Метро 2033: Спящий Страж
Пока ровесницы выбирали мужей или готовились рожать, Арина в уме повторяла, с какой стороны у «калаша» предохранитель, как правильно упереть приклад и на какую ногу переносить вес. Что брать в поход, а без чего можно обойтись, что надевать и в какую сторону идти. Но одно дело – знать, а другое – мочь. Без практики ее скупые навыки не стоили и свиного помета. Жаль, никто не разделял ее стремлений. Более того – всеми силами отговаривали.
Лучше прожить десять лет, как свинья, чем день – как сталкер. Лучше терпеть, чем рискнуть. Лучше ужас без конца, чем ужасный конец. Попытка хуже пытки. Вот пословицы нового мира, где все вверх тормашками. Арина понимала их, но наотрез отказывалась принять. А что вообще лежало за гранью здравого смысла – так это непреодолимая тяга обращать всех в свою веру. Несогласных же объявлять отступниками, еретиками и жечь на костре всеобщего порицания.
В книгах, которые приносил отец, порой встречались истории о вампирах. Эти существа не просто алкали свежей крови, они хотели сделать всех себе подобными. Но если останутся одни вампиры, чью кровь они будут пить?
Если все забудут о сталкерстве, кто станет рисковать, чтобы «такие, как все» не загнулись от глистов и не подтирались пальцами? Кто достанет мыло, бритвы и порошки, чтобы обыватели не разлагались заживо в сопревших лохмотьях, пожираемые блохами и вшами? И кто двадцать лет назад принес в подземку поросят и лотки с грибами, включил турбину и вскрыл военные склады, чтобы уцелевшие в последней Войне не загнулись в ближайшем будущем?
Может, стоит перестать из зависти называть придурками всех, кто сильнее и отважнее? Или хотя бы учтиво помолчать, а не изливать на них желчь? Куда там. Но в глаза весь этот яд не выскажешь. Для этого нужна смелость на грани безумия, какой у порицателей нет и никогда не будет. Зато оторваться на той, которая не даст сдачи – это всегда пожалуйста. Многие знали, что Кроха не пожалуется отцу. Сталкеры не бегают плакаться в жилетку, это выше их достоинства. Вот работницы и веселились на всю катушку, не стесняясь в выражениях.
– Ну, как сходила? – ехидно спросила Ольга, рыжая бабища лет сорока, выглядевшая на все шестьдесят. И дело было не в тяжелой жизни, а в крепком пойле.
– Чего добыла? – хихикнув, полюбопытствовала Маша, одногодка Арины, гнилозубая и смердящая, как тухлая селедка. Бродяги, конечно, обеспечат и мылом, и гелем для душа, и пастой со щеткой, но следить за собой насильно не заставят. А надо бы, пока красавица не заразила станцию чесоткой, паразитами или чем похуже.
– Надеюсь, мужика, – хмыкнула Анька по кличке Пулеметчица. Нет, оружия она отродясь в руках не держала, но за скромную плату строчила всем желающим, как из пулемета. Несмотря на внешность Бабы-Яги, охотников пострелять находилось немало. Как говорится, умелые руки всегда в цене.
Кроха молча принялась за работу. Давно уяснила себе – спорить бесполезно. Проще переубедить камень, чем живущих одним днем и трясущихся лишь за самих себя. Данте написал над входом в ад: «Оставь надежду…». То же изречение смело можно было вешать в свинарнике.
– Баба-сталкер, – хмыкнула Ольга. – Кому сказать – обхохочутся.
– Вот-вот, – поддакнула Яга. – Не бабье это дело – наверху шастать. Дома сидеть надо, за очагом следить.
Грязнуля гнусаво угукнула, испустив зловонный миазм, от которого не спас бы и противогаз. Кроха однажды сама убедилась.
– Наша доля – деток рожать, – продолжила пьяница. – А то вымрем, как мухи.
– Вот-вот. Захватит нас Безымянка – и все. Станем заложницами у ихнего бугра. Или наложницами? Заложницы, наложницы… какая, блин, разница. Главное – худо будет. А бродяги – конченые. Ума нет – вот и прутся на верную смерть. А кто нас любить-беречь будет? От дикарей защищать?
– Верно, подруга, – охотно согласилась рыжая. – Умный мужик головой зарабатывает, а дурак мутантам хвосты крутит. Взять Дока нашенского – никогда снаружи не был, а целый вагон получил. И все твои сталкеры – герои сраные – к нему на поклон бегают, подачки носят. На кой своими руками жар загребать, если чужих полно?
– Угу, – сказала Маша.
Кроха как-то читала в журнале про старые фильмы о Трусе, Балбесе и Бывалом. Ей же повезло трудиться с Чушкой, Синькой и Шалавой, которые тоже строили всякие козни. Сильно пакостить побаивались, но нытья и безнадеги выливали ушат за ушатом, изо всех сил пытаясь потушить огонек надежды и отбить всякое желание стремиться и действовать. Иначе говоря – превратить в себе подобных, как те вампиры.
Поразительно, но даже несмотря на косные умы и заплесневелые душонки, Арина не считала женщин такими уж плохими. Она искренне верила, что свет горит во всех, просто одни сияют ярко, как плафоны в лазарете, а другие тускло – словно далекие костры дозорных.
Кроха видела звезды лишь на картинках в рваных пыльных книгах. Из них же знала, что махонькие искорки в ночном небе – на самом деле такие же большие, как Солнце в полдень (с которым, к слову, девушка тоже была знакома лишь заочно). А многие – в сотни и тысячи раз больше. Справедливо ли судить о них с Земли, откуда почти все они кажутся одинаковыми, особенно если смотреть невооруженным глазом. Так и с людьми. Те, кто далек от тебя, могут показаться злыми и неприветливыми. Но, сблизившись, обернутся совсем другой стороной.
Взять, к примеру, один поучительный случай. Арина вырастила из нежного розового поросеночка целую гору сала с толстенной волосатой шкурой. И все это время считала ее чуть ли не своим домашним питомцем, даже имя придумала – Хвостик. И вот однажды хозяйка протянула любимице кусок грибного хлебца, а та и хряпнула за пальцы, будто голодный бегемот.
Ольга, которую Арина прежде считала самой трусливой, яростной львицей накинулась на обидчицу и хлестала лопаткой по рылу, пока та не разжала пасть. Грязнуля наложила шины, да так умело, что сам Док похвалил. Сказал, если бы не Маша, на гитаре тебе не играть. А мелочная и жадная Анька безропотно помогала с работой целый месяц, пока не сняли гипс. И ничего не потребовала взамен, хотя Спас мог принести снаружи любую вещь. Тогда-то девушка нашла подтверждение тому, о чем читала с детства: каждый способен на добрые поступки. И осознала, что даже близкий друг запросто может укусить.
К сожалению, она еще не сталкивалась с напрочь прогнившими мразями, по сравнению с которыми Чушка, Синька и Шалава выглядели просто агнцами божьими. Но все когда-нибудь бывает в первый раз.
– За монтера надо выходить, – продолжила Ольга.
– Или за барыгу, – подсказала Анька.
– Да, у них патронов навалом. Будешь в шелках, как в долгах… Или как там? – Рыжая почесала прыщавый лоб.
Арина фыркнула.
– Ты, малая, не серчай. Мы ж о тебе печемся. Наш век, считай, кончился, а твой только начинается. Ты красавица, сам Савва сосватает. Будешь жить – не тужить да детишек растить. А то думаешь о херне всякой. Далась тебе эта поверхность. Там одни чудища и говно.
– Угу, – поддержала беседу Мария. – Не дуркуй.
Кроха взяла совочек, ведро и стала выгребать из-под свиньи навоз. Удобрение отправлялось в лотки с грибами – безотходное, так сказать, производство. Хавронья, почуяв под брюхом свободу, утробно хрюкнула и навалила свежую кучу, едва не попав девушке на руку. Арина поймала себя на мысли, что даже от этого тошнило меньше, чем от слов работниц. Ведь дерьмо из загона выгрести легко, а из башки – почти невозможно. И тем не менее, в ней теплилась надежда изменить хоть что-нибудь в лучшую сторону.
Глава 3
Шило в булке
Но вдруг врач ошибется, и кто-нибудь из ежей умрет?
Егор Ежов, «Ежовые заметки»Получив паек, Арина сразу пошла на рынок. Свой заработок она тратила, как хотела. Отец наивно полагал, что на шмат сала и кулек сушеных грибов особо не развернешься. Потому и не лез в «карманные расходы» дочери. Что же: снаряга собирается медленно, но она собирается. Многие с радостью меняли еду на какой-нибудь хлам, с первого взгляда совершенно бесполезный, но в умелых руках превращающийся в ступеньки, по которым беглянка однажды таки выберется на поверхность.
За пару лет девушка купила все необходимое для вылазки, кроме оружия. Даже ржавая рухлядь и кустарщина стоили очень дорого, но Кроха не унывала и день за днем копила патроны. Еще месяц-два – и «Форт» или «Глок» в кармане. Заезжий мастер без лишних вопросов навесит на него приклад, прицел и тактическую рукоять. Со скидкой еще и на глушитель хватит. Получится отличная пушка – как раз по руке. Такой и человека спугнешь, и от мутанта отобьешься. По крайней мере, так думала Арина.
Когда ей было четырнадцать, приятеля выпороли за журнал с голыми красотками. В то время девушка и не думала, что вскоре получит страшную взбучку за «Охоту» под матрасом. До ремня, слава богу и отцовской выдержке, не дошло, но после этого девочка часто находила свои вещи в легком беспорядке. Наученная горьким опытом, она устроила схрон подальше от дома. Пару раз его чистили какие-то шныри, но самое главное – Влад понятия не имел, где находится тайник. Хотя догадывался, что он есть. Но на вечерних допросах Кроха молчала, как пленная партизанка, вот и пришлось просить начстана усилить проверки на входах и выходах. Пока мера работала, но девушка не оставляла попыток увидеть поверхность хотя бы одним глазком.
Станция жила в привычном распорядке. На платформе в два ряда вытянулись палатки, слившись в разноцветную кривую стену. Бок о бок стояли советские брезентовые пирамидки, дачные шатры и пестрые купола из китайской синтетики. У самых путей примостились торговцы, развесив полки прямо на колоннах. Угрюмые мужики молча сидели на ящиках, изредка болтая с покупателями. Никто не орал, не зазывал, не спорил. Хабар на виду: надо – бери, не надо – иди своей дорогой. Местные старались шуметь поменьше. От постоянного гула в тесной бетонной кишке можно свихнуться. К тому же, кое-кто верил, что гомон рано или поздно приманит непрошеных гостей.
Вдоль палаток бродили уборщики. Театральная была хорошо освещена, вся грязь как на ладони. Поэтому за чистотой здесь следили особенно строго – прямой указ Саввы. И так все – как поросята, а если еще и гадить под ноги начнут, то новой чумы не избежать. За брошенный окурок или плевок человека на месте приговаривали к метле и швабре. И не важно, ребенок или старик, сталкер или свинопас, свой или пришлый.
Перед походом на рынок Арина частенько заглядывала в бар. Неподалеку от затвора дядя Рашид выкатил три катушки от телефонного кабеля, поставил вокруг табуретки – и обеденный зал готов. Большущая красная палатка в углу считается гостиницей, но за отдельную плату в ней можно снять не только койку.
Волосы под шапку, капюшон поглубже – маскировка готова. В джинсах, толстовке и с выпачканным лицом Кроха сильно смахивала на пацана, чем отводила от себя ненужное внимание. В баре было мало людей, и радушный хозяин не гнал гостью, хотя та ничего не заказывала. Прячась в тени, она подслушивала болтовню бродяг и украдкой разглядывала ближайшие лотки. Шастать по рядам не любила – вблизи могли узнать. Заметив нужную вещь, без торга меняла на паек и растворялась в провонявшей потом и дымом толпе.
– Что?! Мне? Слабо?!
Девушка вздрогнула и глубоко вдохнула, пытаясь унять колики под ребрами. Мимо прошла троица подвыпивших добытчиков и приземлилась за соседним столом. Под обреченным взглядом Рашида выставили самогон и простецкую закуску. Со своим как бы нельзя, но сталкеры – народ лихой, а под мухой – и того хуже. Перечить им – себе дороже, и это еще одна причина, почему Арина так хотела приобщиться к неприкасаемой и в то же время весьма уважаемой касте.
Она опустила голову и навострила ушки, стараясь ловить каждый звук.
– Ни хера мне не слабо! – крикнул один. – Это вам слабо!
Соратники переглянулись. Кроха видела лишь их широкие спины, но чуяла, что мужики посмеиваются над перебравшим товарищем.
– Мне ничего не слабо! Вот завтра же пойду на Дохляк!
– Ага. Рядом постоять и вон тот пацан сможет.
Кроха чуть не дернулась, поняв, что говорят о ней. Только бы не подсели и не начали донимать. Сталкеры, как никто другой, любят поучать салаг и рассказывать обывателям о своей опасной жизни. Пару раз уже нарывалась на приставучих алкашей – пришлось бежать быстрее пули.
– Издали любой дурак – мастак. А ты внутрь зайди.
– И зайду! – взревел добытчик, до глубины души обиженный неверием спутника.
– Шпага, хорош подначивать! – цыкнул самый трезвый – судя по властному голосу, командир отряда. – Совсем сбрендил? Не хватало только в Дыре сгинуть.
– Все равно пойду! – не унимался пьянчуга, разгоряченный градусом и спором.
– Пасти завалили. Оба, – строго произнес вожак. – Даже думать об этой херне не смейте. Не то так отх… отхожу, что за хабаром на костылях поскачете.
Спорщики умолкли.
О каком-таком Дохляке шла речь? И почему туда нельзя? Неужели и у вольных пташек есть свои запреты?
От размышлений отвлек скрежет туннельного гермозатвора. Народ у бара напрягся, потянулся к оружию. Дозорные, конечно, не дремлют, но мало ли что?
Створка отошла, однако никто не спешил появляться из мрака. Только слышалась негромкая ругань. Из всех слов Кроха разобрала от силы три, да и то матерных. Наконец, все стихло, и на станцию вкатилась дрезина – старая, скрипучая, готовая развалиться в любой миг. За ржавым рычагом сидел мужик – низенький, сутулый и заросший, как собака. Лоб и правый глаз закрывали бурые бинты, растрепанные волосы напоминали крысиное гнездо. Незнакомец был в потертой кожанке поверх химзы, на макушке тускло блестело стекло респиратора.
Арина сразу узнала дикого. Этих ребят ни с кем не спутаешь. Несмотря на крайне натянутые отношения, Город и Безымянка торговали даже во время войн. Вот и гость привез два бака чистой воды, жизненно необходимой на станции. Девушка печально вздохнула. Дикие порой таскали презанятные штуковины и охотно меняли на пайки, но вода ей ни к чему. Ствол бы или обвес какой… Посидев немного, она побрела восвояси.
Бронины жили в середине платформы, в просторной палатке с тремя «комнатами». Боковые – спальни, самая большая служила кухней, мастерской, складом и библиотекой. Из убранства – шкафчик, верстак и складной столик с объемными ящиками по обе стороны.
Чего в них только ни лежало, но ключ был лишь у Влада. Поздними вечерами, когда дочь ложилась спать, он доставал тиски, инструменты и с медитативным наслаждением ковырялся в оружии. Разбирал, чистил, смазывал, где надо, подтачивал. Он старался окружить ребенка уютом, но при этом не перебарщивать. И не таскал в дом пусть и красивые, но бесполезные вещи. Ведь чем их меньше – тем проще сберечь. Если бы пришлось рвать когти, весь скарб уместился бы в ящиках. Доволок до дрезины – и езжай, куда хочешь. Просто и удобно. А коль и на это времени не будет, в комнате ждал рюкзак с НЗ. Несмотря на кажущееся благополучие, Спас всегда готовился к худшему. И не понимал тех, кто захламлял палатки древней рухлядью, будто пытаясь вернуть жилищам довоенный облик.
Наверное, это был отголосок службы в МЧС. Спас всегда считал, что самое ценное у человека – жизнь. И даже самая удобная мебель, мягкая постель и фарфоровая посуда не помогут ее сохранить. Так думали далеко не все. Многие до сих пор не осознали, где оказались, и пытались отгородиться от новых реалий барахлом старого мира. То ли не понимали, то ли не хотели понять, что нет на свете стен, способных защитить от перемен.
Возвращаясь с работы, Кроха включала газовую плитку и готовила скромный ужин к приходу отца. На грибах, сале и вяленой свинине далеко не уедешь, но девушка старалась каждый день радовать родителя новыми блюдами. В этом нелегком деле помогали книги и журналы. Правда, последние Спас читал сам, прежде чем отдать дочери. Чтобы ни абзаца крамолы не проскочило по недосмотру в юную голову. Будучи помладше, Арина страшно злилась на цензуру, но, повзрослев, сказала папе спасибо. Чем строже запреты, тем сильнее желание их обойти. А от желания до возможности не так уж и далеко.
Подойдя ко входу, Кроха заметила на коврике тяжелые сапоги. Шипение масла и сочный дух жаркого недвусмысленно намекали – Влад вернулся раньше обычного. Странно.
– Тебя ранили?! – с ужасом спросила она.
Спас покосился на забинтованное плечо и устало улыбнулся.
– Ерунда. Док все заштопал.
– Кошмар… – девушка осторожно обняла его и чмокнула в гладко выбритую щеку.
– Вот-вот. А ты еще о сталкерстве мечтаешь. Будь ты там, – мужчина кивнул на потолок, – со страху бы умерла.
– Будь я там, – в сердцах ответила девушка, – с тобой ничего бы не случилось! Я бы этого мутанта… я бы его… я бы…
Она всхлипнула и утерла нос, ожидая, что по привычке отец утешит ласковым словом. Вместо этого бродяга швырнул сковороду на стол и рявкнул:
– Будь ты со мной, нас бы обоих кончили! Поэтому я хожу, чтобы тебе не пришлось!
– Но…
– Никаких «но»! Сколько раз повторять: поверхность – не песочница! Это ад на Земле! Когда же, наконец, поймешь!
– Прекрасно понимаю!
– Ни черта ты не понимаешь и гнешь свою линию! – гремел добытчик, хотя прежде их споры редко перерастали в скандалы. – Ветер в башке и шило в заднице! В кого вообще такая уродилась?
Арина вспыхнула от обиды.
– Может, в тебя?!
– Нет! Я рискую осознанно, по нужде, а ты живешь мечтами и хотелками! Наслушалась идиотов и выдумала себе сказочный мир с понями и единорожками!
– Неправда!
– Правда! Иначе не пыталась бы лезть к черту в пасть! Мне стыдно за твои выходки! Стала посмешищем для всей станции! Уже и соседи хохочут над сталкером в розовых сапожках!
Не сказав ни слова, Кроха ушла в комнату и звякнула молнией.
– Арина, вернись, – тихо произнес отец.
В ответ зашуршал спальник.
– Ну, прости… Сорвался, старый дурак. Надо поговорить. Это важно.
Девушка не шелохнулась до утра. Когда сирена возвестила о начале нового трудового дня, Спас уже ушел.
* * *– Ты что, плакала? – ехидно спросила Ольга, когда Кроха пришла на ферму.
– Нет, – угрюмо буркнула та. – Подруга плакала, а я рядом стояла.
Рыжая и Пулеметчица переглянулись, пожали плечами и вернулись к работе. Первая точила на ремне охотничий кинжал, вторая ровняла острый, как иголка, наконечник арматуры. Маша тяжелым молотком постукивала по вбитым в стену крюкам, под которыми стояла широкая лохань. Все это делалось лишь в одном случае – когда очередная хавронья «дозревала», и наступала пора собрать урожай.
Арина ощутила мерзкую тяжесть в животе.
– Что такое? – хмыкнула пьянчуга. – Бледная какая-то. Не заболела?
– Или крови испугалась? – хохотнула Анька.
– Угу, – поддакнула Грязнуля. – Когда свинку режут – всегда отворачивается.
– Никуда я не отворачиваюсь! Просто делаю за вас всю работу, пока вы по три часа возитесь.
– Ну, сегодня ты нам поможешь, – сказала Пулеметчица. – Глядишь, быстрее пойдет.
– Да вы и сами справитесь, – дрогнувшим голосом пролепетала девушка.
Женщины рассмеялись.
– Я вчера кисть вывихнула, – продолжила Анька. – Пальцы еле сгибаются. Ни ударить, ни штырь направить, ни свинью придержать. Без тебя никак.
Кроха судорожно сглотнула и опустила взгляд. То ли от страха заложило уши, то ли в загоне воцарилась непривычная тишина. Казалось, даже хрюши перестали чавкать и в ожидании уставились на нее. Что выберет карающая длань: молот, копье или цепи?
– Голова кружится… позавтракать забыла.
– Слушай, кончай уже, – сердито бросила Ольга. – Ты же сталкером стать мечтаешь, а какой из тебя, на хер, сталкер? Они ж и чудищ мочат, и людей на раз-два, а ты свинью заколоть боишься.
– Ладно… – Арина смахнула холодные капли со лба. – Возьму цепь.
– Какую еще цепь? – взъелась Анька. – Хавронья хрюкнет – тебя сдует. Кол держи, да хорошенько.
– Это да, – прогнусавила Маша. – Не тряси, а то промахнусь.
Забой в метро – целый ритуал. Свинью надо вывести из загона и уложить на правый бок, непременно поглаживая по рылу и холке. Когда скотина успокоится и начнет засыпать, второй участник приподнимает ногу и подносит штырь к подмышке. Сила нужна немалая, ведь тяжелый прут придется держать на весу одной рукой, а шкуру поцарапать никак нельзя. Долго целиться не сможет даже крепкий мужик, поэтому третий обязан быстро и крайне точно ударить по штырю. Тогда свинья отойдет в страну съедобной грязи легко и почти безболезненно. Однако женщины из-за неопытности и страха часто мазали, попадая то по хрюшам, то по рукам помощниц. В итоге все кончалось такими скачками, что на шум сбегалась вся станция. Думали, прорвались мутанты и крушат ферму.
Арина прижала кол к груди и отступила в сторонку. Маша – как самая сильная из оставшихся в строю – накинула цепь на необъятную шею. Ольга с кувалдой на плече пинком распахнула дверцу. Все происходило без единого слова – каждая знала свое дело. В тишине лишь лязгали звенья да похрюкивали счастливчики, коих минула чаша сия. Действо напоминало не то казнь, не то жертвоприношение. И что самое жуткое – приговоренная даже не подозревала, что ее ждет.
Хрюшу по кличке Пухлик подвели к лохани. Животное дожевывало мусор и послушно брело за палачом. Из-за тесноты и почти полной неподвижности бедняга разжирела так, что пузо волочилось по полу, а складки на рыле застилали глаза. Это еще больше подчеркивало сходство с казнью. Арина не раз читала, как осужденным надевали на головы мешки. Якобы так гуманнее, но девушка точно сошла бы с ума, не видя, как и когда ее убьют.
– Микроб, не спи! – прикрикнула рыжая.
Свинья неуклюже брякнулась на бок, едва Маша надавила на спину. Держать больше своего веса измученная скотина просто не могла.
– Давай-давай, – проворчала Анька, запалив самокрутку.
Легко говорить. Хотя Крохе и было жаль хрюшку, она прекрасно понимала: или свинья, или они. Но одно дело – молча одобрять и совсем другое – участвовать лично. На негнущихся ногах девушка шагнула к цели, убеждая себя, что это всего лишь тупая скотина. Один удар – и все кончится быстро и чистенько. А не как в прошлый раз, когда штырь застрял в ребрах, и несчастный Пятачок нарезал круги по платформе, снося палатки и забрызгивая кровью (и не только) все подряд. Ох, и досталось тогда от Сивого.
– Резче, сталкер хренов, – буркнула Ольга. – Как ты мутантов убивать собралась? А людей?
– Трусиха, – Пулеметчица запрокинула голову и пустила сизое колечко. – Ничего не можешь, ничего не умеешь. Что ты вообще наверху забыла?
– Вот-вот. Прижмет папку защитить, а ты на курок нажать струхнешь. Или на что там жать надо?
Арина судорожно сглотнула и опустилась на колени. Пухлик дернула ухом и завертела хвостиком – совсем как собака при виде хозяина.
– Ты что, ревешь? – рыжая хищно сощурилась.
– Да это от дыма, – солгала Кроха.
– Угу. Суй штырь. Я уже затрахалась молот нянчить. Весит херову тонну.
Женщины с любопытством уставились на работницу. Та, бледная и дрожащая, приподняла свинье ногу.
– Вот так, – Ольга взяла кувалду на изготовку. – Умница. Авось выйдет из тебя бродяга.
Девушка до скрипа стиснула зубы и зажмурилась.
– Простите.
Она швырнула арматуру и рванула прочь, зажав рот ладонью и не видя ничего перед собой. Шагов через десять налетела на Дока, чуть не сбив с ног внезапно появившегося джентльмена.
– Извините…
– Постой!
Арина замерла.
– Да?
– Надо поговорить.
– Что-то случилось? У меня работа…
– К сожалению, случилось. Идем.
Жилище врача напоминало музей. Вдоль стен тянулись полки с самыми разными штуковинами, найденными среди руин и представляющими какую-никакую культурную ценность. Вазы – прозрачные и расписные, потрескавшиеся и обгоревшие бюстики известных в прошлом людей, чудом уцелевшие картины с деревенскими пейзажами. Пол устилал мохнатый ковер, на который Кроха случайно наступила грязным сапогом, но хозяин сделал вид, что ничего не заметил. Окна закрывали кружевные занавески, вагон напополам делила тяжелая фиолетовая штора.
Убранство столь ярко отличалось от брезентовой серости станции, что гостье сделалось не по себе. Она словно очутилась в сказочном дворце из детских книжек. Док достал из шкафчика пыльную бутылку и наполнил бокал.
– Выпей.
– Что это? – девушка с опаской взяла холодный хрусталь.
– Лекарство, – Семен улыбнулся. – Я же доктор.
Напиток оказался сладким, со странным терпким привкусом. Ничего подобного Арина прежде не пробовала. Голова вмиг закружилась, ноги словно набили ватой. Док помог Крохе опуститься в кресло и хлебнул из горла.
– Так о чем вы хотели?..
– О Владе, девочка. О твоем отце. Через это все проходят. Одни позже, другие, увы, раньше. Ты же знаешь, век бродяги короток.
Она будто проглотила кусок льда. Живот скрутило, к горлу подступил ком.
– Его укусила какая-то тварь. Ни с чем похожим я прежде не сталкивался. Случай, можно сказать, атипичный. Заметила повязку на плече?