– Растет, – ответил Зорин. – Во всех смыслах.
– Месяц-то какой?
– Ходили к врачу, говорит – четвёртый.
– На УЗИ ходили? Нормально там все?
Дмитрий вздохнул. Этого момента он боялся больше всего. Он, конечно, понимал, что если у ребёнка найдутся какие-то отклонения от нормы, он все равно от него не откажется, но уж очень этого не хотелось.
– Записались, – сказал он, – но ты же знаешь, какая там очередь. Последний рабочий аппарат в городе остался. Сломается этот – и будем на облаках гадать.
Егор кивнул:
– Да уж. Хорошо сегодня доктора устроились. Возможностей все меньше, а запросы все больше. Стоматологи слышал сколько дерут? А ихними сверлами только кирпичи дырявить. Должны вообще-то бесплатно лечить, а попробуй к ним просто так попасть. Запишут на следующий год, а как очередь дойдёт, уже и лечить-то нечего. Зато кто с подарками приходил, уже свежими пломбами сверкает.
Дима кивнул, думая о своем:
– И ведь все ещё на работу ходит. Говорил я ей – сиди дома, хапнешь ещё чего лишнего. А она мне – мол, дома скучно, а там у них парники с повышенной радиационной защитой. Спорили, спорили, чуть не поругались. Ни в какую.
– Ага. Бабы – они упертые. Особенно беременные.
Они снова замолчали. Сверху раздался протяжный визг. Друзья подняли головы. В сером небе, среди туч, мелькала крупная тварь, раскинув широкие перепончатые крылья.
– Опять с Новосиба прилетела, – сказал Зорин.
– Ага, – согласился Плахов. – Надо бы в штаб сообщить.
– Забей, – махнул рукой Дима. – Наверняка на постах засекли. Улетит, и пес с ним. А будет буянить – примут меры. Не в первый раз. Пошли быстрее.
Ещё раз глянув на парящего в небе ящера, они поспешили по улице дальше.
* * *Первое, что Дмитрий почувствовал, спустившись в родной подвал, – запах еды. Кто-то готовил что-то мясное. Дима втянул носом воздух, и его рот наполнился слюной. Господи, он же ел больше восьми часов назад!
Надо быстрее отдать Ленке тушенку, чтоб она тоже сварганила что-нибудь подобное. Под потолком горело несколько тусклых лампочек. Слышен был треск печек-буржуек, с помощью которых жильцы подвала готовили еду и отапливали помещение. От парового отопления отказались ещё до выхода из строя ТЭЦ. Старые чугунные трубы проходили прямо по стенам подвала, и если бы одну из них прорвало, то затопило бы и подвал, и людей.
Не успел Зорин сделать и шагу, как перед ним по стойке смирно замер Максимка, его сосед. Мальчишка мечтал, когда вырастет, стать военным и всякий раз демонстрировал Дмитрию свою солдатскую выучку.
– Здравия желаю, товарищ сержант! В ваше отсутствие происшествий не было! – отрапортовал он и так резко вскинул руку к виску, что чуть не выбил себе глаз.
Из-за угла вышла Ленка и, что-то помешивая в закопченной кастрюльке, с улыбкой стала наблюдать за ними. Зорин, видя это, решил устроить для любимой жены небольшое представление, а заодно и повоспитывать мальчугана. Скорчив самую зверскую рожу, какую был способен, он наклонился к Максимке и прорычал:
– Как стоишь, боец?
Максимка от испуга вытянулся ещё больше, непонимающе глядя на Дмитрия. Тот, подождав для пущего эффекта секунд пять, легонько хлопнул его по поднятой руке и, не меняя тона, сказал:
– К непокрытой голове руку не прикладывают.
Мальчишка покраснел, потом побледнел и быстро опустил руку.
– Будешь наказан, – продолжил Дмитрий, – до отбоя должен сделать пятьдесят отжиманий. Можно за несколько подходов. О выполнении доложить лично мне.
Максимка кивнул, продолжая стоять на месте.
– Чего замер, боец? Кругом! Выполнять!
Пацан крутанулся на месте (через правое плечо, заметил Дима) и бегом скрылся в глубине подвала. Зорин проводил его взглядом и подошёл к ожидавшей его жене. Чмокнув её в щеку, он заглянул в кастрюлю.
– М-м. Так это от нас так вкусно пахнет. Откуда разносолы?
– Ты не слишком его, а? – Вместо ответа Ленка кивнула в сторону, куда убежал мальчик.
– Ничего, ему только на пользу. Спорим, он уже через полчаса прибежит с докладом?
– Воспитатель, блин, – Лена тихонько щелкнула его по лбу пальцем, – пойдём, есть будешь.
Они отправились в свою каморку. Раньше в подвале сталинской пятиэтажки на улице Гагарина размещались кладовки два на три метра, полагавшиеся хозяевам каждой квартиры. После Катастрофы эти кладовки переоборудовали в маленькие отдельные комнатки. Одну из таких комнаток и выделили Дмитрию как бывшему жильцу этого дома. После рождения ребёнка он надеялся выбить себе жилплощадь посвободнее. В комнатке были только старый пружинный матрас, лежащий прямо на полу, и несколько фотографий, развешанных на стене. Дима сел на матрас и принял из рук жены деревянную доску со стоящей на ней кастрюлей. Помешав в ней ложкой, он выудил из бульона с картошкой кусок мяса.
– Это не тушенка, – констатировал он. – Это настоящее мясо. Откуда?
Ленка нервно потерла ладони.
– Ты только не ругайся. Это Света дала. Она сейчас с одним из цеха забоя скота встречается, вот он ей и подарил. А она – мне. Говорит, мне нужнее.
Дмитрий недолюбливал эту женщину. Светлана Демидова, похоже, успела перевстречаться с половиной населения города Томска. И то потому, что вторая половина – женщины. При этом она не гнушалась брать за свои услуги подарки в виде еды, одежды да и вообще всего, что приносили. Зорин не хотел себе признаваться, что, скорее всего, причина его неприязни в том, что он и сам не без греха. Правда, это было давно, ещё в первые дни Катастрофы. Он был молод и, естественно, влюбился в эту красивую и веселую девушку. Влюбился по-настоящему и, как ему тогда казалось, раз и навсегда. Известие о том, что у неё таких кавалеров, как он, ещё с десяток, повергло парня в шок и глубокую депрессию. Он стал её избегать. Естественно, впоследствии он был неприятно удивлен, когда оказалось, что его жена не только работает со Светланой в одном парнике, но вдобавок они являются лучшими подругами. Эта новость чуть не разрушила их брак. Дмитрий орал на молодую жену, требовал прекратить всяческие отношения с «этой проституткой», обвинял Ленку в таком же поведении. Тогда она надолго ушла жить обратно к родителям. Зорин некоторое время бесился, потом поостыл. Он решил, что любовь к жене сильнее его старых обид. После долгих извинений Ленка вернулась. Они договорились, что жена не будет говорить дома о Свете, а Дмитрий не будет против их общения на работе и во время его дежурств.
Но сейчас, несмотря на голод, аппетита у Димы поубавилось. Он с неприязнью разглядывал лежащий в ложке кусок мяса.
– Света дала, – повторил он слова жены. – Вот она и тебе дала.
– Не надо так. – Лена положила руки ему на плечи. – Она хорошая, добрая девушка. Просто слишком любвеобильная. Ты ешь лучше. Это же мясо. Ну, ради меня. Ради нашего ребёнка.
Это был нечестный приём. Зорин положил содержимое ложки в рот и начал усиленно жевать. Приготовлено мясо было очень вкусно. В животе немедленно заурчало. «Предатель. Иуда», – подумал Дмитрий про свой желудок. Он зачерпнул ещё, изо всех сил делая вид, что ему это очень неприятно.
– Она ещё кое-что для меня сделала.
– Что же? – спросил Дима с набитым ртом.
– Она меня сегодня на УЗИ сводила. У неё врач знакомый есть.
Дмитрий замер с полной ложкой. Он машинально дожевал то, что было во рту. Попытался что-то сказать, но крупинка, подло застрявшая между зубами, внезапно попала в дыхательное горло. Зорин закашлялся, едва не перевернув всю кастрюлю на пол. Кое-как поставив ее рядом, он согнулся в приступе кашля. Ленка, охая, неуклюже хлопала мужа по спине. Когда Дмитрий смог говорить, он сипло спросил:
– И что?
Ленка просияла, пользуясь возможностью сменить тему:
– Абсолютно здоровый, нормальный ребенок. Мальчик.
В голове у Дмитрия творилось что-то невообразимое. Чтобы сказать хоть что-нибудь, он ляпнул:
– Точно мальчик?
– Ага, точно. Он на экране все достоверно показал. – Ленка игриво потрепала мужа по волосам. – Такой бесстыдник. Прямо как его отец.
– А это точно не хвост? – попытался неуклюже пошутить Дима.
В комнате воцарилась тишина. Пару секунд Ленка молча смотрела на мужа. Потом её глаза наполнились слезами. Она резко вскочила на ноги.
– Хобот! – крикнула она ему прямо в лицо и бросилась к выходу. На пороге обернулась. – Придурок!
Дмитрий остался в пустой комнате. Некоторое время он тупо смотрел в кастрюлю. Потом с силой заехал ложкой себе по лбу. На лице и волосах остались висеть разваренные крупинки. Зорин закрыл лицо ладонями. Точно – придурок. Конченый идиот. Это же надо так пошутить в то время, когда каждый пятый младенец рождается с какими-нибудь аномалиями. Если когда-то они бы с Ленкой весело посмеялись над подобной шуткой, то сейчас это звучало как пощёчина, как плевок в лицо будущей матери. Дима вскочил и бросился вслед за женой. В коридоре сидела баба Аня и что-то жевала. Увидев выбежавшего мужчину, она покачала головой и зацокала беззубым ртом. Что происходило в их комнате, она вряд ли слышала, но заплаканную Ленку видела точно. Зорин подбежал к ней.
– Куда она делась?
Баба Аня, продолжая цокать, ткнула пальцем дальше по коридору. Не поблагодарив, Дима кинулся в указанном направлении. Ленку он нашёл в самом дальнем углу. Она сидела на полу под вентилями отопления, обхватив колени руками, спиной к проходу. Плечи её судорожно вздрагивали.
– Лена, – тихонько позвал Зорин. Всхлипы прекратились, но оборачиваться она не стала.
– Лена, прости. Ладно?
Он осторожно подошёл к жене и положил руки ей на плечи. Лена напряглась, но руки его не сбросила. Дима мысленно вздохнул от облегчения. Значит, помирятся.
– Ленка, ну прости идиота. Я – тупица, бесчувственный болван. У меня на этих ночных дежурствах совсем мозги ссохлись, несу че попало.
Лена молчала. Зорин начал нежно поглаживать Ленкину шею.
– Ну, прости.
Молчание.
– Ну, Ленка.
Нет ответа.
– Ну, что мне сделать, чтоб ты меня простила?
Тишина.
– Ну, хочешь, я сейчас пойду твою Свету поцелую? Хочешь? Простишь тогда?
– Не надо Свету.
Тихий голос жены был лучше любой награды. Дима страстно обнял Ленку и зарылся лицом в её волосы, вдыхая их аромат.
– Лучше меня поцелуй. И не шути так больше.
Зорин яростно замотал головой. Лена обернулась. Их губы начали сближаться.
– Вот вы где, товарищ сержант.
Звонкий детский голос был подобен ведру холодной воды. Ленка покраснела и захихикала, закрыв лицо руками. Дмитрий сжал челюсти так, что заскрипели зубы. Никогда ещё ему так не хотелось влепить этому назойливому мальчишке с размаху подзатыльник.
– Разрешите доложить, товарищ сержант.
Зорин закатил глаза. Ленка, глянув на него, снова залилась смехом. Максимка неодобрительно посмотрел на неё, но промолчал. Бабы, что тут ещё сказать? Он с докладом, а она смеётся. Но она жена его, Максимки, командира. Так что придётся терпеть.
– Докладывай, – вздохнул Дмитрий.
– Отжался пятьдесят раз. Прикажете ещё пятьдесят?
– Нет, свободен. До завтра можешь отдыхать. – И, видя, что малец стоит не шевелясь, добавил: – Выполнять. Кругом. Шагом марш.
Максимка, опять повернувшись через правое плечо, чеканя шаг, скрылся за углом. Дима повернулся к улыбающейся жене, развел руки в стороны и пожал плечами. Мол, что тут сделаешь? Ленка, театрально сложив руки на груди, восхищенно произнесла:
– Ну, просто прирожденный отец!
Глава 3. Подполковник Захарчук
– Димо-о-о-он!
Громкий крик, усиленный бетонными стенами подвала, буквально вырвал Диму из сладких объятий сна. Еще не открыв глаза, он начал нашаривать около себя штаны.
– Черт, опять на службу проспал, – сонно пробормотал он.
– На какую службу? – простонала такая же сонная Елена. – Ты вчера с дежурства пришел.
Зорин замер. А ведь действительно. Секунду он размышлял, мог ли он проспать трое суток подряд, отмел эту версию как несостоятельную и мигом озверел.
– Я щас этому шутнику рога пообломаю!
Голос «шутника» он узнал сразу. Егор, чтоб его!
В коридоре скрипнула дверь.
– Ты чего шумишь?!
Визг возмущенной бабы Ани по децибелам превысил крик самого Егора. Дмитрий услышал, как в соседних каморках стали ворочаться и сердито бормотать люди.
– Я тя спрашиваю, че вопишь? – разошлась баба Аня. – Ты вообще кто такой? Выметайся, чтоб духу твоего здесь не было немедленно, не то милицию позову, будешь знать, как людей честных спозаранку будить воплями своими…
Зорину стало смешно. Злость на старого друга сменилась жалостью. По личному опыту Дима знал, что баба Аня, ежели разойдется, может на одном дыхании чехвостить оппонента минуты две без перерыва и ни разу не повториться. Ну, ничего. Будет теперь знать, как в Димкином подвале шуметь, даже если очень надо. За спиной раздались тихие всхлипы. Зорин обернулся. На матрасе, укрывшись одеялом, сидела Лена и тоже, прижав ко рту кулачок, хихикала. Досаду у обоих как рукой сняло. Дима приложил к губам палец и подошел к двери. Немного приоткрыв ее, он стал наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой.
Посреди коридора, спиной к Дмитрию, уперев руки в боки, стояла баба Аня – полтора метра чистого гнева. Над ней, примирительно выставив раскрытые ладони и потихоньку пятясь назад, возвышался Егор, который, впрочем, с каждым новым криком бабы Ани, казалось, становился все меньше и меньше.
– Тише, тише, бабушка…
Дима с Леной прыснули еще сильнее. Они оба знали, что после слова «бабушка» жить Егору осталось минуты три.
– БАБУШКА?!!!
От этого крика с соседних крыш попадали на землю засохшие трупики голубей и треснуло стекло на четвертом этаже.
– Я ТЕ ПОКАЖУ – БАБУШКА!!! Я тя запомнила, бандит проклятый. Я тя щас в полицию сдам! Я на тебя такое заявление накатаю, тебя ни в одну тюрьму не возьмут, расстреляют тут же, чтоб небо это чистое не коптил! Я тя…
Но Плахов, видимо, уже понял, что конца этому монологу не будет. Вытянувшись во весь рост, он громко, по-строевому гаркнул:
– Молча-а-а-ать!
Баба Аня захлебнулась собственными словами. Давненько с ней так никто не обращался.
Дмитрий повернулся к жене и удивленно кивнул, мол, могет же, когда хочет.
Егор же, воспользовавшись секундной заминкой, уже тише сказал:
– Тихо, ба… женщина, полиция уже здесь. – Он развернул свои корочки и показал бабе Ане. – Я из полиции.
Баба Аня с минуту близоруко всматривалась в протянутый документ, а затем расплылась в добродушной улыбке. Полицейских она уважала.
– Сынок, что ж ты сразу не сказал, что ты защитник наш. Хорошо, что пришел. У меня к тебе дело есть.
Она подхватила Плахова под локоть и мягко потащила по коридору.
– Повадился тут в наш подвал один ханыга. Мы-то его все знаем, живет в соседнем подвале. Но как напьется, так к нам лезет. Наутро говорит – мол, путает постоянно. А я думаю, что он это ко мне приходит. Приходит и снасильничать желает. Ты уж, сынок, сделай с ним что-нибудь. А то я уж за себя сильно переживаю.
Из соседних каморок послышались смешки. Видимо, все жильцы, в том числе и Дима с Леной, представили себе эту картину.
Егор сделал лицо, как на советских плакатах, изображавших образцовых милиционеров прошлых лет.
– Не волнуйтесь, гражданка. Это дело взято под мой личный контроль. Сердечно благодарю вас за своевременный сигнал.
От таких слов баба Аня растеклась по стенке сладкой патокой. Еще немного, и она, казалось, усыновила бы Егора и переписала бы на него все свое имущество.
– Да что ж ты, сыночек…
– А теперь, гражданка, – тем же протокольным голосом продолжил Плахов, – покажите мне, где здесь проживает Дмитрий Зорин. Он мне нужен для очень важного расследования.
«Ну, все, комедия кончилась», – подумал Дмитрий.
Он нарочито громко распахнул дверь и вышел в коридор. Ругаться на Егора больше не хотелось.
– Я здесь. Здравствуйте, Анна Григорьевна.
На лице Плахова отразилось явное облегчение.
– Доброго утречка, – защебетала баба Аня. Ей нравилось, когда ее называли по имени-отчеству. Несмотря на воцарившееся молчание, уходить она не собиралась.
– Анна Григорьевна, – снова обратился к ней Зорин. – Вы позволите? Дело, по всей видимости, секретное.
Баба Аня, скроив недовольную физиономию, отошла, однако недалеко. Даже со своего места Дмитрий и Егор могли видеть торчащее из-за ближайшего угла ухо.
– Пошли отсюда, – прошептал Плахов, – Михалыч вызывает.
– Какого черта, – так же тихо зашептал Дима, – вчера ж с патруля только вернулись?
– Пошли, по дороге объясню. Мне здесь как-то неуютно. – И громко добавил: – Я вас на улице подожду, товарищ сержант.
Зорин кивнул и направился к своей двери. Было слышно, как Егор в спешке удаляется прочь под просьбы бабы Ани:
– Ты уж, сынок, про меня не забудь. А то ж снасильничает.
Дмитрий зашел к себе в каморку. Лена стояла уже одетая и вопросительно смотрела на него.
– Идти надо, – ответил он на незаданный вопрос. – Михалыч, говорит, вызывает. Случилось чего-то.
– Они там у вас не оборзели? – недовольно поинтересовалась жена.
Зорин пожал плечами.
– Может, и оборзели. Но что делать? Ладно, может, вернусь скоро.
Когда Дмитрий наконец вышел из подъезда, Егор раскачивался на чудом уцелевших во дворе качелях. Увидев командира, он, как пацан, на ходу соскочил с них.
– Ну, у тебя и охрана в подвале, – восхищенно сказал он. – Никакой полиции не надо.
Они вышли на проспект Ленина.
– Ты, главное, начальству нашему о ней не говори, – продолжал разглагольствовать Плахов. – Нет, ну ты представь. Соберут по городу с десяток таких вот баб Ань, выставят на посты – и амба. Не нужны мы будем с тобой никому. Будем на лавочках сидеть, семечки лузгать и соседских девчонок проститутками называть.
– Так где ж их сейчас взять? – пробормотал Зорин.
– Кого? – не понял его Егор. – Проституток? Дык ты только скажи…
– Да нет. Семечки.
Некоторое время шли молча, разглядывая покрытое тучами небо.
– Так что случилось?
– А пес его знает. Прискакал посыльный, ну, этот, молодой, с веснушками. Сказал, мол, срочно всю нашу группу к Михалычу. Подробности там расскажут.
– А чего к тебе первому пришли? Чего не ко мне?
Друг пожал плечами.
– Видимо, я ближе был. Ему велено было всех обежать. Он после меня хотел к тебе, а я сказал, что сам. Он к другим понесся. – И через секунду добавил: – Лучше бы он к тебе пошел.
– Ох, нехорошие чего-то у меня предчувствия.
На подходе к РОВД навстречу им на всех парах пролетел черный тонированный «Хаммер».
– Ну, вот и предчувствия, – констатировал Егор.
– Реактивные.
Теперь точно стало понятно, что хорошего ждать не приходится. И что Дмитрий, скорее всего, домой сегодня не попадет.
– Если кипеш из-за них, то бодяга надолго, – подтвердил его догадку друг.
Вся группа уже сидела на ступеньках РОВД. При приближении командира они встали. Зорин поочередно поздоровался со всеми за руку.
– Здорово, командир. Чего происходит? – озвучил общую мысль Витя, самый массивный из них, отвечающий за пулемет «Печенег».
– Все в сборе? – Дмитрий оглядел присутствующих. – Вот сейчас мы это и узнаем. Вы хоть постройтесь для вида, что ли.
Первое, что бросилось в глаза, когда отряд, пройдя необходимую процедуру обработки, вошел в помещение самого РОВД, – тяжкая атмосфера всеобщей подавленности. Впрочем, такое наблюдалось всегда после визита высокого начальства. Было понятно, что местным боссам только что накрутили хвосты, а те в свою очередь сейчас начнут крутить всем остальным. И не обязательно хвосты.
Мимо пробежал отряд, полностью экипированный для дальнего рейда.
– Ох, чует мое сердце, что и нам это предстоит, – простонал Плахов.
– Посмотрим. Не паникуй раньше времени, – ответил Зорин, хотя в душе был согласен с товарищем.
Поднявшись на третий этаж, они остановились перед дверью с надписью: «Начальник Томского отдела охраны правопорядка Захарчук Николай Михайлович». Дмитрий всегда полагал, что можно было бы и покороче. Но, как говорится, начальству виднее.
– Ладно, – сказал он, повернувшись к отряду, – я к руководству, а вы стойте здесь. Егор, со мной пойдешь.
Кабинет главы томской полиции на первый взгляд не производил особого впечатления. Местами обшарпанные стены, давно не беленный потолок, тяжелые пыльные портьеры на окнах свидетельствовали о том, что хозяину помещения плевать на комфорт и показушность. Однако отдельные предметы роскоши в нем все же присутствовали. Тяжелый стол из красного дерева на толстенных ножках с множеством вместительных ящиков, кожаное кресло под стать ему, массивный металлический сейф с гербом СССР на дверце. Ну, и еще огромная хрустальная люстра под потолком.
Все это досталось Захарчуку от предыдущего хозяина кабинета, который заседал здесь еще до Катастрофы и носил звание генерал-майора. И Николай Михайлович оставил эти вещи себе отнюдь не из-за огромной любви к роскоши и удобству. Так получилось, что, несмотря на всеобщую нужду и тотальный дефицит, эта некогда дорогая и недоступная для многих элитная мебель оказалась на фиг никому не нужна. Поначалу Захарчук чуть ли не всем подряд предлагал забрать «функциональный стол» и «очень удобное кресло», но потенциальные покупатели, едва увидев перед собой два центнера красного дерева и кожаной обивки, мигом меняли свое мнение и убегали искать для себя обычную табуретку или подержанную раскладушку.
Со временем Николай Михайлович смирился, что именно ему придется восседать среди всего этого великолепия. Хотя несомненным плюсом была долговечность мебели. С момента Катастрофы прошло без малого двадцать лет, а стол был все так же крепок, кресло, хоть и порядком потертое, осталось таким же удобным, а старый советский сейф за это время не смог вскрыть ни один слесарь, даже на спор. На этом «роскошь» кабинета начальника Томской полиции и заканчивалась. Угол большого помещения был отгорожен обычным покрывалом, висящим на веревке. За покрывалом располагался низенький топчан, сколоченный из досок лично Николаем Михайловичем. Рядом на стене над эмалированным тазом висел дачный умывальник. Захарчук, человек одинокий, проживал в этом же кабинете.
Порой Захарчук сравнивал себя с оставленной в кабинете мебелью. Жестокое время упорно брало положенное. Глядя в зеркало, Николай Михайлович с усмешкой отмечал появившиеся «потертости» и «помятости». Они с мебелью старели вместе. Но вместе с тем он оставался крепким и несгибаемым, хотя и до жути устал от такой жизни.
Двадцать лет назад сорокалетний подполковник взял на себя организацию правопорядка в охваченном паникой и беспорядками Томске. Взялся с энтузиазмом, твердо поставив перед собой цель сохранить город. Бывший начальник УВД, едва увидев под окнами полиции разъяренную, нетрезвую толпу, моментально положил на стол свои погоны и молча ретировался через черный ход. Насколько Захарчук знал, подобным образом поступили большинство глав силовых и прочих ведомств. В дальнейшем многие из них под давлением реалий, а, возможно, и не перенеся собственной трусости, начали пить и закончили кто в канаве, кто с петлей на шее, а кто и с пулей в голове.
После бегства генерала именно Захарчуку пришлось выходить к людям с риском быть растерзанным неадекватной толпой. Он помнил, как ему пришлось в течение года или двух носиться по всему городу, договариваясь с новыми руководителями районных отделений полиции, МЧС, ФСБ, криминальными авторитетами местного разлива, районной гопотой, дабы не допустить раскола города на множество воинствующих группировок. Постепенно новоявленные князьки один за другим признали активного и действительно радеющего за судьбу Томска подполковника. Таким образом, контроль за порядком в городе, а соответственно, и власть, по крайней мере официальная, сосредоточилась в руках одного человека. Нет, конечно, в городе существовали и другие «департаменты» со своими руководителями и директорами, сохранилась пара-тройка криминальных группировок, не признавших новую власть, но так или иначе, для решения каких-либо проблем все шли к Николаю Михайловичу.
Еще одной ложкой дегтя в этой бочке того же дегтя было давление вооруженного гарнизона реактора, или, как они себя назвали, службы безопасности реактора. Любые приказы, приходящие из-за колючей проволоки, требовалось исполнять незамедлительно и не размышляя. В противном случае следовало отключение электроэнергии по всему городу, а повторения декабря 2013 года никто не хотел.
Вот и сейчас Николай Михайлович сидел в своем кресле, мрачно разглядывая стоящий перед ним наполовину наполненный самогоном стакан и размышляя, напиться ему немедленно или подождать до вечера? Личный приезд офицера СБР, как всегда, выбил из колеи, оставил в душе гадостное ощущение и желание помыться.