Совсем не страшно в темноте
Колесо сегодня не работало, и я мог в полной мере насладиться пейзажем, не боясь быть потревоженным движением механизма. Но вдруг:
– Привет, – раздалось сзади тихое. – Подвинешься?
Я удивлённо обернулся. Ни одно живое существо не смогло бы своими силами забраться на такую высоту, не говоря уж о том, чтобы увидеть меня. Однако, опровергая все мои сомнения, на меня смотрел самый настоящий человек. Девушка, худенькая, невысокая, с вьющимися белокурыми локонами. Она оттиснула меня ближе к краю и присела рядом:
– Как тебя зовут? – легко и непринуждённо, совсем не страшась высоты, спросила она.
– Стёпа, – от удивления я напрочь забыл о своём псевдониме. – Скажи, а ты не боишься упасть?
– Ничуть. Я уже падала отсюда однажды. Даже несколько раз. Первый раз было больно, во второй – ничего не ощутила. Потом поняла, что могу теперь падать, пока не надоест, и всё равно не умру до конца. Я самоубийца.
Я смотрел в её широко раскрытые и по-детски наивные голубые глаза и не находил слов. Наконец, я решился задать вертящийся на языке вопрос:
– А когда ты умерла… неужели к тебе никто не пришёл?
– Ну как, люди сбежались. Милицию вызвали.
– Я имею в виду нас – проводников.
– Проводников?!
– Да, провожающих душу в иные миры.
– Как интересно. Нет. Меня Верой зовут.
– Степан, – машинально ответил я. – Ах да, я уже говорил. Прости. А ты думала над тем, чтобы уйти отсюда?
– Честно говоря, да. Мне уже порядком надоел этот парк и его посетители. И это колесо, к которому я возвращаюсь снова и снова. И падения. Понимаю, это глупо, но я до сих пор не знаю, как можно всё это завершить.
– А куда ты хотела бы отправиться? Где тебе было бы более комфортно?
– Комфортно… Не знаю.
– Ну, может ты о чём-то мечтала при жизни?
– Признаться по правде, последнее время я мечтала только об одном – уйти.
– Уйти куда?
– Не знаю, – повторила Вера легко. – Просто уйти, в никуда, в ничто. Ты сказал, что ты проводник. Если так, то ты поможешь мне?
Я был растерян. Честно говоря, я не предполагал, как можно создать пустой мир, как вообще можно создать пустоту. Ведь даже вакуум – относителен. Девушка заглянула в моё лицо снизу вверх, так жалобно и наивно, что я чуть не прослезился.
– Послушай, Вера, я не знаю таких миров. В каждом из них, в каждом – что-то обязательно есть. И чтобы отправить тебя туда, мне нужно твоё желание. Мне нужна какая-то твоя часть, твоё увлечение, твой интерес. Ведь что-то тебя должно интересовать?
– Ничего.
– Получается, что единственная часть тебя осталась в том месте, где ты осуществила свою главную мечту – ушла из жизни. Ты тут и находишься сейчас.
Её губы задрожали, одновременно и от негодования, и от горечи:
– То есть, ты просто… Ты просто оставишь меня здесь?
– Боюсь, что так.
– Но я не хочу здесь оставаться! Я ненавижу этот мир, я хочу, чтобы он умер!!!
Эта фраза прозвучала резко, гулко, и заставила моё существо вибрировать на неприятной частоте.
– Терпения тебе, Вера. Терпения и стойкости, – единственное, что я смог сказать, уходя. Мне было одновременно и грустно от переживаний этой девушки, и неприятно слышать её слова. Сознавая свою полную беспомощность, я отступил.
Крона большого, исполинского дерева на другом конце России скрыла меня от напряжения и смятения. Я опустил руки в чистую и прозрачную воду озера и омыл лицо. Сделал глоток и незамедлительно улыбнулся, наблюдая, как вода стекает через моё невидимое тело в землю.
Это было воображаемое место – ни на одной карте его нет – и вместе с тем, оно ничуть не отличалось от реального. Об этом лесе рассказал мне, умирая, старичок-фронтовик. Где-то неподалёку таких же дубов-великанов и чистого озера раньше, до войны, стояла его деревня. Он провёл в ней всё своё детство и молодость, здесь же гулял со своей первой любовью, здесь же целовал её, под тенью одного из деревьев. А потом ему исполнилось девятнадцать, и прогремели первые взрывы войны. Потом это человеческое безумие оторвало его от всего того, что он любил душой и сердцем. «Человеческое безумие» – его слова, меня ведь тогда ещё не было, и я ничего не знаю о войне. Я знаю только, что сейчас, в двадцать первом веке, ни этой деревни, ни этого леса нет. Первую разрушили ещё в сороковых, второй – вырубили в конце девяностых. Но кое-где они навечно остались такими живыми и реалистичными. Кое-где – то есть в памяти моего умершего друга. По его «макетам» я смог воссоздать этот мир и отправить его сюда. Я отлично потрудился над лесным пейзажем, и иногда и сам прихожу в это место, чтобы насладиться им и восстановить силы.
– Вечные скитальцы – тяжёлое зрелище, да, Сет?
– Ужасное зрелище, Азур. Скажи, и неужели я ничем не мог ей помочь?
Наставник покачал головой и развёл руками:
– Ни ты, ни я, ни кто-либо ещё из нас. Пока у человека не появится мечты или цели – ему нет смысла ни умирать, ни снова рождаться.
– Страшно.
– Нет, скорее просто логично. Закономерно. А ты, я посмотрю, растёшь. Учишься создавать прекрасные иллюзии.
Меня немного задело слово «иллюзия», если не сказать огорчило. Мой мир казался мне настоящим – реальностью, пусть параллельной. Тем не менее, я ответил сдержанно:
– Мне тоже очень нравится здесь.
– Самые красивые миры обычно находятся в умах людей, переживших самые тяжёлые лишения. Это своего рода их отдушина, спасение, микстура для страдающей души. Лучшее, что может сделать проводник – учесть малейшую точность при создании такого образа. Ты настоящий мастер, Сет, я горжусь тобой.
– Твоя школа, Азур.
– Моя школа… – он улыбнулся двусмысленно и подобрал с земли жёлудь. – Как ты думаешь, ученик, а что если взять и посадить его в реальном мире? Он прорастёт?
– Не зимой же.
– И всё же я попробую.
Секунда – и он убежал в реальность, мелькнув подолом своего белоснежного пальто.
Заметка четвёртая
Я ненавижу его. Я лютой ненавистью проклинаю эту красоту. Всё, что он создаёт для них, невыносимо прекрасно. И когда я вижу очередной его шедевр, я ссыхаюсь от тоски. Эти картины слишком идеальны, чтобы умирать. Слишком жизненны, чтобы быть смертью и нести смерть. Разрушая, они приносят больше боли вместо забвения.
Сет, ты заигрываешься тем, что не способен контролировать. Ты напоминаешь мне одного из таких, которые после смерти соглашаются принять из моих рук судьбоносное снотворное и погибнуть в красоте самозабвения.
Так нельзя, Сет. Услышь меня и не делай этого никогда больше. Не закрывай собственных глаз и будь реальным. Не уходи в сон, как Пигмалион вслед за своей Галатеей. Будь реальным. Прозрей.
А этот твой жёлудь… Удивительно прекрасный и пышущий жизнью жёлудь я принёс сюда, чтобы предать земле. Похоронить. И пусть все твои идеальные миры, вслед за ним, обратятся в прах.
Ты и сам прекрасно это знаешь. Я не лесник и не садовод. Рушить – это всё, что я умею.
Глава 5
Иногда, когда ему хочется размяться, Азур принимает облик белого волка и бегает со скоростью ветра по заснеженным альпийским лугам. Ночью – под чистым, глубоким синим небом и ярко-белыми кристальными звёздами.
Сегодня я решил присоединиться к нему, поэтому обернулся бурой лисицей и ринулся сквозь снега по его следам. Где-то далеко в космосе сияла луна, проецировала на холмы и равнины свой свет, напоминая холодному миру о существовании солнца и непременном наступлении дня. Но для нас – двух диких псов – ничего кроме этой звенящей своей чистотой ночи не существовало. Только здесь и только сейчас.
– Азур?.. Азур!.. – сугробы хрустели под лапами; говорить на бегу было немного трудно, и я прерывался. – Мы создали с тобой миллионы миров!.. Мы воплотили в жизнь миллионы фантазий!.. А как ты думаешь, кто придумал этот мир?
Белый волк остановился, повернулся ко мне и подождал, пока я его догоню. Сверкнул в темноте насыщенно-красными глазами.
– Каждый создаёт свой собственный мир.
– Да нет же! Я имею в виду этот, общий мир! Который сейчас видишь ты, и который вместе с тобой вижу я! Кто был его создателем?
Он улыбнулся во всю ширину своей острозубой пасти:
– А почему ты так уверен, что я вижу то же, что и ты? Почему ты думаешь, что я вообще что-то вижу?
– Как же так? А эти луга? А небо? А звёзды над нашими головами? Вся эта удивительная и восхитительная в своём замысле реальность – ведь у неё же должен быть создатель!
Волчьи глаза смотрели куда-то глубоко внутрь меня, не моргая.
– Ты никогда не думал, Сет, что красота окружающей нас псевдо-реальности зависит только от того, насколько мастерски мы умеем творить? Ты потрясающий создатель миров, тут мне за тобой не угнаться. Тут я не могу с тобой соперничать.
– Но этот мир создал не я! Все эти запахи и шорохи, деревья, долины и горы – это не моя выдумка!
– Конечно твоя. Их создали твои уши, нос и глаза.
– Тогда зачем ты сам превращаешься в волка? Не затем ли, чтобы иметь зоркий глаз и чуткий слух? Чтобы создавать более глубокие отражения реальности?
В ответ Азур снова обнажил свои сорок два клыка, вильнул роскошным хвостом и, прыгнув с холма, побежал дальше, продолжая нить своих следов на нетронутой зверем земле.
– Нас ждут, Сет! – прозвучало издалека. – Идём за мной, и я покажу тебе, что такое настоящая смерть!
Прислонившись к ссохшемуся дереву и закрыв глаза, на горной дороге сидел путник. Его глаза были закрыты, а губы – обветрены непогодой. Он очень замёрз, он почти не мог двигаться, и у него закончились спички и питьё. Похоже, он сбился с пути, потерял дорогу к дому. Поддев носом его безвольно лежащую на земле руку, Азур кивнул мне. Нюх волка за несколько десятков миль чувствует добычу.
В этот момент человек открыл глаза, он был ещё жив.
– Волчонок… Волчок… Ты пришёл проводить меня?.. – слабый, растроганный голос. Азур сел рядом и лизнул его щёку.
– Этот человек нас видит?!
– Прекрасно видит, Сет.
Мы общались невербально – мысленно. Ведь именно так, без слов, и разговаривают между собой настоящие животные. А человек смотрел на блестящую луной шерсть Азура и едва заметно улыбался потрескавшимися губами:
– Ты ведь пришёл проводить меня в свою снежно-белую страну?
Азур приблизился к нему вплотную, поставил свои широкие лапы на его колени, а затем лёг, укрывая путника своим телом. Мне показалось, что мой учитель неимоверно тронут осознанным подходом к смерти этого человека, и именно поэтому готов быть для него не хищным волком, а верным псом.
Человек глубоко вздохнул, запустил руки в серебристую волчью шубу и снова закрыл глаза. Я увидел, как пространство на границе его пальцев стало несмело мерцать голубым. Несколько секунд – и мерцание перешло в неограниченный, неконтролируемый поток синего света, вышедший из откинувшегося на землю тела. Я не видел никакого человеческого силуэта, я не видел этих лже-человеческих очертаний, которые обычно учил «уплотняться», чтобы они не падали сквозь полы и стулья. Этому потоку синего света не нужна была никакая помощь, он обладал цельным сознанием и прекрасно понимал всё сам. Я даже не успел спросить, а он уже ответил:
– Волчонок… и ты, лисёнок… Я хотел бы отправиться в страну звёзд. В самый центр этого бесконечного, бескрайнего неба. Вы ведь отведёте меня туда? Сможете?
Волк и лис переглянулись, понимающе и одобряя, и лишь кивнули головами. Волкам ведь нельзя ничего говорить – они не умеют. Всё, что они умеют – создавать прекрасные, высокие и чистые миры.
Заметка пятая
Неважно, какими выдумками человек тешит себя перед смертью – смерть есть смерть. Умирает ли он неосознанно, оставаясь в старческом маразме и после выхода из тела, или высвобождает чистый свет своего сознания – не имеет значения. Любой должен быть безжалостно разрушен. Любой исчезнет, любой будет стёрт до нуля.
Сет – ребёнок. Он до сих пор верит в сказки, в высшие миры, в бога. Как мне объяснить ему, что нет никакого бога, есть только цикл, начинающийся и завершающийся смертью. А весь остальной круг – только нелепый вензель, который каждый чертит сам, заведомо зная, что всё вышедшее из праха вновь в него обратится.
И все люди подобны ему – чертят ненужные узоры на полях своих тетрадей, а страницы её остаются незаполненными. И даже если иногда на них появляется элемент истины – дурацкие жизненные круги напрочь маскируют его от ищущих глаз.
Всё в этом мире бренно. Всё есть смерть.
Глава 6
Наступила предновогодняя неделя. Деревья окончательно оголились, всё кругом побелело, люди готовились к смене календарного цикла, отмеряющего длину их жизни. Ну а у проводников всё как всегда. Та же самая работа, те же путешествия по несбыточным мечтам.
Я часто вспоминал о Вере с момента нашей встречи. Я пытался размышлять о том, что такое смерть и является ли она результатом сознательного выбора каждого человека. Предположим, она бессознательна, спонтанна, и человек не выбирает время своей смерти. В этом случае велика вероятность того, что мечты человека об идеальной жизни ещё не успеют до конца сформироваться. Человек не успеет изучить «суровую реальность» до той степени, чтобы всем своим сердцем возжелать «рая», или же он не успеет научиться тому, чему нас всех до определённой поры учит действительность. И что тогда получается? Работа проводника с таким человеком невозможна, создать для него подходящий мир мы не сможем, потому что единственное место, куда приковано его желание – это материальность. Возможно, подумал я, такие люди и не умирают, или, переживая клиническую смерть, возвращаются. Другое дело, если человек сдался. Сложил «лапки». Признал, что все его идеи несбыточны и отказался от их осуществления. Именно тогда, как кажется, наша работа является наиболее уместной. Потому что единственный путь к достижению мечты для такого человека лежит через временный уход от физического существования.
И тут ко мне пришёл закономерный вопрос: а что если бы я, умирая, сообщил Азуру, что моё главное желание – остаться в живых?..
– Азур?.. Я давно хотел спросить. Когда умирают эти люди?
– Я не понимаю тебя, Сет.
– Эти люди умирают, когда приходит их время? Или когда они вкладывают свою ладонь в нашу?
– Слишком сложный вопрос. Некоторые люди ещё надолго остаются живы телом, хотя душой уже давно мертвы.
– Ты вертишь хвостом.
– Что-о?
Он возмутился. Мой учитель едва ли ожидал слышать от меня такую дерзость. Я же, ощутив по его реакции, что прав в своих предположениях, воодушевился ещё больше:
– То есть, получается, что они не умирают, а мы их убиваем? Если человек откажется идти за тобой в твою иллюзию – он оживёт?
– Они не отказываются, Сет. Никто.
– Да, ты настоящий мастер на иллюзии.
– Чего не могу сказать о тебе. Все твои иллюзии чертовски попахивают реальностью, – Азур мрачно усмехнулся, сложил руки на груди и встал ко мне спиной, всем своим видом показывая, что разговор ему неинтересен, или же неприятен.
– И не надо, – ответил я просто. – Я не иллюзионист. Я – создатель миров.
Он развернулся. Резко, отрывисто. И за секунду прожёг меня своими кровавыми глазами:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Все из созданных мной миров – настоящие. Они продолжают существовать после создания.
– Ты говоришь серьёзно?
– Абсолютно.
– А кто наполняет их энергией?
– Я.
– Ты?!.. Сет, это катастрофа!!!
– Да где катастрофа-то? Все эти люди – они продолжают жить в своей мечте, к которой всю жизнь стремились. Что в этом плохого?
– Ты должен разрушать их, идиот! Как ты представляешь себе их обучение в сказке? Без причинно-следственных связей, без кармы, без колеса сансары и перерождений? Как ты представляешь себе их развитие в своих утопиях?!
– А я считаю, – терпеливо и с долей занудства ответил я, – что только получив все материальные блага мира, человек может осознать истинную цель развития и бытия. Когда им надоест моя утопическая сказка, они сами спустятся на землю. И такое перерождение будет даже лучше, потому что оно будет осознанным.
Глаза Азура метали молнии в мой адрес.
– Почему молчишь?
– Мне не о чем с тобой говорить. Ты предал меня и пренебрёг моим учением. Я не желаю больше видеть тебя.
– Я думал, мы друзья.
– Я жалею о том дне, когда тебя убил.
Да, это было его признанием. Он хотел хотя бы так, хотя бы этой фразой, вывести меня из равновесия, чтобы я сам прервал нашу связь – разрушил её. Но, как бы он ни старался, я не хотел больше учиться у него разрушению. Я продолжил считать его своим лучшим другом. И несмотря на то, что в этот день он исчез из моей жизни, я постоянно вспоминал о нём как о самом близком существе из бестелесных.
– Азур, а кто убил тебя? Слышишь?! Кто был твоим учителем?!.. – крикнул я ему вдогонку. Я ведь никогда не думал о том, что кто-то однажды, также как и он мне, предложил ему идеальную иллюзию, а он отказался и остался здесь, между мирами живых и мёртвых. Мне действительно были интересны эти подробности. Но он так и не откликнулся. Растворился, замёл следы в одной из своих эфемерных световых сфер.
Заметка шестая
Сет болен. Как и все мы. Он болен своими идеями. Он болен картинками, которые создаёт. Такая смерть – как он не понимает – становится гораздо более растянутой и потому мучительной. Если ты проводник – разрушай быстро и без сожалений. Разрушай, а потом разрушай разрушенное. До состояния «ничто», до полного нуля.
А он – продолжает колоть жертвам снотворное после умерщвления. Продолжает создавать для них идеальные сны. Растрачивает на это свою собственную силу. Рано или поздно он себя исчерпает, и я вынужден буду забрать его.
Одумайся, Сет, выздоровей. Пожалуйста, выздоровей…
Глава 7
К началу весны я существовал в нескончаемом множестве миров. Все они были моим созданием, прибежищем и домом, так же как прибежищем и домом провожаемых мною людей. И чем больше я создавал, тем больше начинал замечать, что мои миры вплетены друг в друга и создают единое полотно, а связующее звено между ними всеми – ни кто иной как я.
Но это ещё полбеды. Я увидел, что многие из миров несовершенны, как были несовершенны и люди, снабдившие меня их «макетами». Многие из миров противоречат друг другу – ведь счастье для одного не всегда является счастьем для другого, и не является абсолютным счастьем вообще. А полем, где сталкивались интересы всех моих вселенных, был, разумеется, я. Таким образом, чем дальше я продвигался в своей работе, тем больше внутренних противоречий ощущал и тем более дискомфортно мне становилось.
Я видел также, что и моим гостям подчас было неуютно в иллюзии, о которой однажды они для себя просили. Они тоже осознавали, что сложили неверную мечту, но мы уже ничего не могли изменить, ведь я понятия не имел, как теперь высвободить их из созданных мною картин. Для меня представлялось невозможным взять и единовременно лишить их всех этих образов.
Я – проводник в один конец. Я мог только отвести их в сказку, а как вывести обратно я не знал. Я был растерян. Я понимал, что пройдёт ещё немного времени, и я сдамся. Я не смогу больше ничего создавать.
Мне казалось, что сегодня, путешествуя между мирами, рассекая их со скоростью света, я заметил Азура, гуляющего босиком по мокрой траве посреди рассветного поля. Он ничего больше не делал – просто шёл медленно по бесконечной равнине и смотрел вдаль. Мне хотелось остановиться, войти в этот его мир и поприветствовать лучшего друга. Но я не стал. Я почувствовал, что это тот мир, войдя в который, посторонний не возвращается. Этот мир признаёт только создателя.
Заметка седьмая
Ничто так не ранит, как стальная роса на листьях поутру. Когда ступни путника босы, путь превращается в пытку.
Зачем я иду, куда я иду, чего я достигаю…
Пустота. Не создавая ничего, я разрушил и иллюзию разрушения. Я разрушил свой собственный стержень. С каждым шагом я растворяюсь. Я погибаю, как сгоревшая звезда.
Эпилог
– А я согласен с тобой, Азур. Знаешь, согласен. Пусть каждый сам создаёт свою собственную реальность. Каждая такая реальность будет бесконечно верна.
Азур лежал на жухлой, прошлогодней траве последнего мира, в котором мы оба смогли найти укрытие – материальности. Сбежал из всех своих коллапсирующих вселенных, как и я из своих разрастающихся. На первый взгляд, он был неподвижен, мёртв. Но постойте-ка, разве Смерть может умереть? Нет, она не может. Я не верю в это.
– Я хочу, чтобы ты жил, Азур, – сказал я, живительным прикосновением дотрагиваясь до его плеча. – Я знаю, чего тебе не хватает. Я дам тебе это. Честно говоря, я насоздавал уже много такого, что хотел бы сейчас переосмыслить и переработать. Но без небольшой корректировки тут не обойтись. Ты не мог бы уничтожить кое-что для меня? Это поможет мне создать более совершенные миры. Азур, отзовись, пожалуйста. Ты – мой единственный друг.
– Мы взаимоисключаемы, Сет.
– Это всё только ярлыки.
– Мы мешаем друг другу.
– Мы – две половины одного круга.
– А что скажут живые?
– Ничего они не скажут. Мы их чем-нибудь займём.
– Например?
– Например… пусть сами создают и разрушают свои миры. Пусть каждый уходит в мир, созданный им самим. Осознанно.
– А чем займёмся мы?
– Тем же, чем и сейчас.
– Продолжим жить в своей иллюзии?
– Ага.
Я подал ему руку, помогая подняться, и обнял. Он был моим лучшим другом. С этого дня и до него. Он был им всегда.
Когда конструктивное и деструктивное объединяются, какой заряд принимает Вселенная?.. Возникнет ли третий вектор, или материя обернётся в абсолютное ничто?
Это зависит от того, каким Вы создадите свой собственный Мир.
2011Душа Тринадцатого
В 21 веке у демонов-контрактников просто тьма работы. Если раньше лишь единицы задумывались о том, чтобы продать свою душу, то в наше время желающие подворачиваются почти на каждом шагу. Душа невидима, да и вообще непонятно, где находится, вот люди и жертвуют ей в обмен на сладкую жизнь в «здесь и сейчас». Хотите узнать полные условия стандартной сделки? Демон с удовольствием поведает вам об этом от первого лица.
Для развлечения читателей рассказ приправлен элементами порч, приворотов и прочей чёрной магии.
– Расскажи мне, зачем люди на такое идут?
– Это делает вас сильнее.
– Я не понимаю.
– Это делает вас сильнее в глазах окружающих. Успешнее. Создаёт вам идеальный облик, который вы показываете обществу. Людям ведь очень важна сторонняя оценка. Важно, что о них думают. Никому не хочется всю жизнь слыть неудачником, верно?.. И ещё это превосходная защита. До самого последнего дня.
– А недостатки контракта? Ты, конечно же, не скажешь?
– Зачем мне лгать. Достижения не будут вашими собственными. Вы сами, внутри, ничего не достигнете. Ваша истинная суть останется слабым ничтожеством и не обретёт духовного развития.
– Это всё?
– Пожалуй.
– Тогда я согласен.
– Не слышу вас?
– Я согласен. По рукам.
– По рукам, Господин.
Глава I
Конечно же, я не сказал ему всего. Однако остальное мне запрещено говорить моими печатями. Остальное человек должен понять или увидеть сам. И это решил не я. Так говорят те светлые сволочи, которые выжгли на мне свои отметины, окрестив демоном. Если быть точным, печатей у меня три. Самая сильная – печать на горло. Она запрещает говорить. Ещё две на руках, они запрещают влиять на материю или создавать предметы реального мира. Таким образом, сам по себе я бессилен что-либо изменить во вселенной, но если я буду использовать руки моего партнёра, то смогу слепить из его бренной человеческой жизни всё, что он пожелает. Принести ему славу, деньги, успех у женщин. Всё, чем они так любят здесь заигрываться. Люди глупы и слепы в большинстве своём. Сконцентрированные на своём быте, они не видят главного. Им дают великую книгу жизни – лучший учебник во все времена – а они засматриваются обложкой. Увлекаются тем, что лежит на поверхности, и не заходят дальше. А я не слеп, я мог бы подсказать, в чём их основная ошибка. Если бы только не чёртовы печати.
Светлые говорят, что знание без осознания разрушает душу. Что человек должен не просто услышать от кого-то священные истины, а выстрадать их собственными потом и кровью. Я же показываю обратное: как разрушается душа, находясь в незнании. Несомненно, разрушаются такие души благодаря мне.
Вот такое противодействие света и тьмы. Обе стороны, по сути, понимают, что занимаются чепухой, но это скорее принципиальный спор.
Люди заключают со мной сделки, потому что не знают главного. Они не видят бесконечности жизни. Им кажется, что со смертью их физического мяса заканчивается всё. Как глупо и бездушно. Такие души мне почти не жаль забирать.