Ермак. Война: Война. Интервенция. Революция

Глава 15. Невидимый фронт

– Здравствуйте, Тимофей Васильевич, если позволите обращаться к вам по имени и отчеству. Признаться, и я удивлен нашей встрече чуть ли не на краю земли, – Савинков попытался выпрямиться, но связанные сзади руки и «поддержка» с обеих сторон двух агентов не позволили это ему сделать.

– Что же вы, господа, так не вежливы с нашим гостем. Предоставьте ему стул, руки развязывать не надо, и краткий доклад.

Усадив основателя и руководителя боевой организации на указанный мною стул, коллежский секретарь Кротов, приняв стойку смирно, доложил:

– Господин полковник, сегодня рано утром в порт Дальний прибыл пароход под английским флагом, на котором приплыло сорок восемь пассажиров. Когда они проходили регистрацию в таможне, агент Хасан опознал Савинкова Бориса Викторовича – одного из террористов-эсеров.

– Так точно, господин полковник! По этим усикам и опознал, несмотря на то что и париком с очками господин Савинков воспользовался, да и паспорт британский имел на имя Чарли Гильберта. Но вот усики свои ему бы лучше поменять надо было.

Я посмотрел на лидера эсеров-боевиков и понял, что меня смущало в его виде с самого начала – длинная шевелюра. Последний раз, когда я его видел, как и на фото, что у нас имелись, тот был с короткой стрижкой и большими залысинами. Прикинув мысленно еще и очки с роговой оправой на лицо Савинкова, подумал, что тоже признал бы его только по его щегольским усикам.

– Пройдя регистрацию, Савинков сдал на временный склад на хранение пять деревянных ящиков размером три фута, на полтора и на полтора фута, а сам направился в город, – продолжил доклад Кротов. – За ним для наружного наблюдения ушел господин Ли. Я же осмотрел груз. В ящиках оказалось вот это.

С этими словами агент достал из кармана небольшой брусок, завернутый в бумагу, на котором было написано «Мыло Pierette». Развернув обертку, я увидел желто-коричневое вещество, действительно, похожее на кусок мыла.

– Это то, о чем я думаю, Николай Михайлович? – от волнения я обратился к агенту по имени-отчеству.

– Так точно, господин полковник! Тротил в чистом виде. Уже проверили.

– И сколько такого груза было у господина Савинкова?

– Около семидесяти пудов будет.

– Не слабо…

Я задумался, прикидывая, что такое количество взрывчатки наш Борис Викторович самостоятельно вряд ли смог бы освоить. Значит, у него здесь есть сообщники, есть план диверсии и, вернее всего, не одной.

– Задержание Савинкова кто-нибудь видел? – поинтересовался я у Кротова, продолжая анализировать сложившуюся ситуацию.

– Господин полковник, когда выяснилось, что вместо мыла находится тротил, я принял решение о задержании Савинкова. Мы его аккуратно изъяли из номера в гостинице. Портье и швейцар предупреждены и будут молчать. В Порт-Артур привезли в закрытой карете. Выводили с мешком на голове.

– Рановато задержали, господин Кротов, рановато…

– Господин полковник, Ли из наружки слышал, как Савинков при заселении в гостиницу интересовался у портье фотосалоном Нитаки и борделем Жанеты Чарльз, а они оба арестованы. Я побоялся, что, узнав об этом, Савинков перейдет на нелегальное положение.

– Понятно. Ладно, имеем то, что имеем. Что же вы, Борис Викторович, мыло такое интересное привезли?! Не расскажете, где и с кем хотели его применить?! По старой памяти, так сказать!

– Вы действительно с ним знакомы, господин полковник?! – удивленно перебил меня Едрихин.

– Господин Савинков – друг детства и юности моей супруги. В день, когда я ей делал предложение, она меня познакомила с Борисом Викторовичем. Так что мы знакомы, Алексей Ефимович.

– Как поживает Мария Аркадьевна? Все ли у нее хорошо? – вежливо и спокойно произнес задержанный, хотя я краем глаза видел, как он побледнел, увидев и услышав, что его мыло-тол раскрыто.

– Прекрасно поживает, растит сына, от которого дедушка с бабушкой без ума. Ведет хозяйство на наших мызах.

– Кто бы мог подумать, что Маша станет обычной помещицей и женой главного царского пса. А о чем мы мечтали… – закатив глаза и покачивая головой, произнес Савинков.

– Наверное, о том, как поется в Интернационале: «Весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем мы наш, мы новый мир построим: кто был ничем, тот станет всем», – я усмехнулся и посмотрел в глаза друга юности жены.

– И что же смешного вы находите в этих словах, Тимофей Васильевич? – вздернув голову, вызывающе спросил Савинков.

– Кто был ничем, вряд ли сможет стать хоть кем-то, а не то что всем. Для этого как минимум образование необходимо. Также не понимаю, для чего разрушать до основания, чтобы построить новое?! И сможете ли вы хоть что-то построить?! Вы, товарищи революционеры, даже к единому мнению, как этот мир разрушить, прийти не можете, а уж про то, как будете строить новый, лучше не думать. Ничего хорошего точно не получится.

– А вы знакомы с программой нашей партии?! Мы хотим построить в России демократический социализм, основанный на хозяйственной и политической демократии, которая должна выражаться через представительство организованных производителей в виде профсоюзов, организованных потребителей, то есть кооперативные союзы и демократическое государство в лице парламента и органов самоуправления.

– Как главный царский пес, я, конечно, ознакомился с вашей программой, особенно интересно, что эсеровский социализм должен начать произрастать раньше всего в деревне. Почвой для него, его предварительной стадией, должна стать социализация земли, ее превращение в общенародное достояние без права купли-продажи. Большей глупости я не видел и не слышал.

– И в чем же глупость? – яростно сверкнул глазами Савинков.

– Борис Викторович, скажите мне, вы сможете отличить колос пшеницы от колоса ржи или ячменя? Знаете, с какой стороны надо доить корову, когда делать обрезку яблонь, вишни, как подготовить на зиму малину, смородину, крыжовник?

– Причем тут это, Тимофей Васильевич?

– Притом, Борис Викторович, что вы, как наследники народовольцев, совершаете их же ошибку – вы хотите сделать счастливыми крестьян, абсолютно не понимая сущности их жизни. И если вы победите, то в это всеобщее счастье с общенародной землей крестьянство вам придется загонять насильно с помощью оружия.

– Они просто не понимают…

– Да! Они не понимают и за кусочек оттяпанной кем-то межи готовы тому косой голову смахнуть или вилы в бок всадить. А вы хотите у них землю отобрать и обобществить.

– Но в общине земля общая…

– Знаете, Борис Викторович, – я вновь перебил Савинкова, – если бы мы не встретились при таких обстоятельствах, я бы обязательно познакомил вас со Столыпиным Петром Аркадьевичем. Он сейчас вместе со Струве Петром Бернгардовичем в Гродненской губернии по поручению государя проводит аграрную реформу, пытаясь совместить несовместимое, а именно – общинную и частную собственность.

– И как у них обстоят дела? – усмехнулся задержанный.

– Тяжело дела идут, очень тяжело. Во всем мире крестьянство – среда самая косная, самая привязанная к преданиям, заведенному порядку и обожает держаться всего привычного, обычного и естественного для него. Любое изменение им кажется злом, поэтому внедрение всего нового, например, современных аграрных орудий, искусственных удобрений, многопольных севооборотов, мелиорации, развитие сельской кооперации, идет со скрипом. Повышение образования за счет открытия училищ и гимназий также идет плохо. Не отдают крестьяне в них детей. Читать, считать, писать умеет, а большего крестьянину и не нужно. Так что со скрипом, но все-таки идет. Вот бы куда вам все силы применить, а не бомбами баловаться, Борис Викторович.

– Эксперимент в одной губернии не решит аграрного вопроса, крестьянские волнения будут нарастать, пока земля не будет национализирована и справедливо разделена для пользования. А на это царизм не пойдет, так как семейство Романовых – главный собственник земли русской. Поэтому только террор сможет решить этот вопрос! Террор и революция! – последние слова Савинков выкрикнул.

– Все понятно. Могу только сказать, что для вас террористическая деятельность закончилась. Дня через три по решению военно-полевого суда вы будете повешены. Алексей Ефимович, – обратился я к Едрихину, – в крепости суд сформирован?

– Так точно, господин полковник, как только началась война, в крепости объявлено военное положение и, соответственно, создан военно-полевой суд. Председательствует военный судья Приамурского военно-окружного управления генерал-майор Михаил Иванович Костенко. Еще четырех членов суда приказом назначил генерал Стессель. Крепостной прокурор, подполковник барон Роберт Эмильевич фон Пфейлицер-Франк только просматривает предварительные материалы. На завтра назначено заседание по рассмотрению дел офицеров японского Генерального штаба майора Накамуры, капитана второго ранга Нитаки и капитана Кобаяси. Материалов достаточно, чтобы их приговорили к расстрелу. Они, правда, просили, чтобы им разрешили сделать сэппуку, но не думаю, что Михаил Иванович на это пойдет. Он в вопросах законности педант, а в Российской империи такого вида приговора нет, – капитан усмехнулся.

– Да… Приговариваю к сэппуку. Это было бы оригинально, – не удержался от улыбки и я.

Переведя взгляд на Савинкова, я посмотрел на него с какой-то жалостью… Молодой мужчина, которому нет еще и двадцати пяти. Сколько бы он со своей энергией мог сделать полезного для страны, но вместо этого ушел в террор.

Вздохнув, вновь обратился к Едрихину:

– Алексей Ефимович, господин Кротов упоминал о том, что Борис Викторович спрашивал в разговоре с портье о фотографе или капитане второго ранга Нитаки, а также о Жанет Чарльз. Пока их еще не казнили, снимите с них показания про связи с эсерами и господином Савинковым. Может, что интересное всплывет. Нас возможные соучастники интересуют. Взрывчатка для них пропала, но может, кто-то еще такого мыла привез, да и где детонаторы – пока не ясно.

– Я понял, Тимофей Васильевич. Проработаем этот вопрос.

– Тогда не буду вам мешать. Господа Кротов и Бароев, завтра к девяти ноль-ноль жду вас в гостинице с подробным докладом, – я встал со стула и повернулся к Савинкову. – Жаль, Борис Викторович, что вы выбрали такой путь, да еще и встали на сторону врага во время войны. Какое будет решение суда, думаю, вам объяснять не надо.

– Ничего, на мое место придут другие, и мы избавим народ от тирании. Я не боюсь смерти, это вам надо ее бояться. Мы, члены Боевой организации партии социалистов-революционеров, готовы пожертвовать своей жизнью на благо народа, лишь бы достать врагов этого народа для совершения над ними справедливого суда, – встав со стула, пафосно произнес Савинков.

– И этим вы оправдываете те убийства, которые совершаете во время своих актов?! – зло спросил я.

– Как оправдать убийство и можно ли вообще его оправдать?! Убийство при всех условиях остается убийством. Но мы идем на него, потому что правительство не дает нам никакой возможности проводить мирно нашу политическую программу, имеющую целью благо страны и народа, – Савинков сгорбился, промолчал несколько секунд, а потом выпрямился и с жаром продолжил: – Но разве можно даже этим оправдать убийство?! Единственное, что может его до некоторой степени если не оправдать, то субъективно искупить, это принесение при этом в жертву своей собственной жизни. С морально-философской точки зрения акт убийства должен быть одновременно и актом самопожертвования. Вспомните, как поступил Балмашев после убийства Сипягина, он даже не сделал попытки скрыться, принеся тем самым в жертву и себя самого!

Я смотрел на Савинкова, на то, с какой убежденностью и верой в свое дело он говорит, и только теперь начал понимать, что придется бороться с фанатиками, такими же, как и шахиды, если не хуже.

Ничего не ответив, я вышел из кабинета и направился «под конвоем» в гостиницу, где после позднего обеда-ужина завалился спать, наслаждаясь тем, что кровать стоит на месте и не качается.

Утром после зарядки, рыльно-мыльных процедур оделся в вычищенную, отглаженную форму и направился в ресторан при гостинице. Надо было основательно позавтракать, так как по имеющимся планам на сегодняшний день пообедать до позднего вечера вряд ли получится.

Этот день после докладов Кротова и Бароева я решил полностью посвятить подготовке отряда Колчака, а также выяснить, что было отправлено на «Марсель», точнее, уже «Олимпию». Также надо было определиться, какое количество торпедных катеров Александр Васильевич возьмет с собой. Изначально планировалось четыре. Но в атаке у Мозампо участвовало шесть. После героической гибели торпедного катера, как уже чаще называли эти небольшие миноноски, мичмана барона Клейста их осталось пять. Но в Порт-Артуре было еще четыре торпедных катера с готовыми экипажами. Поэтому надо было рассчитать, сколько «Рион» как матка потянет катеров. Дойти до Красного моря и действовать там – это не до Мозампо сходить. Расстояния не сопоставимы.

Раздумывая над этими проблемами, я направился к столику, на который мне указал официант, и вдруг услышал:

– Тимофей Васильевич, не может быть! Это вы?!

Повернув голову, увидел, как из-за стола поднимается мой старый знакомый по событиям в Таку капитан второго ранга Панферов.

– Какая приятная встреча, Константин Александрович. Утро доброе! – с улыбкой ответил я, так как действительно был рад встретить командира миноносца «Лейтенант Бураков».

– Прошу ко мне за стол. Официант, обслужи!

Устроившись за столом, где завтракал Панферов, я быстро сделал заказ, несказанно удивив кап-два его обильностью.

– Не знаю, когда смогу сегодня поесть в следующий раз, – пояснил я удивленному офицеру, – так что решил хорошо и плотно позавтракать. Как говорил Суворов, завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу. А я вчера поступил наоборот, не завтракал, не обедал, лишь поздно вечером поужинал.

– Понятно… Когда прибыли в Порт-Артур?

– Вчера утром и прибыл на «Рионе».

– Уже слышал о разгроме, который «Варяг» и миноноски учинили в Мозампо, – Панферов тяжело вздохнул и задумчиво уставился в тарелку. – А мы «Варяг» бросили! А про него теперь такую песню поют…

Капитан второго ранга, подняв голову, мрачно посмотрел на меня.

– Официант, водки! – громко крикнул он.

– Константин Александрович, стоит ли с утра-то начинать.

– По чуть-чуть… Помянуть Всеволода Федоровича, других офицеров и нижних чинов. У меня на миноносце шесть человек погибло и двадцать пять ранено. Мы чудом ушли! Только благодаря темноте да тому, что японцы практически весь огонь на «Варяге» сосредоточили. А так бы еще немного, и к Нептуну в гости нырнули бы всем экипажем, прости меня, Господи, – Панферов перекрестился.

В этот момент рядом со столом появился официант, принесший часть моего заказа и графинчик водки с рюмками. Ловко расставив тарелки и наполнив беленькой емкости, он незаметно испарился.

Командир «Лейтенанта Буракова» поднялся, держа рюмку в руке, за ним встал и я.

– Как в песне поется: не скажет ни камень, ни крест, где легли во славу мы русского флага. Лишь волны морские прославят одни геройскую гибель «Варяга»! Царства вам всем небесного! – Панферов залпом опрокинул рюмку в рот.

– Слава вечная и светлая память героям, – я также одним глотком проглотил водку.

Сели, закусили. Кап-два, задумавшись, ковырялся в яичнице с ветчиной. Я же, съев несколько ломтиков «салфетошной» рыбы[10] и ветчины со слезой, приступил к двум хорошо приготовленным котлетам по-пожарски, гарниром к которым выступал рис, приготовленный, видимо, по какому-то китайскому рецепту. Все было очень вкусно.

Подошедший официант, принесший для меня сдобу, масло и кофе, по знаку Панферова вновь наполнил рюмки.

– А теперь, Тимофей Васильевич, за победы русского флота при Мозампо и Чемульпо!

Пришлось вновь вставать и пить, тем более тост кап-два поддержали практически все присутствующие в ресторане.

– Про бой с Того что-нибудь новое слышно? – поинтересовался я, когда шум в зале утих.

– Только то, что известно от офицеров «Ангары». Японцы потеряли «Хацусэ» и «Касаги», мы – «Сисой Великий» и «Боярина». Эскадра находится либо не в зоне действия радиотелеграфа, либо идет в режиме молчания. Надеюсь, что в том бою удача будет на нашей стороне и мы окончательно разгромим японский флот! – эмоционально закончил Панферов.

Я хотел сказать что-то соответствующее моменту, но тут раздались звуки сирен нескольких корабельных ревунов из порта. Вздрогнув от неожиданности, я спросил:

– Это что такое?!

– Боевая тревога по крепости. В море замечены корабли.

– Противника?

– Пока только корабли. Через час-второй станет понятно, какие корабли увидели с наблюдательных постов, – возбужденно произнес Панферов. – Так что позавтракать успеем. Вы потом куда, Тимофей Васильевич?

– Даже и не знаю. У меня здесь через полчаса встреча назначена. А потом должны были дежурные казаки прибыть с заводным конем для меня.

– Если встреча надолго, то лучше ее перенести за пределы города или в укрытие для штаба укрепрайона и крепости, если ваш статус позволяет.

– А вы куда, Константин Александрович?

– Конечно же, на корабль! Пусть полный ход мы сейчас и не дадим, но двадцать пять узлов точно сможем. Вернее всего, нас отправят проверить, что это за корабли, если они не станут подходить к порту.

– Можно послать новые миноноски, у них скорость больше, – произнес я.

– Скорость-то больше, а запас хода меньше, – Панферов поморщился, как от зубной боли. – Ладно, аппетит пропал. Да и в бой лучше идти с пустым животом. Продолжайте дальше без меня, Тимофей Васильевич, я в штаб на постановку задачи. Официант?!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

На современных картах остров Коджедо.

2

Штатная структура группы спецназа включает в себя командира группы (капитан) и три отделения.

3

На современных картах остров Кодже.

4

Официальная должность переводчика и посредника между ближневосточными и азиатскими державами и европейскими дипломатическими и торговыми представительствами. Должность предполагала как переводческие, так и дипломатические функции.

5

Сукины сыны!

6

Заднице.

7

Японский ритуальный прямой тонкий меч для сэппуку.

8

Русско-японская война, т. VIII, Оборона Квантуна и Порт-Артура, ч. II. Работа военно-исторической комиссии по описанию русско-японской войны. – С.-Петербург, 1910. 370 с.

9

Да-Лань-Вань – бухта Ляодунского залива Желтого моря, где расположен порт Дальний.

10

Красная рыба солилась пластами, при подаче на стол пласт отжимали в салфетке и нарезали ломтиками. Так же делалась и черная салфеточная икра.