Перевоспиталовка

– Чего там случилось? – поинтересовался тот, – серьезное чего или опять Лёнька дурака валяет?

– Плата материнская накрылась – паять надо. Но проще новую купить, а лучше весь системный блок заменить.

– Эх, – мрачно выдохнул Проныркин, – удружил Лёнька. У всех работает годами и ничего. Ни черта я ему не куплю, а то и новую сломает! Пускай хозяйством лучше занимается – нечего ему с компьютерами возиться, сидит в нем наверно пасьянсы целыми днями раскладывает вот и полетело всё.

– Скорее всего. Что с номером?

– Прости уж меня, Федор Евгеньевич, что сразу не приметил, – аккуратно сменил Проныркин вы на ты, – номерок-то есть приличный куда и министра поселить не стыдно, да если бы не приписочка в анкетке, что слонен ты к асоциальной мысли. Таким по регламенту не положено одноместные занимать – придется с соседом потесниться; во избежание, так сказать распространения заразы, чтобы он за тобой приглядывал, и ты за ним. Вот такие правила чудные, а у нас, как понимаешь, отчетность перед министерством строгая – не нарушаем. Ну а то, что к Лёньке сходил это плюс, я себе в блокнотик уже пометил. Ты ко мне через денек другой зайди, а я пока помозгую, как ситуацию в твою пользу выправить, лазеечку подыскать или еще чего поинтереснее предложить. А сейчас в службу размещения ступай. Как найти на схемке погляди, внизу у входа. Найдешь?

Федор кивнул, водрузил рюкзак на плечи и отправился на улицу.

Глава 3.

Стенд с красочной схемой санатория пристроился чуть дальше входа, меж двух бетонных скамеек. Разгуляться отдыхающим было где: множество корпусов спальных и лечебных, парки, аллеи, спортивные площадки, озеро, охотничий домик, часовня и всё это заботливо обнималось хвойным леском. Федор приятно отметил летний бассейн, сауну с бильярдной, ресторан и пообещал себе, что обязательно туда заглянет.

Малоприметное укутанное липами одноэтажное здание службы размещения, нашлось неподалеку. Приемную украшали горшки с геранью, памятные фотографии разных лет, помпезная вывеска: «Приятного отдыха!» и симпатичная девица с юным бледным лицом. Федор обратился к ней c намерением «приятно отдохнуть», та юмора не оценила и пугливо спровадила в кабинет приема перевоспитанников.

В кабинете, а вернее тесной подсобке куда годами не проникал ни солнечный свет, ни лесная свежесть, за столом, уткнувшись в монитор, сидела важная ярко накрашенная барышня в черном строгом костюме; представилась она министерским куратором, но в этой камерной обстановке больше походила на дознавателя из прокуратуры.

Федор устроился напротив; на столе помимо монитора, уместились принтер, лоток с именными бейджиками, стопка блокнотов, ручки, и картонная коробка, доверху наполненная дешевыми пластмассовыми будильниками.

Куратор внимательно проверила паспорт Федора, протянула ему три листа, потребовала ознакомиться и подписать.

– Командировочные? – обрадовался Федор.

– Соглашение о неразглашении, ознакомление с правилами пребывания в «Тренинговом Центре Трудового Перевоспитания» и расписка о передаче всех средств связи на хранение до окончания учебных мероприятий. Расписку перепишите от руки.

– А если нет у меня средств?

– Не верю.

– А жене позвонить? О детишках справиться?

– Придется потерпеть. В крайнем случае можете оставить заявку на использование служебного телефона в фойе администрации, но учтите он может прослушиваться. А если жена захочет связаться, вас оповестят. За использование незаконных средств связи – штраф. Вероятно, на период учебных мероприятий включат устройства глушения сигнала. Также не забывайте, что посещения знакомых и родственников на весь период пребывания в санатории запрещены.

– Конспирация у вас как на ракетной базе.

– Санаторий режимный. Но это для вашей же пользы – ничего не должно отвлекать от занятий. Также у нас запрет на покидание территории санатория, а с десяти вечера до восьми утра комендантский час. И сухой закон! – добавила куратор, окинув Федора ледяным взглядом.

– Забирайте раз так, жене только напишу, что какое-то время не на связи буду.

Федор отправил ей сообщение, подписал все бумаги и вместе с мобильником передал куратору.

Та сложила все в небольшой прозрачный пакетик, убрала в шкаф, заперла на ключ, после чего, пощелкав мышкой, запустила печать.

– Взамен возьмите бейджик с вашем ФИО и индивидуальным номером. Его нужно носить всегда если вы за пределами гостиничного корпуса. Также блокнот с ручкой и будильник, если нет собственных. На тренинги, лекции и экзамены опаздывать строго запрещено. Ознакомьтесь с индивидуальной программой перевоспитания, – повелела куратор и протянула распечатанные листы.

– Почитаю на досуге.

– Не затягивайте – завтра утром начинаете. Изучите расписание курса, распорядок дня. В конце исполнительный лист.

– Что за лист?

– Чтобы вам засчитали курс перевоспитания нужно получить положительные оценки от всех преподавателей. В течении двух недель вы обязаны посетить все без исключения занятия, затем на основании записей о явках, общей успеваемости и наконец квалификационных экзаменов, преподаватели ставят итоговые отметки в ваш лист.

– А если не получу ото всех? Вдруг предмет какой заковыристый попадется? Я, например, термех в универе раз пять сдавал.

– Лучше сдать вовремя, иначе согласно новому закону вас уволят. После этого будете перевоспитываться пока не получите. Положительные результаты экзаменов действительны в течении трех месяцев. Новый работодатель вправе снизить вам зарплату до МРОТА пока не пройдете курс полностью, но уже за свой счет. Все ясно?

– Сурово… Скажите лучше: сауна у вас хорошая? Не сильно жаркая? Мне лишняя температура по здоровью не подходит.

– Думаю, что жаркая в пределах нормы; но вам она все равно не положена.

– И помыться как следует не дадут?

– Общей душевой пользуйтесь, а для перевоспитания сауна не требуется.

– Баловство хотите сказать? Пожалуй. А, скажем, начальников присылают? Этим уж точно привилегии полагаются – не станет такой с простолюдином в одной душевой золотой зад мочалить. Вот у нас на фабрике директор по производству работал – так он в командировках в одну служебную машину садиться брезговал с тем, кто рангом ниже. Пусть тот хоть тридцать километров пешком чешет – не переубедить.

– Всяких присылают: и директоров, и кандидатов наук. А привилегий у нас нет – всё строго по закону.

– И кандидаты бузят?

– Не без этого. Есть еще вопросы?

– А Проныркин ваш, что за фрукт? По мне как – прохиндей порядочный.

– По существу есть вопросы? – по-судейски строго отрезала куратор.

– Есть! Лекций чего так много? Я на столько не наговорил. Зачем мне история обуви от древнейших времен до современности? Да и чего там изучать? Лапти, сапоги да кеды вот и вся история.

– Вы на обувной фабрике работаете – матчасть обязаны знать. Это по требованию работодателя. Остальное согласно рекомендации Минтруда: новейшее программное обеспечение на основе степени тяжести ваших нарушений составило индивидуальный курс перевоспитания.

– А если сбоит софт? Это ж госбюджет! Выбили миллиард – дружно пропили, а за неделю до сдачи на коленке копеечную поделку накодили. Точно говорю сбоит!

Куратор нахмурилась, посмотрела на Федора как на сумасшедшего, устало тряхнула головой и ответила:

– Программа работает как следует. В любом случае курс проверяется человеком и после этого пересмотру не подлежит.

– Человеком ли? – глубокомысленно переспросил Федор.

– Если вопросов больше нет, идите заселяться. Пятый корпус, второй этаж, номер двести десять. Возьмите, – куратор открыла ящик в столе, недолго порылась и выложила ключ с пластмассовой биркой.

– Гостиница приличная хоть? Люкс?

– Вы сюда не отдыхать приехали. Номер – двухместный стандарт-комфорт – согласно анкете.

– А как бы в одноместный попасть? – Федор медленно пододвинул ключ поближе к куратору.

– Никак! – отрезала куратор и вернула ключ на место, – работодатель уже оплатил ваши койко-дни, все остальное за счет государства. Еще раз напомню: любые мешающие занятиям развлечения, в том числе сауна, под запретом. Вы можете бесплатно пообедать в столовой; свободно гулять, но только в южной части санатория, при этом вести себя следует сдержанно и не приставать к персоналу и отдыхающим. Все ясно?

– Предельно. Ну а как тут, скажем, с медициной?

– Вы больны?

– Пока нет.

– Не беспокойтесь, заболеете вылечат бесплатно – если случай не слишком тяжелый, разумеется.

– И на том спасибо. Завтра, говорите, начало?

– Читайте, там все указано!

Федор убрал ключ в карман, закинул в рюкзак выданный куратором инвентарь и отправился заселяться.

* * *

Пятый корпус укрылся отдельно от остальных: на другом конце санатория, неподалеку от озера. Путь к нему оказался неблизким, но ностальгически приятным – зарытый в городскую суматоху Федор, уже позабыл, что есть на планете места, избавленные от автомобилей и людей; все вокруг будто спало, убаюканное ласковым лесным звоном, и в этом царстве сна и покоя он шел не торопясь, вдоволь наслаждаясь вновь обретенным умиротворением, с которым через две недели волей-неволей придется расстаться.

Трехэтажное здание гостиницы больше походило на полузаброшенную сельскую больницу, один в один, о которой писали в новостях, что после закрытия ее облюбовали бездомные и хулиганы; на посеревшем кирпичном фасаде кое-где встречались следы свежей штукатурки и краски – отчего-то розовой; вместо стекол на одном из окон в верхнем этаже трепыхалась черная пленка; возле крыльца пристроились стулья, лавочка и перевернутый шкаф с рассыпанной на нем колодой карт. Внутри гостиница и впрямь оказалась бывшим медкорпусом, пока еще на пути перерождения в жилой. Федор поднялся по лестнице на второй этаж, перекинулся парой слов с другими перевоспитанниками; те, как и он в происходящем пока понимали слабо. Ключ от номера хоть и подошел, но замок поддался не сразу: после нескольких неудачных попыток выяснилось, что на дверь сперва нужно посильнее надавить.

Как столичный пижон, избалованный просторной квартирой со свежим ремонтом, гигантской кроватью и раздельным санузлом, он оглядел номер с недоверием, граничащим с брезгливостью. Облупленные сине-белые стены, две железные больничные койки, раковина, шкаф, штативы для капельниц вместо вешалок, и громоздкий медицинский прибор на колесиках в углу.

Пока не заселился сосед, Федор выбрал койку получше – хотя выглядели они почти одинаково, но даже иллюзия выбора всегда приятна; забросил вещи в шкаф, попытался умыться, но раковина лишь порычала недолго, пустила черную струйку и иссохла.

Душевая в коридоре хоть и работала, но табличка на двери с надписью «инфекционное отделение» немало смутила. Вылезший из душа перевоспитанник поведал что в далекие ковидные времена корпус временно принимал местных больных, и заверил что вся зараза уже давным-давно выветрилась и в подтверждение слов без опаски выпил воды из-под крана.

* * *

После долгой поездки и непривычно свежего воздуха клонило в сон. Федор еще раз с тоской оглядел койку, но все же решил, что привередливость – удел слабых, неспособных к перевоспитанию и раз выпала редкая возможность измениться, важничать не стал; но даже этих внезапных откровений не хватило чтобы спать без белья, матраса и подушки.

Охранник, а по совместительству дворник и гостиничный завхоз, слезно уверил что матрасы пока не доставили не все и нужно идти ругаться в службу размещения. Федор нехотя, но согласился. К куратору тем временем набралась очередь человек в десять, Федор под их суровые взгляды пробрался внутрь. Куратор, не дослушав, сразу послала к Гренкину.

Тот первым делом долго выспрашивал о компьютерах, с пониманием кивал на все замысловатые объяснения, а после оправил на склад, заверив что быстрей сходить самому нежели ждать пока принесут; если вообще собирались – ему во всяком случае никаких указаний в этом направлении не давали.

Склад нашелся неподалеку от проходной. Хозяйничала там Екатерина – женщина невысокая и шустрая несмотря на мягкие бока, приправленные лишним, но вполне уместным жирком. Лицом хоть и глубоко за тридцать, но румяная и миловидная, и как многие пышки общительная и склонная к шуточкам. Спальные принадлежности выдала без лишних вопросов, но тащить предложила самому, для того заботливо приспособила два куска веревки чтобы свернутый в рулон матрас можно было закинуть на плечи как рюкзак.

Федор «надел» матрас, прихватил в одну руку подушку, в другую комплект белья и побрел в гостиницу. Отдыхающие смотрели на него с нескрываемым интересом, иной советовал как лучше нести, другой предлагал найти тележку; особо докучающим вопросами, слоняющимся без дела старичкам, Федор отвечал что идет спать в лес и им того же советовал, мол, для здоровья полезно.

До гостиницы добрался уже без сил, зашел в номер, застелил койку и лег. Перед сном полистал кураторские распечатки. Распорядок дня перевоспитанника разнообразием не отличался: в девять подъем, завтрак по желанию (платный), до двух лекции, практические занятия или экзамены, затем час на обед, после два часа свободного времени (с припиской что лучше потратить их на самообразование, хотя на какое именно не уточнялось), до семи снова занятия и в десять отбой.

Будильник показывал полвторого – Федор решил, что неплохо бы перекусить перед сном, благо от гостиницы до столовой всего две минуты ходьбы.

* * *

Дверь «Столовой № 1» украшало броское объявление:

«Прибывшим на перевоспитание приходить строго в часы, обозначенные внутренним уставом санатория. Пришедшим на обед не в очередь, дотационное питание отпускаться не будет!!!»

Внутри просторного зала, обставленного по всем канонам доперестроичного общепита, под энергичную музыку навроде испанского фламенко немногочисленные посетители опустошали тарелки и отгоняли от них мух.

За прилавком суетились два повара в засаленных некогда белых передниках. Судя по сферическим животам сходного радиуса, одинаково широким носам и узеньким от пухлых щек глазкам, повара приходились друг другу родственниками, скорее всего братьями. Те кое-как протискивались по узкому коридорчику между прилавком и стеной с дверью, за которой виднелась кухня; то и дело задевали друг друга отчего постоянно переругивались.

Богатством ассортимента братцы не радовали, на первое: болотного цвета гороховый или жиденький борщ с тоненькими коричневыми жилками вместо мяса; морковный или капустный салаты; на второе: болезненно белое пюре или вымоченные в подсолнечном масле поджаренные макароны, к ним сомнительный бифштекс или низкосортные «бумажные» сосиски; на десерт сливовый кисель в граненых стаканах и небрежно слепленные пирожки размером чуть меньше артиллерийского снаряда.

Федор взял «комплексный» и подсел к шумной компании за длинным представительским столом. Самый болтливый едок поведал, что перевоспитанников в будущем предполагалось разделять на четыре группы по возрастанию тяжести проступков, но в первый экспериментальный заход прислали только четвертую – всего двадцать пять человек. Сгребали туда за офисный мордобой, пьянство, подрыв моральных устоев предприятия, злостное неуважение к начальству и все прочее в таком же духе. Несмотря на опасную статью, одногруппники показались вполне миролюбивыми и дружелюбными. Многим эта поездка пришлась по душе: всяко не работать, и от семьи отдохнуть. Один даже посетовал на нехватку женщин среди перевоспитанников и пообещал первым соблазнить непреступную на вид барышню-куратора, но, к его сожалению, выяснилось, что та вернулась в Москву сразу после расселения.