В наши дни это бы назвали детской травмой, учительницу уволили, а ребенка затаскали по психологам. Но тогда в 80м я просто перестала ходить на уроки хора. На вопрос мамы, почему я больше не пою, сказала что мне надоело. И кстати никогда с тех пор не пою при людях. Детские травмы – они такие.
А вот Танька продолжала ходить и пела как ангел. В 10м классе мальчишки липли к ней как мухи на мед. Ходили слухи что она «дает», что «слаба на передок». До сих пор не знаю что из этого правда. Она нам не рассказывала, только улыбалась загадочно. В школьные годы я считала ее везунчиком. Из любой передряги она выходила сухой из воды, приземлялась как кошка на все 4 лапы.
Говорят что у кошки девять жизней. Не верьте – жизнь у кошки, как и у всех, одна.
Глава 4
Машута
Маша Лукьяненко пришла в нашу школу в шестом классе из самой обычной средней школы. Это была неслыханная наглость. В свои 12 лет мы уже вполне ощущали себя элитой – читали Хемингуэя и Моэма в подлиннике, знали наизусть Пастернака, разбирались в парадоксах Оскара Уальда и говорили по-английски с идеальным британским акцентом, которому нас разумеется обучали учителя, никогда не бывавшие в Великобритании. Как может девчонка из обычной школы даже мечтать дотянуться до таких высот?
Наглую простолюдинку нужно было немедленно поставить на место. Пришла она к нам почему-то посреди учебного года, за неделю до Дня Советской Армии.
Наша классная, Ирина Николаевна, зашла в класс посреди урока с высокой, нескладной девчонкой, в помятой школьной форме и представила ее нам – «Класс, это Маша Лукьяненко. Она теперь будет учиться в нашем классе. Прошу любить и жаловать».
Ну этого мы уж точно делать не собирались. Первую неделю мы делали все возможное чтобы указать нахалке на ее место. Мы шушукались в туалете и замолкали на полуслове когда она входила, смеялись над неправильным английским произношением и легкими украинизмами в русской речи.
Главным предметом насмешек был внешний вид. Темные волосы всегда казались сальными и давно не мытыми, форма была мятой, пуговицы вечно оторваны, воротничок не первой свежести. К концу второй недели мы «преподнесли» ей в подарок шампунь для волос и исподтишка смотрели как она, покраснев, запихнула его в портфель.
Оказалось что новенькая ходит на волейбол и на плаванье, поэтому форму вечно бросает в каких-то раздевалках. Она знала нескольких девочек в классе по волейболу и могла бы дружить с ними, но почему-то с первого дня выбрала нашу троицу. Она безусловно замечала и наше презрение, и наши насмешки, но снова и снова на перемене подходила к нашей компании.
«Все-таки в книге слишком много нереального на мой взгляд. Просто параллельный мир какой-то». Мы стоим в школьном коридоре на перемене между математикой и физикой.
Я специально повышаю голос, чтобы Маша которая опять крутится неподалёку, могла меня услышать.
Мы все втроем только что дочитали «Сто лет одиночества и теперь с умными физиономиями обсуждаем то, чего в сущности совершенно не понимаем. Перемена заканчивается, меня догоняет Маша. «Скажи мне пожалуйста название книги которую вы обсуждали».
Через полгода Машута прочитала все книги которые читали мы, догнала всех в английском и перегнала по всем остальным предметам. У нее была фотографическая память и неутолимая жажда знаний. Она как губка впитывала все новое и незамедлительно требовала новой информации.
У нас в школе не было дураков. Мы прошли сложный отбор чтобы попасть в 1й класс и каждый год кто-то отсеивался так что к 6му классу путём естественного отбора остались самые лучшие, но Машута была особенная. Это мы поняли достаточно быстро.
Самым непостижимым было то что этот самородок родился в самой простой рабоче-крестьянской семье. Её отец был простым рабочим на стройке и погиб когда ей было шесть лет. Она рассказала мне позже что на него упала огромная плита и просто раздавила его, так что хоронить пришлось в закрытом гробу.
Мать была рабочей на заводе по производству стали и в одиночку поднимала дочь. И отец, и мать были первым поколением «горожан», приехавшим покорять наш индустриальный город из глухих южно-украинских деревень. Никто не имел не то что высшего, но даже среднего образования.
Когда Маша училась в 6м классе самой обычной школы по месту жительства ее маму вызвал в школу директор и сказал что у девочки особые способности и неплохо было бы отдать ее в специализированную школу. Он обещал написать рекомендации и посодействовать. Мать ошарашена смотрела на директора – «вроде девка как девка», но номер школы и адрес взяла. Так Машута оказалась в нашей школе и во всей моей последующей жизни.
Недавно она написала мне на WhatsApp из Иркутского заповедника – «Ленка, а помнишь как ты предрекала мне что я буду министром к 30ти годам?»
Я помнила.
«По крайней мере мы все ещё живы и это уже что-то, правда?»
Ты, как всегда права, Машута. Это уже кое-что. Одной из нашей четвёрки повезло меньше.
Глава 5
Ленинград
1988 год
Я лечу в Ленинград. Весенние каникулы и я, студентка 1го курса Киевского университета, лечу навестить Эльку в Ленинграде где она живет уже полгода.
Я все-таки поступила на факультет романо-германской филологии Киевского университета и уже полгода живу в общежитии. За эти месяцы я сильно изменилась или по крайней мере мне так кажется. Во первых, на пончиках с медом на завтрак и пампушках на ужин, я набрала вес и округлилась во всех правильных местах. Как сказала бы моя бабушка – налилась.
Во вторых, мама ухитрилась достать мне в Москве контактные линзы, которые были твердые и причиняли массу неудобств но все же позволяли избавиться от ненавистных очков.
Произошло еще одно удивительное открытие. Я обнаружила что умею танцевать. В школе на дискотеках я обычно мялась в углу и пыталась слиться со стенкой.
Теперь же музыка была повсюду. В общежитии Тото Котунио перекрикивал Модерн Токинг, а Пресняков группу Квин. Как грибы после дождя тут и там появлялись новые дискотеки и мы с соседками по комнате не пропускали ни одной.
Возможно виной всему был алкоголь но на первой же дискотеке куда меня потащили соседки по комнате я вдруг осознала как я люблю танцевать, и не только люблю, но и умею. Сначала я поняла что могу легко копировать движения других. Потом перестала обращать внимание на всех и на все и просто проваливалась в музыку позволяя телу принимать контуры и очертания звуков.
В считанные недели я стала звездой дискотек и очень популярной девочкой. Это превращение из гадкого утёнка в царевну-лебедь было таким стремительным что моя голова просто не могла не закружиться. Сразу несколько мальчиков добивались моего расположения – Юра-спортсмен из Харькова и Витя-физик из Белой Церкви. Я встречалась и с тем и с другим – роковая женщина, просто миледи из трёх мушкетёров.
На самом деле я всего лишь несколько раз целовалась с Юрой-спортсменом, не получая к слову сказать особого удовольствия. Вите было позволено даже подержаться за грудь. Не почувствовав ни грома, ни молнии, ни солнечного удара, вообщем ничего из того что чувствовали героини «Темных Аллей» Бунина я окончательно удостоверилась что со мной что-то не так. Из Мопассана я уже знала что есть фригидные женщины и я со вздохом сожаления и облегчения одновременно записала себя в их число. Вообщем, к 18 годам я все про себя поняла и познала жизнь со всеми ее разочарованиями.
Элька в университет не поступила. Приехав в Ленинград в июне 87го и бросив вещи на квартире у хозяйки, она помчалась на набережную Невы. И была белая ночь, и в Неве отражались фонари, и светился золотом купол Исакиевского Собора, и был мужчина, взрослый, бородатый. Он читал ей стихи Бродского всю ночь. Она никогда раньше не слышала о Бродском. Утром она проснулась у него в постели и так и осталась жить в его квартире на Васильевском острове. Вступительные экзамены она пропустила.
Мужчину звали Андрей, ему было 37 лет и жил он с мамой, Маргаритой Николаевной и 10 летним сыном Илюшей. Куда делась мать Илюши Элька не знала. Андрей не любил отвечать на вопросы. Он был потомственный Ленинградец в 3м или 4м поколении. Элька писала что он гениальный ученый, получил академика в 35 лет, за работу связанную с ядерной физикой. Писала что влюбилась в Ленинград. Она называла его «Питер».
И вот я лечу в Питер.
Квартира на Васильевском и впрямь очень просторная – высокие потолки, лепнина, огромная библиотека. Она находится в одном из домов-колодцев с бесконечно длинным и узким двором. Кухня – старая, все немного обветшалое и грязноватое. Я привыкла к чистоте и блеску кастрюль на маленькой маминой кухне. Я сижу на кухне опираясь локтями на слегка липкую скатерть. Элька готовит мне чай с бутербродом и говорит без умолку как будто боится сделать паузу. Это ей совсем несвойственно. Еще у нее появилось какое-то странное хихиканье. Почти каждое предложение заканчивается этим хихиканьем которое ужасно режет мне слух.
В школе у нас с Элькой периодически случались приступы беспричинного, необузданного смеха, когда судорожно, изо всех сил пытаешься перестать смеяться, но смех все равно вырывается из тебя со свистом. Однажды нас даже выгнали с урока физики за то что мы своим смехом срывали урок. Но сейчас это совсем не тот смех да и не смех вовсе.
Элька такая же внешне, только сильно похудела. Но что-то изменилось в ней. Она кажется намного старше и мне почему-то не хочется рассказывать ей о мальчишках в институте, о жизни в общаге. Почему-то здесь, в этой квартире, моя жизнь в Киеве кажется мне простой и заурядной как пряник. Я списываю это на то что мы давно не виделись, но проходит несколько часов и какое-то странное напряжение продолжает расти во мне.
Элька познакомила меня с Маргаритой Николаевной, пожилой, худощавой женщиной с редкими седыми волосами и бесцветным лицом, и с 10 летним Илюшей который вежливо поздоровался и ушел делать уроки. Почему же мне так неуютно в этой квартире?
Из кухни открывается вид на башню Петропавловской Собора. «После ужина я тебя туда проведу» – обещает Элька. Время близится к пяти.
«Андрей приходит в шесть» говорит она. «он ест только картошку и мясо, никогда ничего другого». Она принимается быстро чистить картошку. Нарезает кубиками куски говядины. Потом режет лук. Кухня маленькая и у нас обеих начинают слезиться глаза. Разогрев сковородку бросает в нее лук. Когда лук начинает золотится кидает туда же кубики мяса. Жарится это все без крышки и брызги летят в разные стороны. Через полчаса в сковородку отправляется картошка.
Время – половина шестого. Элька перестаёт разговаривать и сосредоточено помешивает содержимое сковородки. Каждые несколько минут она вскидывает глаза на кухонные часы. В 6:01 в двери поворачивается ключ и Элька бросается к входной двери. Я выхожу за ней в коридор. Сказать что мужчина в дверях крупный не сказать ничего. Он огромный, за 2 м роста и очень широкий. У него лысая голова и густая борода как у Карла Маркса на фотографии. Очки в блестящей оправе.
Элька, забыв про меня, бросается подавать ему домашние тапочки. Потом вспоминает – «Андрюша, это Лена. Я тебе говорила».
«Здравствуйте, Лена» – его глаза за стеклами очков сверху вниз рассматривают меня с тем же интересом с которым я бы разглядывала гусеницу у себя в квартире. Убедившись что с гусеницей все предсказуемо, он шествует на кухню. Ополоснув руки прямо над кухонной раковиной плюхается на стул.
Я ожидала что будет семейный ужин с мамой и Илюшей, что мы выпьем за встречу, потом мы с Элькой ударимся в воспоминания о нашем детстве, а во время чаепития Андрей будет читать нам Бродского.
В общем не знаю чего я ожидала но только не того что происходило на самом деле. Не обращая на меня абсолютно никакого внимания, Андрей равномерно поглощал содержимое гигантской тарелки которую Элька поставила перед ним. Оказывается вся сковородка предназначалась исключительно для него. Покончив с едой, он вытер жирные губы рукавом рубахи. Борода тоже была жирная и даже через стол мне казалось что я слышу запах пота и лука. Элька подала ему стакан воды. Он осушил его одним махом, встал, потянулся и сделал какой-то знак Эльке. Она наклонилась ко мне – « Ленусик, ты посиди тут немножко сама, ладно? или пойди посмотри телевизор с Маргаритой Николаевной. Я скоро вернусь».
Я осталась одна в кухне. Прошло 10 минут, потом ещё 10. Я слышала что в ванной лилась вода, слышались какие-то приглушенные стоны. В гостиной увеличили звук телевизора. Не знаю сколько времени я просидела боясь пошевелиться.
Потом я услышала тяжелые шаги и Андрей исчез в спальне. Минут через пять появилась Элька. Она была в халатике, явно надетом на голое тело, волосы распущенны. «Ну как ты тут? Всё хорошо? Ты не скучаешь?». И опять это дурацкое хихиканье. В кухне появились Маргариты Николаевны и Илюша. Элька налила им по тарелке супа. Я пыталась как-то разговорить мальчика но он отвечал односложно, и я оставила его в покое.
Ужин закончился. Элька как будто совсем забыла что обещала погулять со мной вечером и показать мне Петропавловскую крепость. «Пойдём спустимся во двор покурим?» Предложила она. Мы спустились во двор колодец. Было темно и тихо. Стоял морозный март и двор был абсолютно пустой. Мы прислонились к ледяной стене и закурили.
«Ты понимаешь, Андрей сейчас бросил пить и поэтому у него проблемы…. Ну ты понимаешь….». Я не понимала. Вообще ничего не понимала. «ну, он не может кончить в кровати. Только с золотым дождем….».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги