Черное лето
Суперинтендант вышел из комнаты, Ригг пошел за ноутбуком. По залпом выпил остатки воды, холодной и покрытой слоем пыли – ему было все равно, так у него пересохло в горле. Желудок крутило, нога дергалась – все признаки того, что он нервничал. Это был какой-то бред. Элизабет Китон убили. Он был в этом уверен.
Или все-таки не совсем?
Он был уверен. Это он точно знал. Но знал и то, какую сильную неприязнь сразу же ощутил к Джареду Китону. С первого взгляда он почувствовал, какой это лживый и склонный к манипуляциям человек.
И еще он знал, что если ждешь обмана, начинаешь видеть его повсюду. Неужели так и получилось? Может быть, отвращение к Китону показало ему то, чего не было на самом деле? Заставило иначе интерпретировать доказательства, выстроить схему, которая учитывала лишь факты, подтверждающие его отвращение и отбрасывающие все остальное? Он не думал, что с ним такое произойдет, но в том-то и дело: никто никогда не считает себя склонным к предвзятости, потому-то и не боится споткнуться об этот главный камень преткновения нашего рассудка.
Тот факт, что Китон не смог избавиться от тела Элизабет, всегда беспокоил По. В конце концов он сказал себе, что Китон просто слишком умен и спрятал труп чересчур надежно, чтобы они могли его найти, но однажды его где-нибудь да обнаружат. В таких ситуациях, как эта, закон допускал осуждение за убийство, даже если тело не найдено.
Мысли По метались. Он был хорошим полицейским, но не гением. Если его ошибка будет доказана, думал он, значит, именно он и виноват в том, что Элизабет Китон довелось пережить шесть лет ада, а Джареду Китону – ненамного более приятные шесть лет.
Можно ли исправить такой поступок? Можно ли вымолить за него прощение?
Ригг вернулся с ноутбуком, положил его перед По и открыл. Нужная вкладка уже была выведена на экран.
– Смотрите допросы в хронологическом порядке. Первый файл – запись на камеру наблюдения из библиотеки Олстона. Вы своими глазами увидите, как она себя вела при первом контакте.
По не стал спорить:
– Если я ошибся, Ригг, я так и скажу. Я не стану оправдываться.
Ригг вышел из зала, ничего не ответив.
Видео из библиотеки мало что показало. Хорошее изображение, но без звука. Девушка вошла в библиотеку, помялась, будто набираясь смелости, а потом приблизилась к столу, где сидел скучающий полицейский в униформе.
По вынужден был отдать ей должное: она действительно была очень похожа на Элизабет Китон. Жутко худая и столь же жутко грязная, но сходство все равно поражало воображение.
Сев, она что-то сказала. Видимо, назвала свое имя, поскольку полицейский отреагировал немедленно. Он потянулся к рации, что-то в нее произнес, после чего обогнул стол и стал утешать посетительницу. Что-то кому-то крикнул, и пару минут спустя женщина средних лет принесла чашку чая и тарелку с печеньем. Полицейский дал ей знак оставить их наедине.
Девушка не притронулась ни к чашке, ни к тарелке. В следующие полчаса не происходило ничего, но у По не было соблазна перемотать вперед. Полицейский и девушка молчали.
По просмотрел записи, которые сделал констебль Олсоп. Он был сильно взволнован и торопился, но постарался дать представление о том, что произошло. Она назвалась Элизабет Китон, и с этого момента он начал относиться к ней как к потерпевшей. Позвонил сержанту, и тот велел не отходить от Элизабет, не приставать с расспросами, но записывать все, что она скажет. И ждать помощи.
Она прибыла в лице двух детективов. Одним из них оказался Ригг. Неудивительно, что он был так зол – его с самого начала в это втянули. Какое-то время Ригг и другой детектив посидели с Элизабет, а потом вывели ее из библиотеки.
По открыл другой файл, под названием «Полицейские допросы». Здесь было три видео. Видеоштамп указывал, что допросы проходили в полицейском участке Пенрита. Качество было хорошее – допустимое в суде – и По уселся наблюдать, как разворачивается история.
На первом допросе девушка была в той же одежде, в которой пришла в библиотеку Олстона. По был удивлен, что ей не выдали одноразовую защитную одежду, хотя если ей были неприятны прикосновения, раздеться перед незнакомцем для нее, наверное, было бы еще труднее. Несмотря на летнюю жару, ее шерстяная шапка была туго натянута на голову. Она прижала подбородок к груди, обеими руками обвила туловище. Вид у нее был испуганный.
Ригг, несмотря на всю свою прежнюю резкость, знал, что делал. Он был чуток, но сосредоточен. Когда девушка отклонилась от темы, он мягко, но настойчиво вернул разговор в нужное ему русло. За час он получил ответы на общие вопросы. Подробности были в следующем. Первый допрос всегда касался самого основного.
Она описала им ночь, когда ее похитили. Преступник вошел на кухню из ресторана. Она удивилась, но не испугалась. У них бывали случаи, когда посетитель, перебрав с вином, засыпал в туалете и потом не понимал, где находится. После недолгой борьбы он связал ее веревкой для мяса, и дальше все было так, как описал Ригг: мужчина набрал в сотейник немного ее крови, разлил по всей комнате и как следует протер.
Потом он отвел ее к фургону и затолкал в кузов. Что-то приложил к ее лицу, и она очнулась в подземном помещении – кажется, подвале, но не была в этом уверена.
Этот разговор подорвал силы девушки, и Ригг справедливо настоял на том, чтобы все сделали перерыв. Камеру выключать не стали, и По продолжал смотреть – ему хотелось увидеть все. Девушка сидела, глядя в пространство, почти двадцать минут. И не шевелилась.
В конце концов допрос возобновился. Теперь вопросы Ригга касались похитителя. Кажется, сказала девушка, он раньше не обедал в «Сливе и терне». Она дала описание, по которому позже должны были составить фоторобот, а потом описала следующие шесть лет. Конечно, они были просто чудовищны.
В первое утро в плену она проснулась, охваченная непонятным смутным желанием. Когда вошел посетитель и внес еду и шприц с иглой, она потянулась к шприцу, инстинктивно чувствуя, что ей нужно именно это. Вот как ее подсадили на наркотики. Вот как он ее контролировал. Вот как добивался всего, чего хотел.
Сделай, что я тебе говорю, и получишь шприц. Брось мне вызов и ничего не получишь…
На этом моменте она расплакалась. Допрос приостановили и вызвали судмедэксперта. По сверился с материалами дела: ее звали Фелисити Джейкман, и она была на дежурстве, когда девушка прибыла в полицейский участок Пенрита. На вид Джейкман было около сорока, и у нее был серьезный и обеспокоенный вид, свойственный всем врачам. Она проверила жизненно важные показатели девушки: пульс, артериальное давление и температуру и объявила допрос оконченным, сказав, что отправляет девушку в больницу для полного медицинского обследования. Ригг согласился. Он смотрел в камеру, и его нервозность была ощутимой. Казалось очевидным, что он поверил ее истории.
И По, честно говоря, тоже.
Следующее видео было записано тем же вечером, но позже. Допрос тоже вел Ригг. Судмедэксперты не присутствовали, но девушке напомнили, что в случае необходимости они всегда могут подъехать. Для видео Ригг объяснил, что девушка так и не посетила больницу. Она отказалась покинуть полицейский участок, поскольку еще не чувствовала себя в безопасности. В качестве компромисса судмедэксперты осмотрели девушку на месте.
Она продолжила свой рассказ. Шесть лет ее заключения были описаны ровным, безжизненным тоном. Слушать было тяжело. Когда она закончила, Ригг благоразумно сделал еще один перерыв.
После этого она рассказала, как ей удалось сбежать. Эта история вызвала больше вопросов, чем ответов. Визиты похитителя по необъяснимым причинам прекратились, и через четыре дня, когда тяга к наркотикам вынудила ее действовать, она наконец выломала дверь и сбежала. Она была в пустом доме посреди какой-то холмистой местности.
Она шла всю ночь, держась подальше от дорог на случай, если похититель вернется и будет искать ее. Как ей показалось, она прошла больше пятнадцати километров, прежде чем наконец рассвело и она поняла, где находится. Она увидела указатели на деревню Олстон и вспомнила, что приезжала туда в детстве и запомнила полицейский участок. Когда она спросила, как туда пройти, ей рассказали, что он закрылся много лет назад, но ей повезло: была четвертая среда месяца…
Ригг отвел ее в сторону и спросил, что, по ее мнению, случилось с ее похитителем. Она понятия не имела.
Как вы думаете, он мог умереть?
Она так не думала. Он был не стар и, судя по его сексуальным аппетитам, вполне здоров.
Ригг наклонился и что-то прошептал женщине-сержанту. Она кивнула и вышла из комнаты. Сверившись с записями, По выяснил, что именно сказал Ригг – он выдвинул идею, что мужчине было предъявлено обвинение в чем-то достаточно серьезном, чтобы его можно было поместить под стражу. Направление расследования, которое он предложил, заключалось в том, чтобы проверить все дома и места встреч всех жителей района, которые за последнюю неделю были помещены под стражу или приговорены к заключению.
По хмыкнул. Так бы он и сам поступил. Он досмотрел видео до конца, но уже ради приличия. Потом решил сделать перерыв и размять ноги, дошел до столовой. У него был пропуск, но код ему не сообщили. Пришлось показать его двум хихикающим полицейским, и его впустили. В столовой он купил себе сухой сэндвич с тунцом, в торговом автомате – банку колы и пачку чипсов.
Во время перекуса он размышлял над увиденным. В общем-то, решил По, пока ничего вопиющего ему не сообщили. Девушка похожа на Элизабет Китон, ну и что? Многие девушки похожи. Ему еще предстояло посмотреть последнее видео – то, где Ригг, вне всякого сомнения, мягко выяснял бы, что она и есть Элизабет Китон – но на самом деле значение имело только одно. Соответствует ли ДНК? Правильно ли обращались с образцами крови? Гэмбл сказал, что цепочка сохранности – согласно доказательствам, представленным в суде, очевидно, как и доказательствам, собранным на месте преступления, – была безупречна и не оставляла никаких возможностей для изменений, но По нужно было убедиться самому. Первая часть цепочки поставок всегда была самой слабой; именно здесь были задействованы люди, наименее знакомые с процессом.
Когда По вернулся, Ригг уже его ждал.
– Ну что, есть мысли? – Казалось, он был раздражен уже чуть меньше.
– Пока слишком рано, – ответил По, снова усаживаясь перед ноутбуком. – Я не помню, чтобы Элизабет Китон была такой худой и бледной, но если ее держали в подвале столько лет…
Ригг не стал комментировать. По включил видео.
Как он и ожидал, Ригг продолжал расспрашивать девушку. Извинился, что вынужден ее мучить. Сказал, что очень ей сочувствует, но в ее убийстве обвинили ее отца, и чтобы Комиссия по рассмотрению уголовных дел – организация, которая расследует судебные ошибки, – могла передать его дело в Апелляционный суд, ее личность должна быть полностью доказана.
Девушка кивнула. Она не выглядела обеспокоенной и не питала иллюзий, что ее отца освободят, даже если она не сделает того, о чем ее просят. Она как можно подробнее описала свою прежнюю жизнь: друзей, увлечения, работу в «Сливе и терне». Поделилась историями о жизни ресторана, о его персонале. Рассказала, как ее воспитывал знаменитый отец и каково было расти без матери, когда та погибла в автокатастрофе.
Это было убедительно. Многое из того, о чем она говорила, не мог бы узнать никто другой, и Ригг это подтвердил. Либо она говорила правду, либо была очень хорошо проинформирована.
Пока она тоненьким голосом вела рассказ, все больше завораживавший аудиторию, По чувствовал себя все неувереннее. Он всегда гордился своей способностью распознать лжеца, но не в ее случае. В ее случае он видел только жертву.
А потом речь наконец зашла о крови.
Не косвенных доказательствах. Не подтверждающих доказательствах. Окончательных доказательствах.
Глава десятая
Ригг велел судмедэксперту, Фелисити Джейкман, войти. Взятие крови было медицинской процедурой, и правила полиции не оставляли простора для размышлений: это должен делать врач. Проблемы это не составляло: Джейкман не покидала здание с того самого момента, как девушка здесь появилась. Не то чтобы она по-человечески жалела жертву – скорее как профессионал считала себя обязанной о ней заботиться.
По спросил Ригга, почему для получения профиля ее ДНК они использовали образец крови, а не мазок изо рта.
– Так ее можно было бы заодно проверить на ЗППП и инфекции, передающиеся через кровь. Поскольку Элизабет отказалась обращаться в больницу или в центр помощи жертвам сексуального насилия, судмедэксперт решила выяснить это так, чтобы она ни о чем не догадалась.
Умно, подумал По. Зачем лишний раз кого-то беспокоить, если в этом нет необходимости?
– А еще чтобы убедиться, что она не беременна, – добавил Ригг. – Ребенок от насильника – одна из самых болезненных травм, какие может пережить жертва.
По вздрогнул. Его мать стала такой жертвой. Он стал таким ребенком. Ребенком, который в большинстве культур был бы абортирован. Половина генов досталась ему от чудовища, сломавшего его детство. Внезапно ему неудержимо захотелось проверить почту, чтобы узнать, ответил ли ему отец – его настоящий отец, человек, который его воспитал, который был женат на его матери и хранил тайну все эти годы. По написал ему несколько недель назад, но ответа так и не получил.
Челюсть По напряглась. Наклонившись, он смотрел, как Фелисити Джейкман поднимает правый рукав футболки девушки. Помимо следов от шприца видны были тонкие шрамы вокруг нижней части предплечья и запястья. Одни были свежими и красными, другие – выцветшими и розовыми. По поставил видео на паузу.
– Селфхарм?
Ригг кивнул.
– Флик говорит, такие же следы у нее на бедрах.
– Флик?
– Судмедэксперт. Она не любит, когда ее называют Фелисити. От этого чувствует себя старой.
По вернулся к видео. Судмедэксперт аккуратно, чтобы не причинить девушке боль, приподняла рукав ровно настолько, чтобы обнажить вену. Продезинфицировав место входа и наложив жгут, она вскрыла жизнеспособную вену, заполнила четыре пробирки для сбора крови и поставила их на стол.
Едва она ослабила жгут и вынула иглу, девушка опустила рукав и притянула колени к груди. Классический защитный язык тела. По ее понимал: обычно такие медицинские процедуры, как забор крови, проводятся без посторонних. Здесь это по понятным причинам было невозможно. Судмедэксперт натянуто пошутила, что теперь девушка имеет право на чай с печеньем. Девушка не улыбнулась. Никто не улыбнулся.
По настороженно вглядывался в экран ноутбука как человек, который напряженно пытается угадать, под каким стаканом горошина. Ни одна из пробирок ни разу не вышла за пределы экрана, их не скрывал ничей рукав, камера не уходила в сторону. Судмедэксперт просто наполнила их и поставила на стол в соответствии с передовой судебно-медицинской практикой. Впрочем, По иного и не ожидал. Способ сбора крови часто оспаривался в суде, поэтому процедура была простой и не допускала толкования. Если и имела место быть какая-нибудь ловкость рук, то по меньшей мере на уровне Дэвида Блейна.
Но цепочка на этом не закончилась. Судмедэксперт поднесла к камере лист этикеток формата А4. На этикетках было напечатано имя девушки – на тот момент Джейн Доу – и серийный номер. По наблюдал, как она наклеивает по этикетке на пробирку. И все это по-прежнему не выходило за пределы камеры.
Третий и последний этап заключался в запечатывании образцов в пакеты для вещественных доказательств. Как и прежде, каждый пакетик с уникальным номером подносился к камере, прежде чем туда помещалась пробирка. Пакетики, которые использовала полиция Камбрии, были стандартными, изготовленными из прочного прозрачного пластика с защитой от несанкционированного доступа. На передней панели располагалась таблица цепочки поставок. Ригг поставил в первом ряду дату и подпись на всех четырех.
Одну надлежало отправить в лабораторию, с которой работала полиция Камбрии, другую, вне всякого сомнения, – в ту, что выберут адвокаты Джареда Китона, а еще две – поместить в хранилище для улик на случай, если они понадобятся позже.
По записал четыре серийных номера.
К тому времени, как он досмотрел видео до конца, его мысли были уже довольно далеко. Единственное, что имело значение, это кровь. Если это кровь Элизабет Китон, значит, девушка на видео – Элизабет Китон. Никакого другого логичного объяснения не было и быть не могло. Тогда выходило, что Джаред Китон ее не убивал. Оставить без внимания этот факт было невозможно. Шесть лет назад он добился осуждения невиновного человека.
По вновь просмотрел видео с самого начала. Досмотрев, встал и потянулся – оттого что он низко согнулся над ноутбуком, у него затекла шея и болели плечи. Он вглядывался и вглядывался, пока его глаза не стали сухими, как наждачная бумага, но ничего подозрительного не увидел. Вообще ничего.
Ему по-прежнему хотелось проверить другие звенья в цепочке сохранности, но он уже понимал, что хватается за соломинку. Готов зайти на территорию шапочек из фольги. Если кровь уже получена, потребуется заговор эпических масштабов и сложности, чтобы подменить все четыре образца. И задействованных людей будет слишком много.
– Ну? – спросил Ригг.
По и забыл, что он здесь. Ригг спокойно читал материалы дела – или, во всяком случае, делал вид. По отхлебнул из кружки кофе, понял, что напиток давно остыл, поморщился, но все равно выпил.
– Кажется убедительным, – ответил он.
Ригг подошел к столу По и выключил ноутбук.
– Вас жестоко обманули, По. Обвели вокруг пальца. – Его голос был напряженным, видимо, он с трудом сдерживался. – Преступник ловко обставил похищение как убийство, и вы повелись. Вы во всем и виноваты.
По сглотнул. Та же мысль крутилась у него в голове, и эти слова обожгли его новой болью. Ригг подошел к двери. Прежде чем выйти из кабинета, обернулся. И, уже не скрывая ярости, прошипел:
– Вам должно быть очень стыдно за себя.
С этими словами он выключил свет, погрузив комнату во тьму.
Глава одиннадцатая
Какое-то время По сидел в темноте. Так ему легче было думать.
Как он мог ошибиться?
За всю свою карьеру он ни в чем не был так уверен, как в виновности Джареда Китона. Но все-таки… подделать кровь было невозможно. Элизабет Китон была жива.
Когда-то очень давно По услышал интересный факт о статуях всадников. Если одна нога лошади оторвана от земли, значит, всадник был ранен в бою и умер от ран. Если две, то он погиб во время боя. А если на земле все четыре ноги, причиной его смерти стало что-то другое.
Эту глупость он в течение многих лет рассказывал бесчисленное множество раз, пока его коллега и лучшая подруга, гражданский аналитик Тилли Брэдшоу, не сказала ему, что это полная чушь, не более чем городской миф. Но даже когда он убедился в ее правоте, ему все равно было трудно отойти от привычного убеждения. Он просто зашел так далеко, что защищал свою позицию, не имея абсолютно никаких подтверждающих ее фактов.
Что-то похожее По чувствовал и сейчас – он нуждался в серьезной психической перестройке. После всех этих лет Китон оказался невиновен.
По подумал, не выпить ли еще кофе, пока он соображает, что делать дальше, но у него и так уже от кофе разболелась голова. Он потер виски в тщетной попытке снизить боль, достал телефон, увидел еще один пропущенный звонок от Флинн. Перезвонил, но услышал автоответчик с просьбой оставить сообщение. Голосовых сообщений он не любил. Всегда запинался и мямлил, как будто английский – не его родной язык. Так что предпочел набрать текстовое. Минуту спустя она ответила: «Я не буду писать тебе 200 сообщений, По», – и прислала ссылку на видеоконференцию. По перезагрузил ноутбук, который Ригг только что выключил, и ввел URL-адрес.
Значок телефона запульсировал. Видимо, ответил кто-то из Хэмпшира. На экране появился конференц-зал. За столом сидела Флинн, и вид у нее был недовольный.
– Стеф?
– По, я тебя не вижу.
В правом верхнем углу экрана был маленький черный прямоугольник. Судя по прошлому опыту видеоконференций, здесь должно было появиться его лицо.
– Я попробую ввести адрес еще раз, – сказал он.
Флинн посмотрела на него с экрана.
– Ничего не трогай. Сейчас придет Тилли и разберется.
Пару минут спустя пришла Брэдшоу, худощавая женщина с редкими каштановыми волосами и бледной кожей, никогда не видевшей солнечного цвета. Из-за толстых очков в стиле Гарри Поттера ее серые глаза казались еще больше. На ней была футболка с символом амперсанда «&» и надписью «Позвони домой». Он уже видел эту футболку. Кажется, игра слов была построена на каком-то фильме о космонавтах и том, что амперсанд – логограмма, замещающая союз «et», по-латински означающий «и». Вроде бы так она рассказывала, хотя точно он сказать не мог, потому что довольно быстро перестал ее слушать.
– Простите, инспектор Флинн, я была в туалете, – заявила Брэдшоу. Флинн никак не отреагировала на ее чрезмерную откровенность.
По улыбнулся. Не только большую часть трудовой жизни, но и большую часть детства Брэдшоу провела в академических кругах, занимаясь исследованиями в области математики. И, несмотря на всю ее гениальность, до тех пор, пока она не устроилась работать в Национальное агентство по борьбе с преступностью, у нее не возникало необходимости развивать социальные навыки, какие у обычных людей развиваются сами собой еще в начальных классах школы. А поскольку математика была бинарной наукой, почти не оставлявшей места для выборочной интерпретации, Брэдшоу так и не смогла понять, как приводить аргументы. В математике нет тонкостей. Она не требует ни этики, ни эмпатии. Либо правильно, либо неправильно. Математика ничего не скрывала, и Брэдшоу тоже. Никакая другая позиция ей просто не приходила в голову.
Хотя надо отдать ей должное – она старалась. Несколько месяцев назад она рассказала бы им, что делала в туалете.
– Где По? – спросила Брэдшоу.
– Он нас видит, мы его – нет.
Брэдшоу взяла управление на себя, несколько раз проверила, как работает связь, и понемногу начала раздражаться.
– Ты снял крышку веб-камеры?
– Ну конечно снял. – По проверил верхнюю часть ноутбука и увидел, что объектив закрывает небольшой пластиковый зажим. Он убрал его, и на месте маленького черного прямоугольника появилось его лицо.
– Тупица, – пробормотала Брэдшоу. Вынула из сумки ручку с блокнотом и, посмотрев, как лежат письменные принадлежности Флинн, точно так же разложила свои.
Флинн, скрестив руки на груди, наблюдала за ней, и уголки ее рта поднимались вверх в улыбке. Через месяц после дела о Камбрийском сжигателе Брэдшоу удивила всех, подав заявку на повышение. Все ее конкуренты сразу же вышли из игры. Когда ее утвердили на новом посту, она попросила у По совета, как вести себя в команде, и он сказал, что хуже не будет, если она будет брать пример с Флинн. Брэдшоу восприняла эти слова слишком буквально и теперь повторяла за Флинн вообще все: если Флинн что-то записывала, то и Брэдшоу тоже, если Флинн проверяла почту, то и Брэдшоу вслед за ней. И даже блокнот она клала точно так же. По это казалось милым, Флинн раздражало.
– Готовы? – спросила Флинн. Брэдшоу еще раз окинула взглядом свою часть стола и часть стола Флинн и только тогда кивнула.
– По, что происходит?
– Не хочу вас расстраивать, босс.
– Тогда попробуй через «не хочу», – прошипела она. По сдержал язвительный ответ. Флинн уже несколько недель на всех рявкала, и никто не понимал почему. Так что он как можно спокойнее ввел ее в курс дела. Она слушала, не перебивая.
– Тебе нужна моя помощь, По? – спросила Брэдшоу, когда он закончил рассказ. Вид у нее был обеспокоенный, как всегда, если она думала, что он в беде.
– Они просто возобновляют первоначальное расследование, Тилли. Вряд ли им захочется, чтобы я им мешал. Я скоро вернусь.
– Окей. Только вышли мне все, что у тебя есть, я посмотрю.
– Не могу. Официально мы в этом не участвуем.
– И что ты собираешься делать? – уточнила Флинн. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать: если он допустил ошибку, то непременно попытается ее исправить.
По молчал. В этом и заключался вопрос, верно? Что он собирался делать? Он ответил бы что-нибудь глупое, но дверь конференц-зала открылась и зажегся свет. По моргнул и прикрыл глаза рукой.
Это был Гэмбл. Он не казался сердитым. Он казался смиренным и обеспокоенным.
– Сделаем перерыв, босс? Кажется, суперинтендант Гэмбл хочет поговорить.
Флинн что-то нажала, и экран погас.
– Это была инспектор Флинн? – спросил Гэмбл.
По кивнул.
– Созвонимся с ней попозже.
Гэмбл подошел к кофемашине, налил себе чашечку, показал По на вторую. Вопреки здравому смыслу, По кивнул. Гэмбл принес обе чашки, выдвинул стул и рухнул на него.