственно, не могла не пугать вдову.
Из довольно многих источников мы кое-что узнаём об удивительной личности царевича Димитрия.
Димитрий, сын Нагой.
Личность это была преоригинальнейшая.
Все свидетельства наперебой гласят, что он был мальчик, психически ненормальный, и с рождения страдал «падучей болезнью». Так издавна называлась эпилепсия, болезнь королей и гениев. Такая болезнь возникает по наследственным признакам, естественно, но и отчасти от невыносимых переживаний, страшного удара, как правило – тяжёлых впечатлений раннего детства. Уже Иван Грозный в детстве проявлял невиданную жестокость, и сам был жертвой внутриродственных браков. Своей крайней жестокостью и Димитрий, он явно пошёл в отца. С раннего детства, как и самого маленького Ивана Грозного, Димитрия волновали муки казнимых. Когда ему было восемь лет, он любил во дворе гоняться за курами и, загнав в угол, забивал их палкой обязательно до смерти. А когда резали скот, он был тут как тут, как завороженный, с открытым от любопытства ртом, со счастливой улыбкой, с выпученными глазёнками, с первого мгновения до последнего наблюдал всю процедуру убиения животных, и было видно, какое любопытство терзало его, какое трепетное наслаждение досталяло ему страдание этих невинных и беззащитных тварей. Чуть позднее, в раннем отрочестве с приходом жестоких припадков, он кусался и начинал глодать руки тех, кто его пытался успокоить.
Что это, как не инфернальный эстетизм?
Мальчик был неотёсан, груб не только по отношению к животным, но и людям.
Интересны свидетельства иностранцев о детстве Димитрия. Пребывавший в то время в России ландскнехт Конрад Буссов рассказывал в своей «Московской Хронике», как на его глазах Димитрий зимой вылепил из снега несколько снежных баб, потом представил их присутствовавшим, обозвав именами самых знатных бояр, а потом с яростью стал рубить им снежные головы, рубить их руки и ноги, тыкать в них с великой злобой пикой, и пришёптывал при этом: «Вот стану царём, этого так, того так! Получай! Буде вам!» Снежная баба Бориса Годунова в этом ряду стояла первой.
Несомненно бояре и сам Борис Годунов, уже насмотревшиеся на чудачества и проделки самого юного сынишки IV, знали об этом феномене и не считали такое поведение возможного наследника просто милыми шуточками невинного младенца. По их головы взрастал очередной монстр – серийный убийца. А они ещё помнили чудеса Опричнины и взвивы убийственной фантазии Грозного.
Сохранились сведения, что Димитрия в Угличе несколько раз пытались отравить. Было ли это на самом деле, или это последствия подозрительности окружения, всё время жившего в атмосфере ожидания нападения и беды, мы не знаем. На самом деле убить мальчика мог желать не только Годунов, но и другие кланы, в частности, те же Романовы, чтобы, бросив подозрение в убийстве наследника на Годунова, попытаться отстранить того от власти или ослабить его влияние, а потом, будучи самыми близкими после Годунова к власти, самим её захватить. Романовы уже дано облизывались на престол, боком приближаясь к нему и иной раз уже почти обладая им.
Но…
Но может быть и так, что всё, что мы знаем о Димитрии – сыне Марии Нагой – выдумка. Его болезнь могла быть выдумкой в силу попытки отведения от покушения, ибо какой смысл по логике покушаться и убивать маленького, безнадёжного в смысле интеллекта мальчика? Миф о его болезни мог быть вызван и выдуман самой Марией Нагой. А все эти сыскные дела потом могли быть идеально подделаны от первой до последней буквы не хуже, чем это делается сейчас. Многие почему-то полагают, что в 16 веке жили такие примитивные и нерасчётливые люди, и орудовали более глупые, чем сейчас, спецслужбы. Наивное предположение тех, кто изучает «историю», презрев всё сопутствующие «Истории», называемые Жизнью.
Гибель в Угличе
Итак, в середине дня 15 мая 1591 года в Угличе при довольно-таки странных обстоятельствах Димитрий погиб. Известно только, что, якобы он играл в ножички, и был найден с проткнутым ножом горлом.
Даже разысное дело не даёт никакого представления о том, что же на самом деле произошло в Угличе в тот день. Где он играл, в каком месте всё произошло, с кем, оставался ли один или был в компании ребятишек? Это было рядом с домом или где? Кто увидел первым мёртвого Димитрия?
Но реальность была такова, что воющая от горя и гнева Мария стояла над телом сына вместе с братьями.
Два угличских гражданина – священник Константино-Еленинской церкви Фёдор Огурец и сторож Максим Кузнецов стали изо всех сил бить в колокол, скликая народ на правёжь.
Скоро в Угличский Кремль сбежались практически все жители. В смерти Димитрия на месте были обвинены Данила Битяговский, Никита Качалов, Осип Волохов и ещё несколько посадских людей. По приказу Михаила Нагого они были мгновенно казнены. О том, как и когда был похоронен Димитрий, и как проходили похороны, ничего не известно.
Как известно, дыма без огня не бывает! Когда Димитрий жил в Угличе и рубил снежных Годуновых, его мать тряслась от страха за свой бесценное сокровище. Конечно после попыток отравления Димитрия (о которых нам известно) она со своим верным окружением думала о том, как уберечь сына. Идея тайной тоже подмены лежала на поверхности. Но если настоящий Димитрий и был отправлен подальше от опасности, это могло произойти, как мы уже говорили, и в момент отъезда в Углич, или сразу же после приезда в Углич в 1591 году. Версия о том, что мать Димитрия, предчувствуя, что ему не дадут жить, решила вывести его из-под удара, устроив фиктивное покушение и убив ребёнка подмену, не слишком фантастична. В истории множестов случаев, когда власть-имущие, сохраняя наследника, спасали его таким образом. Эти истории начинаются с Египта. Если так, то нет ничего удивительного, что были сразу убраны Битяговские, каждый день видевшие Димитрия и способные его легко опознать. Несомненно, что смерть Димитрия (или его подмены), обстоятельства дела породили вал слухов, домыслов, специальных вбросов, правды и вранья во всех слоях общества. Помимо горестных слухов о смерти царевича носились слухи о его «чудесном спасении». Слух о том, что Димитрий уцелел, тоже говорил о реальности подмены и невозможности её полностью скрыть и отрицать.
Надо сказать, что нрав этого болезненного мальчика, кем бы он ни был, был таков, что его точно не любили сверстники, и вариант ссоры уже довольно подросших подростков с поражением артерии на горле отрицать невозможно. Итак, было известно, что мальчик глодал руки слуг и тыкал тычком во всех окружающих. Вряд ли приятели, с которыми он проводил время, были о нём высокого мнения, даже учитывая их возраст. Нож и в руках ребёнка – всё равно нож. По правилам игры нож всё время переходил из рук в руки. Они могли поссориться, и в ходе столкновения горло мальчика могли проткнуть ножиком приятели, а потом, испугавшись, сказать, что это падучая.
Иной раз по неосторожности происходят и более кровавые убийствас участием невинных детей.
Ясно, что эта в высшей мере странная смерть не могла не обрасти слухами, как слухами о заговоре и смерти царевича, так и слухами о его подмене и таинственном спасении. Но дыма без огня не бывает, основным был слух об убийстве царевича.
В любом случае, появление такого слуха было весьма в духе времени и не только в России. Это есть в творчествен Шекспира, в «Ромео и Джульетте» – самый загодочный и неразрешённый мотив – мотив смерти и подмены наследника. Возрождение слухов о живом Димитрии было на руку Романовым и иже с ними. Этот слух намекал Годунову: «Убил ли ты его, или не убил, всё равно! Над тобой теперь вечно висит карающий меч возмездия! Скоро он обрушится на твою шею!»
Сообщения о реакции семьи Нагих на это несчастье как будто говорит об их истинном горе и отчаяньи. Но надо признаться, что лицедейство и способность достоверно лгать в то время были не только прерогативой плебеев, но и фишкой высших слоёв.
Вся эта история с «самоубийством» Димитрия могла быть от начала до конца задумана, как декорация акта спасения сына. Мальчик и в самом деле при опасениях за его жизнь мог быть отдан в чужую семью. В Галиче жила и мать Отрепьева, и у неё был сын практически такого же возраста, как и Димитрий. В любом случае мы со странной периодичностью наблюдаем странные приближения Григория Отрепьева и членов его семьи к роду Романовых, Нагих, к московской элите любого уровня, натыкаемся на постоянное лоббирование его интересов (Хотя с формальной точки зрения в табели о рангах тогда это был мистер Никто), бесконечные протекции ему самых высоких и даже правительственных чинов, потворство в сокрытии его и в организации многочисленных побегов.
С момента смерти Димитрия, по сообщениям, его больше никто не видел, а судя по всему, похороны были тайные.
Сама видимая дотошность расследования убийства Димитрия говорит, сколь важным делом было для Годунова и в целом власти это «убийство». Годунов сам хотел выяснить, в самом ли деле погиб Димитрий, или Нагая устроила шоу. Власти надо было публично продемонстрировать свою полную заинтересованность в раскрытии произошедшего и тем самым дистанцироваться от него. Поэтому главой комиссии был избран Шуйский, которого, как давнего врага Романовых, никак нельзя было бы подозревать в подлоге. Были допрошены более ста сорока свидетелей, дети, гулявшие вместе с Димитрием во дворе дети, а также члены семьи и слуги. При этом многие показания носят следы многокраной переписи и замен, а кое-какие протоколы вовсе исчезли..
В любом случае, правилно проинструктированные дети могли озвучить то, что им было сказано.
После расправы, учинённой Нагой и её братьями над людьми Годунова, последовали быстрые и жестокие репрессии над горожанами, носившие характер тотального уничтожения.
«Не замедлила последовать жестокая кара: многим жителям Углича отрубили голову, многих утопили, третьим отрезали языки (наверно, чтоб молчали, о том, что знали), а всё остальное население Углича сослали в сибирскую тундру в новопростроенном ими городе Пелым».
Таким образом Годунов одним махом избавился от всех свидетелей, хотя, как оказалось, создал себе ещё большую проблему.
Годунов не отказал себе в удовольствии произвести даже и прроцедуру проклятия и наказания вечевого колокола, который поднимал Углич на правёжь.
«Колоколу отсекли ухо и язык, его секли плетьми».
А потом сосланные на руках сами пешим ходом поволокли его в Тобольск – трогательная воспитательная процедура, демонстрировашая окружающим неукоснительность царского правосудия.
Царицу Нагую по приказу Годунова постригли в монахини и сослали в Белозёрский монастырь, что на Выксе, всех её родственников Годунов распределил по самым людоедским темницам разных городов. Там их довольно быстро уморили голодом, сгноили в ямах или передушили, как котят.
Надо отметить, что вести следствие был назначен князь Василий Иванович Шуйский, человек, в абсолютном цинизме и бесчестье которого грешно сомневаться. По видимости, руководителем следствия был назначен ярый «Противник» Годунова – для придания расследованию «объективного» характера.. Приняв на себя эту смертельно опасную обузу, он должен был пройти по самому острию ножа, что бы сохранить видимость объективного расследования и свою жизнь. Как мы видим, он блестяще справился со своей казуистической миссией. Допросив сто сорок человек, он пришёл к скоропалительному выводу, что Димитрий якобы сам напоролся на нож в ходе припадка падучей. Эти выводы вызвали большие сомнения в публике, как сейчас вызывают естесственные сомнения вердикты полиции такого рода: «Самоубийца устроил харакири, потом, не удовлетворившись результатом, выпил яду и после шести неудачных выстрелов в сердце, совершил контрольный роковой выстрел в голову». Никто, разумеется, не верил, ни Годунову, ни Шуйскому, ни сколоченной ими комисссии.
Скоро, сразу же после убийства «Лжедмитрия» Шуйский снова извернётся, как угорь, и выступит в Кремле с краткой речью, в которой заявит, что настоящий Димитрий, оказывается, не был самоубийцей – а «невинный младенец был зарезан». То есть поздняя версия Шуйского намекала, что Годунов всё же приложил к ножику Димитрия некоторое дополнительное усилие. Было ли это политическим ходом или правдой, сказать невозможно. Шуйский был точной копией нынешних политических деятелей, и для своего уцелевания мог говорить, что угодно, когда угодно и где угодно, говорить на потребу дня и с одинаковой убеждённостью, умело замешивая в одном котле правду и ложь.
Между тем отправка Димитрия в Галич была очень продуманным актом. Хотя решение отослать Димитрия якобы исходило ещё от Грозного, о чём трубили на всех углах записные пропагандисты, оно было более всего на руку самому Годунову. Прежде чем избавиться от Димитрия навсегда, нужно было сначала убрать его с глаз долой. Годунову, чтобы при своей худородности конкурировать со старыми олигархическими бандами, нужно было как можно сильнее ослабить их и удалить как можно дальше от Москвы представителей старых родов.
Именно с этого момента начинается такая закрученная интригами и борьбой за власть история, что никакой Шекспир в подмётки не годится умникам, которые в ней участвовали со своей криминально-творческой фантазией.
И на самом деле дальнейшим несчастьем России было не прерывание какой-то династии, не природные цари, или самозванцы (ибо все эти персонажи, все эти «цари» и «аристократы» по сути были самозванцами), а абсолютная распущенность всей московской элиты, не способной иметь иное мировоззрение, кроме мировоззрения мелких, злобных воров, грабителей и мучителей огромных масс народа. Самым скверным был этот инерционный дух задавливания здравого смысла и обычных человеческих проявлений, которые были заменены коорупционной системой искусственного поддержания своей власти за счёт миллионов нищих налогоплательщиков. Эти криминальные небожители уже давным-давно привыкли думать, что они – не часть народа, ничего народу не должны, и их роль в государстве – используя консолидированную мощь власти и покорность рабов, грабить самые экономически слабые и беззащитные слои населения. Применительно к такой государственности вообще не применимы слова «Здравый смысл», «Рачительность», «Эффективность», «Честность» и «Благородство». Это было по сути нечто иное!
Следующий
Итак, тишайшая смерть Фёдора поставила окончательный жирный крест на династии Рюриковичей и дала отмашку всей той криминально-приключенческой истории, которая сразу же после этого стала твориться под ковром Кремлёвских покоев, изредка выплёскиваясь на улицы и площади городов России. По своей свирепости и козням эта борьба может сравниться только с гладиаторскими боями Древнего Рима. Последовало короткое междуцарствие.
Уже в первые дни после смерти последнего Рюриковича появляются первые робкие, почти анекдотические слушки о том, что якобы уцелевший от смерти царевич Димитрий разослал свои грамоты по городам и весям, и эти подмётные письма были подобраны жителями.
В числе таких городов оказался и Смоленск, где слухи приобрели довольно широкое распространение, не отличаясь единообразием. Одни говорили, что эти письма посланы Димитрием из тайного укрытия, другие утверждали, что это Годунов сам изобрёл проходимца, выдав его за Димитрия, чтобы, если не удасться влезть на трон самому, можно было временно посадить подставного «наследника» на трон под видом истинного Димитрия вместо выбывшего Фёдора. Такие трюки были широко известны о времён правления Ивана Грозного, который некогда посадил какого-то проходимца на трон в виде потешного эрзац-императора и тешился этой куклой не менее года.
Такого рода слухи, без всякого сомнения, были подхвачены или принесены в Литву литовскими шпионами. В этих письмая «Димитрий» заявлял, что он не только уцелел, но и уже стал великим князем в Москве. Впрочем слухи были такими размытыми и неявными, что едва ли заинтересованные лица в Литве что-либо поняли из этого бреда, кроме того, что в России начинаются брожения и жуткая крысиная свора под ковром, в результате чего исход такой своры не дано предсказать даже Сивиллам…
Меж тем история мёртвого сына Марии Нагой продолжилась, что является косвенным свидетельством ухудшения политической ситуации в государстве. Романовы прятали глаза и что-то замышляли. Годунов глаз не сводил с этой семейки. Брат Марии был доставлен в Москву и в ходе «собеседований», о характере которых мы можем строить только догадки, признался, что слуга Битяговского обмолвился кому-то о деталях смерти Димитрия. Слугу схватили, пытали в застенке, где он под пыткой якобы признался, что лично убил Димитрия, после чего слуга были незамедлительно четвертован. Как мы видим, то ли по причине своей причастности, то ли стремясь убрать тему из общественного дискурса, Годунов убирал вообще всё и вся, имевшее отношение к этой грязной истории. Спецслужбам был дан строгий наказ внимательно внимать городским языкам и при наличии крамолы сразу выдирать их. Наказывали даже за малейшее упоминание обстоятельств того времени и имён участников. Чего так боялся Годунов, если в самом деле не имел к этой истории никакого отношения? Именно такое его поведение зародило излишнее недоверие к вывода комиссии и породило новую волну сплетен. К дате Годуновского восшествия на престол, не существовало ни одного свободного человека, имевшего прямого отношение к семье Нагих и Димитрию. Кроме, возможно, семьи Отрепьевых, связи с которыми скрывались и не были известны Годунову. Все были разогнаны, сидели или были зверски убиты.
В то время слухи занимали в общественном сознании примерно то же положение, что сейчас – первый канал телевидения. Большинство народа ведь могло видеть власть только в своих страшных снах и только жители столицы иной раз издалека видели царя или его руку, высовывающуюся из окна повозки. Первый случай, когда царь стал осознанно общаться с людьми и даже устраивать каждую неделю приёмные дни, связан как раз с царём Димитрием I, а до него до такого никто бы просто не додумался. Слухи были самым главным средством информации, пропаганды и одурманивания простолюдинов, через слухи транслировались политические амбиции и проверялись возможности продвижения акций власти. Мы видим, что искусство вброса в ту пору было обязательным и осознанным делом верхов, а не проявлением наивной народной фантазии.
К тому времени Годунов давно уже имел авторитет хромой утки, и любые вести, дискредитировавшие его в глазах народа, встречались на ура и распространялись быстрее молнии. Народ, измученный бедами, неурожаями и бандитизмом, возлагал ответственность за своё мрачное положение на него, и был готов поверить в любую компрометирующую правителя байку. Имели ли к этому отношение Романовы, или лица из их окружения? Конечно, запускать разные утки, и потом анализировать реакцию толпы – интересное занятие, разумеется, Романовы не отказались бы таким образом лишний раз проверить свои шансы на престол. Но, во-первых распространение слухов о спасении Димитрия было им совершенно невыгодно, ибо усложняло им самим путь к власти. Распространяемый на первых порах слух, в общем, был иного рода – в нём просто констатировался некто под именем Димитрий, без всяких оговорок о его праве на престол, с воспеванием его прекрасных личных качеств, славословий и т. п. Большинство сплетен трактовало появление «Димитрия», как политический ход Годунова, и таким образом могло иметь источником семейство конкурента Годунова – Романовых. Частично подтверждением этого послужил тот факт, что сразу после коронации Годунова слухи о самозваном Димитрии на время полностью прекратились. В то же время всё крепли слухи о спасении настоящего Димитрия, будущего народного заступника и «доброго» царя.
Отзвуки событий 1600 года мы находим в кратких сообщениях французского наёмника Якова Маржерета:
«Прослышав в 1600 году молву, что некоторые считают Дмитрия Иоанновича живым, Борис с тех пор целыми днями только и делал, что пытал и мучил всех по этому поводу».
Итак, реинкарнация слухов о живом Димитрии едва ли имела источником происки Романовых. Скорее она имела под собой скрытое недовольство Годуновым в самых разных кругах и неуверенность в его власти в рамках мифологического построения, которое господствовало в головах русских людей той поры. В ту пору, как и сейчас, примитивная формула уже была вбита в мозги и гласила: «Есть хороший, добрый царь» (крыша) и есть как бы отдельно от него чиновники, воры, попы и другие лихоимцы и тунеядцы, которые грабят и обманывают народ. Они во всём виноваты. На них и только на них негде ставить пробы! Царь ни в чём не виноват и ничем не связан с ними. Он стоит отдельно. Когда дело плохо в государстве – это означает только то, что святой царь не может справится с ордой воров, а порой и не знает о страданиях народа. В глубине души царь – великий страдалец за народ! Он только и думает, как сделать лучше своему народу и как прорваться сквазьсилки проклятых воров и лихоимцев. Само собой разумеется, он никак не связан с этой воровской кодлой, и всегда отделён от неё. Эти злодеи обманывают доброго царя, отсюда лихоимства и то, что царь ничего не видит. Но он рано или поздно увидит, узрит и накажет «лихоимцев». То, что во все времена это была одна банда, русскому народу в голову не приходило. Эта система криминального мышления о неподответности высшего руководителя пред народом благополучно проковыляла через века и политические системы России и, надо прямо сказать, благополучно доковыляла до недавних времён. Но архетип господствующей пропагады в 16 веке был именно таков, и рабский народ вынужден был веками поддакивать такой пропаганде, как статист в скверном балагане. (Или он был так запуган, что не осмеливался признаться в этом) Хотя ожидания Русских людей растягивались на века, не сопровождаясь ни одним свидетельством пробуждения совести очередного безумного царя, не говоря уж о всей растленной пирамиде власти, никаких изменений в народном мифотворчестве не происходило и не произошло до сих пор. Эта кукольная, извращённая «философия» до сих пор представляет собой одну из самых парадоксальных сторон Русского мифологического сознания, делая почти неосуществимой надежду на свободное будущее всего народа.
И тут Фёдор, как и ожидалось, умер. Наследников у него не было, единственная беременность его жены закончилась выкидышем.
Провернув обычную аферу, был коронован и приведён к власти опытный царедворец Борис Годунов. Романовы были временно оттеснены от власти и находились под надзором и подозрением.
Годы Годунова
Годуновский трон только производил впечатление незыблемости, на самом деле он был очень хрупок. Хотя животная хитрость Годунова часто опережала намеренья множества людей, ненавидевших по разным причинам его режим, ощущение конца его правления всё равно постоянно витало в воздухе. Народ имел полное право ненавидеть этого плутократа уже за то, что он впервые окончательно осмелился отменить Юрьев День, сделав львиную долю населения прямыми рабами. Веками русский крестьянин жил мечтой, уплатив «пожилой» рубль – пошлину за выход из рабства, поздней осенью каждого года послать своего очередного владельца куда подальше, и с первым снегом и лёгкой душой отправиться на поиски лучшего хозяина и прекрасной новой жизни. Юрьев День был светом в конце тоннеля для каждого трудолюбивого пахаря. Подобно тому, как на компенсации Советских Сбережений при известном правителе было наложено табу, так в конце XV века отменой Юрьева Дня было наложено табу на выход из крепостнического рабства. Пока существовала замочная скважина свободы в виде Юрьева Дня, всё можно было вытерпеть. Но когда замочную скважину замуровали, а в чайнике заварили носик, и надежда умерла, давление в обществе стало быстро накапливаться. Для минимизации народного гнева «заповедь», «заповедные годы» рекламировались, как «временные». Вроде, подождите чуток, мерзкие рабы, скоро станете нашими счастливыми поданными, сейчас время трудное, надо вам потерпеть, война, то да сё, а потом мы, де, отменим эти ограничения… Свежо предание, да не верилось без труда, и не сбылось!