Цвет МЫ
Клим собирался быстро выяснить, какие возникли проблемы с его жильцами, а не рассиживаться за чаем в странной компании, но не стоять же в полумраке тесного коридора и кричать вслед исчезнувшей вместе с котом в недрах кухни женщине. Он скинул обувь. Толстовку оставил и направился на звон кружек.
За маленьким овальным столом уже сидел кот, заняв явно предназначенное ему место на стуле. Подложенная под лохматый зад пухлая вязаная думка – и снова спасибо бабушке за словечко – приподнимала круглую морду над уровнем столешницы.
– Садись, – хозяйка кивнула Климу на второй стул и передвинула к столу из угла добротную табуретку. – Если руки надо помыть, то можно и тут, – указала на раковину и тут же сунула ему вафельное полотенце.
Клим начал закипать. Ему давно никто не указывал что и как делать, а тут какая-то тощая бабуся за пару минут затащила его на кухню и усаживает распивать чаи вместе с котом, которому как ни в чём ни бывало ставит под нос плошку сметаны. Алиса, бл…еск, в Стране Чудес! И Алиса тут, по ходу, именно он сам, так как пока ни ху…муса не понимает, что происходит.
Клим закинул полотенце на спинку стула и встал, разом заполнив всё небольшое свободное пространство.
– Дотянись-ка до верхней полочки, раз уж вскочил, – распахнула дверцу навесного шкафчика старушка. – Сахар у меня там стоит. Сама-то я его редко ем, вот и убираю подальше. А ты и с пола достанешь, вон какой парень вымахал! Даром Валюша переживала, что ты туго рос.
Имя бабушки остудило раздражение Клима. Он снял с полки банку с сахаром, хотя не преминул огрызнуться:
– Не помню, чтобы вы с бабушкой общались.
– Юноши не обращают внимания на старух. Даже если вежливо здороваются раз в день, остальное время занимаются своими делами. И правильно. Зачем молодости старость? Всё успеется в своё время, – тараторила соседка, проворно расставляя на столе вазочки с вареньем, печеньем, орешками с варёной сгущёнкой и большие кружки с ароматным чаем.
От него шёл такой запах цветов и трав, которые в детстве они с бабушкой собирали в загородном парке, а потом сушили на газетах, что Клим непроизвольно взялся за удобную ручку и вдохнул глубже.
– Смородина и шиповник, – ухмыльнулся, заглядывая в кружку.
– Они самые, – женщина придвинула к нему угощения. – Валя многое заваривала, а мне вот эти больше всех по вкусу. С бабушкой твоей мы подругами не были, но приятельствовали. Я Алевтина Васильевна, а то вижу, не знаешь, как меня называть. Можно просто баба Аля.
Соседка присела на табуретку, сложила руки на коленях и стала похожа на кота, как и он, едва выглядывая из-за стола.
– Баб Аль, вы же меня вызвали не вкусняхами кормить, – Клим отпил чая и внимательно посмотрел в белёсые глаза напротив. – Что мои постояльцы натворили?
– Ничего они не натворили, Клим, – баба Аля не отвела взгляда, который вдруг сделался печальным. – Помощь мне твоя нужна. А как по-другому тебя найти – не придумала.
– Помогу, если смогу, – ответил Клим, чувствуя себя ещё более озадаченным, чем раньше: бабуля-то оказалась с фантазией, ё…карный бабай.
– Сможешь, только ты и сможешь, – тяжело вздохнула Алевтина Васильевна и соскользнула на пол. – Пей чай, пока не остыл совсем. Сейчас вернусь.
Клим зыркнул на неотрывно наблюдающего за ним кота, но тот и ухом не повёл.
– Кто ж тебя, кудрявый, назвал так странно?
–Рора у нас выдумщица. Вообще его величают длинно, на иностранный манер, а по-нашему – Братишка. Такой и есть, – донёсся голос бабы Али, и сама она появилась на кухне. – Внучку мою наверняка помнишь, хотя она младше тебя почти на шесть лет.
– Рыжая девчонка с вечным альбомом. Рисовала везде, где могла. Да и где не могла, тоже, – кивнул Клим, всем видом показывая, что нетерпеливо ждёт не новых загадок, а внятных пояснений.
Баба Аля водрузила на стол какую-то громоздкую стопку, и Клим в очередной раз удивился силе, которая таилась в тщедушном теле и иссохших руках. То, что показалось ему несуразной книжкой, оказалось толстой, распухшей тетрадью на кольцах. Её тёмно-синяя обложка местами истёрлась. Края обтрепались. Между страницами были вставлены картонки, распирающие переплёт ещё сильнее.
Баба Аля погладила тетрадь и подтолкнула её к Климу.
– Ты сейчас очень нужен моей веснушке.
Клим нахмурился, не скрывая недоумения и откровенно сомневаясь в здравомыслии бабули перед ним.
– Да не супься ты. Полистай денёк. – Она отдёрнула руку и прижала обе ладони к груди. – Если Рора узнает, страшно на меня рассердится. Она думает, что я не знаю, где её тайник. Но я её бабушка и очень её люблю. Никогда бы не залезла в столь личное, но сейчас так надо. Однажды уже не переступила я через себя и упустила Ариану, дочь. Не хочу повторения той же ошибки, только, возможно, ещё более страшной. Прошу тебя, Климушка, – бледные глаза в рамке глубоких морщин вдруг вспыхнули молодым ясным голубым огнём. – Она же солнечный зайчик. Помоги мне не дать ей погаснуть.
– С ней что-то случилось? – попытался уточнить Клим.
– Сначала посмотри и почитай. Главное, посмотри и не затягивай. – Баба Аля вытащила из кармана домашнего платья далеко не древний телефон и положила его рядом с тетрадью. – Запиши мне свой номер и перешли себе мой. Как поглядишь дневник Роры, позвони. Я отведу тебя к ней.
Клим медлил, прекрасно понимая, что заднюю уже не даст, хотя вроде как ни на что пока не согласился. Начни баба Аля уговаривать его дальше и тараторить без умолку, как прежде, он бы ещё подумал взбрыкнуть. Но она лишь стояла, не шелохнувшись, и ладошки свои костистые стискивала так, что кожа на них грозила полопаться.
– Не знаю, на что я только что подписался, но посмотрю. – Клим подхватил телефон. Забил свой номер и позвонил себе. Сбросил вызов, сохранил новый контакт и поднялся, забирая со стола тетрадь.
Обложка оказалась необычайно мягкой на ощупь. «Видимо, настоящая кожаная, откупом дочке от шальной мамаши», – оценил Клим и застыл на месте. Его руки одновременно коснулись прохладные женские пальцы, а об ногу потёрся тёплый кошачий бок.
– Спасибо, Климушка.
Он растерялся, грубовато пробурчал, что пока не за что, и поспешил на выход.
Клим пересёк двор, отсалютовал Колосу, бухнул тетрадь на переднее сиденье и сел за руль, стараясь не смотреть на разъехавшиеся страницы. Проехал пару кварталов и резко завернул в первый свободный парковочный карман. Прикрыл глаза, быстро считая в уме. Материться хотелось до зуда на языке. Все приличные слова повылетали напрочь. Остались только цифры. Он складывал их в числа, сбивался, но не останавливался. Немного отпустило, когда перевалил за вторую сотню.
Клим терпеть не мог, когда им пытались манипулировать. Ни старшие, ни младшие, ни ровесники. Первым он обычно дерзил и не уступал, вторые его зачастую боялись, а третьи либо знали своё место, либо не досчитывались зубов. Только бабАля эта бравировала, а у самой душа через пятки вылетала, как у зайца, который хорохорится перед волком. Клим ударил по рулю и покосился на тетрадь. Грубо затолкнул обратно внутрь одну из картонок, готовую вывалиться наружу.
Соседка боялась не его, чем и осадила первый порыв свалить из её квартиры без объяснений. Она боялась за худую конопатую девчонку, которая, как помнил Клим, постоянно пряталась за длинными распущенными рыжими волосами и всё время рисовала. Боялась, что он откажется и уйдёт, вот и атаковала его с порога, используя дезориентирующую кошачью морду и ссылаясь на его бабушку. А тех, кто за своих стоял горой любыми способами, Клим уважал.
Он взъерошил волосы, подхватил тетрадь и примостил её на коленях, оперев о руль. «Неужто пошла по рукам, как мамашка? Если так, то идите вы обе в пи…хтовый лес!» – процедил сквозь зубы Клим, откинул мятую обложку и осёкся.
Весь форзац был исписан ровным овальным почерком: имя «Аврора» в разнообразном исполнении, как будто автор долго и усердно подбирал вариант подписи и вензеля, украшая, выделяя, переставляя буквы и подбирая завитушки. Но внимание Клима привлёк рисунок на первой странице, не в привычную клеточку или линейку, как во всех тетрадях, а чисто белой.
Он рассматривал его, а сам проваливался в прошлое.
— Что б… тебя… малява! – выругался Клим, рванув к автомобилю.
Ему стукнуло восемнадцать. Он официально получил права. Иван выписал доверенность на машину, движок которой Клим собственноручно перебрал. Больше можно было не ныкаться по дворам и не ездить втихушку под прикрытием старших, хотя почти три нелегальных года за рулём он всё равно засчитывал в свой водительский стаж.
Подбежал тогда и резко затормозил, продолжая неразборчиво поминать всех родственников замершей перед ним мелкой соседки. Он моментально разозлился, потому что никто не смел трогать его вещи, но никак не мог прекратить разглядывать рисунок вблизи.
Вышло-то и правда красиво. Никаких девчачьих сердечек или цветочков. На чёрном крыле его автомобиля белыми завихрениями разрастался мощный смерч. Тонкими линиями, где-то чёткими и плавными, местами отрывистыми и смазанными, он стремительно набирал силу, которой уже ничто не пыталось противостоять, лишь беспрекословно уступало и замирало одновременно в ужасе и восхищении. Смерч вызывал именно ощущения, а не просто догадку о том, что же было изображено детской рукой.
— Хорошо рисуешь, — сказал вслух и заметил, как дрогнули в улыбке бледные губы девчонки. — Но я не разрешал тебе рисовать на моей машине.
Улыбка исчезла, не успев появиться, зато засверкали синие глаза. «Разве они не у всех рыжих зелёные?» – вдруг подумал Клим и поморщился от собственного неуместного любопытства.
— Глазами можешь стрелять сколько угодно. Что за краска?
— Обыкновенная гуашь, – она ответила тихо, но чётко.
— Тащи воду, тряпку и смывай.
— Дождь скоро пойдёт. – Девчонка взглянула на небо и снова уставилась на Клима. — Само по себе смоется.
— Ты сделала, ты и переделаешь. Иди за тряпкой.
Она упрямо задрала подбородок и осталась на месте, вцепившись тоненькими пальцами в кисточку и потрёпанный альбом. Клим смерил её взглядом, шагнул вперёд и взялся за край альбома.
— Или ты немедленно стираешь свои художества, или все твои картинки переходят ко мне.
Девочка крепче ухватилась за альбом, резко враз сглотнула и моргнула.
— Значит, не похоже получилось, — пробормотала, как показалось Климу, с досадой и выдернула альбом из его руки. — Сейчас всё принесу и смою.
Она развернулась к подъезду, но Клим придержал её за локоть.
— Что не похоже? Я же сказал, что хорошо нарисовано.
Девчонка фыркнула, сбросила его руку и скрылась за дверью.
Она вернулась очень быстро. С небольшим ведром воды, утопленной в ней тряпкой и сухим полотенцем в кулаке. Ещё быстрее смыла гуашь с крыла, протёрла насухо и, не обращая ни на кого внимания, ушла к себе домой.
— Девчушка-то, похоже, тебя нарисовала, Климат, – ткнул его в плечо Иван. – Такой же смерч, с пол-оборота закручиваешься.
В кармане джинсов завибрировал телефон. Клим дёрнулся. Захлопнул тетрадь, отложил её снова на сиденье рядом и открыл сообщение от Миланы:
«Триллер для тебя, зато я обожаю актёра в главной роли. Начало через полтора часа. Заедешь за мной?»
Он усмехнулся, не сомневаясь, что Мила успела помаяться, пока раздумывала добавить «или встретимся на месте», как делала раньше. Не добавила, жирно намекая, что хочет, чтобы он её забрал.
Клим размял шею. Расставил по дверным карманам и в держателе между сиденьями купленные ещё утром бутылки с водой. Завернул альбомную тетрадь в пакет из-под них и убрал её в багажник. Этот вечер он обещал Милане, так что соседскими делами займётся позже.
Глава 4
Клим заехал во двор, и ровно в этот момент из подъезда вышла Милана. «Милка – находка для шпиона, – хмыкнул Клим, – вычислила его в окно, но искренне удивится подобному совпадению, пи…чужка». Он сбавил скорость, бесстыдно гуляя взглядом по её стройным ногам, обтянутым узкими джинсами, по плечу со сползающим краем свободного ворота вязаной кофты и мелькающей лямочкой, которая сливалась с кожей, но ненавязчиво указывала путь к хорошей такой, полноценной троечке, которой по шкале Клима от одного до пяти смело присуждалась твёрдая пятёрка. Красивая девка. Что есть, то есть. Формы на месте все, как он любит. Вышагивает, специально задом подкручивает и цветёт, округляя глазки. Засранка! Клим прикусил язык и хохотнул: так можно, это ж по-свойски, хоть и с небольшим подъё…мом исключительно из-за восклицательного знака в конце.
Он затормозил и перегнулся через пассажирское сиденье, чтобы открыть дверцу для Миланы. Она скользнула внутрь и, тут же поймав его руку, потёрлась о неё щекой.
– Привет! Леди выгуляна и накормлена.
– Умницы, – Клим вывернул ладонь. Обхватив затылок Милы, притянул девушку к себе и напористо поцеловал в губы, пачкая их обоих её блестящей помадой.
– Клим! – якобы возмутилась Милана, сдерживая довольную улыбку, и толкнула его в грудь. – Всё размазал.
Он подмигнул и выжал сцепление.
– Я вообще-то соскучился.
Мила только что не заурчала, выгнула спину, выгодно выставляя грудь напоказ, и пристегнулась.
– Ради твоего «соскучился» надо почаще отправлять тебя в длительные командировки, – она стрельнула в него заигрывающим взглядом и принялась стирать разводы вокруг губ.
Прежде чем они дошли до зала, у Клима несколько раз возникало желание закинуть Милу на плечо и рвануть домой или хотя бы в ближайший закуток с призывной надписью «Служебное помещение». Милана провоцировала его специально. Жалась всем телом на эскалаторе, елозила по его ладони на своей пояснице, пока он не опустил её на упругую ягодицу и не шлёпнул, чтобы угомонилась немного. Хотя – х…то его самого поймёт сегодня – скорее, чтобы завелась дополнительно.
Едва погас свет, она переплела их пальцы на подлокотнике, не позволив при этом откинуть его назад. Подцепила большую попкорнину и потянулась было покормить Клима, но вовремя одумалась и закинула её себе в рот. Ближе к середине фильма, который оказался очень неплох, она убрала разделитель между их креслами. Закинула ногу на колено Клима и переложила его руку себе на бедро, задавая ей направление по внутренней стороне.
– Мила, бл…юдце ты с каёмочкой, – прошипел Клим, когда её рука поползла вниз по его животу. – Какого …лешего ты творишь? Хочешь другое кино устроить? Так зрители мне не нужны, – он снял с себя её ногу и сел иначе, пытаясь найти более удобное положение.
– Кли-им, – Милана сбросила обувь, подобрала под себя ноги и, сжав обеими руками его локоть, уткнулась подбородком в плечо. – Я, между прочим, тоже соскучилась, сильно-сильно!
– Могла бы тогда угловые места на последнем ряду выбрать, – проворчал Клим, но обнял Милку, не отказав себе в удовольствии немного оттянуть лямку лифчика через кофту и отпустить с глухим щелчком.
Милана тихо ойкнула, засмеялась и прильнула к нему. Плотно сцепила свои руки, словно подчёркивая, что держит их при себе. Кошка в охотке, ё…ж твою ёлку.
– Блюдечко с каёмочкой, да? – прошептала ему на ухо.
– Блюдце. – Клим легонько ущипнул её за подмышку. – Не подловишь – не надейся.
– И в мыслях не было, – Милана закатила глаза и подула на его шею.
– С-с…иди смирно, – Клим передвинул Милу, опустил подлокотник и отвалился к противоположному краю своего кресла.
Она спрятала расползающуюся улыбку. Переставила ведёрко с попкорном на колени и попыталась сосредоточиться на происходящем на экране.
Они с Климом познакомились на даче общих знакомых, где большой компанией отмечали начало зимы. Жарили мясо на шампурах, запекали картошку в фольге, соскребали первый снежок со всех доступных поверхностей. Милана заметила, как морщился Клим на девчонок, присасывающихся к пивным бутылкам, и ограничилась бокалом вина. Грела руки над мангалом, хотя они не мёрзли в перчатках, и всё чаще ловила на себе заинтересованные взгляды этого резкого до грубости парня. Он был за рулём и сам предложил подвезти её в город, а на следующий день встретил у салона красоты, где она работала мастером маникюра. Мила никогда не спрашивала, как и через кого Клим её нашёл, но именно тогда, когда она вышла на улицу и увидела его, небрежно опёршегося о капот сверкающей чистотой чёрной машины, внутри что-то приятно ёкнуло. И ёкает до сих пор.
Они с ним ровесники, хотя Клим часто кажется старше. Как будто сразу родился взрослым. Он может подурачиться, сигануть с разбегу бомбочкой в бассейн, ввязаться в спор на слабо, но всё равно всегда остаётся ощущение, что у него всё под контролем.
Милана скосила взгляд на Клима, чей профиль чётко прорисовывался в бледном свете от экрана. Он всё такой же резкий, как и в первую их встречу. Но он не хам. Даже матерки его не режут слух на самом деле, потому что он использует их, не чтобы оскорбить, а чтобы доходчиво донести самую суть того, что думает или чувствует. Прямо и без смягчающих намёков. Говорит, как есть. Поступает так же. И сам он такой, как есть. Она, конечно, тешит себя иллюзиями, что ей удастся его немного изменить, но только по отношению к себе самой. Чертовски приятно осознавать, что она обладает пусть малюсенькой, но долей власти над этим не терпящим чужой указки мужчиной.
Последние полчаса фильма Мила вела себя скромно. Её затяжные причмокивания с попкорном и вытягивание ног над пустующим впереди креслом больше веселили Клима, чем соблазняли. «Мартышка, ё…гушки-воробушки», – ухмыльнулся он, придерживая Милану за поясницу, пока они спускались к выходу из зала.
Кино закончилось не поздно, но сам развлекательный центр должен был закрыться через пятнадцать минут. На первом этаже пахло пиццей. Клим вдруг понял, что не ел с обеда. Кружка чая у бабы Али не считалась, как и попкорн Милки, который он в принципе не любил. А вот от пары кусков пиццы он бы точно не отказался. Таких сочных, с тягучим сыром и не на опалённой папиросной бумаге, а с подвёрнутым толстым бортом.
– Мил, – Клим сглотнул враз скопившуюся во рту слюну, – давай заедем куда-нибудь поесть. Голодный, б…ольно аж, как волк, – сам хохотнул от того, как неловко вывернулся в этот раз.
– Снова я выбираю куда? – она прикусила нижнюю губу и развернулась спиной по ходу движения.
– Снова ты, – кивнул Клим, прибавляя шагу. – Если кого-нибудь снесёшь или грохнешься, сделаю вид, что мы не знакомы.
– Не сделаешь! – Мила выровнялась, подхватывая его под руку. – Ты своих не бросаешь.
– А ты не заигрывайся, чтобы не пришлось проводить профилактику, – Клим толкнул боковую дверь, не желая притормаживать из-за толпы у раздвижного прохода.
Домой они добрались ближе к полуночи. Целоваться начали, едва вошли в подъезд. Дважды пришлось отвлечься, чтобы нажать на нужную кнопку в лифте и попасть ключом в замок. Переступив порог, Милана отстранилась первой:
– Я в душ.
Как бы ей ни хотелось заставить Клима продолжить прямо в коридоре, она понимала, что ничего не выйдет. Темнота и тишина, царящие в квартире, не могли её обмануть. Она сама затылком чувствовала взгляд Леди, которая, даже будучи больной, выползала встречать Клима. А сейчас она была здорова и соскучилась по нему больше самой Милы. «Как и Клим по ней», – подсказал противный внутренний голос, который Милана предпочла не слушать, и, оставив многообещающий поцелуй на губах Клима, скрылась в ванной.
– Привет, красавица, – Клим не стал ни удерживать Милку, ни включать свет. Он присел на корточки и безошибочно ткнулся лбом в собачью морду. – Завтра утром будем долго гулять с тобой в дальнем сквере.
Леди не тявкнула, не заскулила, лишь крепче прижалась ко лбу Клима, и только пробежавшая по хребту дрожь выдала завилявший хвост.
Клим погладил собаку по голове, поднялся и, раздеваясь на ходу, присоединился к Милане в ванной.
Они проснулись до будильника, но Милана решила устроить по-настоящему доброе утро, и собираться пришлось буквально по секундомеру. Клим отвёз её на работу. С его недавней подачи Мила ушла в свободное плавание и сняла отдельный кабинет. Клиенты набирались, и она начала задумываться о расширении и объединении с приятельницей.
Клим набегался с Леди в сквере, как и обещал накануне. Вернулся, накормил их обоих и запер дверь в кухню, попросив Леди его не беспокоить. Вытряхнул из пакета тетрадь Авроры на стол. Сел перед ней, гипнотизируя обложку.
Клим снова испытывал неловкость, из-за которой закрылся даже от собаки. Последнее дело залезать без спроса кому-то в дом, трусы и тем более душу. Он был уверен, что кучерявая бабуля и даже кудрявый кот это знали, но всё же пошли на такую крайнюю меру.
Чувствуя себя взломщиком, он вновь уставился на рисунок на первой странице, на котором чёрно-белый смерч нёсся к радуге, неизвестно откуда взявшейся на грозовом небе.
Клим отмахнулся от воспоминаний, постучал кулаками по столу и наугад раскрыл дневник где-то немного за серединой. Перед ним предстал разворот, наполовину исписанный синей ручкой всё тем же ровным овальным почерком. Поверх текста выделялся цветок со множеством лепестков. Клим подумал, что нарисован он был красной пастой, но зачем-то проведя по нему пальцами, понял, что линии выведены краской.
«Утром приехала мама, – прочитал Клим, скрипнул зубами и продолжил. – Раньше всегда меня тискала, заваливала вопросами, на которые не дожидалась ответов, зацеловывала и снова спрашивала обо всём подряд. А сегодня просто долго обнимала. Как будто боялась, что если отпустит, я испарюсь. Я не стала спрашивать, на сколько она приехала. У неё отпуск и она снова здесь – это главное».
Клим зажмурился: отпуск у неё, бл…ошины, от ё…токарей своих, чтобы с зелёными пацанами пох…ороводить!
«Мама весь день улыбалась, но всё равно видно, что ей грустно. Затеяла приготовить настоящую, привезённую из Италии пасту со специями оттуда же и замороженными креветками из нашего местного супермаркета. Мама сама такая: с другой планеты, но сочетается и с земной бабушкиной квартирой. Мне кажется, я тоже такая. Знать бы ещё, где моя планета.
Перед сном мама забралась ко мне на кровать и рассказала про папу. Так странно вышло. Она упрямо обозначает его моим отцом, а мне легко называть его папой, хотя я ни разу в жизни его не видела».
Отступ сантиметра в полтора и дальше:
«За окном глубокая ночь, густая, как гуашь, окрашенная каплей пигментных чернил. Никак не спится. Всё думаю о маме. О папе тоже немного. Братишка пришёл. Шерсть с одного бока влажная. Значит, бабушка тоже не спит, а плачет втихушку.
Почему взрослые такие несчастные? Мама, папа, бабАля… Классная наша Наташсанна… Его мама ведь такая же… – Клим перечитал предыдущие строки, не улавливая чья ещё мама с подчёркнутым «его» вдруг появилась, но так и не нашёл подходящего объяснения. – Бабушка говорит, что на нас родовое проклятье по имени на букву «А». Только это всё ерунда. Зачем взрослые сами портят себе жизнь, страдая о том, что было, или заранее о том, что может быть? Не хочу становиться такой взрослой».
Текст обрывался на середине страницы, но Клим не мог заставить себя перелистнуть на следующую. Сидел и пялился на строки, доверенные бумаге молчаливой рыжей девчонкой.
Воткнутые как попало картонки опять грозили выпасть. Он резко вытащил их все. Четыре штуки. Перетасовал, не глядя. Развернул веером и в очередной раз завис.
На первой был изображён его автомобиль с видом сверху, прорисованный вплоть до тополиного пуха на крыше и бликов на лобовом стекле.
На втором на спинке старой скамейки сидел он сам, долговязый подросток, настороженный и готовый в любую секунду сорваться куда бы ни понадобилось, прячущий в ладони тлеющий окурок.
На третьей – мальчишеский силуэт на тополе в ночи, будто выхваченный желтоватыми листьями, отражающими свет из окон. Клим узнал себя в то время, когда выбирался с балкона на крепкую ветвь, а с неё по стволу вниз, сбегая из дома без предупреждения.
С четвёртой смотрел опять он, но уже взрослый, чуть хмурый, сосредоточенный. Монохромный рисунок чёрной краской. Тем необычнее смотрелся свет вокруг изображённого Клима, словно призванный подчеркнуть резкие контуры и тени.
«Пи…сец! Только влюблённой малолетки мне и не хватало», – раздражённо проговорил Клим, сунул картонки в раскрытый разворот и захлопнул тетрадь.