Онфимка

Онфим протянул кошель Луцию, который стал заниматься финансами, а сам аккуратно снял камень с ветхой веревочки и закрепил на свой крепкий шнурок, на котором уже висела фигурка медведя. Теперь ему стало понятно, почему он все время испытывал тепло, ведь камень все это время был уже при нем! Значит, и в будущем можно будет не переживать относительно того, как распознать местоположение камня – он это почувствует! Просто нужно перестать представлять себе все камни одинаково, они не обязательно будут большими серыми валунами, стоящими посреди святилищ… Кстати, почему сердечко?.. Как оно связано с Муромом? Кто знает? Загадка.

Наступила ночь, но никакого большого селения на берегах так и не появилось. Останавливаться у ограбленных погорельцев нашим друзьям совсем не хотелось, поэтому Первуша попросил Нага остановиться прямо посреди реки и закрепить лодку. Скромно поужинав, все улеглись на дне, укрывшись плащами да грубой рогожкой и мирно уснули под укачивание волн.

Утром Онфим открыл глаза и подумал, что не открыл – попытался открыть еще раз. Мир вокруг заволок плотный белый туман, как будто кто-то пролил полную кадушку парного молока. На расстоянии вытянутой руки уже ничего не было видно. Мальчик нащупал рядом Первушу и тихонько потряс его за плечо:

– Первуша, гляди, что вокруг! Надо причаливать, пока мы не запутались, куда плыть.

Первуша беззвучно сказал Нагу оттащить ладью на левую сторону реки. По пояс в воде, они выбрались на берег, покрытый зеленой травкой. Судя по уклону здесь начинался довольно высокий холм. Друзья развели костер, приготовили совсем скудный завтрак и вскипятили травки с медом. Вскоре все согрелись и обсохли, а туман стал потихоньку рассеиваться, иногда кружа вокруг большими белыми хлопьями. Тут Луций заметил тропку, протоптанную от реки вверх на холм. Значит, рядом есть селение.

Вдруг в тихом и плотном воздухе выше по холму стали явственно различаться звуки топоров, пил и молотов, к которым постепенно добавились тихие мужские голоса – так обычно переговариваются рабочие на стройке, не желая тратить много энергии на бесполезные разговоры. Удивительно было вот что – среди немногих мужских голосов изредка раздавался повелительный женский! Баба на стройке? Да еще и руководит там всем? Бред какой-то.

Слова звучали вроде нашенские, поэтому решено было пойти наверх – возможно, удастся закупить продуктов. Поднявшись довольно прилично, в разлетающихся хлопьях тумана друзья увидели вот какую картину. Одна группа мужичков копала ров вокруг ровной площадки наверху холма. Другая откуда-то издали подвозила волоком вековые только что срубленные дубы да ели. Третья подготавливала бревна, четвертая выкапывала под них ямы и отбивала их кольями, по которым стучали большим молотом. Последняя группа вставляла бревна в ямы, подгоняла, закапывала и притаптывала. Все было так четко отлажено, что если бы в то время существовали часы, то можно было бы сказать, что все тикает как часики. Но часами тогда еще служили солнце и луна, поэтому так мы сказать не можем. Зато очевидно было, что вокруг совсем небольшого селения чрезвычайно медленно, но все же нарастает самый настоящий частокол – довольно мощная защита от захватчиков. Уже наросло целых три бревна, от кромки леса продвигалось к селению четвертое. Также было понятно, что ров несколькими витками выводится под течение реки, что позволит поднять в него воду и создать вокруг частокола дополнительную защиту. Года через полтора. Или два. И хоть рабочих было мало и это строительство явно растянется на много лет, но все подивились премудрости инженерной мысли, даже Онфимка, который половины не понимал.

– Мы братья! – выступили вперед Первуша с Онфимкой, как самые объективно местные, чтобы не напугать народ наверху. Они протянули вперед руки с отрытыми ладонями, показывая, что в них ничего нет, и двинулись к самому важному мужику на горе. – Мы путники, идем в Смоленск, хотели бы у вас прикупить припасы, если есть что, выставленное на продажу.

Огромный мужик посторонился, пропуская вперед тонкую девушку райской красоты, с огромными светящимися голубыми глазами и золотыми пшеничными волосами. Губы ее были плотно сомкнуты, видно было, что какое-то горе грызет ее изнутри. Стало понятно, почему ее голос было слышно, а саму не видно – одета она была в мужские порты и рубаху, на голове шапка-валёнка – едва ли различишь среди толпы народа. Звонким, как колокольчик, голосом начала свою речь девица:

– Ну привет вам, коли вы и в самом деле с миром идете! А не вы ли, случаем, отряд Золотого Змея, о котором идет слава на сто верст кругом?

– Да, пожалуй, что и мы, – отвечая, Первуша так сильно покраснел, что на его щеках чуть кожа не загорелась. Онфимка очень удивился – чего это он? Зато девушка усмехнулась, увидев смущение богатыря.

– Я Есеня, а это мой народ – рязанцы мы, местных краев дети – она поклонилась путникам, а за ней и все, кто был рядом. – Пойдемте, угостим вас, чем боги нас угостили сегодня.

Наши друзья отправились за молодой девушкой в едва видную за туманом деревню, а плотники продолжили свое важное дело. Деревня оказалась почти полностью сгоревшей, кругом валялись обугленные бревна, разбитые заборы, остатки дранковых и соломенных крыш. Целыми и невредимыми стояли посреди запустения лишь каменные печи – белые, цветные, разрисованные, смотрели они печально на разруху вокруг. А самым страшным было то, что поругано и попорчено было святилище в центре селения – половцы украли золото, серебро, драгоценные камни, а прекрасные лики богов порубили мечами да секирами. Здесь работали все – от мала до велика. Убирали, очищали несгоревшие бревна, устанавливали фигуры богов в святилище, служители молились и курили благовония. Сюда тоже подвозили бревна для новой стройки, но уже размером поменьше, чем на частокол.

Есеня пошла вдоль селения на небольшой лужок рядом, где наскоро устроили времянки – шатры из еловых лап, дранки и веток. Тут же сложили походные кострища, на которых готовился общий обед – сейчас никто не жил отдельно, все трудились вместе, ведь так намного быстрее и легче пережить любую беду. От опушки леса шли довольные охотники – сегодня они наловили много дичи, ее быстро разделывали опытные умелицы, насаживали на вертелы и устраивали над огнем. В крайней к полю печи несколько женщин пекли множество хлебов и булок из муки, собранной со всей деревни – из всех несгоревших сусеков*. В нескольких огромных чанах варили щи, пар подымался в самое небо. Запах над этим полем стоял такой вкусный, что у Онфимки кишки свернулись в трубочку от счастья.

Прямо посреди поля поставили грубо срубленные столы и скамьи – длинной буквицей «покоем»*, чтобы умещалось за обедом все селение. Есеня усадила гостей на край стола и попросила матушек и бабушек попотчевать их разными яствами, да собрать в дорогу немного снеди. Сама же села напротив и завела разговор.

– Мы народ мирный и много лет жили, бед не зная, трудились с утра до ночи да молились богам всевышним и Великой Матери. Но вот пришла черная туча нечестивых половцев, а мы ни к бою не готовы, ни к обороне… Мой муж был нашим старейшиной и собрав небольшой отряд самых сильных мужей, стал биться с проклятой саранчой, пока мы уходили в лесную чащу, где нас укрыла Мать Мокошь своим покровом невидимым. Не смогли они нас найти, только кто первыми шли – в болотах потопли! – Есеня зло рассмеялась, вспоминая это событие. – А как половцы ушли, увидели мы, что защитники наши все как один мертвы… И придумала я построить укрепления для нашей деревни, для детей наших малых, которые скоро подрастут и станут мужами великими. И жить им на этой земле в окружении врагов, от которых нужна защита!

От одной из палаток отделился и быстро побежал в сторону столов малыш лет полутора или двух от роду. Он радостно кричал: «Мама, мама!», а добежав, со всего маха прижался к есениным коленям. Она же погладила его по желтой вихрастой голове и сунула в руки пирожок с какой-то ягодой.

– Вот ради них мы строим наш город! И, надеюсь, все у нас получится!

– Получится, не сомневайся, – тихо пробубнил Никита, но никто его не услышал, потому что все были увлечены рассказом красавицы, которая к тому же оказалась такой умницей.

– Потом по обеим берегам реки пошел слух, что Золотой Змей побил в столице Муроме половцев, а его отряд идет по реке с какой-то великой миссией. Но мы не чаяли, что вы к нам свернете!

– Многоуважаемая госпожа, – вмешался в беседу на своем ломаном наречии Луций. – Я ромейский ученый Луций и я много чего повидал на своем веку. Я нашел вашу градостроительную задумку весьма неплохой. Но откуда вы знаете инженерные решения? Ведь для этого нужно было где-то учиться…

– Я даже грамоты не знаю, – усмехнулась Есеня и подмигнула Луцию. – Но поверь мне, друг Луций, выпишу себе из вашего Царьграда лучшего учителя нашим детям! И будут они поумнее многих ученых в мире!

– Будут! – таким же тихим эхом откликнулся Никитка, но его опять никто не расслышал.

– А строить мне помогает простая смекалка – смотрю и вижу, как надо. Только людей у нас мало, хоть и собрались здесь сейчас несколько разоренных деревень – все равно слишком медленно идет стройка… Но я не унываю, знаю, что и это все пройдет когда-нибудь!

– Все пройдет, как с белых яблонь дым*, – совсем уж тихо пробормотал Никита, что выглядело довольно некультурно с его стороны.

– Никита, что ты там все время бубнишь про себя? – одернул его Онфимка и толкнул в мощное конское плечо. Никита встал, склонил голову перед Есеней, а потом, важно задрав пушистый подбородок, начал очень официальную речь:

– Моя Великая Госпожа, которой я служу в вечности, передает вам привет и поклон, дорогая Есения! И просит вас и ваш род принять от Неё в подарок небольшую безделушку!

Никита забил передними копытами («Должно быть, Небесными», подумал про себя Онфимка) какую-то редкую барабанную дробь, отчего во все стороны полетели серебряные и алмазные искры. Раздался громовой топот копыт и неизвестно откуда понёсся по полю алый конь размером с гору! Все застыли на лужайке – кто от ужаса, кто от восторга. Конь поскакал к лесу, из которого пол часа назад вышли охотники.

Конь пылал огнем – огромные языки пламени вместо гривы окутывали его голову! Он махнул ею вправо – и ровными голыми стволами опалились деревья. Махнул влево – и попадали, покатились по полю вековые сосны, как трава, срезанная косой. Стукнул конь передними копытами – и подпрыгнули бревна в воздух, а приземлились уже у частокола. Стукнул конь задними копытами – и подскочили бревна, встали в вертикаль, да сами попрыгали в свои дырки, которые до этого мужики откопали да отбили… Хотел конь снова махнуть своей пылающей гривой влево…

Но тут раздался такой властный крик Есени, что даже у этого сверхсилача слегка задрожали задние ноги:

– А ну-ка ты, ядреная кочерыжка, куда лес портишь? Не видишь ты что ли, что он специально высажен для красоты! А ну пошел!

Да уж, времена меняются, проходят эпохи, а девочки всегда остаются девочками! В любой ситуации успевают подумать о красоте!

Конь удивленно посмотрел на Никитку, тот что-то ему промурлыкал на небесном. Он склонил свою пылающую башку и грустно поплелся в сторону частокола, рассчитывая найти понимание у мужиков.

– Ну, в общем, это Конь-Огонь, а ты уж сама его к работе пристраивай, как знаешь – пролепетал Никита, с жалостью глядя на великое животное. – Судя по всему, вы найдете общий язык.

– Почему никто не хочет видеть прекрасное на этом свете? Все только и соревнуются, как бы побольше загубить красоты, никто не думает ее приумножать…

Конь горестно бил ножкой, и с каждым ударом в земле образовывалась еще одна пробоина для частокола. Мужики его гладили и успокаивали, удивляясь тому, что огонь на его гриве не жег их руки, а также переживая, что от усердия он наделает больше дырок, чем нужно. Наконец, Есеня позвала Коня-Огня к себе, внимательно осмотрела со всех сторон, улыбнулась, схватила его огромную башку обеими руками и прижала к себе. Конь подбородком крепко обнял ее сзади за спину. Как и все лошади, Конь-Огонь был очень сентиментален, немедленно расплакался крупными лошадиными слезинами и сопливо расфыркался. Есеня же напротив, мальчишески присвистнула и ловко вскочила ему на спину. Кое-как пришпорив его крохотными лапоточками, поскакала она в дальний лес, откуда шла очередная телега с тяжелым трудом добытыми бревнами. Там она начала показывать и рассказывать новому члену команды его непосредственные обязанности. Работа закипела.

От толпы бабушек и матушек отделилась одна женщина, очень похожая на Есеню. Она подошла к путешественникам и поклонилась им в ноги:

– Спасибо вам, добрые люди, за мою дочь от всего нашего рода! Вот, примите от нас снедь в дорогу, скудный дар в тяжелые времена!

Туман уже почти рассеялся, солнце поднималось все выше и уже начинало припекать, нужно было выдвигаться в путь. Жители деревни пошли к реке провожать наших героев, а их бешенный руководитель с таким же как она бешенным помощником все не отрывались от своей работы – бревна летели в сторону стены и мощное заграждение росло на глазах. Под рогожку было аккуратно составлено несколько корзин с припасами, все, включая никиткину лохматую морду, были троекратно расцелованы на прощание. Из-под воды показался Золотой Полоз, что произвело неизменный фурор у зрителей, и лодочка быстро побежала против течения вверх по Оке. Онфимка все оборачивался и с удивлением видел, как стена растет вокруг нового города с небывалой скоростью.

Река петляла и изгибалась в самые разные стороны, но следы половцев уже исчезли. Повсюду снова стояли мирные сельца да городки, работали счастливые свободные люди. Где-то пели радостные песни, что-то кричали путникам и махали руками, лентами, шапками и платками. Луций постоянно сверялся по карте, потому что то тут, то там возникали довольно большие речные разветвления, кое-где пошли озера и болота.

Наконец, карта показала развилку на новую реку – Угру, здесь было нарисовано святилище с одним богом полностью красного цвета. И действительно, берег в этом месте подымался вверх крутым холмом и на фоне темнеющего неба резко показался высокий столб красного цвета без лика. Онфимке видеть таких богов еще не приходилось, и он удивленно уставился на Красного. Тот вдруг вспыхнул и стремительно приблизился к мальчику своим безликим рылом – без глаз, носа, рта, вызывая дикий первобытный ужас. Онфимка закричал от страха, но Никита слегка поддал Красному копытом, тот скрючился на своем холме и завыл, как шакал.

– Не бойся, Онфимка, это всего лишь Лесовик, он ничего плохого не сделает. Просто мы вступаем в мир Дебрей, их родину. Главное, не встретиться с местным царем – Дебрянским Лешим…

* Сусек – специальный деревянный ларь в пределах древнего дома, закрывающийся косой крышкой. Здесь хранили муку и другие сыпучие продукты, оберегая их от грызунов, плесени и прочего. И сегодня их еще можно видеть в деревнях, и даже в городах! Такие лари ставят люди на общей площадке этажа для хранения личного имущества.

* Еще до середины XX века в некоторых школах учили буквы по-старому, используя их названия (сейчас их нет). Буква «п» называлась «покоем». Начинался алфавит с букв «аз», «буки» и «веди», откуда и возникло наше название «Азбука».

* Читателю, разумеется, уже понятно, что Есеня будет родоначальницей семьи поэта Есенина, которая появится через тысячу веков. Поэтому Никитка, знающий и прошлое, и будущее, читает строку из его будущего стихотворения.